Да, и ещё — у меня нет ощущения зря прожитой жизни. Я считаю, что прожил жизнь счастливо. Была любовь, были удачи, была гармония с мирозданием. Недаром я любил сидеть ночью на берег пруда и смотреть на луну. Я даже сейчас не задумываюсь на тему, счастлив ли. Когда нет адской боли (а лишь только умеренная) — я счастлив.

Это недолгие моменты, но они есть. Я считаю, это важно. Вот сейчас боли нет, и я счастлив. Они короткие, но они, сука, есть. Пока есть.

Жизнь — кастинг, горим и гаснем. (с) Баста.

Весь вчерашний вечер родные разбирали барахло после напарника; уборщицы прибирали — ну, вы видели пост. Этакий суммарий всего пережитого, но там далеко не всё, конечно. Ощущение было такое, что весь опыт этих двух недель, вроде бы накопленный и переваренный и обсужденный и пропущенный сквозь хрустальное восприятие утренних сигарет и пиздец как расширенных состояний сознания, обсужденный с друзьями и кратко изложенный в постах, вдруг сложили в один огромный кузов и вывалили мне на голову. Всё что я понял, обдумал, преодолел, и проч., и проч. (в пизду пафосные слова), весь кузов разом вывалился на меня, как из огромного самосвала. Вот, разом; "чохом", как говорила бабушка.

Я охуел, господа. У меня даже нет подходящего сравнения.

В общем, меня накрыло... — пост-стрессовый синдром, что ли. После того как палату прибрали за смертью напарника, я ещё какое-то время по инерции летел на привычной уже высоте бытия, но потом... не знаю, как сказать... прорвало. Началось всё с этого поста, когда меня просто понесло потоком осознания всего произошедшего, причём не только стрессов и приключений и всего прочего пережитого (коего за эти две недели раньше мне хватило бы на два года), и вынесло на такую алмазную решимость не просто "не сдаваться", как я говорил последние годы, но жить, бить, грызть, рвать, стоять своё. Можно было бы сказать "озверелость", но озверение, оно стихийное; а это всё кристально чисто в сознании, сияет сталью, (блядь, опять метафора). Этакая холодная, даже неприятная решимость, по сравнению с которой привычное "Гувхи не сдаются", это писк младенца "не отдам свой совочек". Блядь, я позвоночником понял стальных фашистов, до последнего, до безнадежного оборонявших Берлин. Опять пафос, но когда чувствуешь этот холод в своих костях, категории стилистики вообще даже не начинают существовать.

До этого были две трансформации сдвиговых — наплюём на пафос, пусть будет — сейсмических сдвига сознания (раз, два, и парочка по-мелкому), то эта третья трансформация закончила картину. Блядь, даже не знаю, как описать... я робот-убийца, я отмороженный. Леденейшее спокойствие. Кристально ровное, полированное алмазом.

Кстати, я в это время курил в туалете. Нельзя, но если хочется, то можно. Я сидел на унитазе, сгорбленный (побочка химии, мерзейшая слабость во всём теле, походка зомби), и смотрел на фанерную панель, прикрывающую батарею. И, хоть звучит смешно, но почувствовал себя реально зверем (штамп, похуй). Скрытым зверем. Матёрым берлинским эсэсовцем, и я имею в виду буквальное ощущение, и буквального эсэсовца. Всё, это конец прежнего меня. Даже жизнь пролетела скоростным фильмом, взрослая жизнь, в штанах и с хуем, жизнь. С меня облетели все эмоции, как хайр с головы покойного напарника (я тогда ещё написал про густой шлейф его волос от койки к раковине). С меня слетели все усвоенные принципы и правила и вся вбитая хуйня. Всё скверноблядие морали цивилизации, блядь. Теперь я сам, только я сам. И только за себя.

То моё, даже для себя неожиданное "доктор, я же мужчина", сказанное в ответ на предложение покинуть место смерти Сергея, где ещё несколько часов лежал его жёлтый труп, — это опять же детский писк про совочек, по сравнению. Пусть я буду инвалид. Я понял, что инвалиды страшные люди, на самом деле. Там внутри не просто алмаз, там внутри... нет такого слова, чтоб назвать. Это космос алмаза, что ли. Я вышел из туалета сталинского замка... даже не другим человеком, а другим существом, блядь. Шатающимся от химической слабости, да. Но внутри, другое. Я специально сейчас всё это так неспешно и подробно описываю, чтобы впечатать в память и сознание, как это было, а то ведь можно охуеть и растеряться, "не понять, что со мной происходит". Любой дебил может сказать "я не понимаю, что со мной происходит", потому что он отказывается понимать это; ему страшно. Ему в створки не влезает. А мне не страшно. Я понял, очень ясно, холодно, леденяще понял. Кстати, палату постоянно проветривали, а в туалете и так всегда морозно, а я в трусах, блядь, красных — и я понял, что я хочу этот холод. Это теперь мой холод. Но это хуйня, совпадалочка, конечно.

Эта третья трансформация сталинского замка, сегодня утром. Вот в тот момент, когда я смотрел в фанерный корпус батареи под окном туалета, и увидел там волка, я понял что прежний Вова кончился, и кончился навсегда. Внешний наряд я сохраню — интересы, чувства, общение, всё-всё — но это теперь уже не я. Внешнее, это корпус. С корпусом можно дружить, складывать в него вещи, ставить на него чашки. Но внутри теперь — там живёт совсем, совсем другое.

