На следующий день после Победы, 10 мая 1945 года, студентка Литературного института, старшина медицинской службы, кавалер ордена Красной Звезды и медали «За отвагу» Юлия Друнина отметила свой 21-й день рождения. Наверное, ее самые известные стихи к тому времени уже были написаны...

Я только раз видала рукопашный.

Раз — наяву и сотни раз во сне.

Кто говорит, что на войне не страшно,

Тот ничего не знает о войне.

Она знала…

От прекрасной Дамы — в «мать» и «перемать»
Эти строчки Друнина написала в 1943 году в госпитале после ранения. А вдохновили ее еще более ранние события — бои под Москвой в сентябре 1941-го. Батальон, в котором служила санинструктором семнадцатилетняя Юля, попал в окружение. Комбат повел его на прорыв. Выйти к своим удалось всего двадцати трем бойцам. «Это я к тому, какой ценой приходится порой платить за четыре строчки…» — напишет потом поэтесса в автобиографической книге «С тех вершин».

Есть лейтенантская проза Виктора Некрасова, Григория Бакланова, Юрия Бондарева, Василя Быкова, Бориса Васильева, Константина Воробьева, а есть солдатская поэзия Юлии Друниной. В них — настоящая, большая правда о Великой Отечественной войне. Возможно, это вообще лучшее, что написано о войне не только у нас, в России, но и в мире, потому что больше ни у кого такого страшного, трагического и героического опыта не было.

Родилась Юлия в Москве. Отец — историк и педагог Владимир Павлович Друнин (1879—1942), работал учителем истории в 1-й московской спецшколе ВВС; мать — Матильда Борисовна (1900—1983), работала в библиотеке и давала уроки музыки. Жили в коммуналке, бедно. С 1931 года Юля училась в московской школе № 131, где преподавал её отец. С детства она любила читать и не сомневалась, что будет литератором. В 11 лет начала писать стихи. Посещала литературную студию при Центральном Доме художественного воспитания детей, помещавшуюся в здании Театра юного зрителя. В конце 1930-х годов участвовала в конкурсе на лучшее стихотворение. В результате стихотворение «Мы вместе за школьной партой сидели…» было напечатано в «Учительской газете» и передано по радио.

Накануне столетнего юбилея со дня рождения Друниной, который отмечается 10 мая 2024 года, «Парламентская газета» побывала в Старом Крыму — крошечном городке, который так любили Юлия и ее муж, известный советский киносценарист Алексей Каплер. Там, в Старокрымском литературно-художественном музее, открылась выставка, приуроченная к памятной дате. В самой большой в России экспозиции, посвященной жизни и творчеству Друниной, личные вещи — документы, записные книжки, ручки, автографы стихотворений, переданные музею дочерью поэтессы Еленой Липатниковой.

Юлия Друнина ушла на фронт семнадцатилетней девчонкой:

Я ушла из детства

В грязную теплушку,

В эшелон пехоты,

В санитарный взвод.

Дальние разрывы

Слушал и не слушал

Ко всему привыкший

Сорок первый год.

Я пришла из школы

В блиндажи сырые.

От прекрасной Дамы —

В «мать» и «перемать».

Потому что имя

Ближе, чем

«Россия»,

Не могла сыскать.

Ушла, потому что не могла не уйти. Спасение челюскинцев, тревога за плутающую в тайге Марину Раскову, покорение полюса, Испания — вот чем жило в детстве ее поколение добровольцев.

Записная книжка Друниной раскрыта на странице со знаменитыми стихами:

Качается рожь несжатая.

Шагают бойцы по ней.

Шагаем и мы — девчата,

Похожие на парней.

Нет, это горят не хаты -

То юность моя в огне…

Идут по войне девчата,

Похожие на парней.

У Друниной был ужасный почерк. Помогала печатная машинка «Эрика», тоже выставленная в экспозиции. А рядом на столе — старый советский календарь, символически открытый на датах 9 и 10 мая.

Пишущая машинка Юлии Друниной в экспозиции музея.

Из-под танка в Литературный институт
Свою первую боевую награду, медаль «За отвагу», Юлия получила за то, что она «в боях 20 января 1944 года за населенный пункт Озаричи в боевых порядках роты оказала первую медицинскую помощь семнадцати бойцам и вынесла их с поля боя с их оружием» — это строчки из наградного листа поэтессы.

Приказ о награждении Ю. Друниной медалью "За отвагу"

Я не привыкла,

Чтоб меня жалели,

Я тем гордилась, что среди огня

Мужчины в окровавленных шинелях

На помощь звали девушку —

Меня…

Осенью 1944 года на гимнастерке у Друниной загорелся орден Красной Звезды. «За период наступательных операций полка с 22 сентября по 5 октября 1944 года старшина медицинской службы Друнина все время непосредственно находится в боевых порядках батарей, оказывая умелую и быструю помощь раненым не только своих, но и других частей. Товарищ Друнина, находясь в боевых порядках батарей, неоднократно рискуя своей собственной жизнью, с автоматом в руках отбивала контратаки пехоты противника. За этот короткий период времени лично ею эвакуировано и оказана первая помощь сорока человекам», — говорится в наградном листе.

