В райцентре  жизнь текла тихо и сонно. Даже драки переходили в серьезные строго по графику - на майские, ноябрьские и старый новый год. На свадьбах и похоронах доводить дело до крови считалось моветоном. 

И каждый первый снег на крутом повороте за оврагом происходило одно и то же: Вася на грузовике сносил забор Михайле Степанычу. 

Происходило это по одному и тому же сценарию. Вася на хлебовозке летит из другого городка к магазину, радостно заскакивает в пределы малой родины, скатывается вниз и на повороте грузовик заносит. Вася газует, выворачивает колеса и вкатывается мордой в михалстепанычев огород. Здрасте!

И все-то у них было отработано. Степаныч выскакивает на крыльцо и привычно обкладывает Васька едрить-батоном и криворукой жопой. Васек вываливается из кабины и спешит к Степанычу ругать ебаный снег и лысую резину.  У него уже приготовлены два пузыря на коих они со Степанычем мирились и в субботу вместе поправляли забор. Оставшуюся часть зимы Васек съезжал в овраг осторожно. 

Все душевно и привычно. Даже надпись на заборе "Место для удара грузовой" - подкрашивалась по мере замены сломаных досочек.

Васек въезжал к Степанычу и на ГАЗ-53, и на УАЗике, и на газели, и на хундае, и опять на газели. Текли годы.

В конце грозного и тяжелого ХХ века дед Миша тихо ушел в лучший мир. Дом стоял пустой и осунувшийся. Сын приезжал, бродил вокруг, вздыхал. В конце концов он продал дом непонятному и неприятному человеку. 

Новый хозяин перестроил дом по-своему - окна лишились наличников и стали вдвое уже, веранду снесли, а дверь на крыльцо превратилась в стальную и мрачную, как броневая плита. 

Мужчина средних лет приезжал вечером, уезжал утром. Забор он поставил высокий, глухой.  Ни с кем не общался. В воскресенье ездил за продуктами в область, в супермаркет. Кто он, чем живет - никто не знал. Соседа, который хотел познакомиться, погнал такими словами, что тот что в ответку сказать не нашел. 

Участковый на распросы только плюнул:

-Ну его на хрен. Придурок. Не связывайтесь.

И прозвали этого отшельника подзабытым емким словом Бирюк. 

Прошло лето, задождила осень, поплыли в прозрачном воздухе белые мухи.

Ранним утром в городок с трассы, расплескивая колесами первый снежок с грязью, ворвалась серая газелька. За рулем - постаревший - до пенсии два года - Василий Андреевич, бессменный шофер городского "Универсама".

Газель радостно скатилась в овраг, вынесла задницу на повороте и поехала привычным маршрутом - в огород. Хррряп! Крррр-ррррак! Шлеп! - приветствовал машину забор.

-Ох ты ж блядь, резина лысая! - прокомментировал Василий Андреевич, выбираясь из кабины.

Огород стоял пустой и заброшеный. Сливы засохли. В.А. почуял какую-то злобу, исходившую из глубин прежде доброго дома. 

Дверь открылась и на пороге возник Бирюк. Губа дергалась, глаза смотрели так, словно он хотел сжечь грузовик с водителем на месте.

-За забор, алкаш поганый, заплатишь. - заявил хозяин дома. - Гнида тупая. Мудила сраный. 

-Резина старая. - весело сказал Андреич. - Хозяин экономит. Да ты это, мужик, не расстраивайся. В субботею поправим твой забор. - и он подкинул на ладони бутылку. 

-На хер!!! - рявкнул Бирюк. - В жопу себе засунь свою отраву. Я вызываю ГАИ! - крикнул он уже из глубин дома. 

-Ну ты чего?! - Вася стоял посреди огорода в расстегнутой куртке, с поллитрой в руке. - Чего он? - спрашивал у сошедшихся на шоу "грузовик в заборе" старый водитель. - Чего он так-то..? Не по-людски!

-Бирюк. - объясняли ему заовражники. - Вот такое у нас теперь. Чисто крыса или змея какая. Всех ненавидит. Видать крепко ему в лоб прилетело где-то. 

Василий пошел к машине, намереваясь выбираться на дорогу.

-И куда это ты собрался? - вопросил с крыльца крысозмей. - Стой и жди! ГИБДД едет.

-А хлеб как же? - воззвал к общественным интересам Василий Андреевич. - Я хлеб с пекарни в магазин везу. Свежий. Слушай, не надо этих, отмени вызов, а? Это же на весь день ебатория! 