Сталинский замок, рассвет, голый Вова на морозе распахнутого окна сидит в трусах на унитазе, курит, и смотрит в пространство. И видит волка на фанерной коробке батареи. Волк чёрный, лохматый, добродушно-стальной. И сразу всё внутри Вовы меняется; всё становится понятно. Где, что, как, каким образом; и самое главное, что ничего не страшно. Вот совершенно ничего не страшно. Опять же, как опалённая ёлка, обсыпались все страхи. Дымочек идёт ещё, конечно; подохнуть-то не хочется; но страха, как такового, нет. Обсыпался. Как обсыпались подкомандные мне скелеты в обороне флигеля из недавнего поста.

Впрочем, посмотрим, насколько эта трансформация выдержит испытание реальностью. Надеюсь, скользящая шкура скроет. Можно гладить, можно дурашливо дёргать. Внешне я буду прежний. И добрый, и жёсткий, и всё как всегда. Пожалуйста, на здоровье. Можно даже шутить на тему "Вова вышел из замка другим человеком", легко. Я буду знать, что это правда.

Правда, будут искушения, да-с. Ничего не буду говорить, посмотрим. Единственно, что мне жалко, это пропажу созерцательности. Я смогу её имитировать, наверное, как придётся ещё имитировать очень многое отпавшее, как приклеивать отпавшее перо от ошпаренной курицы. Чтоб хозяйка не заметила. Эмоции ещё, и прочие кудряшки, открытые для себя в подростковом возрасте; сейчас ненужные, как старые детские игрушки — умильные, но бесполезные. Пусть будут, пусть валяются, чо.

И больше всего меня забавляет, что все эти трансформации прошли чётко, как ступени лестницы, строенной аккуратным плотником. Вовремя приходили нужные люди, вовремя звучали нужные слова, вовремя я замечал в себе сдвиги. Можно было пальцы загибать. Вовремя случалось всё, на самом деле, и это тоже переломная новость для меня. Раньше-то, ой-ой. А теперь не-е. Всё.

*

Пост написан для себя, чтобы впечатать в память. Обсуждать тут нечего, и даже если лично будут спрашивать, я отбрешусь. Мягкая скользящая шкура, да. Можно гладить, можно дёргать. Дурашиться.

Формула канцерного счастья — ты знаешь, что дальше будет сильно хуже, поэтому ты вынужден быть счастливым сейчас, срочно, right here, right now. Я и раньше любил говорить, что прошлое, это лишь картинка на стене, а будущего просто нет — и я, сука, был прав. Сейчас этот момент счастья у меня сжат в каждую минуту, под бешеным давлением. Вот я щас стрескал Активию с ягодным пюре — стрескал в темноте, на скамейке в коридоре, и был, сука, гораздо более счастлив, чем когда получил первую зарплату в возрасте 13 лет, за выточенные на уроках труда железные болты. Зарплату эту, 10 советских рублей, мать всё равно отобрала. Добрая была, да... Но это оффтоп; суть в том, что я сейчас миллионер счастья — от крайне простых вещей, от базовых удовольствий, я получаю гораздо больше счастья, чем многие (не хочу говорить "вы", чтоб не обидеть) получают от многолетних карьер и творческих мук.

Так вот, это счастье момента, оно щас спрессовано в жидкий азот. Эта блядская "Активия" с клубничным вареньем дала мне много больше счастья, чем стодолларовый банкнот, например. Привожу его в пример, как символ "успеха" 1990-х, когда "сто баксов" было синонимом Больших Счастливых Денег. Я полагаю, что многим, наверное, всё это и так понятно — но, как правило, понятно только в теории. Или как вариант, там, глоток свежего воздуха, избавление от тесных ботинок, всякое такое. А тут не глоток, тут каждый четверть-час идёт по цене дороже любого мерседеса.

Кстати, надо стрескать ещё одну активию.

А ещё люто бесит отношение некоторых людей к канцерным больным. Типа, как к прокажённым. Типа, надо с ними сюсюкать, скармливать им мандаринки и вообще всячески сочувствовать. Тупые омерзительные снисходительные уебаны. Вот взять и уебать хочется. Уебать уебана уёбным чурбаном, блядь. Не, чуток сочувствия, это хорошо. Чтоб не было ощущения одиночества. Но не всю солонку же. А то я щас получаю иногда личные сообщения, да-с. Состраданье и жалость... Вот взять и уебать.

Есть ещё злорадство. Я как бы в курсе, что не все меня любят, а некоторых я просто выбешиваю. Самое смешное, что от этого их злорадства я получаю позитив. Позитив, блядь! Да, я знаю что я сдохну в муках и очень больно, но зато теперь я знаю, что они ничтожества, и поэтому они гораздо более несчастны, чем я. Как бы это выразиться... Склизь, довольная тем, что она склизкая, всё равно склизь. А я хоть и подыхающий, но человек. Как-то так. И кто к кому должен чувствовать жалость, хе-хе?

Кстати, одна из причин, почему я так долго не говорил о своём диагнозе (а молчал я ещё с конца октября прошлого года) — это именно чтобы не оказаться на "получающем конце" жалости, сочувствия, и всякого прочего мутного скверноблядия. Помощь, нужна. Добро, нужно. Смех и шутки, нужно. А вот сопли-хуёпли — нет.

