Яков Петрович Полонский ~~ И ангел говорил: «Дитя, тебя мне жаль! Дитя, поймешь ли ты слова моей печали?»
 

Читать далее...

В. С. Соловьев – Е. В. Романовой, впоследствии Селевиной (Москва, 11 июля 1873 года)





Читать далее...

ТРАГИЧЕСКАЯ СУДЬБА ЛИЗЫ ПИЛИНКО, В ЧЕСТЬ КОТОРОЙ БЛОК НАПИСАЛ ОЧЕНЬ ТРОГАТЕЛЬНЫЕ СТИХИ

Читать далее...

Что в шорохе дождя?



Antonio Varas.

Что в шорохе дождя, глухом и мятом,
во вздохах ветра, в сытых облаках,
в окне, узнавшем гром издалека?
В часу вечернем, мокром и девятом?
далее...

ОТКРОВЕННЫЕ СТИХИ РИММЫ КАЗАКОВОЙ – ПОЭТЕССЫ , КОТОРАЯ НЕ БОЯЛАСЬ ПОСТОРОННИХ ВЗГЛЯДОВ

Я помню нежность ваших плеч... ~ Художник Lin Ran (林冉)

Скелеты в шкафу. Часть первая.

 

 

 

Этот закон универсален и относится не только к жизни замечательных людей, но к любой человеческой жизни, особенно если рассматривать её пристально, в упор. Любая жизнь набита кошмарами. У каждой семьи, как гласит английская пословица, в шкафу спрятан свой скелет. "Каждый сам себе отвори свой ад, словно дверцу шкафчика в душевой". (С. Гандлевский). Одни запирают накрепко эту дверцу, стараются не заглядывать лишний раз в старые пыльные шкафы и живут относительно спокойно. Другие постоянно помнят о своих скелетах и носят свой грех, свой ад с собой. Они срослись с ними, как горб с верблюдом, как  панцирь с черепахой.
Раб испытывает чувство обиды, и только свободный человек — чувство вины. "Всех виновнее я и греховней", — пишет Инна Лиснянская. Но это значит лишь то, что она совестливее многих других, кто никогда в своей вине — даже перед собой — не признается, для кого муки совести, раскаяние всегда было чуждым, инопланетным занятием.

 

И, наверное, когда покину я
навсегда земную колею,
тень моя не раз придёт с повинною,
если даже окажусь в раю.

 

Чувство вины в каком-то глобальном масштабе переполняет её душу и поэзию:

 

Как в хризантемовом саду
без хризантем,
не будет Страшному Суду
со мной проблем.

 

Душа сама себя сожгла
в тот час, когда
от своего устала зла
и от стыда.

 

Марина Цветаева когда-то бросила в мир слова о самосуде, о суде поэта над собой как единственно возможном суде над поэтом. Она называла себя кальвинисткой, то есть человеком, который, не дожидаясь Божьей кары или милости — сам сводит жёсткие счёты с собой. И сейчас я хочу показать вам несколько таких невидимых миру трагедий, спрятанных скелетов в шкафах, которые, подобно лисёнку за пазухой из древнеспартанского предания, разъедали поэтам внутренности, но из этой адской боли рождались бессмертные творения духа. Девять рассказов — как девять кругов ада.

 

Горя огнём стыда

(А.Фет)

 

Глубокий след в фетовской поэзии оставил трагический роман с Марией Лазич. Это была дочь отставного генерала, мелкого помещика, обрусевшего серба. Фету было 28, когда он её встретил, ей — 24. В марте 1849 года Фет пишет другу детства, что встретил существо, которое любит и глубоко уважает,  "идеал возможного для меня счастья и примирения с гадкой действительностью. Но у ней ничего и у меня ничего..."
Любовь бесприданницы и офицера без состояния могла только усугубить положение двух бедняков. Это значило бы для него навсегда похоронить будущее в убогом гарнизонном прозябании с кучей детей и преждевременно увядшей женой. И любовь Фета отступила перед прозаическим расчётом. Позже он напишет автобиографическую поэму "Сон поручика Лосева", в котором их роман с Лазич изображён с реалистической конкретностью. Поначалу комически поданный вопрос "брать или не брать дьявольские червонцы?" — оборачивается важнейшим вопросом в выборе дальнейшего жизненного пути. Как поступил поручик Лосев — в поэме остаётся неизвестным. Но мы знаем, как поступил поручик Фет.
В своих воспоминаниях он пишет: "Чтобы разом сжечь корабли наших взаимных надежд, я собрался с духом и высказал громко свои мысли относительно того, насколько считал брак для себя невозможным и эгоистичным". Она ответила: "Я люблю с Вами беседовать без всяких посягательств на Вашу свободу". Мария всё понимала и не осуждала Фета. Она любила его таким, каким он был, любила бескорыстно, безоглядно и самоотверженно. Любовь была для неё всем, в то время как он расчётливо и упорно шёл к своей цели:  получение дворянства, достижение материального благополучия...
Чтобы не компрометировать девушку, Фет должен был с ней расстаться. "Я не женюсь на Лазич", — пишет он другу, — и она это знает, а между тем умоляет не прерывать наших отношений. Она передо мной чище снега..." "Этот несчастный гордиев узел любви или как хочешь назови, который чем более распутываю, тем туже затягиваю, а разрубить мечом не имею духу и сил".

