Фаина Георгиевна не оставила мемуаров. Одному издательству удалось было уговорить её засесть за воспоминания, был выплачен аванс. Но Раневская вернула деньги, а наброски будущей книги уничтожила. Через несколько лет подруга уговорила её вновь взяться за работу, но закончить её актриса уже не успела.
По всем публикациям о Раневской разбросаны упоминания об обидах и несправедливостях, которые выпали на долю актрисы. Ничтожное количество ролей в кино, одиночество, горечь отчаяния – рассуждения на эту тему давно стали хорошим тоном и общим местом. Но что и как происходило на самом деле, кто играл – как это принято выражаться – «неблаговидные» роли, порой уходит из кадра. Точнее, остается за полями той книги, которую так и не написала Фаина Георгиевна. Предлагаемый фрагмент рукописи (хранящийся в РГАЛИ и не публиковавшийся ранее – по крайней мере, в широкой печати), разумеется, лишь отчасти дает представление об одном из самых драматичных периодов в жизни великой актрисы.
*****
*Не буду писать книгу о себе. Не хочется делать свою жизнь достоянием публики. И к тому же у меня непреодолимое отвращение к процессу писания. Лепет стариковский, омерзительная распущенность, ненавижу мемуары актерские.
*Книга должна быть написана художником или мыслителем. Гений – это талант умершего.
*Вот почему порвала мой опус.
*Скромность или же сатанинская гордыня! Нет, тут что-то другое... Не хочу обнародовать жизнь мою, трудную, неудавшуюся, несмотря на успех у неандертальцев и даже у грамотных...
*Вновь вспоминаю точные слова Ларошфуко: «Мы не любим тех, кем восхищаемся».
*Недавно перечитывала «Осуждение Паганини». Какой ерундой все это представляется рядом с травлей этого гения.
*Я никогда не испытывала того, что называется «травля». Видимо, это и есть то самое. Людей, самых различных по своей натуре, вкусам и воспитанию, можно легко спаять, крикнув им: «Куси!» И тогда начинается то, что так любят охотники. У всякого человека, тем более актера, есть в его среде недоброжелатели, мелкие завистники, а когда это все собирается воедино, подогреваемое начальством, – тут надо устоять одной против всех. Трудно это с грудной жабой в 60 лет. Молю об одном: «Господи, дай мне силы!»
*Спазмы сердца и в голове начались после того, как я узнала, что обо мне было собрание, на которое меня не позвали, чтобы я не могла оправдаться во всех взваленных на меня обвинениях. Приходил Оленин, мучил несколько часов нотациями, потом приходил Мордвинов и тоже мучил упреками в заносчивости, зазнайстве, в том, что я завладела машиной, лучшей гостиницей, что меня встречают аплодисментами, что я всегда лезла вперед фотографироваться, что во Львове я вышла на одно собрание, где меня вызывали в президиум, на аплодисменты, относящиеся к Сталину, чтобы своим появлением сделать вид, что аплодисменты относились ко мне...
*На меня вылили помойное ведро, и никто не встал и не сказал, что это все результат недовольства отдельных актеров: одному не сказала похвальных слов, с другим не хочу играть в концертах, третьему не сказала, что он хороший артист, четвертого разозлило, что меня встречают хлопками, а его нет, с пятым не общаюсь (было неинтересно), шестого обругала за то, что не профессионален, на репетициях не собран, распущен, не работает сам дома и т. д.
*Предместкома сказал в кругу своих приятелей, после того как довели до припадка: «Пора кончать этот Освенцим Раневской».
*Оленин инкриминировал то, что я, входя на собрание, сажусь в первый ряд!!! Значит, должна сидеть сзади. Что в каждом моем шаге – моя нескромность и самоуверенность. Говорят, черт не тот, кто побеждает, а тот, кто смог остаться один.
Тетрадочка, подаренная Н. Сухоцкой
*«Дни моей жизни под конец.
Sapienti sat».
*«Здесь прах почиет той, что славы и сребра
Средь мира тленного в сей жизни не снискала».
Державин
Прошу иметь в виду для надгробной эпитафии.