Пойду трескать баклажанную икру с хлебом, что папа принёс. По ночам есть хочется ничуть не меньше, чем днём. Дитя перестройки, блядь =)

Если выход на новую реальность два дня назад меня порадовал, то сейчас дело крайним образом переменилось. Меня больше нет. Иначе я не могу сформулировать.

Я сейчас держусь на огромном усилии воли и пока лечу по инерции, но... я вот за последний час стал как робот. Я будто неживой. Будто герой недавно виденного фильма, про вампира-зомби и живую девушку в пост-апокалиптичесом мире. Я не знаю, где я, кто я, что я, и самое главное — мне совершенно безразлично, что будет со мной. Я будто потерял самоидентификацию. Губы исправно произносят фамилию и имя, но это пустой звук. Меня тупо нет.

Произошло это всё прямо сейчас, когда доктор водил меня на пункцию (проткнули грудь иголкой и взяли образец костного мозга, как я понял). Вот, эта волнительная процедура вызвала... ноль эмоций. Они могли бы меня расстрелять, и я даже не поинтересовался бы, за что. Более того, я бы не поинтересовался бы, кого вообще расстреливают.

Надо поспать. Если это побочка от амитриптилина, то это хорошо, оно должно пройти. Но... я напрочь не хочу знать, что я, где я нахожусь, и зачем. Я послушно делаю что мне говорят, но не вижу смысла. Я не я, меня щас нет. И ноль эмоций. Блядь, такого вообще никогда со мной не было. Что-то во мне сломалось, и теперь... я не я.

Приехал офицер на большой красивой машине, и спас меня из ада на несколько часов. Человек-волшебник, человек-маг. Покатаемся по городу... Это было прекрасно. Сумрачная пасмурная ветреная Москва, мой город, я его уже столько веков не видел.

После этих дней ада (которые, кстати, продолжаются), у меня обер-радикально изменилось восприятие. Меня пробкой вышибло на какой-то высокий, новый уровень восприятия. Обычно воспринимаешь жизнь как серый фон, и на этом фоне какие-то яркие пятна, детали, точки-схемы. А у меня сейчас, светится весь фон. Картина мира вливается широким потоком, как из водопада, там где раньше била всего лишь мирная дуга фонтана. Охуительное ощущение, совершенно охуительное.

В общем, попустило. Благодарность за это окно, нечеловеческая. Но. И вот, из этого внезапно засиявшего серостью мира, я обратно в компании жёлтого 30-килограммового скелета в метре от меня. Он дышит как запыхавшаяся болонка, причём уже который... пятый день.

Вот эти зигзаги мироздания, это нечто, конечно.

* * *

Щас пришла доктор, смотрит напарника. Он не может ни встать, ни повернуться, ни поднять руку, то есть, вообще ничего. Человек неспособен сам лечь набок. Дышит как запыхавшаяся болонка. А врач молодец, она говорит весело, как ни в чём не бывало, да.

Зигзаги, зигзаги.

* * *

Начали описываться постоянные читатели. Дневнички с рецептами, с косметикой. От меня разбегаются рулеты из буженины и губная помада со скидкой. Прелесть какая. Как в мультике.

Сгонял в магазин за конфетами для персонала; хотел поснимать, но нахуй; наспех помылся, надел красные труселя; подарил девушке на входе "Ферреро", получил втык от её напарника за курение у подъезда (наверняка завидует "Ферреро", негодяй). Последнего окошка лишают, последнюю отдушину перекрывают.

Блядь, я со своим курением, как партизан в подполье, скоро заикой стану, на шорохи оглядываться буду. Кстати, поставил себе галку, что мне явно грозит прекрасный такой невроз. Невротик и невносик, да. Но с неврозом будем разбираться потом, потом.

Напарник плох, персонал зашивается, сегодня аж полдня в палате было не протолкнуться (и то хорошо, что что-то делается). Я в это время с папой был. Что будет ночью, не знаю. Может, буду спать под скамейкой в коридоре, свернувшись калачиком. Шутка. А может, и не шутка.

Кстати, старухе в бреду, которая дня три назад на протяжении пары ночей голосила до утра "откройте, откройте", я уже поднимал ноги, упавшие с кровати (ибо 4 утра, и сестры тупо не было ваще никак). До катетера напарнику по палате я пока не дошёл, но принцип, наверное, ясен. Так что, ещё раз, подчёркиваю, всех умных теоретиков из плюшевых кресел с ноутбучками на коленках, я прошу молчать и не пиздеть, блядь. Вы ещё не ходили по шлейфу из выпавших от химиотерапии волос, рассыпанных тут по полу, блядь.

Нормальных людей прошу меня извинить за последний абзац. К вам это не относится, разумеется. Просто эти наставительно-поучающие теоретики уже заебали, блядь. Уже двух забанил. Так всё равно лезет, зараза, с поучениями и психоанализами. Упыри. Хуже радиации, блядь.

Я сегодня спал только три часа. Нервы, нервы. Больше беспокоит, что будет ночью, и вообще что будет дальше.

Больше всего высаживают перепады — то тишина и мир, то ад и израиль. Расслабился... и тут удар. Напрягся; а никто не бьёт. Не знаешь, чего ждать каждую минуту.

Ладно, хуйня. ГУВХи не сдаются. Пошёл пить кофе и беседовать с преданным другом, который только щас позвонил от остановки. Лишь бы охранник не доебался.

UPD: Охрана ОК. Хорошо.

