Счастья полные штаны, хе-хе =))
Спасибо, S. =)

Я снял комнату до Нового года на станции метро "Звёздная" за совершенно смешные деньги. Так что в ближайшее время я петербуржец, и ебись оно всё кониками. В своё время я дарил Москву, так что почему бы не быть наоборот, с Петербургом. Я уже победил блядский когнитивный диссонанс, и пришёл к выводу, что я патриот Москвы, но поклонник Петербурга — это типа как жена и любовница. Ничего хорошего, разумеется, из этого не выйдет, но зато хотя бы есть выбор и свобода манёвра, а в жёстком северном воздухе такая свобода, такая свобода... Про обе опции могу написать много чего, но пока не буду.

Сегодня звонилReal Sugar. Я чуть с кровати не свалился от неожиданности. Он поинтересовался, не утопился ли я в Обводном канале, как обещался, потому что не пишу в лирушечке, и не звоню, и вообще, непонятно, куда проебался. Дарлинг, дарлинг, я проебался на проспект Гагарина, и не собираюсь выёбываться оттуда до Нового года как минимум (если не выебут нахуй, конечно, но это маловероятно). Окрестные магазины уже выдают Хольстен только по талонам и с чёрного хода, как в СССР. (Ах ну да, ты же не помнишь СССР — в общем, всему хольстену в окрестностях настал пиздец и апокалипсис, если у дрожжей есть такое понятие) Последние несколько суток я проспал с температурой, но, вроде бы, пронесло — воспаление лёгких ещё только в проекте. Ещё имею тебе сообщить, что это пятый этаж пятиэтажки, и, таская туда каждый вечер мешки с пивом, я скоро, может быть, стану меньше курить, и наработаю себе отменные упругие аппетитные ягодицы, но я их тебе не дам, потому что ты за 600 километров от меня, ты далеко, и я устал писать тебе письма по-французски.

Но всё равно было дьявольски приятно, что ты позвонил.

Special for Нафиг_Вамзнатькто далее_наши_еврейские_разборки_посторонним_тут_делать_нечего

Сегодня приезжал Real Sugar с женой, и ange gardien Добромыслова. Они дружно отволокли меня в травмопункт, где я тоже дружно был послан нахуй, типа, приходите до восьми, а сейчас уже пол-девятого.

За неимением прочих развлечений, отправились в парк, и присели на берегу пруда. Разговор о чём? Разумеется, о любви. Даже так — о любови. Что, типа, настоящая любовь должна быть без слов.

Так вот, Real Sugar, я всё-таки всё-таки напишу тебе последнее любовное письмо, тебе, нахохленному, как воробью, в кожанке, на берегу моего любимого пруда, хочу сказать, — я люблю тебя. Любовь не бывает без слов, хотя бы без таких. И пусть смеются — мне и миллиарда слов не хватит, чтобы сказать тебе, как щемит сердце, когда я просто на тебя смотрю. ОК, ты не хочешь слов; не будет больше слов.

Но я люблю тебя, и боюсь за тебя. Пусть не будет слов, раз ты так хочешь. Я всё равно буду тебя любить. Издалека, чуть-чуть, совсем немножко; тебе же это не нужно.

И миллиарда, опять же, слов, не хватит, чтобы написать про тебя сегодняшним вечером. Я люблю тебя. Самое краткое в истории любовное письмо. Все мысли сходятся к одному — я люблю тебя.

Фу, розовые сопли. Но правда.

"Господа, у меня сломано плечо, я в гипсе от запястья до шеи. Все подробности позже. Сижу ровно на попе, точнее, лежу на попе дома, в кроватке, ибо транспорт причиняет мне ужасную боль. Соответственно, в лирушечке буду нескоро; вот как дорвусь, недель через шесть, то вам уже не спастись от полного комплекта римских императоров и пароходных компаний Британской империи. Посетителей принимаю на автобусной остановке у дома; пиво и сигареты приветствуются. А то ужасно скучно."

Записано со слов ГУВХа по телефону юзером Hooker.
P.S. Я, то есть вышеозначенный Хукер, у ГУВХа уже был — выглядит он весьма плачевно. Если среди желающих поддержать больного морально и пивом есть люди, не знающие его координат — обращайтесь, выдам.

А хочешь, я расскажу тебе о море, о свежем бризе, о бескрайности океанов, о непредсказуемости — кто останется на дне, а кто сойдёт на берег? Расскажу про роскошь изысканных салонов, обитых дубовыми панелями, про канделябры и ламбрекены, про сигары и карты, про кожаные диваны и глубокие викторианские кресла, про фарфоровые супницы и тончайшие кофейные чашечки на хрустких крахмальных скатертях с ювелирной работы серебряными ложечками? Про ледяные ветра и айсберги, про чудовищные волны-убийцы, про дельфинов и крабов и лангустов, что живут теперь в ресторанах затонувших лайнеров? Про погибших дайверов, чьи тела так никто и не может найти в путанице коридоров, кают и салонов?

