Глава 7
ИСЧЕЗНУВШИЙ ИЗ ПАМЯТИ РОССИИ ВЕЛИКИЙ РАСКОЛ РПЦ Обновленческое движение церкви

 

    Ещё в ходе Поместного собора образовались своего рода фракции, которые отличались по степени отрицания или одобрения ряда положений, декретов новой власти. Хотя, на мой взгляд, те попы, которые поняли общенародное настроение, хорошо осознавали невозможность реставрации в этот момент. Монархия воспринималась как вековечное проклятие, и годилась только долговременная программа. Эта программа продолжительной борьбы (и победы в 1953-1956 годах) должна была включать методы органичного врастания в народную жизнь. Надо быть нужным пиплу, и желательно даже быть чуть впереди. Поэтому, когда радикально-белогвардейская прослойка попов изрыгала проклятия и анафемы в адрес РСФСР, те, кто был поумней, уже начали искать компромисс. Член Поместного собора профессор богословия Б. Титлинов: «Декрет "Об отделении церкви от государства" освобождает церковь от государственного вмешательства в церковную жизнь, освобождает церковные силы для самостоятельного развития: это уже большое приобретение. Это то, чего недоставало до сих пор церкви». Это как бы радикально полярный тезис нового направления. Радикалы тут же окрысились.
    19 апреля 1918 года Поместный собор принял постановление «О мероприятиях к прекращению нестроений в церковной жизни», где в числе прочего говорилось: «Содействущие проведению в жизнь враждебных церкви положений декрета о свободе совести и подобных ему актов подлежат запрещению в священнослужении и в случае нераскаянья извергаются из сана».
    Начался раскол. Оппозиционеры, назвавшиеся «Группой прогрессивного духовенства и мирян», подготавливали путч. Цель - сместить Тихона, чтобы этот идиот не пробудил против церкви советскую власть. Хотя тот уже, в общем-то, всё успел сделать. И как только Тихон окончательно подставился как враг народа и оказался под следствием, это дало повод начать атаку. 12 мая 1922 года лидеры группы - (известнейшие фигуры) священники Введенский, Красницкий, Белков и псаломщик Стадник - посетили Тихона, тогда находившегося под домашним арестом, и начали переговоры по поводу дальнейшего ведения церковных дел. 14 мая в «Известиях ВЦИК» было опубликовано обращение к ве­рующим. Авторы обращения осуждали социальную оппозиционность руководства церкви и ставили вопрос о созыве нового Собора в целях «умиротворения церкви»: «Мы считаем необходимым немедленный созыв Поместного Собора для суда над виновниками церковной разрухи, для решения вопроса об управлении церковью и об установлении нормальных отношений между ней и Советской Властью. Руководимая высшими иерархами гражданская война церкви против государства должна быть прекращена».
    В середине мая Тихона посетили Введенский, Калиновский и Белков, которые приняли у него церковные дела для передачи их митрополиту Ярославскому Агафангелу как патриаршему местоблюстителю. Но Агафангел на всякий случай в Москву не поехал. И это всех устроило. Оппозиционеры организационно оформились, образовав общественно-религиозное объединение «Живая Церковь», куда вошли и миряне разных приходов.
    16 мая 1922 года в стенах Троицкого подворья прошло учредительное собрание. В программе: а) пересмотр действующих законов о церковном управлении с целью выяснения, какие из них аннулируются самой жизнью и даже вредны для церкви; б) пере­смотр церковной догматики с целью выяснения тех особенностей, которые были внесены в неё бывшим в России строем; в) пересмотр церковной литургии и обеспечение свободы пастырского творчества в области богослужения без нарушения совершительных обрядов таинств; г) пересмотр положения о приходе в связи с современными условиями церковной жизни; д) пересмотр церковной этики и разработка учения о христианской общественной жизни применительно к социальным задачам, выдвигаемым переживаемым временем; е) вообще пересмотр и изменение всех сторон жизни церковной, какие позволительно требуются современной жизнью.
    Сторонники «Живой Церкви» образовали Высшее Церковное Управление (ВЦУ), во главе которого поставили архиепископа Антонина (Грановского), хотя тот и не был членом их группы, и вскоре добились одобрения своей деятельности со стороны духовенства центральных епархий - сначала Московской, а затем и Петроградской. По примеру Москвы и Питера группы сторонников «Живой Церкви» стали создаваться и в других епархиях. Одним из первых признал новую церковную власть митрополит Владимирский Сергий (Страгородский), будущий советский патриарх, опубликовавший совместно с двумя архиепископами, Серафимом и Евдокимом, воззвание, в котором говорилось: «Рассмотрев платформу Временного Церковного Управления и каноническую законность управления, заявляем, что целиком разделяем мероприятия Временного Церковного Управления, считаем его единственной канонически законной верховной властью» («Живая Церковь», № 4-5). Митрополит Сергий вошёл в состав ВЦУ.

