Наум Сагаловский
--------------------
Сыграйте мне фрэйлэхс
Лёне Гринбергу
Еврейские песни, забытые, старые,
услышу, и сердце потянется к ним...
Сыграйте мне фрэйлэхс,
клэзморимлах таерэ,
да буду я музыкой этой храним.
Кончается мир мой - нелепое месиво
из плача и смеха, из правды и лжи.
Сыграйте мне фрэйлэхс,
пусть будет нам весело,
душа нараспашку, живи - не тужи!
Сперва запоёт разудалая скрипочка,
за нею рассыплет рулады кларнет,
и тёплой волною повеет, как с припечка,
и нету печалей, и горестей нет,
и льётся мелодия - выше ли, ниже ли,
уходит куда-то по нотной шкале...
Вы слышите, братья -
мы живы, мы выжили,
и мы ещё будем на этой земле!
И мы ещё будем!..
Но что ж это, что ж это
стекает слезою по мокрой щеке?
Всё то, что ушло, и забыто, и прожито,
теперь уже с вечностью накоротке,
и мамины песни с их тум-балалайкою,
язык, что давно уже взят на измор,
не тот, на котором я бойко балакаю,
не тот, на котором веду разговор...
Мои дорогие, играйте, пожалуйста,
обидам назло и невзгодам назло,
пускай холодна эта жизнь и безжалостна,
а всё-таки - фрэйлэхс! И свет! И тепло!..
А ВЕЧЕРОМ ВЕТЕР СТУЧИТСЯ В ОКНО...
...А вечером ветер стучится в окно
и шепчет, что он прилетел издалёка,
что сам он не местный, а с юго-востока,
пора б ему, ветру, улечься давно,
но негде, не спать же ему под кустом!..
И я, сердобольный, усталому другу
дрожащей рукой открываю фрамугу,
и ветер, как пуля, врывается в дом
и мчит, моего не касаясь плеча,
в гостиную, в спальню, потом в кладовую,
с трудом залезает в трубу дымовую
и там затихает, о чём-то ворча...
А ночью в окне серебрится луна,
когда уже медленный дождик прокапал,
она, не спеша, опускается на пол
и дремлет, заботами утомлена.
Как славно, сквозь сон говорю я себе,
что беды сегодня прошли стороною,
душа не пропала, и рядом со мною -
луна на паркете и ветер в трубе...
