Ладно, господа; маленькая бурная истерика на не очень ровном месте окончена. Гувхи нажрались пролетарского пива и пришли к относительному перемирию с мирозданием. А что ещё делать в этом городе, кроме как нажираться в хлам? Хм. Щёлк пальцами. Писать любовные письма!

Знаешь, Real Sugar, я тебя правда люблю. Когда я тебя обнимаю, я содрогаюсь от восторга, что ты рядом. Можешь назвать меня похотливым животным, но за всё это время не было ни минуты, чтоб я не хотел тебя обнять, левой рукой снизу слева, а правой сверху справа, или наоборот, или обеими руками за шею, и — обязательно обеими губами — поцеловать тебя за ушком, в плечико или в сосочек. Угу, телепузиков в студию, но ведь правда. Я просто не могу удержаться, и у нас, слава богам, пока ещё не блокада Петербурга. Я просто издалека смотрю на тебя, и не могу тобою не восхищаться. Не знаю, может, это тебе неприятно, но я не могу устать говорить тебе, насколько ты прекрасен. И чем ты дальше, тем сильнее хочется увернуться от твоего пылесосного поцелуя, и — очень — нежно — поцеловать тебя под горло, где воротник пиджака, где под тонкой кожей течет твоя кровь, где бьётся твоё сердце, где судорожно вздрагивают твои лёгкие, где судорожно сглатывает твоё горло — я говорил тебе, что ты дрожишь, когда я тебя обнимаю? Впрочем, ты мог и не заметить. Эх, Real Sugar, мне не нужно секса, мне не нужно любви — только бы быть рядом с тобой, и, когда ты засыпаешь, обнять тебя, и не спать, и слушать, как у тебя внутри что-то перестукивается, и смотреть сонными глазами на лунный ландшафт твоего тела, и иногда смотреть тебе в спящее лицо, и шептать в пустоту, "А знаешь, я ведь правда люблю тебя", и снова приникать ухом к твоей груди, и надеяться, что я тебя не беспокою своею любовью, и смотреть покрасневшими глазами в свинцовое небо за окном, и искренне желать, чтобы это время никогда не кончилось. Просто чтобы — застыло и остановилось. И чтобы так было всегда, на сотни тысяч лет. Бледный рассвет, и ты спишь, а я не сплю, и любуюсь тобой, and can't get enough. В реале этого всего сказать невозможно — будет глупо — а здесь можно. Поэтому и говорю: я люблю тебя.