Разрубила жизнь.

 

А. Фет. 40-е годы.

 

Вскоре полк переводят в другое место и в мае Фет отбывает на манёвры, а осенью, под уже созревшими плодами, полковой адъютант Фет на свой вопрос о Марии услышал изумлённое: "Как! Вы ничего не знаете?!" Собеседник, пишет поэт, смотрел на него диким взглядом. И, после паузы, видя его коснеющее недоумение, прибавил:"Да ведь её нет! Она умерла! И, Боже мой, как ужасно!" Ужасней смерть и впрямь вообразить себе трудно: молодая женщина сгорела. Заживо...
Было это так. Отец, старый генерал, не разрешал дочерям курить, и Мария делала это украдкой, оставаясь одна. "Так, в последний раз легла она в белом кисейном платье и, закурив папироску, бросила, сосредоточившись на книге, на пол спичку, которую считала потухшей. Но спичка, продолжавшая гореть, зажгла опустившееся на пол платье, и девушка только тогда заметила, что горит, когда вся правая сторона была в огне. Растерявшись, она  бросилась по комнатам к балконной двери, причём горящие куски платья, отрываясь, падали на паркет. Думая найти облегчение на чистом воздухе, Мария выбежала на балкон, но струя ветра ещё больше раздула пламя, которое поднялось выше головы..."

 

 

Фет слушал, не прерывая, без кровинки в лице. Спустя 40 лет он слово в слово воспроизведёт этот страшный рассказ, завершив им, по сути, свои воспоминания.
Но существует и другая версия случившегося. Вскоре после рокового объяснения с Фетом Мария, надев белое платье — его любимое, — зажгла в комнате сотню свечей. Помещение пылало светом, как пасхальный храм. Перекрестившись, девушка уронила горящую спичку на платье. Она готова была стать любовницей, сожительницей, посудомойкой — кем угодно! — только бы не расставаться с Фетом. Но он решительно заявил, что никогда не женится на бесприданнице. Как признавался поэт, он "не взял в расчёт женской природы". "Предполагают, что это было самоубийство", — писал уже в 20 веке Е.Винокуров.
Было ли это самоубийством? Если да, то она убила себя так, чтобы не затруднить жизни любимому,  ничем не отяготить его совесть, — чтобы зажжённая спичка могла показаться случайной. Сгорая, Мария кричала: "Во имя неба, берегите письма!" и умерла со словами: "Он не виноват, виновата я". Письма, которые она умоляла сохранить — это фетовские письма, самое дорогое, что у неё было... Письма не сохранились. Сохранились стихи Фета, которые лучше всяких писем увековечили их любовь.

 

Томительно призывно и напрасно
твой чистый луч передо мной горел,
немой восторг будил он самовластно,
но сумрака кругом не одолел.

 

Пускай клянут, волнуяся и споря,
пусть говорят: то бред души больной,
но я иду по шаткой пене моря
отважною, нетонущей ногой.

 

Я пронесу твой свет чрез жизнь земную,
он мой — и с ним двойное бытиё
вручила ты, и я — я торжествую
хотя на миг бессмертие твоё.

 

В.  Борисов-Мусатов. "Весна"

 

 

Что он потерял — Фет понял гораздо позже, тогда он лишь отдал дань скорби, — ему светила гвардия, перед ним маячили другие заботы, цели... Но придёт время — и горестная тень властно возьмёт всё, в чём было отказано живой Марии Лазич.

 

Долго снились мне вопли страданий твоих, —
то был голос обиды, бессилия плач;
долго, долго мне снился тот радостный миг,
как тебя умолил я — несчастный палач.

