Между Богом и землей: Иерусалим Дмитрия Плавинского
Десять лет назад, в сентябре 2012 года, в Москве ушел из жизни выдающийся российский художник Дмитрий Петрович Плавинский. В Израиле никогда не проводилось ни одной его выставки, хотя работы его иерусалимского цикла принадлежат, пожалуй, к числу самых вдохновенных и оригинальных художественных работ, несущих в себе тайны этого вечного города.
Дмитрий Плавинский родился в Москве незадолго до войны. В эссе «Голоса молчания», опубликованном в США в «Новом журнале» четверть века назад, сам художник рассказывал: «Родился я в 1937 году, в Трубниковском переулке… Наш дом чудом уцелел от шрама в виде Калининского проспекта, уничтожившего драгоценнейшие кварталы старой Москвы. Типичный доходный дом начала века. Дочь владельца была художницей и для нее он выстроил мезонинчик-мастерскую. Она вскоре умерла от чахотки. И судьба распорядилась так, что я родился и жил первые месяцы в мастерской. Она была разделена надвое: в одной половине – я, мать, отец, бабушка, а в другой – одинокий алкаш. … Довоенные годы почти не помню. Большую их часть провалялся в детской Филатовской больнице».
Мать художника, Анна Каспаровна Бауман, по матери латышка и внебрачная дочь немецкого барона , в 1920-х годах с группой революционно настроенных латышей приехала в Москву для участия в строительстве социализма. В 1937 году (будущему художнику было восемь месяцев) была арестована и вернулась из Сибири лишь в 1949 году.
Отпечаток памяти
Однажды одиннадцатилетний Дмитрий Плавинский обнаружил в небольшой домашней библиотеке отца – преподавателя истории, все жизнь интересовавшегося искусством – три тома «Истории искусств» П.П. Гнедича. Он стал копировать оттуда репродукции наиболее понравившихся ему картин.
Знакомый учитель рисования обратил внимание на рисунки Дмитрия и посоветовал отцу отдать его в художественную школу. «К одиннадцати годам у меня уже был внутренний выбор: или улица, или искусство», – рассказывал Д.П. Плавинский.
Композиция с бабочкой, 1972
В 1951 году четырнадцатилетний юноша ушел из школы, поступив на театральное отделение Московского областного художественного училища памяти 1905 года. Окончив училище, время от времени зарабатывал на жизнь фото-ретушером в издательстве «Большая Советская энциклопедия», но всё свободное время отдавал поискам собственного пути в живописи. Много путешествовал: в 1958 и 1962 годах побывал в Средней Азии, в 1959 году – в Армении, в 1960 и 1963 годах – в Новгороде и Пскове, в 1964 году – в Молдавии, в 1974 году – в верховьях Волги, в 1975 году – на Дальнем Востоке, в 1977 году – в Киргизии.
Дмитрий Плавинский. Лист на фоне нот. 1988
«Восстанавливая распавшуюся на фрагменты текстов, осколки смыслов, скелеты и отпечатки синкретическую ткань бытия художник не присваивал образы быстрым взглядом путешественника, а добывал их тяжким трудом: открыв Среднюю Азию в конце пятидесятых долго жил там и работал, расписывая дома местных жителей. “Евангелие от Иоанна” и другие работы из этой серии возникли после изучения славянской палеографии в монастырях, библиотеках, музеях Новгорода, Пскова, Ярославля.
Плавинский Дмитрий. Мангуст. 1992. Бумага, шелкография. 80x60 см. Отпечатана на бумаге, изготовленной по специальному заказу вручную
Всякая травинка достойна была исследования, тщательной многодельной рисованной копии. Дотошно и объективно выписанные подробности – самые устойчивые фрагменты произведений Плавинского, решительно смешивающего микро- и макромиры, стили и смыслы», – писала видный искусствовед Фаина Балаховская в статье, опубликованной в каталоге недавно с триумфом прошедшей в Лондоне масштабной выставки «Разбивая лёд: московское искусство 1960-х – 1980-х годов», на которой были представлены одиннадцать произведений Дмитрия Петровича.
1970
До этой выставки сам художник, увы, не дожил. При жизни Д.П. Плавинского в России прошло всего четыре его выставки.
Первая состоялась в 1960 году; ее устроил в своей квартире Илья Иоганович Цырлин (1907–1964) – преподаватель знаменитого ВГИКа, искусствовед, автор нескольких книг, замечательный человек, помогавший в трудные годы поэту Глебу Горбовскому, художнику Михаилу Кулакову (1933–2015) и многим другим.
