В 2 км от Талдома есть деревня Дубровки, где находится дом-музей крестьянского поэта и прозаика Сергея Клычкова, друга Сергея Есенина, С. Соловьева, М. Горького. Сейчас в деревне живет 72 человека. В 1888 году было 206 человек. Сергей Клычков родился там 13 июля 1889 года. Строго говоря, родился он не в деревне, а в лесу: его мать пошла за малиной, да там, в малиннике, и родила сына. Уложила в передник, спрятала от чужих, чтобы не сглазили, да и туесок с ягодами не забыла принести домой, ибо хозяйственная была, а жили небогато.

Кто мог предугадать, что из этого родившегося в лесу мальчика вырастет поэт и прозаик, чье творчество будет пропитано мистикой, связано с природой и чудесами, словно Сергей слышал и видел нечто большее, чем видят обычные люди? Его младший брат шел с ним как-то по лесу, услышали они пение птиц, а Сергей ему и говорит: «Слышишь жалобное пение. Это – плач-несчастье, случившееся с ее милым, близким другом, а веселый посвист на разные голоса – успокаивают ее, утешают и стараются развлечь ее своим пением. Вся эта звуковая симфония создана неподражаемым композитором природы, без какого либо видимого управления. Сами птицы веками вырабатывали свои мелодии – часть человек у них взял, часть они человеку дали. Человек без природы, окружающей его, не мог бы существовать на земле». Его личный мир был полон леших, русалок, оборотней, архангелов, будто у него была связь с параллельным миром или просто с миром природы.
Судьба у Сергея Антоновича сложная, от мечтательного мальчика и юноши он прошел страшный путь через два несостоявшихся расстрела в Крыму, через разочарование в революции и в людях к третьему расстрелу, который и оборвал его жизнь 8 октября 1937 года.

***
— Пойте, птахи, около сада потаенного,
Заманите сокола с неба полуденного!..

— Не глядите, очи, за море из светлицы девичьей:
Есть царевич за морем, краше всех царевичей.

— Легче ветра крылья сокола, перья в них узорные:
Легче ж крыльев сокола крылья — брови черные.

Ой ли, птахи-певушки: сокол бьет без промаху!..
Скройтесь, дружки-девушки, в белую черемуху!..
1910

Родился в деревне Дубровки Тверской губернии (ныне — Талдомский район Московской области) в семье сапожника-старообрядца. В 1899 году по совету сельского учителя отец привёз его в Москву, где он начал учиться в училище И. И. Фидлера (в Лобковском переулке). Будучи учеником, участвовал в революции 1905 года, входил в состав боевой дружины Сергея Конёнкова. В 1906 году написал ряд стихов на революционные темы, напечатанные в альманахе «На распутье». Ранние стихи Клычкова были одобрены С. М. Городецким.

Сергей Клычков в молодости

В 1908 году с помощью Модеста Ильича Чайковского выехал в Италию, где познакомился с Максимом Горьким и А. В. Луначарским. После возвращения из Италии поступил на историко-филологический факультет Московского университета, но не окончил его (исключён в 1913 году). Учился в Народном университете Шанявского.В 1911 году при материальном содействии М. Чайковского в издательстве «Альциона» вышел в свет его первый поэтический сборник — «Песни». В 1914 году появился второй сборник «Потаённый сад» — в том же издательстве.

Сергей Клычков и поэт Николай Клюев

Во время Первой мировой войны отправился на фронт; войну начал в Гельсингфорсе, затем был переведён на Западный фронт и позже, в звании прапорщика — в Балаклаву, куда отправилась за ним давно знакомая и любимая (вскоре ставшая женой), бывшая гимназистка Евгения Александровна Лобова. Военные впечатления Клычков позже воспроизведёт в романе «Сахарный немец».

Сергей Есенин и Сергей Клычков

После Октябрьской революции в Москве в здании Пролеткульта он живёт в одной комнате с Сергеем Есениным. В особняке на Воздвиженке при участии Клычкова, Есенина, Орешина, Андрея Белого, Повицкого было организовано издательство «Московская трудовая артель художников слова», на Большой Никитской открылся магазин этого издательства. В этом издательстве вышли несколько сборников Клычкова.

В 1919—1921 годах жил в Крыму, где едва не был расстрелян (махновцами, затем белогвардейцами). В 1921 году переехал в Москву, где сотрудничал в основном в журнале «Красная новь».