Организаторы «Живой Церкви» развернули бурную деятель­ность по вовлечению всех в своё движение, которое они обозначи­ли как «церковно-революционное» и задачи которого видели в том, чтобы прежде всего отстранить от руководства церковью еписко­пов-монахов, ликвидировать монастыри, ввести женатый епис­копат, открыть дорогу к власти белому духовенству, сосредото­чив в его руках церковную кассу, и лишь после всего этого при­ступить к реализации своей программы радикальных церков­ных реформ.

Встал вопрос о созыве нового Поместного собора, который сан­кционировал бы перемены в церкви и определил бы её положение в новой социальной среде. Не дожидаясь этого созыва, «живоцер­ковники» провели в конце июля - начале августа 1922 года все­российский съезд своего объединения, на котором подвергли кри­тике институт монашества, а также приняли решение о введении брачного епископата и реорганизации церковного управления. Что же касается обновления церковной догматики, этики и богослу­жения, то решение этой проблемы было отложено до предстояще­го Собора.

Но вся беда была в том, что, как всегда... «они были слишком далеки от народа». Учитывая тотальную безграмотность русского верующего пипла, а это была вся страна, паства РПЦ была зооло­гически консервативна. Поп был традиционным народным злом, он был надоедливо-обязателен, как летние поносы, но он был впи­сан в жизненную ритуальную традицию. И все обрядовые формы воспринимались уже на подсознательном уровне. И никто их не проверял, не осмысливал (как и сейчас).

Тут я бы привёл в пример мой опыт работы на московской строй­ке в конце XX века. На столичных стройках москвич (точнее «москвач ») - редчайшее явление. Работает в основном деревенская глу­бинка. Клинически дикий, злобный и самодостаточный в своей брутальности народ, типичные русские, чья основная цель, как всех русских, - опроститься, опуститься и одичать. На стройке лопата - ключевой инструмент, но почему-то в России рукоятки лопат - просто круглые орясины, а круглыми рукоятками хуже работать, так как надо ей постоянно управлять в пространстве. И управлять кистью руки, а это крайне утомляет. Ну и я, естествен­но, тут же привинтил к концу стандартный держатель для попе­речной рукоятки. Типичный причиндал любой лопаты в Тимбук­ту, Баварии и Джорджии. Работал теперь играючи. Но это кощун­ственное «нововведение» произвело фурор. На меня сбегались смотреть все рабочие двух полов из двух управлений: «Андрюха лопату с мотором завёл!». Никто не сделал также, хотя это было явно удобней.

