«Кастинг в «Девчата» был огромный. Но Надю там снимали по распоряжению Пырьева

. Хотя режиссер Юрий Чулюкин уже обещал роль поварихи Тоськи своей жене, Наталии Кустинской. Она его грызла с утра до вечера, у них там из-за этой картины дело чуть до развода не дошло…» — рассказывает актриса Татьяна Конюхова.

Середина 50-х. Стою в Театре киноактера возле лестницы, а мне показывают на какого-то взрослого дядьку и говорят: «Это муж Нади». Я сразу и не поняла: «Какой Нади?» Услышав в ответ: «Нади Румянцевой!» — я обалдела. С ума она сошла? Зачем за старика вышла? На самом деле это был довольно молодой человек, но выглядел он лет на сорок, просто такой был типаж: среднего роста, худющий, как скелет, страдальческое выражение лица, щеки настолько впалые, словно втянутые, и кожа бледная-бледная. Не в моем вкусе, мне нравились спортивные кучерявые брюнеты. Я даже не знала, кто он: думала, то ли режиссер, то ли звуковик… 

Потом уже из передач о Наде, в которых я сама участвовала, я узнала, что это был актер Владимир Шурупов, мы с ним никогда не пересекались. Надин брак с ним был коротким, они как-то быстро разошлись, я их вместе никогда даже не видела. Ни тогда, ни после она ни словом со мной не обмолвилась о своем первом муже — хотя мы общались с Румянцевой много лет. Что это было — загадка. Я ее выбора так и не поняла, как и многие. Ведь в Надю были влюблены все мальчишки с нашего курса во ВГИКе. И Юрочка Белов, с которым, как говорили, у нее случился роман, и остальные. Впрочем, многие скрывали свои чувства, и мудро поступали, понимали, что Надюха им не по зубам. Юрка, кстати, считался самым талантливым среди ребят, его преподаватели больше всех хвалили. Другой бы мог и зазнаться, а Юрка был начисто лишен гонора — веселый, добрый, компанейский, сплошное обаяние и светлый, как облако. Они оба были с юмором — что Юрка, что Надька. Их роман обсуждал весь курс. А почему там не сложилось — подробностей не знаю, я в тот период стала много сниматься и в институте бывала наездами, на сессию. Говорили, что на съемках «Королевы бензоколонки» в Киеве у них вновь вспыхнул роман, но снова что-то не срослось…

Впрочем, поклонников во ВГИКе у Нади хватало не только на нашем курсе. Как-то она мне говорит: «Тань, репетиции сегодня не будет, отменили. Раз уж день кувырком, давай пойдем на каток?» Я удивилась: «С ума сошла? Что я там буду делать? Я же из Ташкента, считай, родилась в пустыне, меня еле-еле научили на коньках просто стоять, а кататься я точно не умею». Надька настаивает: «Ну пойдем, мне одной неохота!» Около ВГИКа был стадион, где зимой заливали лед, вот туда Надюха меня и затащила. 

Когда мы с Надей много позже это обсуждали, она говорила: «Да ничего трагичного в отчислении нет. Вспомни, как Герасимов Нину Гребешкову после первого курса отчислил, а Ванин потом ее к себе взял. Или, вон, Юрскому ставили чуть ли не трояки. И ничего!»

В ГИТИСе Надя оказалась благодаря все той же Пыжовой — ведь они с Бибиковым преподавали и там, и у нас. А заприметила Румянцеву наша Ольга Ивановна еще в школе-студии при Центральном детском театре, который Пыжова же и возглавляла. Надя поступила в эту студию сразу после школы, и тут же получила главную роль в спектакле «Я хочу домой» по пье­се Сергея Михалкова. Играла так, что все страдали вместе с ней, и настолько зрителям ее было жалко, что рыдающих людей выносили из зала с сердечными приступами. Эту историю рассказывали как легенду. А когда школу-студию при ЦДТ закрыли, Ольга Ивановна похлопотала, и Надю взяли вольнослушательницей в ГИТИС. Потом бы она стала полноправной студенткой, если бы не съемки. Ну а когда случилась вся эта заварушка с Надькиным отчислением, Ольга Ивановна за ручку привела ее во ВГИК, уладив это дело в Комитете кинематографии.

