Рассказы из моей жизни

Пятый

    Потекли будни своей чередой. Серый и холодный – февраль, затем март. В марте солнце припекало уже сильно. В этих местах снег таял так стремительно, что вода не успевала уходить, без резиновых сапог было не пройти по улице. Но мне никуда не надо было ходить – столовая, классы, спальня, все эти помещения были в одном здании. Имелись на участке и другие домишки, но я не знала их назначения. Что там хранилось? Садовый инвентарь или еще какое-нибудь хозяйственное имущество. Не знаю.

   Воспитателям и учителям было труднее – шлепать по воде и скользкой жиже до нашего детского дома. Они приходили, покрасневшие, раздосадованные и усталые, а впереди еще работа на 6 – 7 часов. Многие оставались до 19 часов, пока не придет дежурный воспитатель, один и тот же Иван Иванович. Я стала, наконец, привыкать к порядкам, заведенным здесь в детдоме. Даже научилась огрызаться, когда воспитательница настойчиво приставала ко мне с разными заданиями по уборке помещений. Мыть туалеты я категорически отказалась, жалуясь на аллергию. При этом я заручилась поддержкой нашего врача. Сыпь медленно проходила. Хуже всего было ночью, когда хотелось чесать руки с силой, пусть до крови. Но постепенно и эти симптомы проходили.

   Ирина Кузьминична не проявляла особого внимания ко мне: редко погладит мне руку, вызовет к пианино, чтобы я спела песню. Она дала мне несколько текстов песен и попросила разучить их. Я старательно учила текст после приготовления домашних заданий. У нас было 9 классов, для них было выделено 9 помещений. За каждым классом было закреплено одно помещение. Но больше всего мне нравилось общее помещение – музыкальный класс. Он был просторный, доски пола всегда окрашены в ровный кирпичный цвет масляной краской, у торцовой стены стояли в ряд шкафы с книгами и поделками учеников. Часть пространства заполнена столами и стульями, расставлены они полукругом так, чтобы  каждый видел в центре пианино и учительницу музыки. Поместиться может больше сорока человек.

   В классах мы занимались в течении дня, а после уроков и обеда возвращались сюда для выполнения домашних заданий к следующему дню. Отличники уходили в музыкальный класс и там уединялись небольшой группой, чтобы сделать уроки и почитать какую-нибудь книгу. Книгу они выбирали из шкафа. Иногда приходили старшеклассники и выпроваживали детей младше их. Не знаю, читали они книги, или занимались чем-то другим, потому что даже подсмотреть не могла. Нас не подпускали в такие часы к классу. Надя рассказывала мне, что им дают там, на свободе  возможность поговорить о любви, читать свои стихи, рассказывать разные истории, делиться тем, что с ними случалось или не случалось.

   Хуже всего было в выходные дни, когда часть детей уходили домой. Надя тоже часто уходила к Ольге Петровне, как мне тогда было тоскливо. Даже Нина и Тамара уходили домой, и за столом я сидела одна, грустно поглощая жиденький суп с блестками жира, мясом, пропущенным через мясорубку (чтобы небольшого куска хватило на всех), потемневшими кусочками картофеля и моркови. Весна, не было на базах ни картофеля, ни моркови. Если детские учреждения не подготовились (не создали зимнего хранения овощей), то там готовили из замороженных продуктов.

   На второе, как правило, были макароны с сыром или творогом. Вкусно. Мама так не готовила. Она говорила, что нечего портить продукты, все надо кушать так, чтобы чувствовать вкус сыра и творога или мяса. На третье кисель из концентратов. Я любили эти концентраты – чуть-чуть кисленькие с крахмальным вкусом. Причем, я могла кушать их сырые ( в порошке).

  Наступили весенние каникулы. К нам после уроков пришла Ольга Петровна и объявила, что раздаст всем табели успеваемости. Но она имела в виду домашних детей.

  - А нам выдадут табели? – спросила Катя, девочка, которая спала рядом с Надей, а за партой сидела одна.

 - Я сообщу вам после уроков вечером, - резко сказала Ольга Петровна. Надя рассказала мне, что Ольгу Петровну пригласили в детдом работать психологом, но ей приходиться на самом деле работать воспитателем. Когда она узнала, что  девочка, ее родственница осиротела, то решила поступить на работу сюда, чтобы знать, что здесь делается тайно и не тайно, помочь руководству детдома навести порядок в детдоме, создать благоприятную обстановку для воспитания детей. Но столкнулась с сильным противодействием и работников детдома и детей всех возрастов. Короче, все ее благие намерения раскололись как стекло. Ей не удалось спасти детдом от расформирования. А с Надей все перестали общаться, чтобы она ничего не могла рассказать Ольге Петровне. Надя обрадовалась, когда увидела меня, решила сразу познакомиться, потом подружиться и привязать к себе под предлогом помощи. Но она, в самом деле, помогала мне, как могла в своем десятилетнем возрасте. Жаль, что через год  ее переведут в группу постарше (соответственно и в спальню), а в нашу спальню поступят новенькие семилетние дети. 