    Раскол в «Живой Церкви». Церковь № 3. Радикализм лидеров расколол движение. Умеренные сторонники обновления решили, что надо бы считаться с пиплом и не забирать влево. Умеренных возглавил председатель ВЦУ архиепископ Антонин. Они провели что-то вроде учредительного хурала и позиционировали себя как «Союз церковного возрождения». Как ни странно, но из питерского комитета «Живой Церкви» вышли Введенский и Белков, и их, естественно, тут же приняли во ВЦУ «Союза церковного возрождения».
   В программе СЦВ главное внимание уделялось только социальному аспекту православия, и фактически не рассматривались вопросы изменения вероучения и канонов. «Следуя основному демократическому уравнительному началу, Союз ставит своей целью осуществление интересов широких верующих низов и масс, их религиозное при помощи науки просвещение и нравственное оздоровление, одухотворение культа, упрощение и ослабление внеш- необрядовой церемониально-показушной стороны, предотвращение от сползания в уклон языческого магизма и механики культа. Кроме того, надо бы когда-то решать вопросы про устранение религиозной эксплуатации» (Жизнь и религия. Казань, 1923, № 7).
   Церковь № 4. Введенский всегда был неординарной фигурой, и теперь уже этот приглаженный прогматизм его не устроил. «Ай кэн гет ноу сатисфэкшен». Введенский вышел от Антонина и создал самостоятельную общину-конфессию «Союз общин древлеа- постольской церкви», или СОДАЦ, который занял промежуточное положение между первыми двумя церквями. Из программы СОДАЦ: «Христианство есть религия роста. Поэтому оно не может быть задерживающим моментом в общекультурном развитии человечества. Необходима борьба с религиозным суеверием, поскольку оно препятствует общечеловеческому прогрессу. Всё современное т.н. православное богословие должно быть пересмотрено с высоты незыблемых норм великой евангельской истины. Поскольку в принципах Октябрьской революции нельзя не усмотреть принцип первохристианства, церковь религиозно принимает правду социального переворота и активно доступными ей церковными методами проводит эту правду в жизнь». Ну и как задача СОДАЦ: «Очищение христианства от всего языческого, наслоившегося в процессе почти двухтысячелетнего существования христианства, борьба с обрядоверием и предрассудками, борьба с темнотой и невежеством, разъяснение верующим причин тех явлений природы, которые породили многие суеверия и обряды... Пересмотр догматики, этики с целью выяснения подлинных евангельских и апостольских принципов веры, нравственности, затемнённых средневековой схоластикой и школьным богословием... Очищение и упрощение богослужения и приближение его к народному пониманию: пересмотр богослужебных книг и месяцесловов, введение древлеапостольской простоты в богослужение, в частности в обстановку храмов, в облачении священнослужителей, родной язык взамен обязательного славянского, институт диаконисс... выбор- ноть всех пастырей... отмена всех наград... устранение религиозного профессионализма... закрытие всех городских и сельских монастырей... белый епископат... пересмотр всех церковных канонов и отмена тех из них, котрые потеряли свою жизненность... Церковь должна быть аполитичной». Церковь № 4 - СОДАЦ - была принята как полноправный член во ВЦУ.
   Глядя на это дело, образовались церковь № 5 - «Пуританская партия революционного духовенства и мирян», церковь № 6 - «Свободная трудовая церковь » и ещё ряд церквей. Но ВЦУ делиться пирогом не желало, и все эти союзы за церкви не признало. ВЦУ издало «Положение об организации ревнителей церковного обновления», где заявлялось о лояльности к советской власти: «Объединение имеет своей целью действительное обновление церковной жизни верующих масс, проведение христианского оздоровления путём осуществления программ ставших во главе движения обновленческих организаций».
  После издания этого положения члены всех этих групп стали повсеместно называться «обновленцами», а их церковная организация - обновленческой церковью.
    На апрель 1923 года был назначен созыв Поместного собора, который должен был санкционировать реорганизацию церковной жизни, о которой говорили обновленческие группы. В «Положении о созыве Поместного Собора Православной российской церкви», утверждённом ВЦУ 1 февраля 1923 года, говорилось: «Поместный Собор имеет цель пересмотреть все стороны жизни церкви: веро- и нравоучение, богослужение, церковно-приходское управление с целью устранения тех наслоений, которые внесены в жизнь церковную периодом подчинения и союза церкви с капиталистическим государством, и выявления сохранённых ею сокровищ апостольского предания в жизни церковной».
    Программы всех трёх обновленческих групп, и утверждённые ВЦУ «Тезисы предстоящих реформ православной церкви на поместном соборе», которые были составлены А. Введенским на основании программных установок СОДАЦ, и положение о самом Соборе - всё предсказывало вполне крутую модернизацию русского православия. Вообще-то по большому счёту, ещё до революции обновленцы если и не проявлялись де-юре, то были фактически большой полускрытой оппозиционной силой внутри церкви.

В такой огромной стране, как Россия, явно не хватало парал­лельной пирамиды конкурирующей церкви. РПЦ сейчас (2006), например, строит и строит церкви, а ей всё упорнее встают в оппо­зицию раскол и секты. Католиков или в харю-кришну уже, к со­жалению, с помощью государственных штыков выгнать-то мож­но, а тех же так называемых православных, но другого толка, уже не удастся. Когда РПЦ всех окончательно достанет, формально никакого всплеска радикализма не произойдёт, так как сейчас за РПЦ охранка может и убить. Люди тихо проголосуют ногами. В этих храмах РПЦ, кроме маразматических бабулек и кучки офи­циальных воцерковленных интеллигентов, вроде жидотатарина из «Русского взгляда», никого не будет. Разве что в церковь будут загонять силком...