 

Проходили года, мы умели любить,
расцветала улыбка, грустила печаль;
проносились года, — и пришлось уходить:
уносило меня в неизвестную даль.

 

Подала ты мне руку, спросила: "Идёшь?"
Чуть в глазах я заметил две капельки слёз;
эти искры в глазах и холодную дрожь
я в бессонные ночи навек перенёс.

 

Сорок лет спустя после этих событий больной, задыхающийся старик бессонной ночью думает о том, чего стоило 20-летней девушке то спокойное прощание: "Подала ты мне руку. Спросила: "Идёшь?" Среди ночи поднимают его утаённые ею тогда слёзы — вопли рыданий стоят у него в ушах. Вновь и вновь вспыхивает видение: бежит пылающая фигура, загорается факелом и выплавляет строчки, которым предстоит войти в учебники:

 

Ужель ничто тебе в то время не шепнуло:
там человек сгорел?

 

И эти, Толстого поразившие: "Прочь, этот сон, — в нём слишком много слёз..." И дальше, гениальное: "Не жизни жаль с томительным дыханьем, что жизнь и смерть! а жаль того огня..." И вот эти, "ракетой" долетающие до нас:

Лечу на смерть вослед мечте.
Знать, мой удел лелеять грёзы
и там, со вздохом, в высоте
рассыпать огненные слёзы.

 

Так догорала любовь, которая когда-то, в херсонской глуши, обожгла жизнь практичного армейского офицера.

 

Ты отстрадала, я ещё страдаю.
Сомнением мне суждено дышать.
И трепещу, и сердцем избегаю
искать того, чего нельзя понять.

 

А был рассвет! Я помню, вспоминаю
язык любви, цветов, ночных лучей, —
как не цвести всевидящему маю
при отблеске родном таких очей!

 

Очей тех нет — и мне не страшны гробы,
завидно мне безмолвие твоё.
И, не судя ни тупости, ни злобы,
скорей, скорей, в твоё небытиё!

 

А. Фет

 

Марии Лазич посвящены самые пронзительные строки знаменитых "Вечерних огней", этой лебединой песни А.Фета.

 

И снится мне, что ты встала из гроба,
такой же, какой ты с земли отлетела.
И снится, снится: мы молоды оба,
и ты взглянула, как прежде глядела.

 

Что же касается бесследно исчезнувших писем, то Фет, как мы знаем, умел возвращать отнятое судьбой: он вернул себе имя, состояние, вернул и утраченные письма. Ибо что, как не письма девушке из херсонских степей, эти написанные на склоне лет стихотворные послания?

 

 

Солнца луч промеж лип был и жгуч, и высок,
пред скамьёй ты чертила блестящий песок,
я мечтам золотым отдавался вполне, —
ничего ты на всё не ответила мне.

 

Я давно угадал, что мы сердцем родня,
что ты счастье своё отдала за меня,
я рвался, я твердил о не нашей вине, —
ничего ты на всё не ответила мне.

 

Я молил, повторял, что нельзя нам любить,
что минувшие дни мы должны позабыть,
что в грядущем цветут все права красоты, —
мне и тут ничего не ответила ты.

 

С опочившей я глаз был не в силах отвесть, —
всю погасшую тайну хотел я прочесть.
И лица твоего мне простили ль черты? —
Ничего, ничего не ответила ты!

 

Сила чувств такова, что поэт не верит в смерть, не верит в разлуку, он по-дантовски беседует со своей Беатриче, как с живой.

 

 

Прости! во мгле воспоминанья
всё вечер помню я один, —
тебя одну среди молчанья
и твой пылающий камин.

 

Глядя в огонь, я забывался,
волшебный круг меня томил,
и чем-то горьким отзывался
избыток счастия и сил.

 

Что за раздумие у цели?
Куда безумство завлекло?
В какие дебри и метели
я уносил твоё тепло?

 

Где ты? Ужель, ошеломлённый,
кругом не видя ничего,
застывший, вьюгой убелённый,
стучусь у сердца твоего?..

 

С его пера срывались слова любви, раскаяния, тоски, часто поразительные по своей бесстрашной откровенности.

 

Давно забытые, под лёгким слоем пыли,
черты заветные, вы вновь передо мной,
и в час душевных мук мгновенно воскресили
всё, что давно-давно утрачено душой.

 

Горя огнём стыда, опять встречают взоры
одну доверчивость, надежду и любовь,
и задушевных слов поблёкшие узоры
от сердца моего к ланитам гонят кровь.