Пылает за окном звезда,
Мигает огоньком лампада.
Так, значит, суждено и надо,
Чтоб стала горечью отрада,
Ушедшая невесть куда.

Над колыбелью тихий свет
И, как не твой, припев баюнный.
И снег, и звезды — лисий след,
И месяц золотой и юный,
Ни дней не знающий, ни лет.

И жаль и больно мне вспугнуть
С бровей знакомую излуку
И взять, как прежде, в руки руку.
Прости ты мне земную муку,
Земную ж радость не забудь!

Звезда — в окне, в углу — лампада,
И в колыбели — синий свет,
Поутру — стол и табурет.
Так, значит, суждено, и — нет
Иного счастья и не надо!..
                                                 1922 год

Стихи ранних поэтических сборников Клычкова («Песни: Печаль-Радость. Лада. Бова», 1911; «Потаённый сад», ) во многом созвучны со стихами поэтов «новокрестьянского» направления — Есенина, Клюева, Ганина, Орешина и др. Некоторые из стихов Клычкова были размещены в «Антологии» издательства «Мусагет». Ранние клычковские темы были углублены и развиты в последующих сборниках «Дубрава» (1918), «Домашние песни» (1923), «Гость чудесный» (1923), «В гостях у журавлей» (1930), в стихах которых отразились впечатления Первой мировой войны, разрушение деревни; одним из основных образов становится образ одинокого, бездомного странника. В поэзии Клычкова появились ноты отчаяния, безысходности, вызванные гибелью под натиском «машинной» цивилизации «сошедшей с пути Природы старой Руси».

Клычков — один из трёх авторов кантаты, посвящённой «павшим в борьбе за мир и братство народов».

Клычковым были написаны три романа — сатирический «Сахарный немец» (1925; в 1932 году вышел под названием «Последний Лель»), сказочно-мифологический «Чертухинский балакирь» (1926), «Князь мира» (1928). Они были задуманы как части девятикнижия «Живот и смерть»; были объявлены названия следующих частей: «Китежский павлин», «Серый барин», «Буркан — мужичий сын», «Спас на крови», «Призрачная Русь», «Лось с золотыми рогами» — но ни один из них не появился в печати.

Выступал Клычков и с критическими статьями («Лысая гора», 1923; «Утверждение простоты», 1929), переводами (в 1930-х; переводил эпосы народов СССР, народные песни и сказания; переводил произведения многих грузинских поэтов — Г. Леонидзе, Важа Пшавела и др., перевёл знаменитую поэму Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре»).

Поэт Николлай Клюев, художник Анатолий Яр-Кравченко и Сергей Клычков

Поэт дружил с Осипом Мандельштамом, был близко знаком с С. А. Есениным, С. Т. Конёнковым, П. Н. Васильевым.

В 1937 году Сергей Клычков был арестован по ложному обвинению, 8 октября 1937 года приговорён к смертной казни и в тот же день расстрелян; прах зарыт в общей могиле на Новом Донском кладбище. В 1956 году реабилитирован. В справке о реабилитации указана ложная дата смерти — 21 января 1940 года, перешедшая в некоторые издания.

Первая жена (1918–1930) – Евгения Александровна Лобова (1888–1978). Дочь – Евгения (13 февраля 1923–2001)

Сергей Антонович с дочерью, 1928 год

 Вторая жена (1930–1937) – Варвара Николаевна Горбачева. Сын Егор (Георгий) Сергеевич Клычков (1932—1987) — лингвист-индоевропеист доктор филологических наук, работал заведующим отделом ИНИОН, преподавал в МОПИ. Его крёстным отцом был поэт Николай Клюев (тоже расстрелян в 1937 году). Ему же посвятил своё стихотворение Павел Васильев («Егорушке Клычкову», 1922)

Дом-музей Сергея Антоновича Клычкова в деревне Дубровки.

Деревня Дубровки расположена в низине рядом с небольшой речкой Куйменкой, местность здесь болотистая, воздух влажный, быстро наполняется туманами и таинственными звуками - пением птиц, шумом листвы, треском валежника под ногами зверей, - в тех местах водятся волки, рыси, барсуки, лисицы, медведи, лоси.
Сама природа располагала к таинственности, сказочности восприятия мира. Даже корни будили фантазию своими причудливыми формами.