Я лишь один раз промочил ноги в Атлантическом океане, но именно поэтому я знаю про него больше, чем какой-нибудь капитан в солидной тёмно-синей шерстяной двубортной шинели с позолоченными пуговицами и шевронами на рукавах. Знаешь, почему тонувшие люди рассказывают, что их дельфины толкали к берегу? Потому что те, кого они толкали от берега, уже ничего не смогут рассказать. А дельфины просто игрались, как котята с клубком шерсти.

На американских Великих озерах как-то затонул сухогруз: им командовал капитан, проходивший 20 лет по морям и океанам. Когда ему сказали, что надо бы вернуться, а то погода ухудшается, он прорычал, "I've sailed in five oceans, and this is just a fucking lake!". Судно разломилось пополам — было нагружено рудой — и все 28 человек на борту погибли. Их кости до сих пор там, среди искорёженого металла — в пресной воде кости не разлагаются.

Что ещё тебе рассказать? Про прелести пира во время чумы? Про роскошь и изыск пред лицом смерти? Про то, как сладостно позволять себе то, чего ханжи и апологеты благоразумности не могут себе позволить, и оттого только сильнее злятся? Про скромное обаяние декаданса — про те два крохотных деления на шкале, что отделяют упадничество от обыкновенной уёбищности? Про свободу быть самим собой, и смеяться, когда тебе грозят пальцев? Про упоение войной, враждой, ненавистью — потому что это тоже часть свободы? Про любовь, честность, и мило, блятть, сердие, которые всегда идут рядом со злобой и смертью?

Ты спроси, я расскажу. Только завтра. А пока спи. Жаль, не могу тебя погладить по волосам и тихонечко поцеловать тебя в ушко, и с нежностью посмотреть на тебя. Не бойся, всё будет нормально. Пусть тебе приснится Мальвина с голубыми волосами и пиздой, как депо Москва-Сортировочная. Спи. =)

Ладно, господа; маленькая бурная истерика на не очень ровном месте окончена. Гувхи нажрались пролетарского пива и пришли к относительному перемирию с мирозданием. А что ещё делать в этом городе, кроме как нажираться в хлам? Хм. Щёлк пальцами. Писать любовные письма!

Знаешь, Real Sugar, я тебя правда люблю. Когда я тебя обнимаю, я содрогаюсь от восторга, что ты рядом. Можешь назвать меня похотливым животным, но за всё это время не было ни минуты, чтоб я не хотел тебя обнять, левой рукой снизу слева, а правой сверху справа, или наоборот, или обеими руками за шею, и — обязательно обеими губами — поцеловать тебя за ушком, в плечико или в сосочек. Угу, телепузиков в студию, но ведь правда. Я просто не могу удержаться, и у нас, слава богам, пока ещё не блокада Петербурга. Я просто издалека смотрю на тебя, и не могу тобою не восхищаться. Не знаю, может, это тебе неприятно, но я не могу устать говорить тебе, насколько ты прекрасен. И чем ты дальше, тем сильнее хочется увернуться от твоего пылесосного поцелуя, и — очень — нежно — поцеловать тебя под горло, где воротник пиджака, где под тонкой кожей течет твоя кровь, где бьётся твоё сердце, где судорожно вздрагивают твои лёгкие, где судорожно сглатывает твоё горло — я говорил тебе, что ты дрожишь, когда я тебя обнимаю? Впрочем, ты мог и не заметить. Эх, Real Sugar, мне не нужно секса, мне не нужно любви — только бы быть рядом с тобой, и, когда ты засыпаешь, обнять тебя, и не спать, и слушать, как у тебя внутри что-то перестукивается, и смотреть сонными глазами на лунный ландшафт твоего тела, и иногда смотреть тебе в спящее лицо, и шептать в пустоту, "А знаешь, я ведь правда люблю тебя", и снова приникать ухом к твоей груди, и надеяться, что я тебя не беспокою своею любовью, и смотреть покрасневшими глазами в свинцовое небо за окном, и искренне желать, чтобы это время никогда не кончилось. Просто чтобы — застыло и остановилось. И чтобы так было всегда, на сотни тысяч лет. Бледный рассвет, и ты спишь, а я не сплю, и любуюсь тобой, and can't get enough. В реале этого всего сказать невозможно — будет глупо — а здесь можно. Поэтому и говорю: я люблю тебя.