Пока бегал, ловил доктора (не поймал), в палате, на полу от койки к раковине, появился шлейф тёмно-русых волос. Напарник ходил к раковине делать полоскания.

Меня вроде выписывают, я не понял.

Сказать что я щас на нервах, это ничего не сказать. Это какой-то термоядер из нервов. Столько вопросов, и никаких ответов. На всякий случай собрал барахло в сумку, чтоб быть ко всему готовым. И ещё одна мысль мигает на экране — блядь, что бы я делал, если бы люди (вы, читатели), не помогли. Спасибо реальное, полновесное, всем кто помог. Не забуду.

А впереди ещё очередной бой с матушкой, да. Но я щас не думаю об этом. Ещё никто не выиграл войны на два фронта. Этой минной войной надо будет заняться позднее, когда будет окончательная ясность со здоровьем.

Нервы горят, горят, просмоленными канатами горят. Я почти чувствую, как сгорают клетки. Бенгальские огни, блядь. Хуй с ними. Всё восстановим. Эмоции в лёд, в ссылку, в Сибирь. Никаких эмоций. Мораторий.

Чувак на соседней койке уже 4-й день подряд реально умирает, и это не шутка.
Читать про такое, читал. Теперь вот опыт.
Хули удивляться, что время два ночи, а я не сплю.

За эти четыре дня я уже понаписал массу постов в черновики про него, но все они гавно. Они не передают и 1/100 реальности этого. Описывать это словами — как белым мелом рисовать радугу. Для этого просто нет слов, их просто нету, и это я говорю как филолог. И, как бы это сказать... после этой палаты, я уже никогда не буду таким как раньше. Встречал эту фразу, считал её пафосом ("ах! да кем же ты станешь?") — а теперь вот понимаю, теперь знаю. Рядом с мной уже 4-й день мучительно и громко умирает человек, и это факт. Я могу протянуть руку и дотронуться до него. До лютых адовых мук, растянутых на 72 часа. Иногда сплошнячком, часов по 10 за раз. Иногда разовыми приступами. Просто четырёхдневный факт. Я долго крепился, долго не хотел писать об этом вообще, но щас... Я другой становлюсь. Совсем другой.

Да, и если что, сей пост — отнюдь не просьба об утешении или поддержке. Просьба обратить внимание на этот пункт, пожалуйста.

Сна нет; двойной амитриптилин не помог. Минотавр выходит покурить, блядь.

Приезжал папа, приезжали девушки. Весь день бегал, пил чай, курил, общался. Всё очень круто, правда. Если бы не одно но — грозный визит руководства. Прогневили боги мои фиолетовые шарфики и не-казённые наволочки. А у меня скопилось пюрешек, йогуртов, фруктов, и прочих вкусняшек на целый партизанский отряд, да. Целый пакет со спортивным белковым питанием, за который спасибо господину Переключатель, на реабилитацию. Плюс компьютер, гроздь съёмных дисков, и проч.

В общем, спортивный забег на тему "как впихнуть очень много еды, лекарств, и прочего бытового барахла в очень маленькое место". Это экстремальный вид спорта, да. Весь натур-продукт в казённый холодильник; всё барахло в спортсумку максимально плотно; всё плоское под матрас (в том числе пресловутые шарфики, да). Зефир и конфеты срочно на раздачу, включая охрану на входе. Ааргх. Вроде получилось. Койка имеет стандартный унылый казённый вид. Тоска.

Но что-то сдаётся мне, что не в шарфиках дело... Ай, ай. Беда.

* * *

В общем, всё я сварганил, всё прибрал, все шарфики убрал, хвосты поджал, сижу весь такой, воплощение смирения и добродетельности. Омерзительное чувство. Омерзительна зависимость от слепого высшего авторитета, омерзительна безвыходность и смиренность подчинения. (Далее личные размышляки и философские ощущения, ничего интересного). Читать далее

Сгонял сегодня домой, по-быстрому, за барахлом всяким. Погода шикарная, жить хочется что пиздец, всё такое красивое и радостное. Впрочем, визит домой немного всё подпортил. Матушка, всё время пока я был дома, просто сидела и смотрела телевизор. Оторвалась один раз, чтобы потребовать с меня денег. Почему-то это меня не удивляет.

(Дурным образом напомнило фильм "Груз 200", где тоже была матушка, неотрывная от телевизора, хотя в нашем случае всё ещё не настолько печально, конечно)

Дома выгреб мелочь, нужную для кофе-машины в вестибюле. Притащил и кофе в баночке, осталось раздобыть сливки. Без сливок кофе может убить меня гораздо раньше рака, но чего уж щас опасаться. Думаю, я сейчас и с парашютом бы прыгнул, не моргнув, и на горных лыжах съехал бы, не чихнув. (Сломал бы я себе при этом шею, сиё есть вопрос академический).

В общем, щас у меня хорошее настроение, да. На мне новая американско-лесорубская рубашечка (узбекская, скорее всего, но мы не будем в это вдаваться, главное что она красная и в клеточку). У меня есть заварочный чайник и электро-чайник, ура. Я даже купил себе пирожных, корзиночек с кремом — заодно порадовал продавщицу новостями, что меня наконец лечат, и я, может быть, ещё пока нипадохну. Клевая тётка, на самом деле, добрая и красивая. Я ей сдуру сказал про диагноз ещё в самом начале ("А что вы такой грустный?"), она так расстроилась, что я теперь считаю чуть ли не своим долгом её веселить. Но это редко, конечно. Маленькие проявления доброты, хули, что может быть важнее в этой жизни.

