-Коруша, у меня завтра с утра учѐный совет. Какие у тебя планы? – Я поеду в ЦУМ. – Туда я тебе не попутчик. Терпеть не могу магазинов. Как у тебя с деньгами? Возможно, тебе понадобятся деньги? – Нет, у меня много своих. – Я все время хотел спросить: как ты умудрялась на фабрике в месяц получать до трех тысяч рублей, гораздо больше, чем я. Все, кто работает на производстве, жалуются на низкую заработную плату. А когда на фабрике я стала зарабатывать уйму денег, то, собираясь к Дау в Москву на любовные свидания, тщательно обдумывала свои туалеты. Модели я придумывала сама. В те годы быт советских граждан не засоряли ультрамодные европейские журналы мод. А наши шѐлковые чудесные ткани всех оттенков были в большом выборе. Особенно я любила шифоны всевозможных расцветок. Этот прозрачный шѐлк вмещал в себя все четыре принципа Дау, как должна одеваться женщина. В Москву я привезла богатый гардероб красивой одежды. Где бы я ни появлялась с Дау, все оборачивались, рассматривая меня, вслед неслись комплименты: какая прелесть. Пламенные глаза Дау сияли гордостью, счастьем. Он шептал мне: «А если бы они увидели тебя раздетой!». Особенно к лицу мне были летние яркие солнечные дни. Волосы, не тронутые перекисью, золотились короной. В сквере у Большого театра девочки-дошкольницы с восторгом провожали меня глазами, с детской непосредственностью восклицая: как невеста! это фея! чур моя! принцесса из сказки! Вот эти комплименты приводили меня в восторг. Нет, я никогда не считала себя красивой. Производимое мною впечатление относила за счѐт своих туалетов, за счѐт умения одеваться. Только Даунька ставил меня в тупик, утверждая, что без одежды я гораздо красивее. Но у Дау на все были свои экзотические взгляды. Из поездок в центр я возвращалась счастливая, всегда в приподнятом, весѐлом настроении. Садились обедать все внизу у Лившицев в столовой. В одной комнате Леля и Женя сделали спальню, вторая осталась столовой. Мы с Дау там завтракали, обедали и ужинали. Леля вела все хозяйство, выясняя отношения со своей домашней работницей. Дау только оплачивал тот счѐт, который ему предъявлял Женька. В этот счѐт входило половинное содержание домашней работницы, что особенно восхищало Женьку. «Как выгодно, как экономно жить вместе! При своѐм переезде в Москву я даже представить себе не мог, что у нас с Лелей будет так мало уходить на жизнь». (Давид Львович Ландау, отец Дау, с внучкой Эллой, 1934 год) - Дау, почему мама приехала одна? Твой папа заболел? – Нет, он здоров. Я просто его не приглашал. Он зануда, он разводит скуку, я его не выношу! Когда наступил наш первый званый вечер, стол был накрыт, Дау весь светился и сиял. В порыве восторга он обратился к маме: «Мама, ну, наконец, скажи правду. Может быть, я все-таки дитя любви? Неужели ты такому скучнейшему типу, как мой отец, ни разу не изменила? Я все-таки надеюсь: ты просто не хочешь признаваться. А на самом деле я есть „дитя любви“. Ещѐ гостила у нас Любовь Вениаминовна, вдруг ночью меня как током подняло с постели. Неясная тревога. Тихонечко, приоткрыв дверь в спальню Дау, увидела – постель не смята и пуста, осмотрела всю квартиру – его нигде нет. Накинув лѐгкий халат, понеслась в институт. Дау появляется спокойный, сияющий в дверях института, освещѐнный алой зарѐй встающего солнца. – Ты почему не спишь? Что тебе здесь надо? – Дау, ты вчера так и не лѐг спать? После ужина ты сказал: «Коруша, ложись, я на минутку зайду в библиотеку института» – Коруша, но моя минутка несколько затянулась. Смотрю, уже светло, взошло солнце. Его мама встретила нас на пороге. – Что случилось, почему Кора плачет? (Видно, я еѐ разбудила, когда искала Дау по квартире.) – Коруша плачет по глупости. Я с вечера засиделся в библиотеке, она перепугалась, решила, что меня украли! Уложив Дау спать, я спустилась в кухню. Любовь Вениаминовна не спала, мы решили выпить чаю и очень хорошо, сердечно поговорили. Не знали мы, что это наш первый и последний разговор: вскоре она умерла. Удар случился на лекции, которую она читала студентам. Так красиво ушла из жизни мать Дау. В то утро мы проговорили несколько часов. Она меня спросила: – Кора, скажите, вы согласились стать женой Левы – вы согласны с его взглядами на брак? – Что вы, с этим согласиться невозможно! С этим можно только примириться. Особенно сейчас. Его здоровье подорвано. Я так счастлива, что выселился Женька с женой, они очень любили соблюдать экономию. Прошло мало времени, а Дау уже так поправился. Мне удалось ликвидировать его фурункулѐз. В Харькове я читала курс лекций по пищевой химии и очень слежу за его питанием. Работаю я рядом, с утра готовлю обед и в перерыв прибегаю кормить его. – Кора, почему вы не возьмѐте себе домашнюю работницу? – Я с ними не умею обращаться, а потом я сама очень люблю домашнюю работу: заботиться о Дау, ухаживать за ним – это не работа, это большое наслаждение. Я так давно мечтала стать его женой и передать свои функции постороннему человеку не могу. Дау очень нравится, как я готовлю, он тоже считает, что без посторонних жить уютнее. – Кора, Лева со мной очень откровенен. Он в вас влюблѐн с 1934 года. И пока все его любовницы существуют только теоретически? – Да, пока это так. Когда он переехал в Москву, он стал меня «воспитывать». Я сначала взбунтовалась. Потом в этот страшный год я поняла, что бывают в жизни вещи пострашнее ревности и любовниц, особенно любовниц, существующих теоретически. Он более, чем другие, восприимчив к женской красоте, и это не порок! «Колоссальная сила – любовь любимого». Не помню, где писал об этом Бальзак, но суть в том, что сила любви прямо пропорциональна значимости личности. После смерти Дау его назвали гением. Сила его любви к женщинам была велика, а пока всех женщин олицетворяла я одна. Отрывки из книги Конкордии Дробанцевой-Ландау "Как мы жили" Блог Милы Елизаровой