Теперь у нас в леших не верят, да и леших самих не стало в лесу... потому, должно быть, их и не стало, что в них больше не верят. А было время -- и лешие были, и лес был такой, что только в нём лешим и жить, и ягоды было много в лесу, хоть объешься, и зверья всякого-разного как из плетуха насыпано, и птица такая водилась, какая теперь только в сказках да на картинках, и верили в них и жили, ей-богу, не хуже, чем теперь живут мужики. Должно быть, так уж это положено и иначе быть не должно и не может: потому, надо думать, и такое время придёт, когда не только леших в лесу или каких-нибудь там девок в воде, а и ничего вовсе не будет, окромя разве пней да нас, мужиков, потому что последний мужик свалится с земли, как с телеги, когда земля на другой бок повернётся, а до той поры всё может изгаснуть, а мужик как был мужиком, так и будет... по причине своей выносливой натуры!.. Только тогда земля будет похожа сверху не на зелёную чашу, а на голую бабью коленку, на которую, брат, много не наглядишь!.. Всё ещё будет!.. Всему своё время!..
Сергей Клычков "Сват"

Леса в округе имели сказочные имена: Потапиха, Чертуха, Осинник, Малый и Великий Мох со Светлым озером. Рассказывали, что в те времена в лесных озёрах водились особые водоросли, будто скатанные в шар, на дне они светились по ночам, а будучи вынутыми из воды, теряли изумрудную окраску и становились похожими на серо-коричневые булыжники.
Серёжа родился в Чертухинском лесу, по легенде, принадлежавшем Чертухе, жене Черта. В детстве он постоянно слышал рассказы, как Леший вышел из лесу или свекровь пришла с того света подоить корову.
Как-то в их доме заночевал странник, который, уходя, сказал, что дом их под необычным знаком, в нем будет большой человек. Так оно впоследствии и вышло.
Дед Сергея был набожным человеком, периодически уходил из семьи на богомолье пешком, по дороге чинил обувь людям за еду и кров, отсутствовал подолгу, до года. Бабушка была вынуждена справляться со всем хозяйством в одиночку, ездила на телеге в лес за валежником, приговаривая лошади, что они и помрут вместе, да и напророчила: погибли они оба под колесами поезда.
Отец Сергея Антон выучился на башмачника - Талдом славился своею обувью, сюда приезжали даже из-за границы, поэтому почти в каждом доме была обувная мастерская. Первый деревянный дом семьи Клычковых сгорел, кирпичный дом строили несколько лет. Мать Сергея Фёкла, тоже башмачница, чтобы дороже продать обувь, шла с коробом за плечами пешком в Москву почти 100 верст, на что уходили почти сутки, получала там деньги и так же пешком шла обратно.
Родителям было некогда заниматься детьми. Серёжу растила бабка Авдотья, там самая, что погибла вместе с конем, да нянька, тоже сказочница.
Сын поэта Георгий вспоминал: «Лес с самого начала вошел в сознание маленького Сережи Клычкова. Изба стояла на опушке, из леса выходили лоси, - на них бабка Авдотья истово крестилась двуперстием. Рассказы бабушки населили лес и всё кругом живыми существами: «Встал в овраге леший старый, оживают кочки, пни...». Бабушка по матери Устинья Кузнецова - у ней в Талдоме дети жили зимой, когда ходили в приходскую школу, - была песенница, знаменитая во всей округе, без нее ни одна свадьба не проходила. Мир кругом не только оказался населенным мифологическими существами - лесной царевной Дубравной, гостем чудесным Лелем, который играет на серебряной свирели, красавицей Ладой - этот мир оказался озвученным, он запел. В мире маленького Сережи Клычкова быль и небыль, реальность и миф соединялись».
Брат Сергея Клычкова писал о родителях: «Ф.А. была женщина неграмотная, но в обращении со всеми была очень культурная, добродушная и простая. Под праздники незаметным образом, даже от своих детей, одиноким старушкам, многосемейным (очень бедным) клала в чулан хлеб и муку, творог и другие продукты, зачастую при нашей материальной нужде. Все семейные заботы лежали на плечах нашей матери, которая благодаря своему светлому разуму и большому трудолюбию, кое-как сводила концы с концами. При урожае яблок в нашем саду, в базарные дни мать продавала их в Талдоме. Всегда часть яблок оставалась и эти оставшиеся яблоки, при возвращении домой раздавала деревенским ребятам, которые всегда встречали ее при въезде в деревню. Жизнь нашей матери была очень нелегкой. Она подорвала свое здоровье, и в пожилом возрасте страдала припадками на нервной почве.
Отец наш имел склонность к водке, но когда брат Сергей был дома, то отец выпивал реже, чему мы были очень рады. В особенности за нашу мать, которая в это время имела хоть какой-то отдых и спокойствие. Наш отец, Антон Никитич, несмотря на свое суровое детство, имел природное чувство доброты: соседей, знакомых, наделял медом, помидорами (он первый завел посадку помидор). Помогал всем, чем мог, никому не отказывал».
Не раз, находясь с братом, то в глухом болоте, то в темном лесу он говорил: «Ленька! Какая кругом красота, как все радостно в природе. Замечал ли ты когда-либо, чтобы природа была не любима нами?» Наблюдая за Сережей, я приходил к выводу, что он безумно любит лес, реку, болото, поле, чащобу, куда трудно добраться. Выйдя на дубенскую дорогу, малость, отдохнув на замшелых мхом пнях, мы пошли в свои Дубровки».