Политическая платформа обновленцев прежде всего исходила из признания советской власти и одобрения социалистической революции, а потому обновленцы получили всенародную поддер­жку. Обновленцы, пользуясь случаем, крыли Тихона и тихонов- цев за антисоветчину и поддержку белогвардейцев. Попы, теряв­шие паству, стали в массе своей перебегать к обновленцам. Нет, конечно, не надо быть наивным и думать, что попы искренне пе­рекрасились, но остаться за бортом и, сняв рясу, пойти на завод не хотелось.

Но вот если структурные прожекты обновленцев поддержива­ло много народа, даже введение белого епископата с жёнами, то реформы догматики, канонов и богослужебного уклада не прошли. Тут плотной стеной стали упёртые, а это в России, в общем-то, все население, и началось голосование ногами уже в другую сторону.

Ну и епископат в традиционом брэнде не обрадовался возмож­ной конкурентной пирамиде из женатых попов и начал агитацию с целью спустить это начинание на тормоза. Короче, проходивший в Москве с 29 апреля по 9 мая 1923 года Поместный собор Россий­ской Православной Церкви не был образцом братской любви и «консенсунса»...

В резолюции по первому вопросу «О Православной Церкви, со­циальной революции, Советской Власти и Патриархе Тихоне» была одобрена социалистическая революция, осуждён капита­лизм, аннулирована анафема в адрес советской власти, высказано одобрение политики советского правительства, а также осуждена контрреволюционная деятельность Тихона, а сам он лишён пат­риаршего сана и монашества. По второму вопросу «О брачном епис­копате» Собор «признал решительно необходимым ввести в жизнь белый брачный епископат наравне с лицами безбрачного состоя­ния». Третий вопрос «О второбрачии священников» Собор решил положительно. По четвёртому вопросу - «О мощах» - Собор выс­казался против фальсификации мощей. Опосля Собор рассмотрел вопрос о монастырях и постановивил «закрыть монастыри с укла­дом быта жизнеосуждённого», то есть расположенные в городах, но «благословил» союзы и братства «христианско-трудовых об­щин», образованных на базе монастыстырей, находящихся вне городских пределов.

    Шестой вопрос - это календарь, и Собор принял решение перейти на новый стиль с 12 июня 1923 года.
   Вопрос о церковной эмиграции. Напомню, что эта публика во главе с одиозным Антошей Храповицким была по сути частью вооружённых врагов государства. Собор в это, естественно, въехал и отлучил от церкви её лидеров, в первую очередь тех, кто продолжал активную и открытую антисоветскую деятельность.
   Затем началось обсуждение восьмого вопроса - «О реформах в Церкви». Вообще-то это и были программные тезисы всех обновленческих групп в отдельности, но вот тут-то, уже вместе, как «собор», ими же принимается решение, которым фактически перечёркиваются все радикальные начинания.
   «Священный Собор Православной Русской Церкви, - говорилось в решении, - заслушав доклады церковно-обновленческих групп о церковных преобразованиях (с докладами выступили А. Введенский и В. Красницкий), считает необходимым, не вводя никаких догматических и богослужебных общеобязательных реформ, пригласить всех работников церковного обновления всемерно охранять единство Церкви, благословляет творческую инициативу и сделанный почин, направленный на пробуждение религиозного чувства, церковного сознания и общественной нравственности» (Бюллетени Поместного Собора Российской Правславной Церкви 1923 года).
    По сути, это был приговор обновленчеству, так как Собор лишил благословения все основные начинания и инициативы обновленцев, а именно проекты реформы догматики, канонического строя, церковной жизни и богослужебного уклада. А без соборного благословения эти реформы превращались в обычные умозрительные прожекты церковной интеллигенции. Обновленцы, не создав параллельной независимой церковной структуры, включая епископат, и смягчив радикализм ряда программных положений, подставили себя под решение ничего не желающего менять, по сути старого, царского Собора, который, заявив о своей лояльности к государству, получил право оставаться на правах традиционного и уже узаконенного паразита у своей традиционной кормушки.

Так как Собор осудил антисоветчину Тихона и не подписался на реформы, то народ повалил к обновленцам. Они объединили половину всех приходов. И в рядах их сторонников был уже и епископат. Не надо забывать, что в заседаниях Собора участво­вали 73 архиерея. Собор низложил патриарха Тихона, но в силу ряда организационных ошибок не выбрал нового патриарха. На тот период это была возможность создать параллельную церков­ную структуру, вторую РПЦ.

