Рассказы из моей жизни. Седьмой
Как я уже говорила, после каникул в детдом я пришла вместе с Ириной Кузьминичной. Я успела спрятать свою новую игрушку голубого медведя по одеяло и подушку, и пошла в столовую. В столовой по-прежнему Нина и Тамара сидели вдвоем за столом, лица у обеих были очень неприятные: одна была настроена агрессивно, а на лице второй был страх. Нет, решила я, их жизнь меня больше не волнует, пусть сыпят соль в тарелки, пусть мажут лицо зубной пастой, меня все это не касается. Ирина Кузьминична сказала, что надо потерпеть. Что это значит? Только одно: она заберет меня отсюда. И я попрошу ее никогда не возвращать меня в детдом ( в интернат). Я хочу ходить в школу, и готова пообещать, что буду учиться хорошо, никогда не буду лениться, буду выполнять все домашние задания.
После завтрака я зашла в спальню за портфелем, следом за мной вошла в спальню Надя.
- Люба, я думала, что ты останешься с ней. А она привела тебя обратно. Что случилось?
- Ничего. Надя, все было так хорошо! Она накупила мне подарков, даже соседи сделали мне подарок. Но она попросила потерпеть. Как ты думаешь? Это связано с оформлением документов?
- Конечно! – Надя совсем по-взрослому всплеснула руками. – Мне Ольга Петровна говорила, что попасть в детдом легко, а чтобы выбраться, усыновителям надо доказать, что они смогут заменить ребенку родителей и детский дом. Как будто детский дом нам заменил родителей.
- Ооо! – протянула я. – Значит, это надолго.
Я погрустнела. Терпеть все эти неудобства, окрики воспитателей, грубость детей постарше, воровство малышей – это было ужасно. Но придется. И как оказалось, пришлось терпеть долго.
На переменке ко мне бросился Кирилл. Он учился в другом классе (но тоже во втором).
- Где ты пропадала? – нахмурившись, спросил он. – Я тебя два дня искал. Никто не знал, куда ты делась.
- Директор знала. Она отпустила меня с Ириной Кузьминичной. Я была у нее дома.
- А я? Она не могла и меня взять? Я твой брат, имею право жить там же, где и ты.
Об этом я не думала. Да, я повела себя эгоистично, я хотела улучшить жизнь только себе. Ни о брате и, тем более, сестре я не думала. Да и кто согласиться взять меня, и еще моих брата и сестру в придачу. Несмотря на маленький мой возраст, я хорошо понимала, что должна бороться за счастливую жизнь для себя. Только для себя.
Я кивнула ему и убежала в класс, хорошо, что прозвенел звонок, он меня выручил от неприятного разговора с братом.
Ирина Александровна вновь обращалась ко мне с холодком. Она вызывала меня петь, давала все новые тексты песен. Я упорно их разучивала, уже смогла бы спеть десять песен. Дети все равно поняли мое привилегированное положение в детском доме, стали меня сторониться. Итак-то у меня не было друзей, кроме Нади. С Ниной у нас дружбы не было, я издали боготворила ее, но не навязывала ей себя. Но не особенно грустила об этом. Грустить было некогда. Когда мы дежурили по спальне, то надо было вымыть полы, протереть подоконники и кровати тряпкой с мылом, и убрать в комнатке, где хранились наши личные вещи. Дежурство проходило вдвоем по очереди. Было нас двадцать человек, итак через каждые десять дней очередь возвращалась. Кроме этого, убирали общие комнаты – музыкальный класс, столовую. В этой работе участвовали и старшеклассники. Но как же они любили возложить всю работу на нас, малышей. Подзатыльниками сгоняли в комнату и ставили перед носом ведра с водой, а ногой подталкивали нам тряпки. Взрослые делали вид, что ничего не видят. А жаловаться было еще хуже – могли сделать «темную». Для этого накрывали одеялом, и били коленками куда попало, пока не свалишься на пол. Тогда они разбегались, чтобы их никто не запомнил.
Поэтому я всей душой стремилась уйти отсюда. Иногда даже обдумывала побег. Но куда можно убежать? Без продуктов и одежды, да и страшно было попасть в руки какого-нибудь маньяка или бандита. Да еще пугали цыганами, говорили, если ребенок к ним попадет, то его уже никто не найдет. Увезут куда-нибудь и заставят просить милостыню. В общем, оставалось меньшее зло – жить в детском доме и мечтать или о жизни в семье, или о человечке, который будет любить меня. Я по-прежнему поглядывала на полку с таинственными колбами.
Наконец, пришел мой день рождения. Пришла заместитель директора и поздравила меня при всем классе (всех так поздравляли), вручила новый портфель с пеналом и набором тетрадей.
- Детка, - сказала она, - после уроков пригласи всех своих одноклассников в столовую на чай с пирогом.
- Спасибо, - пролепетала я. Ирина Александровна поработала со мной, научила, как держаться мне во время поздравления. – Спасибо родному детскому дому.
Оказалось, был приглашен журналист из местной газеты, он все сфотографировал и записал. О моем дне рождении появилась в газете небольшая заметка и фото фасада детдома, участка, покрытого красивой зеленью и цветущими кустарниками, и мое фото вместе с заместителем директора.
Вечером в спальню заглянула Ирина Кузьминична и сообщила, что завтра я пойду к ней, меня отпустили в гости на два дня.