   Весенние каникулы. Тепло, вода стала уходить, мы чаще выходили на участок и гуляли по двору, разбившись на пары. На каникулы Надя осталась в детдоме. Ольга Петровна уехала в дом отдыха на 12 дней, поэтому Надя осталась здесь.

  -  Ура! – закричала я, схватила ее за руки и закружила. – Надька, будем вместе играть. Давай я поменяю кровать? Лягу рядом с тобой? Мы вечером будем рассказывать друг другу страшные истории.

  -  А ты знаешь страшные истории? – рассмеялась Надя.

  -  Конечно, знаю, - уверенно ответила я, - в черной, черной комнате жил черный, черный господин…

  -  Знаю, знаю, - перебила меня Надя. – А есть и такая история.

  - Нет, не рассказывай, - остановила я ее, - расскажешь вечером, чтобы поджилки тряслись от страха.

  - Пойдем в музыкальный класс, - предложила мне Надя, - я тебе покажу такое!

  - Тоже страшное? – рассмеялась я.

 -  Может быть, - загадочно сказала Надя и потянула меня за руку к входной двери.

  - Дети, вы куда? – остановила нас воспитательница Елена Вячеславовна.

 - Пописать, - ответила Надя и потянула меня дальше.

 - Потом сразу возвращайтесь, - приказала воспитательница.

  Мы быстро поднялись по лестнице, подошли к музыкальному классу и открыли дверь. Двери никогда не закрывались на ключ. Было запрещено это делать ради безопасности детей. Потому что был случай, когда двери были закрыты на ключ, но одного ребенка забыли в помещении, во время пожара этот ребенок погиб, так как не мог выбраться из класса. 

  В классе было чисто и тихо. Окна выходили на северную сторону, поэтому в полумраке предметы вырисовывались нечетко. Свет мы не стали включать, прокрались к шкафам, осторожно обходя кадки с крупными цветами. В одной кадке цветок поднялся очень высоко раскинув огромные листья, похожие на  растопыренные  пальцы . Он покачнулся от нашего прикосновения и казалось, что листья схватят нас.

  -  Надя, я его боюсь, - прошептала я.

  - Трусиха, - улыбнулась Надя, - что нам сделает цветок?

  - Есть такие цветы, мне мама рассказывала, которые нападают на людей.

  - И на животных, - сказала Надя. – Знаю я эти цветы, это тропические цветы. Нам рассказывала учительница. Они питаются животными. Но если и человек попадется, то и ему достанется. Понимаешь? Съедят.

  - Я боюсь, пойдем отсюда, - позвала я ее в коридор.

  - А посмотреть страшное?- остановила меня Надя.

  - Мне уже страшно, - ответила я. – Что может быть страшнее?

  Надя подошла к крайнему шкафу и открыла дверцу.

  -  Мы здесь делали уборку в летние каникулы, и я обнаружила это. Но никому не сказала. Побоялась. И ты никому не говори. Клянешься?

  - Конечно, клянусь.

  -  Смотри!

  Надя встала на стул, отодвинула на полке книги в сторону – у задней стенки стояли большие колбы с жидкостью и какими-то существами.

  -  Что это? – глаза мои округлились от страха, а голос чуть не пропал совсем.

  Надя достала одну колбу и показала мне поближе. Там в жидкости плавал маленький человечек, крошечный сантиметров 20, от животика тянулась пуповина – кишка светлого цвета, ручки были  прижаты к туловищу, а ножки полусогнуты. Можно было рассмотреть закрытые веки и нос и губы.

  -  Какой он страшненький, - прошептала я.

  - Это эмбрион, - пояснила мне Надя. – Маленькие человечки, из которых потом вырастут люди. Такие как мы с тобой.   

  -  Не может быть! – возразила я. – Я не могла быть такой страшной, иначе бы мама меня не любила.

  -  А теперь она любит тебя, - зло улыбнулась Надя. – Они заспиртованы. В каждой колбе по человечку, и все они находятся в спирте.

  У меня мелькнула удивительная мысль – взять одну колбу, вырастить из человечка большого человека, как я. Он смог бы дружить со мной, любить меня, никогда бы не был злым, а я заботилась бы о нем, защищала бы от противных воспитателей и жестоких детей. Я взглянула на Надю, чтобы она не догадалась о моих мыслях.

  -  Что с тобой? – спросила Надя, убирая колбу и книги на место.

  - Да, ничего, - осторожно ответила я. Я решила скрыть от Нади свой план. – Пойдем во двор, а то нас уже ищут.

  Мы осторожно выглянули из двери, посмотрели направо и налево, было тихо и безлюдно, и припустили вниз во двор.

  Новая мысль овладела мной полностью. Я теперь только и думала о том, как осуществить свой план. Я присматривалась к воспитателям, кухонным работникам, уборщицам, чтобы предусмотреть все и стащить колбу  с человечком. Я выращу из него ребенка, решительно подумала я.

          Продолжение следует.