И тут-то Тихон сделал хитрый ход: 16 июня 1923 года он обра­тился в Верховный Суд РСФСР с письмом, факсимиле которого было опубликовано в «Известиях ВЦИК». В письме, в частности, говорилось: «Будучи воспитан в монархическом обществе и нахо­дясь до самого ареста под влиянием антисоветских лиц, я действи­тельно был настроен к советской власти враждебно, причём враж­дебность из пассивного состояния временами переходила к актив­ным действиям, как-то: обращение по поводу Брестского мира в 1918 году, анафемствование в том же году власти и, наконец, воззва­ние против декрета об изъятии церковных ценностей в 1922 году... Признавая правильность решения суда о привлечении меня к от­ветственности по указанным в обвинительном заключении стать­ям уголовного кодекса за антисоветскую деятельность, я раскаи­ваюсь в этих проступках против государственного строя и прошу Верховный Суд изменить мне меру пресечения, т.е. освободить меня из-под стражи. При этом заявляю Верховному Суду, что я отныне Советской власти не враг. Я окончательно и решительно отмежёвываюсь как от зарубежной, так и внутренней монархическо-белогвардейской контрреволюции».

4 июля 1923 года было опубликовано обращение Тихона к епис­копату, духовенству и мирянам, в котором развивались мысли, содержавшиеся в его письме в Верховный Суд РСФСР. Призвав священнослужителей и паству «являть примеры повиновения су­ществующей гражданской власти, в согласии с заповедями божи- ми», Тихон тем самым лишил обновленцев их главного козыря - монополии на политическую лояльность по отношению к советс­кому государству.