Курс, на котором мы с Надей оказались после таких наших перипетий, был замечательный — кроме Юрочки Белова с нами учились Изольда Из­вицкая, Руфа Нифонтова, Майя Бул­гакова, Рита Криницына, которой теперь памятник в Киеве воздвигли — в образе ее героини из фильма «За двумя зайцами». Все бешено талантливые, все острохарактерные артисты. Ольга Ивановна говорила, что наша индивидуальность должна переть отовсюду — из глаз, ушей и ноздрей. Так и было! Вот только жизнь многих наших сокурсников оборвалась слишком быстро и трагически. Мишка Семенихин покончил с собой, успев сняться в двух десятках фильмов. Через считаные годы житейская обстановка ускорила кончину Изольды Извицкой. Алешку Пархоменко то ли сбросили с электрички, то ли сам слетел. Вот и Юрочка Белов умер в 61 год, в новогоднюю ночь, 31 декабря. С яркой индивидуальностью не так-то просто жить. Они пронеслись как кометы…

Актерская мастерская Ольги Пы­жовой с Борисом Бибиковым, так же как и Сергея Герасимова с Тамарой Макаровой, считалась во ВГИКе очень престижной. Ребята нас с Надюшкой приняли неплохо, но мне было легче: я жила в общежитии, считалась своей в доску. А Надя жила у себя в Апрелевке, а главное — была уже звезда. Блис­тательно заявила о себе в дебютной картине, состоявшаяся артистка, в то время как остальные только ротики открывали, как птенцы. Все это понимали и какое-то время держались от нее на расстоянии. И вот мы с Надькой, как две новенькие, должны были заявить о себе и показаться с отрывком. 

Выбрали пьесу Чехова «Дядя Ваня». Мне досталась роль красавицы Елены Андреевны, а Надюха играла ее падчерицу Соню, несчастную, некрасивую, такую серую мышку, влюбленную в доктора Астрова до потери сознания. Надя рассказывала мне, как его любит, а я поучала ее и рассуждала о любви. Потом мы с ней, обнявшись, сладко рыдали. Глядя на это, Ольга Ивановна Пыжова истерически хохотала. Она была женщина крупнокалиберная, и когда смеялась, все части ее тела содрогались. «Ну вы, девки, дуры, — отсмеявшись, сказала Ольга Ивановна. — Танька, ты решила играть эту красавицу, не понимая, в чем там дело и ни черта не зная о любви! А ты, Надька, ну какая ты Соня! Астров видит в ней уродину, а какая ты уродина? Ты — Божество! Но рыдали вы здорово! Все вгиковские студенты-режиссеры были бы в восторге!»

Надька и впрямь была Божество… Да ее просто одну на сцену поставь, она губки сложит «бутончиком», глазками моргнет — и она уже царица бала, все будут сходить по ней с ума. Если Надя смеялась, то все кругом хохотали, а если плакала, все заходились в рыданиях. У нее такие бриллианты чистой воды размером с горох по щекам катились! Она даже звезд индийского кино сумела растрогать. Когда в Москву приехали Радж Капур со своей партнершей Наргис, а успех у них в нашей стране был невероятный после фильма «Бродяга», им предложили посетить высшее учебное заведение киноискусства ВГИК — посмотреть на студентов. И было решено показать им курс Пыжовой и Бибикова как высшее достижение актерского мастерства в отрывке по повести Веры Пановой с Надей в главной роли — она там играла девчонку, у которой в войну все погибли, а ее подбирает санитарный поезд. И только Надька всплакнула, как тут же зарыдала Наргис и уже не могла остановиться. Потом подбежала к Надюшке, стала ее обнимать и целовать, и Капур к ним подошел, тоже чуть не расплакался.

После института мы с Надей, как и большинство выпускников ВГИКа, были зачислены в труппу Театра киноактера. Как однажды сказал Алеша Баталов: «Обычно театр — это как семья, там и пожирают друг друга, и любят, и сходятся-расходятся, всю жизнь проживают друг у друга на виду. А в Театре киноактера как таксисты. Получили наряд в диспетчерской и ­уехали. На съемках у кого-то с кем-то завяжется роман, и никто даже не узнает, кто с кем, когда и почему...» Вот и мы с Надей вроде бы работали вместе в Театре киноактера, но разъезжались по съемкам, как таксисты по заказам, и виделись не так уж часто.