 

Я вами осуждён, свидетели немые
весны души моей и сумрачной зимы.
Вы те же светлые, святые, молодые,
как в тот ужасный час, когда прощались мы.

 

В. Борисов-Мусатов. "Призраки".

 

 

Всю жизнь, до конца дней своих Фет не мог её забыть. Образ Марии Лазич в ореоле доверчивой любви и трагической участи до самой смерти вдохновлял его. Жизненная драма изнутри, как подземный ключ, питала его лирику, придавала его стихам тот напор, остроту и драматизм, которых прежде  не было. Его стихи — это монологи к умершей, страстные, рыдающие, исполненные раскаяния и душевного смятения.

 

 

Страницы милые опять персты раскрыли,
я снова умилён и трепетать готов,
чтоб ветр или рука чужая не сронили
засохших, одному мне ведомых цветов.

 

О, как ничтожно всё! От жертвы жизни целой,
от этих пылких жертв и подвигов святых —
лишь тайная тоска в душе осиротелой
да тени бледные у лепестков сухих.

 

Но ими дорожит моё воспоминанье;
без них всё прошлое — один жестокий бред,
без них — один укор, без них — одно терзанье,
и нет прощения, и примиренья нет!

 

После смерти М. Лазич Фет пишет мужу своей сестры Борисову: «Итак, идеальный мир мой разрушен. Ищу хозяйку, с которой будем жить, не понимая друг друга».

 

 

И такая вскоре нашлась. В 1857 году Фет взял годовой отпуск, совершив на накопившийся литературный гонорар путешествие по Европе, и там в Париже женился на дочери богатейшего московского чаеторговца В. П. Боткина — Марии Петровне.

 

 

Как это нередко бывает, когда в брак не вмешивается любовь, союз их оказался долгим и, если не счастливым, то удачным. Фет на приданом жены вышел в крупные помещики и экономическим путём удовлетворил свои сословные претензии. Но особой радости для него в этом не было.

Напрасно!
Куда ни взгляну я, встречаю везде неудачу,
И тягостно сердцу, что лгать я обязан всечасно;
Тебе улыбаюсь, а внутренно горько я плачу,
Напрасно.

Разлука!
Душа человека какие выносит мученья!
А часто на них намекнуть лишь достаточно звука.
Стою как безумный, еще не постиг выраженья:
Разлука.

Свиданье!
Разбей этот кубок: в нем капля надежды таится.
Она-то продлит и она-то усилит страданье,
И в жизни туманной всё будет обманчиво сниться
Свиданье.

Не нами
Бессилье изведано слов к выраженью желаний.
Безмолвные муки сказалися людям веками,
Но очередь наша, и кончится ряд испытаний
Не нами.

Но больно,
Что жребии жизни святым побужденьям враждебны;
В груди человека до них бы добраться довольно...
Нет! вырвать и бросить; те язвы, быть может, целебны,-
Но больно.

 

Продолжение здесь
 

Георгий Иванов

Не спится мне. Зажечь свечу?
Да только спичек нет.
Весь мир молчит, и я молчу,
Гляжу на лунный свет.

И думаю: как много глаз
В такой же тишине,
В такой же тихий, ясный час
Устремлено к луне.

Как скучно ей, должно быть, плыть
Над головой у нас,
Чужие окна серебрить
И видеть столько глаз.

Сто лет вперёд, сто лет назад,
А в мире всё одно -
Собаки лают, да глядят
Мечтатели в окно.

123 года назад родился поэт Георгий Иванов.

Художник Валентин Губарев

" О средствах против всякой Фортуны"-так называлось пространное сочинение великого итальянского поэта эпохи Возрождения Франческо Петрарки, куда вошло более 250 диалогов о том, чем руководствоваться, отправляясь в долгое плавание по житейскому морю и о том, как совладать с удачей и неудачей.
Для него же самой большой удачей в жизни, той самой Фортуной стала встреча с золотоволосой девушкой по имени Лаура в 1327 году, в Страстную пятницу, в церкви Авиньона. Ему было 23, ей-20. С момента первой встречи Петрарка в своих сонетах воспевал свою платоническую любовь к ней и был счастлив, едва встретившись с ней взглядом. Так будет продолжаться почти 20 лет, пока эпидемия чумы не унесет жизнь его Лауры. Петрарка будет посвящать ей сонеты даже спустя десять лет после ее смерти.


Читать далее...