- Как здорово! – воскликнула я и хотела обнять ее, но что-то меня удержало: то ли какая-то холодность на ее лице, то ли общая отстраненность от меня и детского дома.
На следующий день Ирина Кузьминична утром зашла за мной, я уже причесывалась сама. И расческа у меня была, но она критически посмотрела на меня, расплела косички и заплела снова с голубыми лентами. Они очень подходили к моим серовато-голубым глазам. Я покрутилась перед зеркалом, и понравилась сама себе. Рост у меня не очень вышел, но, в общем, я выглядела очень хорошенькой – крупные глаза, пшеничного цвета волосы и губы бантиком естественного алого цвета выглядели даже красиво. Щеки были полные и с ямочками. Я уже поняла, что благодаря своей милой внешности могу рассчитывать, что меня усыновят. Так обычно и бывает с детдомовскими детьми. Уродов никто не берет. Но со мной, братом и сестренкой было не все просто. На следующий год, в мой день рождения в детдом пришла моя мать. И ее приход все испортил!
Ирина Кузьминична привела меня к себе. Она показала мне новое пальто на весну (осень), очень хорошее, в клеточку и легкое. Оно было немного длинное, рукава она подвернула.
- Как тебе идет оно! – сказала она с большим восхищением, чем я. – Я отдам пальто тебе в детдом. Все равно скоро ты не будешь туда ходить.
Любушка моя, - она обняла меня, - какая ты лапочка. Я буду любить тебя. А сегодня у нас праздник.
Я ждала куклу, которую она обещала, поэтому даже разочаровалась, что подарила она пальто. Но дальше меня ждал сюрприз – стол в комнате был накрыт, стояла салатница с каким-то салатом, колбаска, сыр, а посередине стола стоял торт. За столом сидела на стуле кукла, какая же она была нарядная, с живыми волосами, с блестящими глазами, которые закрывались, когда ее укладываешь спать и еще она говорила «Мама». У меня голова закружилась от счастья.
- Ирина Кузьминична! Спасибо! Я так счастлива! – я восклицала и сама смотрела на нее, думая, обнять ее или нет.
- Детка моя, - Ирина Кузьминична сама обняла меня. – Пойдем в ванную помоем руки и вперед – за стол!
В коридоре нас опять встретили мужчина и женщина. Они схватили меня за руку, рассматривали ее, а женщина поцеловала ее.
- А ручки-то, ручки, - сказала женщина, - какие хорошенькие, пухленькие.
Ирина Кузьминична с гордым видом, как будто я была ее произведением искусства, потянула меня в ванную.
- Девочка, - сказал мужчина, - мы поздравляем тебя с днем рождения.
Он вручил мне книжку и маленькую шоколадку «Сказки Пушкина».
- Спасибо, - сказала я и приняла подарки.
Ирина забрала мои подарки, сказала, что отдаст потом. Помыв руки, мы вернулись в комнату.
Уже за чаем она сообщила мне, что собирает документы на усыновление.
- Столько справок надо, - всплеснула она руками. – Но ничего, не переживай. Еще немного потерпим, и я заберу тебя к себе.
Я сидела за столом и поглядывала на куклу. Мне хотелось схватить ее, рассмотреть ее волосы, одежду, наклонить, чтобы послушать ее «мама», и просто прижать к себе. Она была воплощением того, о чем я мечтала, воплощением маленького человечка.
Наконец, мы сидели на диване и смотрели телевизор. Ирина обнимала меня, а я обнимала куклу. Голову я склонила Ирине на грудь.
- Спасибо, Ирина Кузьминична, - сказала я. – Как я рада подаркам. И кукла такая красивая. Даже говорящая. Как ребенок. Как ребенок, которого я хотела сделать.
Ирина даже подскочила на месте, она схватила меня за плечи и больно их сжала.
- Какой ребенок? Детка, что ты говоришь? Кто с тобой это сделал?
Она прикрыла глаза, и я подумала, что она сейчас потеряет сознание.
- Ирина Кузьминична! Что вы подумали?
- Я подумала то, что происходит с девочками, когда они хотят ребенка.
- Нет! Я хочу не совсем ребенка. Я хотела маленького человечка, который заменил бы мне всех! Который любил бы меня.
- Люба, завтра мы пойдем к врачу. И тебе придется признаться, кто внушил тебе это! Если это старшеклассник, то пусть он пожалеет, что родился на свет. Я этого так не оставлю.
- Ирина Кузьминична, я не знаю никакого старшеклассника, - я так растерялась, что едва произносила слова. Вид ее напугал меня – вытаращенные глаза и дрожащие губы.
- Нет, ты должна признаться. Ничего не скрывай.
Она посмотрела на меня не то с жалостью, не то с отвращением. Я не могла понять, о чем она говорит. Моих познаний в моем возрасте о сексе и об отношениях женщины с мужчиной не было вовсе. Я даже представить не могла, что она подумает о том, что меня кто-то совратил. Сначала она думала на старшеклассников, потом переключилась на мужчин, которых в детдоме было мало, но они все-таки были и обслуживали наш детдом, как разнорабочие.
- Люба, ляжем спать. Завтра рано утром встанем и пойдем к директору.
Кто бы мог подумать, что из-за моих слов о ребенке так все изменится! Утром мы пошли в детдом, она одела меня в старое пальто и спрятала куклу обратно в коробку. Слезы наворачивались на мои глаза так, что я почти ничего не видела.
Продолжение следует.
|