И я понял, почему при всём общем пиздеце в жизни и чернейших перспективах, которые я вижу в соседних палатах, я не в депрессии. Я хочу успеть пожить, успеть порадоваться, пока химия не превратила меня в стонущий бессознательный овощ, которому будут похуй и друзья-читатели, и клетчатые рубашечки, и американский рок-н-ролл.

Если что-то хорошее есть сейчас, надо радоваться ему сейчас, и похуй на будущее и на прошлое, похуй. Диапазон восприятия сужается до рамок одного дня, и если нужно, можно сузить его до часа. Как та самая последняя бутылка Мартини со льдом и оливками, когда осталось жить до полуночи. Это я преувеличиваю, конечно, но в своё время я очень любил белый сладкий Мартини, когда мог до него добраться, и он навевал на меня такие мысли, да. Особенно часов в пять утра в подвальном гей-баре на Пушкинской, где бармен угощал меня горящим коктейлем за счёт заведения (фокус не удался, коническая рюмка лопнула, и чуть не случился пожар). Вот, щас такое же состояние. Нет ни вчера, ни завтра. Только сейчас. И это прикольно.

Матери на меня похуй, ей дороже Путин в телевизоре, и мне на это похуй! По её завещанию пол-квартиры уйдёт в хозуправление Сергиевой лавры, похуй! Я могу сделать своё завещание, ага! Я скоро буду стонущим беспомощным полу-трупом, похуй! У меня во рту гниющая разваливающаяся язва, похуй! Мне все ебут мозг что я неправильно себя веду и неправильно пишу в дневник и что вообще так нельзя, похуй! Мне трио врачей исполняет танец маленьких лебедей на тему "нельзя-курить", похуй! Я безответственный разгильдяй, разъебавший свою жизнь к хуям, похуй! А-а-а!!!

Так, ладно. Лёгкая позитивная истерика закончена. Но настрой такой есть. Благо обширная практика за плечами. Помнится, как огромная белая разъёбанная "Волга" с натужным громыханием возила меня по пустынным петербургским проспектам в четыре часа осеннего утра, и начал капать дождь, и проспекты все пусты и ярко освещены, фонари сияют в каплях на стекле, и наконец находится этническая восточная закусочная, где улыбчивый юный азер наливает пива и мы беседуем за жизнь, а-а-а, я его снимаю на фото, но нет фокуса, и его лицо расплывчато, как у призрака.

Много таких случаев есть. Судите, осуждайте. Только вот раскаиваться меня пока как-то не тянет. Я радуюсь тому, что щас есть, пока мне обещают то, чего я зверски боюсь — беспомощности. Как меня научили в 2001 году в Иваново: "Если ты бежишь от страха, он гонится за тобой и жиреет. Если ты идёшь навстречу ему, он скукоживается и бледнеет". Слабоумие и отвага, да. Незнайка знал толк в жизни, факт.

Twisted Sister — Be Chrool To Your Scuel.

UPD: Ещё позвонил Алексу и поздравил его с 12-летием нашего с ним знакомства.
Я такой романтичный, гы. Но ведь правда же, чо.

Настроение паршивое, немножечко отчаянное. Хочется готики и мрачноты,
и чего-нибудь американского, обречённо-красивого, сумеречного.

Закат и сумерки всегда были для меня чем-то особенным,
какими-то воротами к свободе, что ли.

Мне щас отчаянно не хватает свободы.
От рака, от денег, от личных счётов, от всей этой мерзости.

Ночь на излёте. Тишина, полумрак, "Страх и ненависть в Лас-Вегасе" по ТВ. Пришла мысль, что это идеальный фильм для самоубийства — чтобы этот дёрганый, кислотно=разноцветный кадр был последним впечатлением в жизни. Кстати, таких фильмов крайне мало; помирать под депрессивные, это глупо, а под жизнерадостные, ещё глупее.

Это вовсе не говорит о том, что я прям щас собрался собою кончать или что-то в этом духе. Просто мне иногда нравится теребить эту тему, чтобы не было чувства обречённости. Мысль о том, что я могу скипнуть финальную мучительную стадию, снимает страх и даёт ощущение хоть небольшого, но контроля.

Если кто не понял глагола "скипнуть", это из нашего студенческого слэнга, в значении "прогулять пару", от английского to skip — "пропустить, оставить без внимания, проигнорировать".

На самом деле, я не зарекаюсь ни "за", ни "против". Практика показывает, что стоит заречься, жизнь тут же тебя нагибает, чтобы ты этот свой зарок распробовал мордой в асфальт, на сугубой практике. А я этого не хочу.

Все мои зароки на тему "Если случится ХХХ, то я покончу собой", заканчивались тем, что ХХХ наступало очень и очень быстро. А кончать собой всё равно ужасно не хотелось, и вся ситуация обретала какой-то бульварно-театральный и крайне пошлый оттенок. Фу.

Кстати, возвращаясь к фильму, я наконец-то узнал, чем всё кончилось: герои сваливают из Лас-Вегаса, но уже в скромном белом Кадиллаке. (Красный Кадиллак они угондошили, естественно). До этого я читал книжку, и смотрел фильм, но всё это было под пиво, за одну ночь, поэтому все эти годы финала я не помнил. А теперь косяк поправлен.