Он уходил. Таков был его выбор. 
За окнами — холодная зима… 
А у него не сердце — камня глыба: 
— Ты не реви. Ты справишься сама! 
Она спросила, глаз не поднимая: 
— Ну как же я с ребеночком одна? 
А он ответил — у меня другая. 
Ты — сильная. Ты справишься сама! 
Ей в жизни приходилось очень сложно. 
И одиночество похуже, чем тюрьма. 
Но если захотеть — то все возможно — 
Она сумела выстоять сама! 
Подрос ее сынок, ее опора, 
Она успешна, хороша, умна. 
И от внимания мужского нет отбоя, 
Хотя привыкла все решать сама. 
Ну, а его жизнь вдоволь потрепала, 
Проела плешь сварливая жена. 
И тут он вспомнил ту, что им дышала — 
Она ведь до сих пор еще сама. 
И он пришел с огромным роз букетом, 
Надеясь, что простит его она: 
— Встречай, родная, я к тебе с приветом! 
Ну как ты без меня жила сама? 
Прости меня, ты видишь, горько каюсь. 
Ведь без тебя весь мир — сплошная тьма… 
Она ответила спокойно, улыбаясь: 
— Я сильная и справилась сама! 
Ты мне не стал помощником и мужем, 
Другая дома ждет тебя жена. 
Ты возвращайся к ней, ты нам не нужен. 
Я с Божьей помощью смогу прожить сама… 
Он на колени перед нею опустился: 
— Дурак я был, ведь ты меня ждала… 
И с ней впервые в жизни согласился: 
— Ты молодец, что справилась САМА!!! 

Зачем жалеть о том, что не случилось? Случилось бы – и было всё не так. Тогда бы сердце по-другому билось И, может быть, чему-то злому в такт… *** Нас прошлое может неведомым ранить, Забыв рассказать - для чего и за что... Судьбе предстоит много трещин загладить И боли плеснуть в чашу жизни с вином… *** Бесцеремонность, как порок - На службе у гордыни. Чужая мудрость ей не впрок - Своей ломает крылья… *** У лжи бывают честные глаза. Она талантливо играет на подмостках. И лишь когда закончится игра - С лица смывает всю свою извёстку… *** О людях судят по поступкам, Не по достоинству их фраз. Тот, кто обучен лженаукам, Введёт лишь в заблужденье нас… *** Не проходите мимо тех, кто болен, Кто нищ и наг – их не гоните прочь! Когда Бог нами недоволен, Он ими нам старается помочь… *** Прислушаться бы нам к своим словам, Которыми мы обличаем ближних. Подобное своим грехам Сказать нам не было бы лишним… Светлана Бородулина

Серия сообщений "Б2":

Часть 1 - Светлана Бородулина. Мудрость сердца - наша сила!
Часть 2 - Светлана Бородулина. Нелепо обижаться на судьбу...
...
Часть 13 - Светлана Бородулина. Четверостишия
Часть 14 - Анастасия Боголюбова. Не избежать ошибок...
Часть 15 - Светлана Бородулина. Четверостишия

Мы всё стараемся напрасно...

Мы всё стараемся напрасно 
Веками женщину понять. 
Она запутано-прекрасна, 
Её распутывать - лишь рвать. 

Она не сложная шарада, 
Для изворотливых мозгов. 
Её любить за тайну надо, 
Приняв подарок от богов. 

Ей нужно просто восхищаться, 
Оставив логику ума. 
Что хочет? Сложно разобраться. 
Она не знает и сама. 

Мужчина хочет соблазняться, 
Её потребность соблазнять. 
Напрасно ей сопротивляться, 
Уж лучше сразу всё отдать. 

То, что Господь нам посылает, 
Он посылает для неё. 
Она прекрасно это знает, 
И забирает как своё. 

Она природы вдохновенье, 
И только рядом с нею мы, 
Легко находим наслажденье, 
Теряя тяжесть головы. 

СЕДЬМОЕ ЧУВСТВО Строятся разные небоскребы,— Зодчим слава и честь, Но человек уже хочет иного — Лучше того, что есть. Лучше и лучше пишутся книги, Всех их не перечесть, Но человек уже хочет иного — Лучше того, что есть. Тоньше и тоньше становятся чувства, Их уж не пять, а шесть, Но человек уже хочет иного — Лучше того, что есть. Знать о причинах, которые скрыты, Тайные ведать пути — Этому чувству шестому на смену, Чувство седьмое, расти! Определить это чувство седьмое Каждый по-своему прав. Может быть, это простое уменье Видеть грядущее въявь! 1952