На этой выставке И.И. Цырлина одну из работ Д.П. Плавинского впервые купил Георгий Дионисович Костаки (1913–1990). Изданный в Греции в 2006 году каталог «Советское альтернативное искусство 1956–1988 годов из коллекции Костаки» включает репродукции пяти работ Д.П. Плавинского, четыре из которых были созданы им в начале 1960-х годов.
Д. П. Плавинский. "Венеция"
Д. П. Плавинский. "Венеция"
В конце в 1990 года семья Плавинских отправилась в Нью-Йорк, где оставалась четырнадцать лет. Эти годы стали временем знакомства художника с мировым культурным наследием, которое до этого он мог изучать лишь по книгам и альбомам. Плавинские побывали в Греции, в Италии, а в 1999–2000 годах, дважды, в Израиле. «В мае месяце 1999 года я предпринял путешествие в Израиль. На автомобиле проехал через всю страну от севера до побережья Мертвого моря, Кумранских пещер и руин Масады, – вспоминал Дмитрий Петрович .
– В декабре я с Машей повторил это путешествие, ограничившись изучением Иерусалима и его окрестностей. С друзьями нам удалось побывать в пустыне на юге страны на границе с Египтом. Новый 2000 год встречали с друзьями в Иерусалиме.
9 января вылетели в Нью-Йорк и продолжили подготовку выставки о Святой Земле».
Позже видный американский искусствовед Джон Боулт, имея в виду иерусалимский цикл работ, напишет: «Интерес Д.П. Плавинского касается Слова в библейском значении исходного изречения, когда звук, значение и образ были одним и тем же, и Слово было механизмом восприятия, объединявшем в себе все чувства». О трех посвященных Иерусалиму картинах хотелось бы рассказать подробнее.
Д. П. Плавинский. Иерусалим в лунном свете, 2001 (Картина находится в собрании А. Кроника)
На полотне «Иерусалим в лунном свете» перед зрителем возникает образ древнего города. Панорама, охватывающая и тысячелетние стены, и зелень молодых оливковых рощ, и бесконечные городские крыши, и бескрайние дали небес, разворачивается перед зрителем, словно свиток Мертвого моря, и кажется настолько многомерной и объемной, что как будто расширяется за пределы полотна и при этом одновременно движется навстречу зрителю.
Весь холст составлен из фрагментов, напоминающих каменную кладку древней крепости или храма; они испещрены надписями на священном языке иврит– слова и буквы проступают и сквозь снежно-белые выступы и зубцы стен, и сквозь теплую зелень деревьев.
Эти фрагменты складываются воедино, из них рождается целостный образ города. На картине царит ночь, но полотно исполнено внутреннего света – вековая крепость с ее стройными башнями озаряет своим сиянием все вокруг, будто огромным золотым нимбом. Кажется, что город уподобляется ветхозаветному видению, и что звезды в вышине, рассыпанные жемчужно-лазурной пеной, усиливают этот свет и несут его дальше, в неведомые просторы небес, к невидимым мирам.
Д.П. Плавинский определял свое направление в искусстве как «структурный символизм, где единый образ мира расчленяется на ряды символов, погруженных в пласты времен: прошедшего, настоящего и будущего.
Разнонаправленность символов, несовпадающие скорости во временном пространстве, проступание одного слоя сквозь другой создают в произведении рентгенограмму Единого Времени».
Д. П. Плавинский. Небесное явление над Иерусалимом, 2005 (собрание И. Цуканова)
Полотно «Небесное явление над Иерусалимом» являет зрителю еще одну панораму израильской столицы. Здесь художник изображает таинственное небесное знамение над стенами Иерусалима, освященное именем Господа, вписанным в шестигранную звезду Давида. Непоколебимые, неподвластные времени строения поднимаются над кварталами, тянущимися до самого горизонта.
Из глубин вырастают величественные стены, на фоне которых – надписи на разных языках, на которых говорили как жители вечного города, так и посещавшие его паломники: на иврите, арабском, старославянском…
И над всем этим пейзажем горит застывшая в воздухе звезда, осененная божественным ореолом-нимбом и проливающая свой осязаемый серебряный свет на ночной город. Ну как тут не вспомнить пророчество Исайи: «И будет в последние дни, гора дома Господня будет поставлена во главу гор и возвысится над холмами, и потекут к ней все народы.
И пойдут многие народы и скажут: придите, и взойдем на гору Господню, в дом Бога Иаковлева, и научит Он нас Своим путям и будем ходить по стезям Его; ибо от Сиона выйдет закон, и слово Господне — из Иерусалима.» (Ис.2:2) Вся картина написана сдержанными, прозрачными красками – город наполняется светом, поднимаясь из мглы, рассеивая тьму Вселенной.