Однажды нам довелось сниматься вместе — в фильме «Женитьба Баль­заминова». Надюха с Инной Мака­ровой там играли невест на выданье Раису и Анфису, а я их дворовую девку Химку. Основные съемки проходили в Суздале, а какие-то эпизоды — на «Мосфильме». Помню, как-то раз объявляется перерыв, распахиваются врата нашего павильона, мы все вываливаем в коридор, напротив нас тоже открываются врата, и из соседнего павильона в полном составе вываливает другая киногруппа во главе с Леонидом Гайдаем. Не помню, что за комедию он тогда снимал со знаменитой троицей — Никулин, Вицин и Моргунов. 

Но как бы то ни было, Вицин играл в двух фильмах одновременно (у нас — Мишеньку Бальзаминова). Я отправилась в буфет попить кофейку, а Надюшка задержалась. Когда я вернулась, увидела толпу народа в коридоре (а коридоры на «Мосфильме» большие, по ним грузовики спокойно ездят) и услышала аплодисменты. Это Юрий Никулин и Надя — они ведь вместе снимались в «Неподдающихся» — уселись на лавочке и по очереди рассказывали анекдоты. Никулин рассказал один, Надюха в долгу не осталась: «А этот знаете?» И пошло у них соревнование. Победила Надька, притом что Юрий Владимирович считался знатоком анекдотов и непревзойденным мастером их рассказывать. И вот перед тем как разойтись с перерыва по своим павильонам, обе киногруппы Надьке устроили овацию, и Никулин хлопал ей вместе со всеми.

Характер у Нади был такой, что ой-ой-ой, в ней же будто сто чертей сидели! Она всегда своего добивалась, делала что хотела. На роль, которую хотела играть, могла и сама себя утвердить. Так, во всяком случае, вышло на пробах картины «Вольный ветер», экранизации одноименной­ оперетты Исаака Дунаевского. Тог­дашний начальник актерского отдела «Мосфильма» был человек очень авторитарный — как мы говорили, он ковырялся в наших кишках и судьбах. Он хорошо понимал, кого в какую картину рекомендовать. И в первую очередь должен был устроить пробы тем, кто работает в Театре киноактера, такая была установка, хочет этого режиссер или нет. 

В общем, он отправил Надюху пробоваться на Пепиту. А у режиссера «Вольного ветра» было свое видение исполнительницы этой роли. Ассистентки Надюхе шептали: «Он хочет снимать одну артистку из оперетты». И сам постановщик открытым текстом заявил, что видеть ее на площадке не желает. «Ах так, — ответила Румянцева. — Не хотите меня видеть — ну тогда уходите из павильона и не смотрите, а я кинопробы пропускать не намерена. Без вас запросто обойдусь!» И ему ничего не осталось, кроме как смириться. При утверждении на роль мнение режиссера, конечно, учитывалось, но по большому счету все решал худсовет во главе с Иваном Александровичем Пырьевым. А Пырьев, когда ему показали Надькины пробы и рассказали о ее выходке, тут же ее утвердил, ему нравились артисты с характером. Да и пробы были удачными… 

Кстати, Пырьев видел Надю еще в дипломном спектакле ВГИКа, после чего по его распоряжению специально на нее был написан сценарий картины «Неподдающиеся» — тогда среди кинематографистов пошли разговоры о том, что на голливудских звезд специально пишут сценарии, надо и нам так. И в «Девчатах» снимали именно Надю тоже по распоряжению Пырьева. Да, там был, выражаясь современным языком, огромный кастинг на остальных девчат, но кому достанется роль поварихи Тоськи, заранее было известно. Режиссер Юра Чулюкин, может, и отдал бы Тоську своей жене Кустинской, как обещал, потому что она его грызла с утра до вечера, у них там из-за этой картины дело чуть до развода не дошло. 

Но Чулюкин ничего не мог поделать. И потом, куда Кустинской тягаться с Надькой Румянцевой! Да Надька просто рождена была для этой роли! Переиграла там всех, в том числе и Кольку Рыбникова, артиста гениального, но не комедийного, а «Девчата» все-таки комедия. Колю мы тоже знали еще со студенческих времен — он часто приходил к нам в общежитие, все время играл на гитаре и рассказывал тем, кто готов был слушать, как он страдает по своей Аллочке Ларионовой. Но сентиментальные юношеские воспоминания ничего не решали. Такая партнерша, как Румянцева, Рыбникова не устраивала. Коля ведь после «Высоты» и «Весны на Заречной улице» привык, что он герой, что все сходят по нему с ума. А тут на первом плане засверкала своим талантом Надя. И когда его герой Илья в столовой в ярости захлопывает перед Тоськой окошко — это сам Коля так выражал свое отношение к партнерше. Впрочем, его ревность можно понять: так уж мы, актеры, устроены, есть у нас в душе такие потаенные местечки, куда лучше не заглядывать…