Представляется к присвоению звания Героя Советского Союза
с вручением ордена Ленина и медали "Золотая звезда".

                               Красноармеец Овчаренко Дмитрий Романович
                               Красноармеец 3-й пульроты 389 стрелкового полка
                               176 стрелковой дивизии


13 июля 1941 года из района Песец, красноармеец Овчаренко вёз боеприпасы для 3-й пульроты, находясь от своего подразделения в 4-5 километрах. В этом же районе на красноармейца Овчаренко напали и окружили две автомашины в составе 50 германских солдат и 3-х офицеров. Читать далее

Мать требует, чтобы я шёл на ВТЭК и оформлял инвалидность.
На мой отказ, грозит заявлением в ПНД (чревато психушкой).
Оснований для этого нет, но если заявление есть, они исполнят.

На мой резонный вопрос, "какая нахуй инвалидность, если жить осталось полгода?",
тупо отвечает, "нет никаких полгода, всё будет нормально, всё похуй,
а инвалидность это бабло, которого ты меня лишаешь".

Мои замечания, что реальных оснований нет, просто игнорируются.

Ну, я решил бить врага его же оружием. Присягнул на Евангелии, что никакая инвалидность мне нахуй не нужна и не полагается, и призвал Гнев Божий и все муки ада на того, кто будет обманывать государство и заводить об этом речь.

Вроде подействовало. Блядь, ну почему я не додумался до этого раньше. more

Странным образом, эта ненависть и война в мой адрес не только убивает меня, но и укрепляет. Чем больше меня утюжат, тем твёрже я стою, хоть и не проходит это бесследно, конечно. Не зря я в детстве любил истории о панфиловцах и пионерах-героях. Советское воспитание, блядь. Зоя Космодемьянская, Валя Котик и Володя Дубинин, ага. Были такие квадратные книжки-брошюрки, валялись в классных шкафах. Никто их не читал, а я перечитал их все. Так-то.

Что-то я злой сегодня. Пришла интересная мысль — всё медиа-пространство, все фильмы и музыка и вообще вся образная культура последнего столетия настолько густо пропитаны идеей смерти в самых разных проявлениях, и ссылками на эту идею, — и всё это до такой степени, что когда оно уже в реальности появляется на пороге, даже и нету особенного страха как такового.

Вот, например, песня про то, как протагонист собирается
жениться на мёртвой невесте (задолго до Тима Бёртона, ага).

Rammstein — Heirate Mich.
А здесь вообще герой призывает терять свою кожу.
Love Like Blood — Shed Your Skin.
А вот моя любимая, про то что любовь порвёт нас на куски.
Joy Division — Love Will Tear Us Apart.
Ну, и так далее. Список будет длинный, ага. Даже не знаю, хорошо это или плохо. Человечество уже долго пытается что-то поделать со своей смертностью, но дальше мавзолеев и поэтических песен дело не идёт. Так что хватит пенять и шпынять, заебало. Если вам какая-то мысль неудобна, смиритесь уже, нефиг цензуру вводить и обвиняющими пальчиками махать. А то как не понарошку, так сразу отмахиваться начинают, "Ах, так нельзя!". Морализаторы, блядь.

Всё проспал. В больнице приёмное до 10, а я проснулся в 11. Уже сколько раз это свойство моего организма пускало под откос мою жизнь — либо бессонница, либо наоборот, беспробудное сонное царство. Снотворного я вчера не принимал, кстати. Вот когда-то я шутил, что могу проспать конец света. Щас уже как-то не смешно ни разу.

* * *

Ещё удивляет, что где-то некоторые люди умудряются увидеть тут жалость к себе и проч. На просьбу "пальцем ткни, красным подчеркни", — сливаются.

Ебучее позорище, господа. Прежде чем что-то говорить, или пуще того, обвинять — подготовьте аргументацию-то, а? Секрет-то тут простой — сначала они придумывают образ "жалкого меня", потом начинают этот образ пристыживать. Но я-то ваще ни разу не в ответе за чужое воображение, да? Воображаемый образ к делу не пришьёшь, и в Сибирь не сошлёшь? Но в итоге пиздюли получаю именно я, почему-то — что на общем фоне пиздеца котятам, только добавляет веселья.

Уже были случаи, когда меня упрекали в "хныкательности" и "сопливости". Было так: человек звонит, и говорит мне все эти вещи. Я ему, "Ты щас рядом с компом? Зайди в дневник и пальцем ткни. Я жду". Человек заходит. Хмыкает. Някает. Мычит. Издаёт другие не очень понятные звуки. И не находит, блядь, ни-че-го, блядь. Или находит одну из двадцати (!) запись, которую можно с трудом, за уши, притянуть под определение "жалости к себе". Ахуеть, блядь.

Мерзко это, господа. Мерзко и некрасиво. Вы уж простите, что я поднимаю эту тему, но в этом вопросе должна быть ясность, блядь. Держите своё воображение при себе, блядь, на привязи, блядь. Не делайте мне хуже, чем есть.

* * *

А в больницу я буду пытаться завтра. Я мальчик настойчивый, я пробьюсь. Ну, или так подохну. Перспективы всё равно нет, выживших ноль. Я не хочу себя обманывать, и помню об этом. Это и так достаточно мерзкое ощущение, можете поверить. И не надо мне к нему ещё добавлять игр вашего сознания и восприятия.