«Стихия искусства не в познании мира или его отражении, а в создании неведомых духовных пейзажей», – формулировал свое кредо художник.
Д. П. Плавинский. Стена явлений, 1962 (собрание фонда-музея «Екатерина»)
На картине «Стена явлений»,созданной еще в 1962 году, изображена каменная кладка древней стены, испещренная таинственными символами, на которой изображен шофар – ритуальная труба, звучащая когда-то на храмовом, а сегодня на синагогальном богослужении, древний иудейский символ.
Письмена напоминают то палеоеврейское письмо, то египетские иероглифы, то вавилонскую клинопись. Сами расплывающиеся линии и витиеватые надписи подобны извилистым дорогам, по которым пришлось идти народу, и одновременно в них можно увидеть силуэты древнего Израиля, откуда начался этот нелегкий путь.
Д. П. Плавинский. "Путь в бесконечность"
Но во время всех этих скитаний, о которых говорят письменах разных стран и народов, еврейский народ выживал благодаря своему духовному единению – подобно путеводной звезде, ему помогал держаться вместе и вел вперед зов ритуальной трубы.
Это полотно, с его глубокими и приглушенными землистыми, изумрудно-зелеными, багровыми и серебристыми тонами, кажется не написанным маслом, а высеченным на камне; оно напоминает следы, которые оставляет на скалах вода и ветер.
И письмена теряют четкость и расплываются, словно во тьме веков. «Принято думать, что художник раскрывает себя в своих произведениях. Совсем обратное: художник шифрует свое “Я” системой иероглифов, – указывал Д.П. Плавинский. Прочесть их дано не каждому, и последний из символов прочтению не поддается».
Дмитрий Плавинский. Вечерний носорог. 2006
Дмитрий Плавинский. Отпечаток памяти. 2010
Джон Боулт очень точно отметил, что «тревожная образность Плавинского на самом деле оказывается обнадеживающей, ибо он заставляет нас прислушаться к более высокой гармонии и к звучному голосу молчания». Сегодня работы этого выдающегося живописца разбросаны по разным собраниям и коллекциям.
В октябре 2015 г. в Москве, в Государственном музее изобразительных искусств им. А.С. Пушкина, открылась экспозиция ранней графики и офортов Дмитрия Плавинского. К сожалению, ни одна из картин иерусалимского цикла на этой выставке не представлена, однако представление о исканиях и самобытных поисках художника в 1960-е годы она даёт. Выставочную судьбу Плавинского до сих пор трудно назвать счастливой, но хочется верить, что эта драматичная несправедливость будет исправлена в самом ближайшем будущем.
Дмитрий Плавинский. Щит Монтесумы. 1994
На выставке офортов
Дмитрий Плавинский. Кристалл 1969 г. офорт 23,9х30
На фотографии - Дмитрий Плавинский
Художник Плавинский был в среде московского андеграунда оригиналом: занимался палеографией, ездил в самолично организованные экспедиции, запирался в храмах копировать фрески, ходил в лес босиком. Никакой соц-артовской иронии, размашистого экспрессионизма, выдержанной абстракции или натюрмортов с чайниками и горшками. Археология, классическая музыка, православие, ботаника.
Слово
Сейчас многие вещи Дмитрия Плавинского нервируют человека, привыкшего к современному искусству уже нового тысячелетия: они кажутся избыточными, надуманными и пафосными. В то же время в его работах есть сгустки техник, смыслов и приемов, получивших свое продолжение в скульптурных инсталляциях Александра Бродского, леттризме Оли Кройтор, гербариях Ильи Долгова, органических «объектах» Ильи Федотова-Федорова и «Лаборатории городской фауны».
Предмет у Плавинского — ноты, схемы, страницы книг, раковины, — как и игральные карты у Немухина, еще был и материалом для коллажа, и самим объектом изображения, натурой. Позднее он заживет в искусстве своей жизнью — отдельной.
Дмитрий Плавинский. Слово Хлебникова о Эль. 2008г. 140 см х 70 см (формат не случаен....Это 2 квадрата по вертикали. Из них вышло иррациональное божественное число Фи – Золотая пропорция всей Жизни. Сакральное значение числа 7 общеизвестно.)
Дмитрий Плавинский любил поэзию Хлебникова. Поэт была ему созвучен. Иногда появлялась параллельная цитата на обороте холста, или весь художественный образ строился на развитии поэтического. Мировоззрение Плавинского и Хлебникова во многом совпадало.