«Что касается моего отношения к советской власти, то я его уже определил в своём заявлении на имя Верховного Суда. В том преступлении, в котором я признаю себя виновным, по существу виновато то общество, которое меня как главу православной церкви постоянно подбивало на активные выступления тем или иным путём против Советской власти. Отныне я определённо заявляю всем тем, что их усердие будет совершенно напрасным и безплодным, ибо я решительно осуждаю всякое посягательство на Советскую власть, откуда бы оно ни исходило. Пусть все заграничные и внутренние монархисты и белогвардейцы поймут, что я Советской власти не враг. Я понял всю ту неправду и клевету, которой подвергается Советская власть со стороны её соотечественников и иностранных врагов и которую они устно и письменно распространяют по всему свету».
    Обвинительное заключение по делам граждан Бе лавина Василия Ивановича (П. Тихон), Феноменова Никандра Григорьевича и др.по ст. 62 и 119 УК М., 1923.
    Лобазов. И.К. Голод 1921 года и русская православная церковь. - Вопросы истории, философии, географии и экономики Дальнего Востока. Вл., 1968.
    Обновленцы тут же сообразили что к чему и поняли, что пора заканчивать распри и начать объединяться пред лицом врага истинного - патриарха. Они декларативно и демонстративно не поверили в раскаяние Тихона, поелику раскаявшийся Тихон мог опять стать пахан-кастрюлей и подмять церковь под себя.
    2 июля 1923 года на объединённом заседании центральных комитетов «Живой Церкви» и СОДАЦ было принято решение предложить всем обновленческим организациям групп «Живой Церкви» и СОДАЦ сосредоточить всё своё внимание на ликвидации «тихоновщины как организации политическо-церковно-контрреволюционной. Прекратить всякие внутренние и взаимные публичные споры и обязать всех к взаимной и всемерной поддержке».
    Тихон избрал такую же тактику - полное игнорирование обновленчества. Посланием от 15 июля 1923 года патриарх Тихон объявил, что он снова берёт в свои руки церковную власть, переданную им год назад митрополиту Агафангелу. Собор 1923 года он объявил неправомочным, а его решения - не имеющими канонической силы. Он умело сыграл на дикой косности и природном тупом консерватизме рядового верующего пипла. Для него любое отклонение от традиционной формы религии било вообще не по тыкве. Что- то менять русскому влом, а уж тем более в церкви. Думаю, что в силу хорошо продуманной обрядовой сложности. Рус-Иван (сам был воцерковлен и знаю, о чём говорю) очень долго, и до смерти не до конца, пытается как-то увязать с реальностью всю церковно- литургическую обрядность и жаргонную сокращённую терминологию «знатоков» (вроде «Покрова», «ЯблочногоСпаса»,Морковной Богородицы), всю жизнь привыкает к службе, на которой надо правильно стоять, подпевать, правильно прикладываться и даже правильно передавать свечу «на канон», «к празднику». Короче, Рус-Ивана приводила в ужас абсолютно могильная « интеллектуальная» перспектива чего-то переучивать. И на этом сыграл Тихон.
   Начались публичные осуждения реформаторских предложений обновленцев, которые публиковали тихоновцы. Попытки модернизации православия были охарактеризованы как «покушение на целостность и незыблемость православной веры», как попытки «исказить богооткровенную сущность христианского вероучения» и разрушить освящённый веками канонический строй церковной жизни. Короче, началась кампания супротив модернизма. А так как пипл от бабульки до епископа стали агитировать за то, чтобы ничего не менять, то есть ничего не делать, то эта агитация была обречена на успех повсеместно.
    Обновленцы теряли приход за приходом, так как для пипла они стали превращаться чуть ли не в еретиков. В августе 1923 года состоялся пленум Высшего Церковного Совета (ВЦС), избранного Собором 1923 года взамен ВЦУ. На нём было решено распустить «Живую Церквь», «Союз Церковного Возрожденя» и «Союз общин древлеапостольской церкви» и создать (по сути ради названия) движение «В единую Святую Соборную Апостольскую Церковь» (если кто не забыл, это цитата из «символа веры», она же «Верую» - молитва, которую пропевает каждый Рус-Иван на службе), а церковь называть Российской Православной Церковью, убрав термин «обновленческая». Тихон стал играть на кандовости восприятия паствы, но обновленцы тоже были не лыком шиты.
    Высший Церковный Совет был преобразован ни больше ни меньше как в Священный Синод, во главе которого был поставлен мит- роплит Евдоким (Мещерский). С февраля 1925 года пост председателя Священного Синода занимал митрополит Вениамин (Муратовский), а с мая 1930 года - митрополит Виталий (Введенский). При реорганизации руководящего органа обновленческой церкви была сделана оговорка принципиального характера: Священный Синод объявил, что он «не отвечает за действия ВЦУ и ВЦС и сни­мает с себя всякую ответственность за распоряжения их» (Вестник Священного Синода, 1923, № 1).
    Такое решение позволило начать с нуля общение с паствой и не тащить за собой, как ядро на цепи, груз прежнего радикализма. Появилось поле для манёвра. Хотя пришлось всё же избавиться от радикалов, и из лидеров трёх обновленческих объединений только руководитель СОДАЦ А. Введенский, получивший на Соборе 1923 года сан архиепископа, подчинился решению Священного Синода и был оставлен в высшем церковном органе. Протопресвитер В. Красницкий и митрополит Антонин сохранили свои группы и продолжали действовать самостоятельно, выступая как против тихоновской группировки, так и против обновленческого Священного Синода. Митрополит Антонин демонстративно отказался от данного ему обновленческой церковью титула митрополита
    Московского и всея Россия и стал себя именовать епископом «Союза Церковного Возрождения», но его союз насчитывал только 40 рыл и сейчас же распался после смерти своего основателя в 1927 году.
   «Живая Церковь» была многочисленнее и влиятельнее. После выхода из обновленческой церкви она продолжала оставаться сословной группировкой белого духовенства, а её члены по-прежнему претенциозно именовали себя «церковными революционерами».
    Созданный на августовском пленуме Священный Синод прекратил всякие разговоры про «обновление церкви», как и вообще о новой церкви. Синод дал указание подведомственному епископату и духовенству внушать всем в соответствующем ситуации духе, что нововведения и обновленческие идеи, как и сами «обновленческие» группы, - уже пройденный этап и что надысь всё обновленчество разобралось что к чему, покаялось и таперича прочно стоит на платформе кандового православия в его заскорузло-орто­доксальной форме.
    В циркуляре Священного Синода, разосланном в феврале 1925 года во все епархиальные управления, указывалось: «Православие должно быть девизом и символом идейных работников Святой Церкви. Обновленчество не есть группа, не есть партия, не есть новая церковь. Обновленчество есть православие... Это простая, но безмерно глубокая истина должна быть основой нашей работы. Только на этом основании мы сможем повести церковное дело...»
    Далее циркуляр рекомендовал приверженцам Св. Синода навсегда заменить термин «обновленчество» словом «православие».
   Январь 1925-го. Введенский, уже митрополит, выступая на пленуме Св. Синода с докладом «Апологетическое обоснование обновленчества», обозначил позиции: «Обновленчество со всей решительностью принимает догматику церкви, не дерзая попра­вить то, что находится в свете абсолютной достоверности».
    Начались поползновения к тому, чтобы объединиться с Тихоном и его сторонниками. «Мы, - сообщал впоследствии А. Веденский, - пробовали предлагать тихоновской иерархии всякие уступки и соглашались пересмотреть все наши якобы "новшества" » (Вестник Св. Синода, 1926, № 6).
    Дело-то в том, что ещё в 1923 году после демонстративного «покаяния » Тихон созвал совещание епископов, на котором обновленцев объявили «раскольниками». Тихоновцы слишком рьяно боролись с обновленцами, а с боевой позиции идти на компромисс было почти невозможно.