У Нади, при всем ее грандиозном успехе, тоже сохранялись такие уголки в душе. Как-то мы с ней одновременно снимались на «Мосфильме» в разных картинах, и у нас была одна и та же второй режиссер. И вот эта женщина вдруг меня спрашивает: «Танечка, а какие у вас отношения с Надей Румянцевой?» Чувствую, что дальше услышу что-то неприятное. «Учились вместе, с тех пор хорошо и дружелюбно общаемся, — отвечаю. — А в чем дело?» И режиссер передала мне их с Надей разговор. Я тогда приехала из Карловых Вар, где была с фильмом «Вольница». И сразу по возвращении меня зацапали в новую картину. О чем наш общий второй режиссер и сообщила Наде: мол, у Тани пошла карьера. А Румянцева ответила единственным словом: «Да-а-а?» И интонацией выдала удивление двумя буквами. Мне сначала стало не по себе, а потом я «отошла»: мы, актеры, ревнивы к чужому успеху, что уж тут поделаешь. Даже когда у нас самих этого успеха хоть отбавляй…

«Девчата» принесли Надюхе мировую славу. На кинофестивале в Аргентине она получила приз за лучшую женскую роль, там ее назвали «Чарли Чаплиномв юбке» — высший комплимент, который может получить актриса ее плана. Сама Надя, правда, как всегда, была недовольна собой. Она о своих работах долгое время только и говорила: ужасно. До тех пор, пока ей не преподала урок Вера Марецкая, с которой они вместе снимались в картине «Легкая жизнь». Когда Марецкая услышала, как Надя себя ругает, подошла к ней и сказала: «Деточка, никогда не говори о себе ни одного плохого слова. Их потом подхватят, а источник забудется». Думаю, Надя наговаривала на себя, чтобы не раздражать менее удачливых коллег, не хотела вызывать в них зависть, она была умна как бес.

Приемная дочь смотрела на нее как на икону

Для всех было неожиданностью и удивлением, что ради второго мужа Вилли Хштояна, занимавшего высокий пост в Министерстве внешней торговли, Надя оставила карьеру и уехала вслед за ним за границу. Но что значит — оставила карьеру? Румянцева никогда не витала в облаках, она была очень разумной и земной, никогда не изображала — ах, я не от мира сего. Всегда знала, как квартиру получить, как устроиться… И, конечно, Надя понимала, что такие роли, как в «Девчатах», «Королеве бензоколонки» и «Неподдающихся», ей уже не светят, что ее время закончилось и что теперь ей будут предлагать только героинь второго плана или эпизоды, как и случилось. У нее не было своего режиссера, который бы о ней позаботился. Ну сыграла бы она на порядок больше вторых ролей, и что? А ездить с концертами и рассказывать, как она снималась в кино, — это не в ее характере­.

Надя вышла за Вилли, когда ей было уже хорошо за тридцать лет, а в этом возрасте хочется не страстей, а человеческого тепла, ласки, сочувствия, и Вилли ее во все это словно укутал. Для него она до последнего дня оставалась единственной и непревзойденной звездой. Помню, как мы встретились вчетвером в Доме кино, где встречали Новый год, правда, в разных компаниях — Надя с Вилли, и я с мужем, четырехкратным чемпионом СССР по метанию копья, участником Олимпийских игр, Владимиром Кузнецовым. Мы с Надей, как всегда, когда где-то сталкивались, сразу обнялись и расцеловались, она мне представила Вилли, а я ей Володю. Я-то Володе ростом доставала до плеча, а Надька — полтора метра с кепкой — была ему чуть выше пупа. И вдруг она подпрыгнула, как игрушка, которую дергают за веревочки, и чмок моего мужа в губы. Муж ошалел, я стала хохотать, а Вилли как-то растерялся. Мы еще немножко пообщались и разошлись по своим столикам­.

«Характер у Нади был такой, что ой?ой-ой, в ней же будто сто чертей сидели! Она всегда своего добивалась, делала что хотела» В фильме «Королева бензоколонки». 1962 г.