А что я мудак, что проспал — это я и так знаю, спасибо.

Судьба всех, кто не умеет любить людей — любить деньги.
Непонятно, почему я раньше не мог это сформулировать.

Похоже на обобщение, конечно (а любой обобщение, это ложь),
но во многих случаях, которые мне известны, это так.

*

Storage Wars Theme — Money Owns This Town.

Оливер Кромвель, диктатор английской революции XVII века, был пивоваром. Когда королю Карлу отрубили голову, и Кромвель встал во главе государства, придворный художник начал писать его портрет — в привычной манере, с париком, с румяными щёчками, с благородной бледностью, и проч. Кромвель посмотрел на это художество, и сказал, "Не годится. Рисуй как есть — с бородавками и прочим".

В английском языке с тех пор эта фраза стала нарицательной. "Warts and all" — означает "без прикрас", "как есть", и используется этот образ весьма активно. И, хоть я и не одобряю революционного пивовара, с этим его принципом я согласен. Правда не должна быть красивой или мужественной или в кафтане и румяной — правда, это правда, какая есть. С бородавками и шрамами и обветренными губами. Точка.

Нервотряска с Йотой, однако, сослужила хорошую службу. Всё время с момента постановки диагноза у меня было ощущение, что я на льдине, которую уносит в море, а все-все остаются на берегу, и их уже почти совсем не видно.

После почти часа на проводе с тхподдержкой, это ощущение почти исчезло. Я пока снова здесь. Но всё равно, ощущение временности, летучести текущего момента, появившееся после прочтения диагноза (я в тот момент шагал во тьме по заваленному снегом тротуару Старопетровского проезда, где жил совсем мелким, с двух до 11 лет, хоть и наездами — ирония, ирония), оно всё равно не исчезает. Восприятие сузилось до невозможности: есть только текущий момент, остальное похуй, остального нет, остальное не существует. Ни прошлого, ни будущего: ни вчера, ни завтра.

Даже не знаю, хорошо это или плохо. Что точно плохо, это что опухоль растёт в другую сторону, и моей дикции наступает уже совсем пиздец. Скоро перейду исключительно к письменному общению; гуд-бай, ирония в голосе и игры с интонацией. Хорошо хоть, смех пока остаётся прежний.

Что там говорил Янковский в известном фильме? "Улыбайтесь, господа, улыбайтесь. Все глупости на земле делаются именно с серьёзным выражением лица". Как это мне помогало в пьяные депрессивные годы, как это помогает сейчас.

Фильм пересматривать не буду, но на всякий случай скачаю.

Больше всего хочется пошалить, похулиганить, от души поржать.
Ну, чтоб обо всём забыть на время.

Хочу вот того состояния, когда бегаешь, запыхался, да ещё если на траве, то совсем клёво.

Была бы у меня власть, я бы учредил в каждой больнице (суки, назвали бы "лечебницей", легче было бы) комнаты для шалостей. Не тренажёрные залы — они тоже уныние и казёнщина, хотя их тоже можно. Но огромные комнаты, с настоящими кустами, даже деревьями, и всякими фигулями типа мячей и скакалок, чтобы можно было орать и бегать. Типа зимнего сада с турниками и качелями. А пока что есть только унылые "комнаты отдыха" с не менее унылым телевизором, который сам орать умеет, спасибо.

Я не знаю, как сложится моё ближайшее будущее, всякое может быть. В таких ситуациях люди нередко "подводят итоги", дают "поучительные наставления", и проч. Ну а я что, рыжий что ли. Вот примерный итог моего жизненного опыта, на всякий случай. Это не наставление, не "мудрость", и не завещательная хуйня, а просто мозоли, натёртые прожитым. Читать далее

Господа, это важное сообщение. Никогда (да, никогда) нельзя ставить знак равенства между человеком и его дневником. Дневник, это и арт-продукт, и портрет, warts-and-all, "со всеми бородавками", как требовал Кромвель. Но всё равно, портрет — это полотно и краски, не более.

Никогда не забуду одну тупицу, которая чуть ли не с пафосным фырканьем заявила мне, "Я знаю про тебя всё, ведь я читала твой дневник!". Господи, как я тогда укатывался.

Не надо уподобляться. Дневник, лишь витрина портного. Сам портной в дальней комнате, он не одет во фрак, и не носит цилиндр — реальный он в привычной жилетке, и с сантиметром на шее. Не надо путать.

* * *

Проспал как убитый 10 часов. Щас сборы в поликлинику, делать анализы. Господи, сами больницы этого сделать не могут, отсылают "на район". Наверняка какая-нить очередная "реформа", блядь. Это будет уже второй тур по кабинетам.

Опухоль опять меняет форму. Как тесто пляшет и принимает разные формы на вибрирующей перепонке. Клякса такая, клякса сякая. У неё праздник, блятть. Опухоль, уходи, я тебя не люблю, уходи. Бр-р.

Луч света не просто "светит". Иногда он "пробивается". Свет вообще агент активный, и глаголы с ним сочетаются все активные, деятельные — пробиваться, вспыхивать, бить.

Темнота же "наступает", в неё "погружаются" (никто не "погружается" в луч света, например), "обволакивает". Темноту никогда никуда не "направляют", И от неё не просыпаются.

Я люблю темноту, кстати. Не в лесу и не в подвале, разумеется, там тревога, но в целом, люблю.