“Слово Хлебникова о Эль – нам с Людвигом” 2008 года – последняя работа художника, связанная с творчеством поэта.
Название, в отличии от темы, возникает последним. Оно завершает создание произведения. Тогда, как для зрителя, наоборот, это прелюдия или пролог, предваряющий прочтение образа.
Авторские надписи Плавинского всегда тщательно продуманы, но порой, несут в себе скрытую, таинственную информацию, требующую расшифровки и заставляющую нас думать шире.
Название “Слово Хлебникова о Эль – нам с Людвигом” сразу обозначает тройственную взаимосвязь Хлебникова, самого художника и некоего Людвига. Хлебников – гениальный творец из прошлого, а Людвиг – любимый кот художника, названный в честь композитора, и всегда находившийся рядом. Как и музыка. Она всегда звучала во время работы.
Здесь не только тема, но и время, и геометрия взаимоотношений, обстаятельства расширяющие образ и приподнимающие завесу тайны творческого процесса.
“Дима – Маше,” написано на обороте картины.
Плавинский включил в композицию цитаты из поэмы Хлебникова “Слово об Эль”, “травопись” из своего раннего произведения “Книга Трав”, отпечаток листа Леонардо да Винчи, знаки античного Причерноморья, а так же, уточненную и дополненную им самим энеаграмму.
Композиционный строй и математическое соподчинение объединяют все элементы композиции, Математика, поэзия, философия, изобразительное искусство и природа говорят в картине разными языками-способами об одном и том же.
Времена античной культуры, итальянского Возрожления, начала и середины ХХ века – “кальки времени наложенные друг на друга” Плавинским для создания образа и передачи своего представления о мироздании.
Время – ключевое понятие философии художника и тема всех его произведений, включая и это. Время как мега-тема пронизывает все пространство картины. На всех уровнях. Это и техника исполнения, и геометрия композиции, и символика образа. (тут) Дальше по источнику тоже интересно, но не могу перегружать пост.
Мария Плавинская © Анна Быкова
О Дмитрии Плавинском рассказывает вдова художника Мария Плавинская.
О структурном символизме
Дима сформулировал свое видение, когда нашел свою тему в искусстве в конце 1950-х годов, а в литературную форму перевел гораздо позже, можно даже сказать, что я его заставила. Так появился термин «структурный символизм». Мы встретились в середине 1970-х. В 1960-е, когда все увлекались абстрактным искусством, он им тоже увлекся. Но ненадолго и не так, как все.
Ноты. 1984г. Холст, масло. 99 x 78,8 см
Для художников в основном абстракционизм был передачей эмоционального состояния или настроения. Но Дима выстраивал структуры на основе многослойных фактурных и текстурных красочных наслоений. Это и было содержанием. В основе такой структуры был не столько Лотман — его он, конечно, читал, — сколько античная философия (половина нашей библиотеки — это философия).
С детства он увлекался классической музыкой и математикой, потом к этому добавился джаз, он первым стал вводить в живопись нотные знаки и партитуры. Одна из последних его работ называлась «Послание Пифагора в мир музыки». Почти все работы сразу уходили на Запад. Имя его стало легендой, а вещей никто толком не видел, потому что без выставок их и посмотреть-то было негде.
Дмитрий Плавинский. Манхэттен-фиш. 1992
О советском Ренессансе
В 1970-х Дима много писал о своих путешествиях, о своих приятелях и назвал это время «советский Ренессанс». Мы его записки публиковали как литературные произведения. Он сам говорил, что, скорее всего, если бы не стал художником, был бы писателем.
Тогда чудесных открытий мы ждали каждый день, чудес духовных: что-то прочитал необыкновенное, что-то увидел или музыку послушал, кино показали редкое… Духовные открытия происходили буквально ежедневно. Соцреализм чем нехорош? Тем, что все покрыл страшной корой государственных нормативов и регламентаций. А художники, которые пошли своим путем, искали чего-то живого, подлинно чудесного.
Ренессанс здесь — это возвращение к корням, живым классическим основам, первому русскому авангарду, православию. Нонконформизм как термин появился довольно рано, но все неофициальные художники не были группой: каждый был сам по себе, каждый находил свою стилистическую линию, каждый восполнял недостающую грань нашей культуры. Дима всегда был верующим человеком.
Старая Библия, 100 х 80см.
