Биография этого военачальника царской армии необычна уже тем, что он — из еврейской семьи. Михаил появился на свет в городке Режице Витебской губернии и рос в многодетном семействе. Родители только и думали о том, как прокормить отпрысков. И всё же — не хлебом единым… Детей нужно было ещё и учить. Когда пришла очередь Миши, его отдали в хедер, где он освоил иврит, причем в такой степени, что начал писать на этом языке стихи. Одно из его поэтических произведений было даже опубликовано в еврейской газете, издававшейся в Вильно.

Ми­ха­ил Гру­лёв (1857-1943)

В двенадцатилетнем возрасте Грулев поступил в уездное реальное училище в Себеже, куда переехала его семья. Михаил оказался единственным евреем в этом учебном заведении, и ему была назначена вполне достойная стипендия: царское правительство в ту пору поощряло стремление еврейских подданных империи к светскому образованию.

А дальше…

Помните, из поэтической классики: "У меня растут года…" Размышляя над вопросом, чем заняться дальше, Грулев принял не свойственное для среды, в которой он вырос, решение: посвятить себя военному делу. Он попытался поступить вольноопределяющимся в Царицынский полк, но ему, как лицу иудейского вероисповедания, дали от ворот поворот. Правда, затем он был принят в Красноярский полк, где, проявив рвение и смекалку, удостоился вскоре унтер-офицерского чина, но военная карьера требовала специальных знаний. Отказываться от веры отцов ради этого Грулеву представлялось предательским шагом, и он попробовал, что называется, обхитрить систему. Михаил сдал экзамены в Варшавское юнкерское училище, скрыв иудейское происхождение.

Но обмануть приёмную комиссию, в конечном счете, не удалось. Обнаружив его "недомолвку", армейские чины не отправили Грулева домой, но поставили перед выбором: либо унтер принимает крещение и становится "как все", либо зачислен в училище не будет. Времени на размышление дали немного, и Михаил не то, чтобы сломался, но вспомнил примеры из истории своего народа, когда иудеев обращали в христианство, но они не порывали связи с соплеменниками.

Через много лет он писал: "Самое важное, что я старательно и неусыпно держал всегда под светом моей совести, — это было то, что, по мере сил и возможностей я боролся, пассивно или активно, против несправедливых обвинений и гонений на евреев. Следуя в этих случаях "голосу крови" и велениям сердца, я, в то же время, видел в такой борьбе сокровенное и разумное служение России, моей Родине, по долгу совести и принятой присяги".

Здесь важно подчеркнуть: родные не отвернулись от Михаила, хотя, по понятиям верующих евреев, человек, уходящий в другую религию, считается умершим, и по нему скорбят семь дней, как по покойнику. Будучи юнкером училища, Михаил стал невольным свидетелем еврейского погрома в Варшаве. Потрясенный, как утверждали очевидцы, он выхватил винтовку — с намерением защитить евреев и призвать их к самообороне. Стоит ли говорить о том, чем мог обернуться для Грулева этот порыв…

По завершении училища Михаил был направлен прапорщиком в Красноярский полк. Столкнувшись с положением в войсках, Грулев быстро усвоил: с малограмотных солдат многого не потребуешь. И он, по собственной инициативе, начал обучать грамоте нижние чины. Но полковой командир эти занятия решительно пресек, "дабы в казармы не проник дух вольнодумства". "Поощрялись только праздность, безделье, даже пьянство, — сокрушался Михаил, — а серьезное отношение к жизни и к службе, в лучшем случае, высмеивалось товарищами, а в худшем — вызывало подозрительность у начальства".

Можно ли было ожидать от такого войска подлинного патриотизма и высокой боеспособности? Прослужив в полку три года, Грулев поступил в Академию генерального штаба. Ситуации, в которых он оказывался в период обучения там, вновь и вновь наглядно демонстрировали царивший в военных и гражданских структурах неприкрытый антисемитизм и дискриминацию по национальному признаку, но он продолжал упорно двигаться по избранному пути.

Новая страница в жизни Михаила была открыта, когда, после успешного окончания Академии, его направили штаб-офицером в Забайкалье. В этом регионе Грулев проявил уже не только чисто армейские способности. Он заявил о себе как талантливый научный исследователь, написав две книги: "Забайкалье. Сведения, касающиеся стран, сопредельных с Туркестанским военным округом" и "Аму-Дарья. Очерки Бухары и Туркмении". Несколько позднее были изданы его труды "Описание реки Сунгари" и "Сунгарийская речная экспедиция 1895 года". По мнению экспертов, эти работы Михаила Грулева не утратили своей ценности и сегодня, что говорит о многом. В русской торговой экспедиции по реке Сунгари (Сунхуацзян) — это самый крупный приток Амура, протекающий в территориальных пределах Китая, — Грулев находился в чине офицера Генштаба. Впоследствии он совершил командировочные поездки в Индию, Китай, Египет и Японию.

В 1895 году в Стране Всходящего солнца он был российским военным агентом. Тогда Михаил представил подробную записку о боевом духе и вооруженных силах Японии, и этот документ носил явно предостерегающий характер. Но самоуверенное высшее начальство отнеслось к сигналу о грозящей опасности без должного внимания, что потом дорого обошлось России.

Возглавив научную экспедицию в Маньчжурию, Грулев участвовал в изысканиях на местности, связанных с планами прокладки КВЖД — Китайско-Восточной железной дороги, и рекомендовал место для закладки города Харбина, который стал в послереволюционное время центром русской эмиграции.