* * *

Подозреваю, что ад, это просто огромный тёмный подвал. Темнота 100%. И никто там тебя не жарит, не пытает, не издевается. Просто душа во мраке, и всё. Лети куда хошь. Везде только беспробудный мрак — одинаковый, сплошной, непроницаемый. И всё. И так — вечность.

В этом мире, время нас убивает. В аду, его просто нет. Отсутствует такая категория. Отсутствие координат как таковых, отсутствие само-идентификации. Ты ничто, у тебя нет ничего. Но ты есть, и тебе себя некуда девать.

В таком контексте, бессмертность души, это наказание, а не благо.

"Ну вот и всё, ангел молчания, вот и всё". (с)

Мда... События обретают уже совсем драматический оборот. Такой драматический, что даже здесь не написать. Матушка меня хоронит. Просто вот так вот, да. Самое смешное, что никаких "прорвёмся, сынка", "сделаем всё что можем", или чего-нибудь такого. Ни словечка. Только что-то там про чудотворные иконы, и всё. Ну, и визги для комплекта, на тему какой я плохой, как я виноват, какая она несчастная из-за меня, и проч. Удивительно, но в этой ситуации она умудряется говорить больше о себе, чем о том, что делать.

Фантастика. Так не бывает. I refuse to believe my eyes. These creatures, they don't exist. (с)
Я не раз зарекался жаловаться в блоге на матушку, нахуй людям моя грязная посуда, но это уже реально запредел, серьёзно.

Мда. Крепко наказал меня боженька, крепко. Впрочем, следует признать, что я сам не ангел, прошлое у меня ой как бурное. Я тоже был не сахар. И с нею, в том числе. Но так  мстить... Но чтобы такое  говорить... я бы не смог даже чужому человеку, даже в самой лютой ненависти. Она больше озабочена тем, что "соседи услышат", чем "что делать". Это — не, пробел, реально. Нет-нет-нет, этого со мной не происходит, я отказываюсь верить своим ушам, глазам, и когнитивному аппарату. Она хлопнула дверью так, что аж форточка открылась.

Хоспис-хуёспис, блядь. Всё-таки догнал меня 2013 год, год змеи, всё-таки догнал.
Видимо, тот случай, когда болезнь развивается аномально быстро,
это у медиков называется "ураганное развитие", я слышал.

*

Впрочем, сейчас задача другая. Прожить что там осталось, с максимальным достоинством. С максимумом общения. Надо успеть хоть частушки эти несчастные окончательно оформить и распечатать. Блядь, о чём я думаю. Моё сознание тоже имеет пределы выносливости, мне тоже хочется уйти в сказку. Посидеть ночью на берегу пруда, послушать ночную жизнь, повтыкать на купол неба. Жаль, щас зима.

*

— Нет-нет, дорогая, это ещё не старуха с косой. Это всего лишь почтальон. (с)

*

В комментариях просьба соблюдать корректность, не осуждать. Мне нужен позитив. Как я и сказал матушке, вопрос щас не "кто виноват", а "что делать". И не напоминать мне про мой былой слоган "ГУВХи не сдаются". Я пока не собираюсь. А со временем, посмотрим.

Да, и самое главное. Не надо писать в комментах "мы тебя отведём, мы тебя вылечим, есть такой врач, но это будет стоить", и проч. Это всё строго лично. Вообще, просьба писать крайне осторожно, банить буду легко и сразу. Дело простое, привычное, безэмоциональное. Просто знайте, что и такое бывает.

Хоспис-хуёспис, блядь. Хуй вам, а не хоспис. Слово-то какое мерзкое, "х-с-п-с", будто кто-то то ли сипло кашляет, то ли зубом цыкает. Официально называется "паллиативное лечение", блядь. Лечение, блядь.

Хорошо, что скоро весна.

* * *

Запись потом закрою, будут снова цитатки-кораблики и реплики из фильмов.
Щас, это так, чтоб проораться. Сука, я больше зол, чем испуган.

В каком-то фильме, бывший алкоголик говорит, "Все бывшие алкоголики говорят себе, мне уже лучше, ура-ура, я уже не такой".

Враки-хуяки. Если кто-то себе такое и говорит, это слабаки и нюни с чрезмерным вниманием к себе. В этом вопросе нет "хуже", нет "лучше". Это строго вопрос "да" или "нет". Точка.

Когда я вышел из первого пост-алкогольного шока, я вообще не думал ни о бухле, ни о своём отношении к нему. Его просто не было (и нету). Бухло -- фактура другой реальности. Это где-то там, это не имеет ко мне отношения.

Но если есть жалость к себе, пристрастие к разглядыванию своего пупка -- тогда да.

Сюда же, кстати, относятся рассказы о своём алко-прошлом. Не просто "я был пьян и поссал на разделительной полосе Каширского шоссе", а вот с запросом на жалость, на ужас -- "Вы представляете? Я пал настолько, что..." и т.д.

У меня тоже есть запас приключений, ой-ой. Но я н делаю из этого драму. Более того, я честно не считаю это драмой. Была хуйня, и была. Можно поржать, можно постыдиться. Но это всего лишь данность, факт моей реальности -- такой же, как разнообразные секс-приключения, которые я щас потихоньку записываю в файлик, просто чтобы не забыть -- моё сознание отнюдь не дорожит этим материалом.

Глядение в свой пупок, это не путь к себе. Это банальный и достаточно унылый онанизм, хе-хе.