Раскол в церкви отрицает гонения

    Я вам всё это напомнил для того, чтобы вы представили себе хотя бы в общем ту обстановку в стране, о которой нам рассказывают кучу ужасов. А в реальности в церкви шли интересные процессы: все обсуждали эту запоздалую на 300 лет реформацию и с юмором взирали на то, как обновленцы тихо проиграли ортодоксам. Церковная полемика открыто шла в печати, и не только в узкоцерковных изданиях, но и в гражданских. Было много карикатур, фельетонов, стебалова, и в тот период было невозможно сказать о каких-то гонениях. Не поняли бы. Я бы всем советовал почитать периодику тех лет, ведь начать преобразования в церкви можно было в очень спокойной и нейтральной общественной атмосфере.
    Для справки: в 1924 году на стороне обновленцев было 15 ООО приходов, в 1925 - 9039, а в 1926 - только 6245 из 28 743 (Вестник Св. Синода, 1926, № 6). Отложите где-нибудь в памяти эти цифры, чтобы было после на что ссылаться.

Из верноподданнейшего отчёта обер-прокурора Св. Синода Победо­носцева. Ведомость о церквях, причты коих получают содержание из сумм государственного казначейства за 1901 год

 

 

 

Хотя мало кто верил в то, что Тихон «полевел», но он явно ра­ботал на систему, и это удалось. Главное было в том, что Тихон сохранил в неприкосновенности люто антисоветскую структуру. И борьба против обновленцев - это, по сути, борьба с теми, кто го­тов был полностью принять новую систему. Никто не обратил вни­мания на то, что, защищая кандовость русского православия, эти ребята защищали и утверждали как богоносную и праведную ты­сячелетнюю историю монархии. Лозунги тихоновцев: «Незыбле­мость веры - свидетельство её божественности», «Верность церков­ной традиции - признак православности», «Всё старое в церкви ос­вящено веками и потому имеет характер вечной истины» и т.п.

И об этом достаточно хорошо, с полным пониманием писал ар­хиепископ Сергий (Дмитриевский) в работе «Сущность староцерковничества» (Самара, 1927): «Убеждение, что принадлежность к старой церкви является гарантией от всяких заблуждений, это, кажется, главный стимул в распространении тихоновщины».

Преемник патриарха Тихона митрополит Пётр (Полянский) категорически отказался от переговоров с обновленческим руко­водством относительно совместной подготовки к новому объеди­нённому Поместному собору. Он ещё раньше, 28 апреля 1925 года, обратился к духовенству и верующим с посланием, в котором го­ворилось в числе прочего о необходимости «повиновения существу­ющей гражданской власти в согласии с заповедями божиими», и резко отрицательно высказался по поводу Собора 1923 года и пред­стоящего Собора признавших его епархий. Оба этих Собора при­нято считать «самочинными» и приказано игнорировать их.

Собор проходил с 1 по 10 октября 1925 года, и для нас интерес­но то, что на нём сказал митрополит А. Введенский, так как то, что считали тогда трудностями церковные руководители, хорошо может охарактеризовать обстановку в стране в целом и то, какое отношение общества и власти к церкви доминировало в тот период.