В годы русско-японской войны Грулеву было доверено командование 11-м пехотным Псковским полком. Боевые действия показали всю разницу между подлинными командирами и "штабными крысами". Михаил Грулев особо отличился в сражении у реки Шахэ в Маньчжурии, где тяжелые бои шли с 5 по 17 октября 1904 года. Безошибочно оценивая ситуацию, он принимал единственно верные решения. К примеру, с военной точки зрения отступление не всегда является проявлением слабости. Мнение Грулева сыграло решающую роль, когда русским войскам было приказано отойти с занимаемых позиций под Ляояном. Это позволило избежать больших потерь — в технике и в живой силе.

Сам Михаил получил в той войне тяжелую контузию. За боевые отличия его наградили Орденом святого Владимира 4-й степени, Орденом святого Владимира 3-й степени и золотым оружием. Он был пожалован чином генерал-майора. А когда на русско-японском фронте, "отгремев, закончились бои", Грулева включили в военно-историческую комиссию при Главном управлении Генерального штаба по описанию русско-японской войны. Он также принял участие в составлении "Истории русско-японской войны".

Болью в сердце генерала отозвалась, вызвав глубокий душевный разлад, волна прокатившихся по России антисемитских погромов. Ведь он был свидетелем тому, как героически сражались за Россию еврейские солдаты, среди которых, кстати сказать, был знаменитый Йосиф Трумпельдор, чья беспримерная отвага была отмечена Георгиевским крестом. Об этом времени Михаил Грулев через десятилетия писал: "Я принял определённое решение: по возвращении в Россию припасть к стопам государя, ходатайствовать за преследуемых и гонимых евреев. Мне думалось, что государь поверит своему боевому офицеру, еврею, отмеченному всеми боевыми отличиями и честно исполнившему свой долг перед царём и Родиной. Только став ближе к этому роковому вопросу, я убедился в моём наивном заблуждении".

Михаил Грулев последовательно выступал против шапкозакидательства, преувеличения собственных сил вкупе с недооценкой возможностей потенциального противника. Есть основания утверждать, что рекомендации Грулева, данные им на основе аналитического исследования, предопределили позицию, занятую Россией в англо-бурской войне, когда Германия подталкивала русского царя ко вторжению в британские владения на Востоке — в Афганистан и Индию. К этому стоит добавить: капитальный труд Михаила Грулева "Соперничество России и Англии в Средней Азии" завоевал международное признание после того, как был переведен на английский и немецкий языки.

Нельзя не упомянуть об активной и плодотворной журналистской деятельности Грулева. Он выступал со статьями в "Военном сборнике", в "Историческом Вестнике", в "Приамурских ведомостях" и других изданиях. Михаил талантливо редактировал "Туркестанские ведомости", "Известия Туркестанского отделения Императорского географического общества", издание "Сведения, касающиеся стран, сопредельных с Туркестанским военным округом" и журнал "Разведчик". С интересом читались его корреспонденции с театра военных действий во время русско-японской войны.

Грулев не боялся ввязываться в споры с вышестоящим начальством, когда это касалось государственных интересов. Он, в частности, выступил против проекта тогдашнего военного министра генерала Владимира Сухомлинова, вознамерившегося упразднить крепости на западной границе империи. Грулева тогда поддержали премьер-министр Петр Столыпин и сам государь-император. В отместку Сухомлинов отправил Грулева командовать Брест-Литовской крепостью, самой отдаленной на западных рубежах. Прибыв на место назначения, Михаил, новый комендант, обнаружил весьма печальную картину: многие крепостные форты требовали капитального ремонта, отсутствовала гаубичная артиллерия, запасы боеприпасов были минимальными, да и личный состав крепости не был полностью укомплектован. Но этими вопросами никто всерьез не занимался, создавая тем самым опасную иллюзию благополучия.

На этом фоне Грулев решил отстаивать свои убеждения в прогрессивной печати, прекрасно понимая, как надо полагать, что идет ва-банк. Но он посчитал, что вправе сметь свое суждение иметь. А в военном ведомстве пришли к мнению, что генерал переходит все границы, и в июне 1911-го он получил предупреждение от министра: если направление и тон его выступлений не будут изменены, Грулева вынудят оставить службу в "дисциплинарном порядке". Не дожидаясь такого развития событий, генерал сам подал прошение об отставке "по болезни". Его просьба была незамедлительно удовлетворена. С этой "болезнью" он в 1912-м году навсегда покинул Россию и поселился в Ницце. О заграничном периоде жизни отставника, как и о его семье, сведений почти нет. Известно, что он сотрудничал с эмигрантскими изданиями, в частности, с газетой "Русская речь".

Михаила Грулева не стало 17 сентября 1943 года. Северная часть Франции была тогда оккупирована гитлеровцами, и не находись он в то время в Ницце, которую контролировали итальянцы, человек этот мог разделить судьбу своих соплеменников, депортированных в лагеря смерти. Ранее, в 1930 году, он издал книгу мемуаров "Записки генерала-еврея".

"Последние думы и слова, — написал Грулев на отдельном листе рукописи, — посвящаю памяти моих незабвенных родителей и многострадальному еврейскому народу". Доход от издания своих воспоминаний Михаил Владимирович передал в Еврейский национальный фонд и деньги пошли на приобретение земель в Палестине для переселенцев из Восточной Европы,  создавших еврейское государство.

Эта книга Грулева и была переиздана десять лет назад в Москве. 

Прочитав эту книгу уместно привести известное высказывание знаменитого философа Гегеля: "История учит лишь тому, что она ничему не научила народы".

_{Источник...}