Мне сорок лет, а я не стал поэтом. И инженер во мне прожил в мечтах. Мои расчёты запылились где-то В разбросанных блокнотах-дневниках. Я не построил город для влюблённых С театром улиц, маленьких кафе, Где не было б бездушных, утомлённых, А жили б все на первом этаже… Не разгадал я тайну Пи-мизона, Свехпроводимостью не овладел… И ни единой дырочки озонной Не смог заштопать в веренице дел. Мне сорок лет. А я ещё живой. – Не спился, не застрелян на дуэли. Ни быт, ни власть меня не одолели, Хотя я и не рвался с ними в бой. Эпоха милых лириков прошла, тускнеет свет культуры и науки. Не ценятся мозолистые руки, Отточенные мысли и душа. Теперь почётно делать капитал, компьютер знать, английский разговорный… А то, что человек Душой назвал Воспринимается почти позорно… И всё-таки я верю, что придёт Пора Души и голоса живого… И Совесть, как подснежник, прорастёт, И будет ясен смысл любого слова. Чертовски жаль, что нежность поседела, Не пышет жаром чувственный костёр, И та струна, что некогда звенела, уже едва ль расслышится в упор. И мне совсем не хочется в толпе Кричать за тех, кто нами будет править, что я им доверяю, как себе, и что они способны всё исправить… Я сам себя не в силах изменить, а им-то как моё привлечь вниманье? – Осыпать благами? А, может, посадить?! – Всё это уже было в мирозданье… И человек не вырос до небес И не скатился в грязь, не стал скотиной... Он так же любит горы, море, лес, И хочет сам любить и быть любимым… Мне сорок лет…                                                             Я многое узнал. А сколько не расслышал, не увидел, не прикоснулся даже, не обнял, не помирился с тем, кого обидел… И сколько тех, кому не подарил Слов благодарности за свет и дня и ночи, Кому не написал, не позвонил, С кем не простился даже, между прочим… Виталий Царенко