*Сегодня Л., с которой мы гуляли в Ботаническом саду, шлепая по лужам, сказала: «Я хорошо понимаю то, что вы теперь постоянно вспоминаете детство, эти воспоминания – «грезы старости».
*...Последний вечер в Малеевке, будь она трижды проклята. Доконали симпатиями, восторгами, комплиментами, болтовней. Живу в домике на отлете. Сторожей нет, горланят хулиганы из деревни. Прибежала соседка-криминалистка – пишет диссертацию. Посоветовала опасаться родственников и хороших знакомых, которые главным образом и убивают близких!
*Никогда еще так не уставала, как на отдыхе в Малеевке.
*...Жаль, что не писала, не записывала.
*А знаю многое, видела многое, радовалась и ужасалась многому.
*И еще одна неудача – дай Бог последняя – в моей неудачливой, окаянной жизни: «летний отдых». Ниночка (Сухоцкая. – Д. Щ.) по свойству ее характера видеть «прекрасное» во всем описала мне предстоящую райскую жизнь в августе на даче со всеми удобствами (кошмар со всеми удобствами). Ушла бы пешком домой, но там никого нет, кто поможет и мне, и моей больной собаке.
Внуково, 1976 год
*Встречи, встречи, письма, письма, письма, письма – это после показа моих старых пленок. Неужели так мало сейчас хороших актрис?
*...Звонила Маргарита Алигер, хвалила, хвалили ее друзья, знакомые. Маргарита сердилась, даже ругала за то, что я не рада успеху, велела радоваться, а я не могу радоваться, не получается. Наоборот – тоскливо ужасно. Нет рядом Павлы Леонтьевны – и все в этом.
*У меня сегодня особый счастливый день. Позвонил Райкин.
*У меня теперь «жизнь в искусстве» – когда читаю жизнь и творчество Станиславского в четырех томах. Театр? Его нет – есть пародия на театр.
1977 год
...Весна в апреле. На днях выпал снег, потом вылезло солнце, потом спряталось, и было чувство, что у весны тяжелые роды.
*Книжку писала три раза, прочитав, рвала.
*...Меня терзает жалость. Кто-то сказал: «Жалость – божественный лик любви». Ночью болит все, а больше всего – совесть. Жалею, что порвала дневники, – там было все.
*Есть имена, как душные цветы,
И взгляды есть, как пляшущее пламя,
Есть тонкие извилистые рты
С глубокими и влажными углами.
Есть женщины, их волосы, как шлем,
Их веер пахнет гибельно и тонко.
Им тридцать лет. Зачем тебе, зачем
Моя душа – Спартанского ребенка.
Марина Цветаева
Почему, почему мне пришли сейчас на память эти стихи молоденькой Марины? Стала учить старую пьесу Островского и вспомнила эти стихи. Откуда, зачем, почему? Ничего не понимаю и не пойму. Помню, как Марина читала, ни на кого не похожая, нездешняя. Потом вспомнила Марину старую, после Парижа, после гибели мужа. Я помогла ей чем смогла. Потом война, я ее потеряла. Потом ее гибель.
*...Скверно все, ненужно.
27. 2. 80 г.
*...Была Катя Дыховичная, без голоса, потеряла голос. Как же она, бедняга, будет теперь работать редактором на радио. Хочется мне записать на радио Лескова – «Полуночники».
*Тоскливо. Книгу писала три года, потом порвала. Аванс выплатила наполовину, вторая – за мной.
*Тоскливо, нет болезни мучительнее тоски.
*Кому это пишу? Себе самой.
*Как жестоко наказал меня «создатель» – дал мне чувство сострадания. Сейчас в газете прочитала, что после недавнего землетрясения в Италии, после гибели тысяч жизней, случилась новая трагедия: снежная буря. Высота снега до шести метров, горы снега обрушились на дома (очевидно, где живет беднота) и погребли под собой все. Позвонила Н. И., рассказала ей о трагедии Южной Италии и моем отчаянии. Она в ответ стала говорить об успехах своей книги!
...Как же мне одиноко в этом страшном мире бед и бессердечия.
*****
Из статьи Дмитрия Щеглова, газета "Совершенно секретно".
Открытие памятника Ф. Раневской в Таганроге. Фото- Morfalare.
