Людмила Кругликова,
доктор филогических наук, научный сотрудник ИЛИ РАН,
Санкт-Петербург

В современном русском языке для характеристики несерьёзного, легкомысленного, недисциплинированного, часто недалёкого человека широко употребляется существительное охламон. Обратимся к примерам:

Сволочи они, конечно, думал Петрок про полицаев, но и он не дурак, не какой-нибудь охламон, недотёпа, он тоже кое-что соображает в жизни и даже в войне, хотя он её, считай и не видел. [В. Быков. Знак беды].

      В языке, в отличие от арифметики, от перестановки мест слагаемых сумма не только меняется, но иногда может превратиться в разность.

      Лучше всего, пожалуй, это свойство нашей письменной речи демонстрируют два популярных "пунктуационных анекдота".

Первый из них - о двоечнике Вите Перестукине, герое повести Л. Гераскиной "В стране невыученных уроков", судьба которого оказалась зависимой от того, как он поставит запятую в приговоре, вынесенном ему его величеством Глаголом Повелительного Наклонения "за невежество, лень и незнание родного языка": КАЗНИТЬ НЕЛЬЗЯ ПОМИЛОВАТЬ.

А второй - о некоем путешественнике, который в момент опасности пообещал в случае спасения "поставить статую золотую, пику держащую", но, как только опасность миновала, решил не раскошеливаться и дал распоряжение: "Поставьте статую, золотую пику держащую".

Границы употребления его очень большие, а для любящих его – безграничны…

    Какой ужас! Уже полночь, а сочинение совсем не готово… Чего-то не хватает. Но чего? 

– Чего-чего? – проворчала дверца книжного шкафа. – Эмоций тебе не хватает!

– Как это не хватает? – возмутилась я. – Вон как нервничаю!

Очень–очень
Странный вид:
Речка за окном
Горит,
Чей–то дом
Хвостом виляет,
Песик
Из ружья стреляет,
Мальчик
Чуть не слопал
Мышку,
Кот в очках
Читает книжку,
Старый дед
Влетел в окно,
Воробей
Схватил зерно
Да как крикнет, улетая:
— Вот что значит запятая!

ЧТО МОГУТ ЗНАКИ ПРЕПИНАНИЯ

В книге К. Паустовского «Золотая роза» есть глава «Слу­чай в магазине Альшванга». В ней — замечательная исто­рия о том, как однажды в редакцию газеты «Моряк» тогда ещё не очень известный писатель Марк Соболь принёс свой новый рассказ. Тема рассказа была интересной, но он был написан какими-то издёрганными, путаными фразами. Печатать его в таком виде было невозможно, а упускать — жалко. Корректор Благов, опытный издательский работник, взялся поправить рассказ, не выбросив и не вписав ни од­ного слова.

«...Я прочёл рассказ и онемел. Это была прозрачная, литая проза. Всё стало выпуклым, ясным. От прежней скомканности и словесного разброда не осталось и тени. При этом действительно не было выброшено или прибавлено ни одного слова...

- Это чудо! — сказал я. Как вы это сделали?

Трудно сказать, когда впервые был употреблён дефис. Но, конечно, это произошло уже после того, как на письме стали показывать границы слов пробелом (раздельным написанием).

Единитный, единительный, знак единительства — так име­новали дефис в старинных букварях и орфографических пособиях XVIII — XIX веков. Было у него и ещё одно простое название — чёрточка (оно обращает внимание на графиче­ский облик).

Постепенно стали появляться первые рекомендации об употреблении этого знака. Например, академик Я. Грот в XIX веке предлагал употреблять чёрточку в следующих слу­чаях:

Всеми обиженное, всеми униженное, никем не привеченное, почти не замеченное — бедное, бедное Страдательное Причастие! Теперь оно Причастие прошедшего времени, и все у него в прошлом. А ведь было время…

Это и многое другое расскажет вам Страдательное Причастие, если вы внимательно прислушаетесь к нему. Это и многое другое оно рассказывает Существительному, которое находится при нём в качестве его дополнения.

— Ах, не говорите, не говорите! — говорит Страдательное Причастие Существительному, которое вообще ничего не говорит. — Одни страдания!

Существительное пробует кивнуть, но Причастие не позволяет ему даже этого.

— Не говорите, не говорите! — развивает оно свою мысль. — Самое дорогое, что у меня есть, это два Н в суффиксе. И вот, стоит мне появиться в тексте без Приставки или хотя бы без Пояснительного Слова, как я сразу теряю одно Н. Но ведь иногда хочется побыть и одному. Разве это жизнь, скажите? Нет, нет, не говорите, не говорите…

Существительное стоит перед Причастием в винительном падеже, словно это оно виновато, что у Причастия все так неудачно складывается. А Причастие продолжает:

— И главное, никакого просвета, никаких надежд…

Даже будущего времени у нашего брата, причастия, не бывает. А как прикажете жить без будущего?

(с) ф. кривин.

"Не нужно меня бесконечно поправлять — я как писал "на Украине", так и буду писать! Все претензии — к тем, кто создал великий русский язык!

Иностранцам в нём многое кажется странным, скажем, им не объяснишь, почему ложка ЛЕЖИТ, а тарелка СТОИТ, хотя по законам логики должна тоже лежать, как и ложка. Это самый распространённый пример, хотя, если честно, я тоже не знаю, чем руководствовались мои далёкие предки, наделившие тарелку и ложку столь диаметрально противоположными свойствами. Думаю, в любом языке достаточно странностей, происхождение которых не смогут объяснить даже его носители.

Однако, как говорится, вернёмся к нашим баранам, то есть, к существу вопроса. Названия в предложном падеже трактуются у нас по-разному: при упоминании населённого пункта используется буква В — "К сожалению, и В Туле, и В Костроме дороги одинаковы", а при упоминании территории применяется буква А — "К сожалению, НА Аляске оказалось больше золота, чем НА Колыме".

А посему, если жители нэзалэжной хотят, чтобы мы начали произносить противоестественное для нас "В Украине", им необходимо обратиться к правительству России с просьбой — на законодательном уровне внести поправки в наш язык. Или прекратить называть Украину территорией и считать её населённым пунктом".

Юрий Лоза. Здесь: https://www.facebook.com/permalink.php?story_fbid=...0219848&id=100002060649390

Действительно, в русском языке название «Украина» используется с предлогом «на». Однако, вряд ли здесь не действует какое-то правило. 

На мой взгляд, эта передача – одна из лучших, если ни лучшая, на российском телевидении. Всегда с нетерпением жду её выпусков, чтобы послушать Доброва.

Не скрою, что питаю слабость к этому мужчине. Нравятся мне холёные такие дядьки, намекающие своими бородками и усиками на любовь к русской классике начала прошлого века. Весь ухоженный интеллигентский облик господина Доброва мил моему глазу, а слух ласкает его правильная речь. Конструктивный добровский сарказм на меня производит неизменно положительное впечатление – в отличие от раздражавшего ядовитого тона ненависти ко всему русскому, который не могла сдержать Максимовская.