-Перебьются. - Бирюк стоял в дверях дома. - И без булок. А то зажиреют еще. Впрочем, можешь сразу отдать за ограждение и саженцы. 

-Какие еще саженцы!? - вытаращил глаза Василий, заглядывая под бампер. 

-Не разглядишь, они еще маленькие. Японская вишня. Им твое масло не полезно. В общем сорок три тысячи за две вишни и забор - и пошел отсюда, водюк.

-Да у меня зарплата - семнадцать тыщ! - завопил без пяти минут пенсионер. - Ты где такие деньжищи насчитал за две сраных сливы?! Ебнулся?

-Больше, значит, не стоишь. - скривил морду Бирюк. - И не сливы твои поносные, а вишни. Японские. Сакура. Дошло до тебя, выпускник тракторных курсов?

-Японские-шмапонские. - бурчал В.А., бродя вокруг грузовика. - Крепко его уебали, скотину, по башке. 

-Судиться хочет. - сочувствовали в кучке народу. - Ну пусть, пусть докажет, что там вишня китайская, а не антоновка ссаная.

Гиббоны все не ехали, бирюк бдил в окошко, чтобы грузовик не сбежал. Вася залез в кабину. Мир рушился. Холодная морось разогнала народ. И тут на горизонте возникла Дева-Спасительница. 

Пятьдесят лет. Давно не дева. Стаж в торговле - чуть не с пяти, когда бабка брала внучку с собой на станцию торговать грибами, клубникой и грушами. Маленький мопед почти не видно из-под могучих полужопий. 

-Ты чего тут расселся-та, хер в крапинку?! - набросилась она на бедного Васю. - Мне чуть прилавок-та не разнесли! Где хлеб-та?!

Вася грустно объяснил про Бирюка, сливы, забор, нелюдскую злобу и лысые скаты.

-Чееее? Сорок тыщ?! Да в рот тебе до глотки, а не сорок тыщ! Вася-та, заводи!

-Слышь, ты! - орала она в сторону дома, где на порог вылез Бирюк. - Ты, блядь, гаев-та будешь до второго пришествия ждать-та! Они сюда еще при бровастом дорогу забыли-та! Вот те, а не сорок! Охуел-та на корню-та! 

-Я в суд подам на всю вашу вонючую лавочку! - мрачно пообещал Бирюк. - Бутылки под забором собирать будешь, хамка.

-Ха! Напугал-та! Васек, давай! 

-Даю, Вера Николавна, даю стране угля. - Вася со скрежетом воткнул заднюю передачу. - Мелкого, блядь, до хуя!

Подвывая и дымя газель выползла в лужу талой жижи, стряхнув с бампера пару жалких листочков. 

-Три метра в жопу ты получишь, а не сорок тыщ, ебанутый! - выдала  напоследок Николаевна и мопед потрещал вслед за грузовиком.

Бирюк честно прождал ГИБДД до понедельника, потом вызвонил какую-то бригаду, которая поставила забор на место.

Суда так и не было. Бирюк где-то с кем-то пообщался, вернулся мрачнее тучи, пнул пробегавшую по своим делам кошку и захлопнулся в  бронедоме. 

А через год Василь Андреевич, бессменный водитель Универсама, спрыгнул с бесконечной трассы на разбитую дорогу в городок и полетел на своей газелюшке к оврагу, разбрызгивая талую жижу с белыми островками первоснежья. Машину повело на раскисшей земле, Андреич вывернул руль, мотор взрыкнул. Грохот был страшный. Когда подбежали овражные, машина лежала на боку, кабину перекосило, а водителя пришлось везти в больницу.

На узкой морде Бирюка сияло торжество. Отомстил! Когда он успел вкопать за забором половинки бетонных свай - неизвестно.

 

Он живет в этом доме до сих пор. Постарел. Уже никуда не ездит по будням. До воскресенья никто не может сказать - жив ли еще этот злобный, грубый, нелюдимый тип. И кто его будет хоронить, когда наконец остановится его сердце. Или он сам уже похоронил себя в своем одиночестве и молчании. 

 

А Василий Андреевич жив. Скоренько так скачет на костыле мимо магазина - кость срослась неправильно, а ломать заново врачи не рискнули - и кричит новому водителю:

-Одерживай, одерживай смотри! Занесет! Эх, скаты-то лысые!