Коридор, ведущий в жилые комнаты

Гостиная с самоваром. В семье Клычковых чай уважали настолько, что напротив входа в дом на улице стояла беседка, в которой летом всей семьей пили чай и вместо обеда, и вместо ужина, с ватрушками и пирогами с разными начинками.

Вещи в экспозиции аутентичные, либо из дома Клычковых, либо того времени, тщательно подобраны работниками музея.

Закончив приходскую школу, Сергей начал учиться в Москве в училище Фидлера, снимал комнату у купца Лобова, да влюбился в его дочку Женечку, считавшуюся первой красавицей Москвы. Однако она вышла замуж за более обеспеченного претендента. Юноша сильно страдал, даже хотел наложить на себя руки.
Однажды он прогуливался по Страстному бульвару, присел на лавочку к незнакомцу и рассказал о своей несчастной любви. Незнакомец же оказался Модестом Ильичом Чайковским. Он принял близко к сердцу историю молодого человека, издал первый сборник его стихов и помог ему уехать в Италию. Там Клычков знакомится с Горьким, Луначарским, о нем пишут итальянские газеты, отмечая его статную фигуру, черные волосы и голубые лучезарные глаза, которыми восхищалась также и Анна Ахматова, называя его князем Мышкиным российской поэзии.

Революцию Сергей Клычков встретил восторженно, т.к. побывал солдатом на полях сражений 1-й Мировой войны и ощутил всю бессмысленность кровавой бойни.
Однако в 1917 году он узнал, что его любимая Женя Лобова овдовела, заболела туберкулезом и живет в Алуште. Он отправился в Крым, сделал ей предложение, они обвенчались, у них родилась дочь. Этот брак просуществовал недолго, жена привыкла к достатку, а новый муж не удовлетворял её запросов. К тому же его особенная внешность привлекала внимание окружающих, его дважды чуть не расстреляли махновцы и врангелевцы, и он вернулся домой пешком с палкой, босой, худой, заросший.

Комнату поэта покрасили в цвет утренней зари, как любил Сергей Антонович, его московская комната была выкрашены в такой же цвет.

В 1930-м году Сергей Клычков женился на литераторе Варваре Горбачевой, от которой у него родился сын Егор.

Его произведения стали подвергаться критике, поэт стал понимать, что наступили сложные времена, его творчество могло привести его за решетку. Поэтому он стал заниматься переводами с грузинского, марийского языков. Но и это его не спасло. На него написали донос, назвали его кулацким поэтом, хотя сам Клычков был бедным крестьянином и кулаков ненавидел.

"Не толкайте в спину, литература - не хлебная очередь, а тем более не делайте из писателя прежде времени «литературного смертника», на которых у нас в последнее время создается что-то вроде нездоровой моды, целой системы в критике, Бог весть откуда на двенадцатый год революции обретшей склонность не к строительству в литературе, а к дикой в ее области антропофагии. <...> Читатель, я думаю, не примет за позу, за простую фразу, что пишущему эти строки к нему становится от всего этого муторно, что он в праве не спешить с кораблем, стоящим в верфи, которому, помимо строителя, нужен еще и благодетельный ветер, попутный ветер человеческого внимания и доверия, часто и нежданно делающий с человеческой душой чудеса. Читатель, надеюсь, поверит, что... страшно..." - отвечал он нападавшим на него.

В интерьерах музея

В зале часто пели, поэтому музыкальные инструменты были востребованы.

Ноты песни "Чарочка" на слова Сергея Клычкова.