Доклад назывался «О современном положении православия», и Введенский его начал с прискорбной констатации того факта, что в последнее время активизировался и без того постоянный с 1917 года отход масс от религии, усилился рост неверия, особенно среди молодёжи. «В ограде христианских церквей, - заявил ли­дер обновленцев всея РСФСР, - ещё кое-где держатся старые по­коления, но молодёжь всюду сильно заражена атеистическим ду­хом. Пред христианской церковью во всемирном масштабе как будто вырисовывается призрак вымирания. Колоссальный рост неверия угрожает обратить церковь в нечто подобное обществу археологов, хранящих ценности, никому уже не нужные и служа­щие предметом лишь исторического изучения...» (Ветник Священ­ного Синода, 1925, № 6).

 

 

Обратите внимание на терминологию того же Сталина. У него (он теоретик партии и в недавнем прошлом редактор газеты «Правда»)нет слова «большевик», а есть термины «партийный», «коммунист».

Сталин на заседании Оргбюро ЦК РКП(б) 6 апреля 1925 года: «Командования в деревне, безчинства во время выборов в советы, попытки подменить партийные, кооперативные и советские орга­низации, хулиганские выходки при так называемой антирелиги­озной пропаганде - всё это должно быть отброшено и ликвидиро­вано немедленно как нечто, порочащее знамя комсомола и совер­шенно не достойное звания комсомольца».

Я привёл эти цитаты из выступлений Иоси, во-первых, для того, чтобы показать очень спокойное отношение «палача-убийцы-ти­рана-гонителя-жидомасона» и т.п. к церкви. Если у кого-то есть хоть какое-то чутьё на ложь, то, глядя на стиль изложения мысли великого государственного деятеля, главы руководящей и побе­дившей политконкурентов партии, можно сделать безусловный вывод: церковь не входила вообще в какие-то приоритетные цели. Она даже, наоборот, была провоцирующим фактором из-за усерд­ных идиотов-прогрессоров. Но главное заключается в том, что резкую неприязнь к церкви проявлял сам народ на местах. Мо­лодойнарод молодой республики, которому церковь была уже не нужна.

*  *  *

Я в Подмосковье видел кучу церквей, в которых, если не счи­тать того, что отсутствовали двери и окна, всё остальное было на месте. Ну деревянную часовню, положим, ещё спалить можно. Хотя ни один рус-мужик это не сделает. Ну разве что ночью раска­тать её на брёвна - это завсегда пожалуйста.

Ну не разрушить её, кирпичную паскуду, никак, если только с параноидным упорством не долбить скарпелью с утра до ночи, выковыривая по кирпичу. Клуб из неё али склад сделать - ну так то другое дело, а ломать?! Это ведь уродом надо быть конченным.

Ещё глупее версии о сбрасывании колоколов. Вначале пред­ставьте себе сложность подвески колоколов. Эта процедура на по­рядок сложнее (технически), чем постройка самой колокольни. Когда вы ещё не смонтировали луковицу, то можно присобачить палиспасы на съёмных балках и на них поднять колокола, про­пихнуть в держала уже постоянные колокольные балки и замуро­вать их в стенах. А когда кругом перекрытия, всё закорело, то по­пробуй скинь. И как это сделать в уже построенной колокольне?! Ни перфораторов, ни электросварки с «отрезным» током, ни лег­ко монтируемых лесов из труб. Ведь все привыкли именно к та­ким лесам. Но это недавние новации, а тогда леса были сложной и дорогостоящей системой, их монтировали из досок, и досчатые леса в тот период по цене в ту же церковь и выходили. Ну ладно, кое-как из чего попало сделали леса, залезли, а дальше-то что?

Отрезные абразивные круги, или «каттер» (русскими дебила­ми именуемый «болгаркой»), с резиновой основой появились не­давно. Да и, вообще-то, это опасная работа: вы крутитесь на не­большой площадке, под колоколами и сдёргиваете-таки престоль­ный басовик. Он же в усмерть грохнет, проломит пол и пойдёт до низу, и вы за ним. Короче - геморрой, к вечеру всем обрыднет. Но для параноиков, которым не в лом с упорством маньяка доводить до конца глупую идею, тот же ИосяСталин говорил: «Я уж не го­ворю о тех, с позволения сказать "революционерах", которые дело организации артели начинают со снятия с церкви колоколов. Снять колокола - подумаешь, какая ррреволюционность!» («Воп­росы Ленинизма»).

 

И я никогда не видел, чтобы человек, попытавшись реально представить себе какое-то массовое «разрушение», вдруг не осоз­навал, что его долгие годы банальнейше обманывали...