Приказ о награждении Ю. Друниной орденом "Красная Звезда"

А вот что сказала сама Юлия в стихах:

Но ничего прекрасней нет, поверьте

(А было всяко в жизни у меня!),

Чем защитить товарища от смерти

И вынести его из-под огня.

«Впечатлительная московская девочка начиталась книг о героических подвигах и сбежала от мамы на фронт, — писал о Друниной командир ее санитарного взвода Леонид Кривощеков. — Сбежала в поисках подвигов, славы, романтики. И, надо сказать, ледяные окопы Полесья не остудили, не отрезвили романтическую девочку. В первом же бою нас поразило ее спокойное презрение к смерти… У девушки было какое-то полное отсутствие чувства страха, полное равнодушие к опасности. Казалось, ей совершенно безразлично, ранят ее или не ранят, убьют или не убьют. Равнодушие к смерти сочеталось у нее с жадным любопытством ко всему происходящему. Она могла вдруг высунуться из окопа и с интересом смотреть, как почти рядом падают и разрываются снаряды… Она переносила все тяготы фронтовой жизни и как будто не замечала их. Перевязывала окровавленных, искалеченных людей, видела трупы, мерзла, голодала, по неделе не раздевалась и не умывалась, но оставалась романтиком…»

Романтик Друнина мечтала о поэзии. В буквальном смысле из-под танка писала парторгу Литературного института Славе Шириной: «Пишу Вам, лежа под танком. Это спасает от разных неприятных вещей, вроде фрицевских пуль и осколков… Конечно, об учебе в этом году думать не приходится. Но мне не хотелось бы терять связь с Вашим институтом. Прошу Вас лично не забывать меня, писать. Если останусь живой, то мы с Вами обязательно встретимся в стенах Вашего института. Простите за самоуверенность, но она здорово помогает в жизни».

Роман в телеграммах
В конце 1944 года перенесшую два ранения Друнину признали негодной к военной службе, и в декабре, в середине учебного года, она вошла и как ни в чем не бывало села в аудитории первого курса Литинститута. Ее неожиданное появление вызвало смятение в учебной части, но не выгонять же было инвалида войны!

На занятия Юлия ходила в солдатских кирзовых сапогах, поношенной гимнастерке и шинели. Ничего другого у нее просто не было.

Я принесла домой с фронтов России

Веселое презрение к тряпью —

Как норковую шубку, я носила

Шинельку обгоревшую свою.

Пусть на локтях топорщились заплаты,

Пусть сапоги протерлись — не беда!

Такой нарядной и такой богатой

Я позже не бывала никогда…

Юлия Друнина и Алексей Каплер

Первая книжка ее стихов так и называется - «В солдатской шинели».

Там же, в Литинституте, Юлия вышла замуж за сокурсника, фронтовика-поэта Николая Старшинова. В этом браке, увы, в итоге распавшемся, у них родилась дочь — Елена Старшинова (Липатникова).

В 1954 году Друнина поступила на сценарные курсы при Союзе кинематографистов, где познакомилась с известным драматургом Алексеем Каплером, который стал ее вторым мужем. История их романтической связи отражается в выставленных в музейной экспозиции… телеграммах, которые Каплер отправлял своей любимой. Это вам не сообщениями в современных мессенджерах обмениваться.

Одна из телеграмм — из Москвы прямо в… поезд, которым Юлия добиралась из столицы в Крым. «Джанкой поезд тридцать первый вышедший Москвы двадцать четвертого декабря. Вагон тринадцатый место двадцать пятое пассажиру Друниной. Доброе утро Каплер».

Две телеграммы из Москвы в Дом творчества писателей в Планерском, так в советские годы назывался Коктебель. Первая: «Планерское Крымской Литфонд Друниной. Второй тоскливейший вечер ужасно скучаю по тебе моя дорогая. Один Каплер». Вторая: «Третий час ночи уже уложил вещи есть потребность признаться что очень очень тебя люблю моя бесконечно дорогая. Опять Каплер».

Юлия Друнина

Или вот еще одна телеграмма, с интригой, из Симферополя в Планерское: «Уезжаю переполненный чудесными воспоминаниями об этой ночи на бревне. Да здравствуют партизанские тропы. Ура Каплер». О том, что происходило ночью на бревне, музейщикам рассказала Елена Липатникова. Каплер и Друнина часто ходили пешком из Коктебеля в Старый Крым. И однажды глубокой осенью заблудились. Пришлось ночевать в лесу. Сначала допоздна сидели на бревне, а потом, чтобы согреться, зарылись в палую листву — этот способ Каплер знал с войны, когда служил военкором в Партизанском крае на Новгородчине.