«Называл он себя крестьянским поэтом; был красив, чернобров и статен; старательно окал, любил побеседовать о разных там яровых и озимых…В разговоре его была смесь самоуничижения и наглости… Не ходил, не смотрел, а все как-то похаживал да поглядывал, то смиренничая, то наливаясь злостью. Не смеялся, а ухмылялся. Бывало, придет – на все лады извиняется: да можно ли? Да не помешал ли? Да, пожалуй, не ко двору пришелся? Да не надоел ли? Да не пора ли уж уходить? А сам нет-нет да шпилечку и отпустит. Читая свои стихи, почтительнейше просил указать, ежели что не так: поучить, наставить. Потому что – нам где же, мы люди темные, только вот разумеется, которые ученые – они хоть и все превзошли, а ни к чему они вовсе, да… Любил побеседовать о политике. Да помещикам обязательно ужо – красного петуха (неизвестно что: пустят или пустим). Чтобы, значит, был царь – и мужик, больше никого. Капиталистов под жабры, потому что жиды (а Вы, простите, не из евреев?) и хотят царя повалить, а сами всей Русью крещеной завладеть. Интеллигенции – земной поклон за то, что нас, неучей, просвещает. Только тоже сесть на шею не дадим: вот, как справимся с богачами, так и ее по шапке. Фабричных – тоже: это все хулиганы, сволочь, бездельники. Русь – она вся хрестьянская, да. Мужик – что? Тьфу, последнее дело, одно слово – смерд. А только ему полагается первое место, потому что он – вроде как соль земли…
А потом помолчав:
– Да. А что она, соль? Полкопейки фунт.
Муни однажды о нем сказал:
– Бова твой подобен солнцу: заходит налево – взойдет направо. И еще хорошо, если не вынырнет просто в охранке»
В. Ходасевич. Некрополь.

В углу гостиной  стоит кресло с подлокотниками в виде топоров.

На третьем этаже есть маленькая молельная комната, в которой впоследствии был рабочий кабинет Сергея Антоновича. 

Сейчас его обустроили по описаниям, как было при поэте.

Семейный фотоальбом, который передал музею сын С.А. Клычкова. Про пчелку там недаром написано: Сергей Клычков держал ульи, вместе с отцом умело ухаживал за пчелами и получал мед.

Книги Сергея Клычкова, издания разных лет.

Рядом с домом есть маленький пруд, в котором Клычковы держали 10-12 уток и до 5 гусей. Посередине был устроен маленький остров, которого сейчас уже не видно. 

За 7 лет до смерти поэт пишет печальное стихотворение о любви к Родине.

До слез любя страну родную
С ее простором зеленей,
Я прожил жизнь свою, колдуя
И плача песнею над ней.

В сторожкой робости улыбок,
В нахмуренности тяжких век
Я видел, как убог и хлибок,
Как черен русский человек.

С жестокой и суровой плотью,
С душой, укрытой на запор,
Сберег он от веков лохмотья,
Да синий взор свой, да топор.

Уклад принес он из берлоги,
В привычках перенял он рысь,
И долго думал он о Боге,
Повечеру нахмурясь ввысь.

В ночи ж, страшась болотных пугал,
Засов приладив на двери,
Повесил он икону в угол
В напоминание зари.

В напоминание и память
О том, что изначальный свет
Пролит был щедро над полями,
Ему же и кончины нет.

И пусть зовут меня каликой,
Пусть высмеет меня юнец
За складки пасмурного лика,
За черный в копоти венец,

И часто пусть теперь с божницы
Свисает жидкий хвост узды,
Не тот же ль синий свет ложится
На половицы от звезды?!

Не так же ль к избяному брусу
Плывет, осиливши испуг,
Как венчик, выброшенный в мусор,
Луны печальный полукруг?!

А разве луч, поникший с неба,
Не древний колос из зерна?..
Черней, черней мужичьи хлебы,
И ночь предвечная черна...

И мир давно бы стал пустыней,
Когда б невидимо для нас
Не слит был этот сполох синий
Глаз ночи и мужичьих глаз!

И в этом сполохе зарницы,
Быть может, облетая мир,
На славу вызорят пшеницу
Для всех, кто был убог и сир.

И сядем мы в нетленных схимах,
Все, кто от века наг и нищ,
Вкусить щедрот неистощимых,
Взошедших с древних пепелищ.

Вот потому я Русь и славлю
И в срок готов приять и снесть
И глупый смех, и злую травлю,
И гибели лихую весть!

_{Источник 1   Источник 2}