Санкт-Петербург. Ленинград. Неизвестная история устами современников.

В 1930-х годах Ленинград, во многом сохраняя черты исторического архитектурного облика, в известной мере утратил свою самобытность: изменился состав его населения, из пышной, чопорной столицы империи, город превращался в крупный военно-промышленный центр.

Весной-летом 1934 года в историю СССР вошла эпопея спасения челюскинцев — участников экспедиции, отправившейся в 1933 году на пароходе «Челюскин» по Северному морскому пути, чтобы пройти за одну навигацию от Мурманска до Владивостока. В феврале «Челюскин» был раздавлен льдами в Чукотском море, а члены экспедиции зимовали на льду, пока не были спасены полярными летчиками, первыми в стране получившими звание Героев Советского Союза.

В июне 1934 года в Москве состоялась торжественная встреча челюскинцев на самом высоком уровне. Газеты публиковали приветствия А. Н. Толстого, М. Горького, А. С. Новикова-Прибоя и других крупных литераторов.

Одно из описаний церемонии московской встречи 19 июня оставил Э. Т. Кренкель, знаменитый в то время радист экспедиции:

Справка: Эрнст Теодо́рович Кре́нкель — известный советский полярник, профессиональный радист, участник первой советской дрейфующей станции «Северный полюс» («СП») и других арктических экспедиций.

«Москвичи, приветствовавшие нас, стояли дисциплинированно и густо. В открытых окнах — радостные лица, машущие платочки. … Мы прибыли на Красную площадь. Была чудная погода. Из Никольских ворот вышли Сталин, Ворошилов, Калинин, Орджоникидзе и другие руководители партии и правительства. Они поздоровались с нами, и затем все поднялись на мавзолей. … Начался парад. … Красноармейцы, физкультурники, колонны рабочих, комсомольцев, отряд барабанщиков… конница, артиллерия, танки».

В середине 1930-х годов стали популярны многолюдные приемы в Кремле. Масштабные уличные праздники объединяли исторический имперский пафос с современностью. Чести быть приглашенными на прием удостаивались лица, занимавшие высокое положение в обществе: государственные деятели, политики, крупные военачальники и выдающиеся артисты. Кремлевские приемы неизменно сопровождались концертами, на которых выступали любимые артисты Сталина. Эпопея челюскинцев была исключительным поводом для торжества: участников экспедиции, как отмечалось, ждали митинги, парады физкультурников, воздушные полеты, вручение подарков трудовых коллективов.

21 июня 1934 года в Кремле был организован многолюдный товарищеский обед, завершавший программу столичных торжеств. Затем наступила очередь других городов СССР принимать героев.

В Ленинграде Сергей Миронович Киров готовился удивить традиционным ленинградским гостеприимством и красотой города. Масштабная программа началась 24 июня торжественной встречей на Московском вокзале, где глава города лично приветствовал гостей. Программа включала шествие по Невскому проспекту, митинг на площади Урицкого (Дворцовой площади) и карнавал в ЦПКиО на Елагином острове. Однако намеченный план нарушил сильный летний дождь.

«Погода была ленинградская — сырая и пасмурная. … Ленинградцы стояли под зонтиками. В руках у многих были букеты цветов, — вспоминал Кренкель. — Тенты на машинах прикрывали пассажиров только сверху. … Шмита, ехавшего в первом линкольне, молниеносно завалили цветами. Не все букеты попадали в машину Шмита. Часть цветов падала на мостовую, где луж было предостаточно. Эти упавшие букеты кто-то подбирал и бросал в следующие машины. … На Дворцовую площадь мы приехали в совершенно невозможном виде, обляпанные грязью с головы до ног. Прежде чем появиться перед ленинградцами, мы упорно утирали свои физиономии….

Колонна машин проехала по Невскому: сквер перед Казанским собором украшала панорама, изображающая лагерь экспедиции на фоне гигантского портрета Сталина. Однако на Дворцовой площади из-за непогоды собралось совсем немного участников митинга, что крайне раздосадовало Кирова: он сердился на помощников, не обеспечивших должное количество ленинградцев на улицах. Загладить неловкость должны были многолюдный прием и ужин, организованные на следующий день в Большом дворце Петергофа».

Деятельный и энергичный Киров, скорее всего, намеревался превзойти столичный прием, удивив гостей красотой летней резиденции Романовых, которую многие участники церемонии не видели. Существует два описания этого приема, которые дают представление о торжестве в парадных залах Большого дворца Петергофа.

Из воспоминаний солистки Мариинского театра Софьи Петровны Преображенской: «Вечером организовали большой прием в Большом дворце Петергофа. Ужин перемежался выступлениями артистов. Первой пела я, просто взобравшись на стул. Восхищенный Сергей Миронович, преподнес букет цветов, завернутый во взятую со стола крахмальную салфетку с меткой гостиницы «Европейская», сотрудники которой накрывали банкетный стол.

Джаз  Леонида Осиповича Утесова участвовал в шествии поваров, несших большую модель “Челюскина”, сделанную из пломбира. Было много артистов, ученых, представителей различных организаций, связанных с экспедицией. Сергей Миронович в добром настроении оставался за столом до конца ужина. Приглашенные и все участники встречи разошлись по многочисленным апартаментам дворца, в которых были организованы буфеты, танцы, художественные импровизации. Сергей Миронович прошел по залам. Подозвав своего помощника, сказал: “Я сейчас уеду, мне надо. Вы оставайтесь и смотрите, чтобы было все в порядке”. Он знал, что бывают и непорядки в таких делах… Своим длительным и активным присутствием на приеме Киров снял горечь неудачного продолжения встречи на площади Урицкого».

Второе описание петергофского праздника, содержавшее любопытные подробности, были найдены в записках радиста легендарной экспедиции. «На следующий день нас пригласили в Петергоф, — свидетельствует Э. Т. Кренкель. — В петергофском дворце челюскинцев принимал Сергей Миронович Киров. Хозяин этого званого обеда был в знакомой нам по многочисленным фотографиям гимнастерке. Стол стоял покоем. Во главе стола сидел Сергей Миронович. Меню было таким огромным, что попробовать можно было от каждого блюда только по самой малой толике. Мы с женой все попробовали, а для порядка даже отмечали карандашом. После этого впечатляющего угощения мы вышли в зал, и начались танцы. Пол в этом зале — художественное произведение. Разные сорта дерева, мозаика, изумительные узоры. Я стоял недалеко от Сергея Мироновича, когда к нему подошел белый как лунь согбенный старец в ливрее, видимо, царских времен:

— Сергей Миронович, ведь это музейное помещение. Мы посетителей заставляем войлочные шлепанцы надевать, а тут танцуют…

Сергей Миронович внимательно выслушал его и спросил:

— Скажи, старина, царей помнишь?

— Помню, Сергей Миронович, помню…

— Ну, а как цари танцевали? Надевали шлепанцы?

— Нет, Сергей Миронович, цари шлепанцев не надевали…

— Ну и мы не будем надевать».

Спасибо, что нашли время прочесть этот рассказ.