Абсолютно один, он много ездил по заброшенным деревням, в которых остались одни согбенные старухи. Он копировал фрески в разоренных храмах, читал церковные книги, Евангелия, требники, занимался в монастырских библиотеках, изучал кладбищенские надгробия. 15 лет он занимался русской палеографией, знал все шрифты: устав, полуустав, скоропись... Был потрясен красотой Остромирова Евангелия. Для него было важно все. И, конечно, знакомство с коллекцией Георгия Дионисовича Костаки, и первый русский авангард.
Дима объездил всю страну, был на Севере и в Средней Азии, на Дальнем Востоке, Кавказе, в Молдавии, интересовался язычниками и староверами, буддизмом и исламом. Путешествовал один, в кедах, с рюкзачком. И на поезде, и пешком. Как угодно. Было четкое представление, что разные культуры существуют рядом друг с другом, дополняют друг друга и составляют общую культуру. Что мир невозможно разделить на Восток и Запад. И одно из важных достижений Димы, на мой взгляд, — он в своем творчестве объединил Восток и Запад. У него было целостное представление о мироздании, о Вселенной, о нашей Земле с ее геологией, археологией, географией, животными. Он — художник-космист.
Дмитрий Плавинский. Московская черепаха. 1996
Он работал с символами. Та же черепаха — сколько с ней легенд связано. В древности на черепашьих панцирях гадали, их нагревали и по трещинкам узнавали судьбу. Мао Цзэдун подарил Советскому Союзу два таких панциря в 1950-е, они, по-моему, находятся в Эрмитаже. Дима учился офорту в гравюрном кабинете Пушкинского музея у старых мастеров.
Дмитрий Плавинский. Ладья забвения. 2004
Одним из самых любимых был Дюрер. Он продолжил его тему — изобразил носорога больше земного шара. Он изобрел язык трав — травопись. В гурджиевский кристалл он поместил трилистник, напоминая о законе троичности. Советская власть учила, что все можно описать словами, но у изобразительного искусства свой язык — пластический. И Дима говорил именно пластическим языком.
Дмитрий Плавинский. Слово. 1967 Государственная Третьяковская галерея
Об американском периоде
В Америку мы уехали, потому что Диме было интересно путешествовать, он любил новые места. К тому же в перестроечное время не на чем было работать, не было ни красок, ни холстов — ничего. Кто-то из друзей позвал в Америку, и мы поехали. Было очень интересно, там совсем другая оптика, другое освещение, другие преломление луча, атмосфера, цвет, свет.
Дмитрий Плавинский. Апокалипсис 9.11.2002
Мы прожили в Нью-Йорке без малого 15 лет. Американцев поразила Димина серия «Манхэттен-фиш» — надо было с другого конца земного шара приехать, чтобы увидеть, что карта подземки Нью-Йорка похожа на доисторическую рыбу. 11 сентября мы пережили а Америке. Димина работа на эту тему теперь находится в Италии, там изображено светопреставление: рушащаяся Вавилонская башня, самолеты, жертвы…
Он придумал эту работу за год до того и никак не мог закончить. Некоторые вещи он вел очень долго, год мог уходить. Эта композиция сначала называлась «Новый Вавилон», а когда случилось 11 сентября, Дима ввел пару конкретных деталей и завершил картину. У него было предчувствие, что это произойдет.
Когда эту картину мы везли в галерею — прислали легковую машину вместо грузовой, — пришлось закрепить ее на крыше. И на хайвее от страшного ветра крепление ослабло, раздался странный звук, и картина улетела.
Сразу остановиться было невозможно, а когда подошли — работа лежит на дороге, по ней уже пронеслась машина, потом целый поток.
Это было ужасно: подрамник сломан, и протекторами выдраны части холста. Дима лишился дара речи.
Мы скатали работу в рулон, как ткань, и поехали в галерею. Потом восстанавливали ее — она получилась со скрепками и шрамами. Потом лопнул ящик, в котором ее перевозили. Из Америки мы решили ее забрать.
Работа набрала энергию разрушения. И это при том, что Дима — художник очень гармоничный. В итоге работа попала в один итальянский музей.
Обратно в Россию мы вернулись в 2004 году. Америка перестала быть для нас питательной средой. Мы ездили в Европу из Америки и решили вернуться домой, чтобы не летать в Италию и Грецию через океан. Дима до последнего путешествовал!
https://www.colta.ru/articles/art/15398-sluchay-dmitriya-plavinskogo#ad-image-11
https://ja-tora.com/mezhdu-bogom-i-zemlej-ierusalim-dmitrija-plavinskogo-alek-d-epstein/
http://www.visit-city.com/exhibitions/free-fly
Галина - ]https://obiskusstve.com/profile/897527112524890688/