Война не отпускала Друнину всю жизнь.

Могла ли я, простая санитарка,

Я, для которой бытом стала смерть,

Понять в бою, что никогда так ярко

Уже не будет жизнь моя гореть?..

«С последних дней войны до последних своих дней Юля не могла оторваться от нее, отдалиться, забыть. И в стихах, даже пейзажных или любовных, то и дело возникали у нее многие подробности военных дней. Над ней поэтому нередко и подшучивали: мол, вот написала стихи о сосновом боре, а все равно в нем оказались неожиданно сапоги или обмотки…» — вспоминал Николай Старшинов.

Ей не было стыдно в День Победы
Крым Друнина узнала и полюбила после войны. Отдыхала в Доме творчестве писателей в Коктебеле, бывала в Керчи, Феодосии, но ее самым любимым местом стал городок Старый Крым. В отпуске они с Каплером снимали домик у местных жителей и после столичной жизни наслаждались тишиной и уединением:

Куры, яблони, белые хаты —

Старый Крым на деревню похож.

Алексей Каплер умер в 1979 году и завещал жене похоронить его в Старом Крыму. Уже тогда Юлия знала, что ляжет в землю рядом с ним:

Старый Крым — последняя обитель.

Черный камень — все, как в страшном сне…

Не судите, люди, не судите:

Здесь лежать положено и мне.

Не судите, что судьбу другому

Я, как говорится, отдала.

Это было — головою в омут…

Совести гремят колокола.

Не судите, люди, — скоро-скоро,

В крымский дождик или крымский зной

Мне перебираться в мертвый город,

Под тяжелый камень ледяной…

Юлия Друнина ушла из жизни 21 ноября 1991 года. Покончила с собой, не вынеся краха родной страны.

«Безумно страшно за Россию,
И обоснован этот страх.
Как обескровлен, обессилен

Колосс на глиняных ногах!»

— писала поэтесса незадолго до смерти.

Понимая, что бороться нужно не только словом, но и действием, Юлия решает ступить на политическую стезю. В 1990 году Друнину избирают в Верховный Совет СССР. Три дня и три ночи августа 1991-го Юлия Владимировна провела на баррикадах вместе с защитниками «Белого дома». Однако рывок в новую жизнь оказался фальстартом. «Перестройка сменилась перестрелкой», – мрачно шутили в то время. Крушение всех идеалов душа поэта выдержать не могла. И Друнина вынесла себе приговор.

Прежде чем принять горсть снотворных таблеток и завести мотор автомобиля, Юлия Владимировна спокойно, не спеша закончила все земные дела. На письменном столе оставила папку с готовой рукописью последней книги «Судный час», посвящённой Каплеру. Аккуратно разложила письма – в милицию, родным, друзьям: «Почему ухожу? По-моему, оставаться в этом ужасном, передравшемся, созданном для дельцов с железными локтями мире такому несовершенному существу, как я, можно, только имея крепкий личный тыл. А я потеряла два своих главных «посоха» – ненормальную любовь к старокрымским лесам и потребность творить». И далее излагала последнюю просьбу – отвезти её прах в Старый Крым и похоронить рядом с Алексеем.

Её желание было выполнено неукоснительно.

Могила Алексея Каплера и Юлии Друниной

Ветераны в подземных

Дрожат переходах.

Рядом — старый костыль

И стыдливая кепка.

Им страна подарила

«Заслуженный отдых»,

А себя пригвоздила

К бесчестию крепко.

«Сдаваться она не привыкла. Это было не в ее характере: она была бойцом и оставалась им до конца. И ее вынужденный и в то же время добровольный уход из жизни, как и добровольный уход в армию, говорит не о ее слабости, а о ее порядочности и силе: в конце концов, она могла бы достаточно благополучно дожить отпущенные ей годы, закрыв глаза на то, что не устраивало ее вокруг. Она была незаурядной личностью и не могла пойти на компромисс с обстоятельствами, которые были неприемлемы для ее натуры и сильнее ее. И смириться с ними она не могла», — объяснил решение Друниной Николай Старшинов.

В Старокрымском литературно-художественном музее висят на стене в рамке записанные Друниной от руки стихи ее друга, Сергея Орлова:

Когда это будет, не знаю:

В краю белоногих берез

Победу девятого мая

Отпразднуют люди без слез.

Поднимут старинные марши

Армейские трубы страны,

И выедет к армии маршал,

Не видевший этой войны.

И мне не додуматься даже,

Какой там ударит салют,

Какие там сказки расскажут

И песни какие споют.

Но мы-то доподлинно знаем,

Нам знать довелось на роду, -

Что было девятого мая

Весной в сорок пятом году.

Юлия Друнина знала, что было 9 мая весной в сорок пятом году. И что было десятого — тоже…

Нет, это не заслуга, а удача —

Стать девушке солдатом на войне,

Когда б сложилась жизнь моя иначе,

Как в День Победы стыдно было б мне!..

Источник...