О войне написано множество книг. Тема блокадного Ленинграда, ужасы постоянных налетов авиации, голода и очередей за хлебом так же широко представлена в произведениях писателей, творчестве ленинградской поэтессы Ольги Бергольц. Детский взгляд на ужасы блокады мы видим в дневнике Тани Савичевой. Эту тему освещает справочная литература и кинематограф. Но чаще всего это 125 блокадных грамм хлеба и карточки.

Информация из книг, фильмов и других источников это прекрасно, но живое общение с человеком, пережившим эти события, наполняет тебя ощущением войны, «мурашки бегут» по телу.

Тема эта близка мне и потому, что она касается моей семьи. Бывая в гостях у прабабушки, я стала замечать, что она как-то по-особенному бережно относится к хлебу. Я не скажу, что она его экономит, нет. Но ни за что на столе не оставит огрызок, доедает всё, крошки бережно сметает на руку - и в рот. Даже заплесневелый хлеб не выкинет, сбережет, или в котлеты добавит, или закваску сделает к тесту.

Без слез не могут они говорить
О кусочке блокадного хлеба.
Ужас голода им никогда не забыть!
И тем не понять, кто там не был.

Детство моей прабабушки прошло, как выяснилось, в блокадном Ленинграде. Стыдно, но я этого раньше не знала. Прабабушка никогда мне ничего о детстве не рассказывала, да и в семье об этом не говорили, очевидно, жалея ее.

В 2008 году я в составе группы школьников посетила Санкт-Петербург и в музее блокады Ленинграда видела и блокадный хлеб, и «гужи» и лепешки из лебеды и отрубей, и сахар из земли. Но больше всего меня поразило «меню» ребенка блокадного Ленинграда, который мечтает о том, что он сможет покушать после снятия блокады.

По воспоминаниям прабабушки, я решила восстановить картину ее детства и выяснить, как их семье удалось пережить эту блокаду.В своем исследовании я использовала в основном воспоминания моей прабабушки Кротовой Сусанны Андреевны.

Долгова Вероника

Это отрывки из рассказов прабабушки Вероники:

«Много страшного было вокруг, но у меня перед глазами, как сегодня, стоит один случай. Было самое начало блокады. Мы с мамой ехали в трамвае. Вдруг наш трамвай почему-то остановился, а до остановки мы еще не доехали. Вагоновожатая показывала что-то на рельсы. Все пассажиры вышли наружу и увидели жуткое зрелище: огромное полчище крыс направлялось из города, где даже этим тварям не выжить. Мы с ужасом смотрели вслед уходящим крысам»

«Дома у нас был ужасный холод. Мы уже сожгли все стулья, печурку топили утром чуть-чуть и вечером». Топили их не ради тепла — это была роскошь, топили, чтоб растопить снег или сварить что – либо. Трубы от этих печечек выводились на улицу через форточки. Все отходы и нечистоты тоже выливались через форточки из окон. «Я почти целый день сидела около этой печурки, грелась, у меня даже пальто и кофта на животе прогорели до дыр. Мама закрывала эти дырки, завязывая сверху платок за спину, когда я шла на улицу».

«В самом начале блокады мы с мамой частенько ходили на горящие Бадаевские склады, это разбомбленные продовольственные запасы Ленинграда. От земли шел теплый воздух, и мне тогда казалось, что он с запахом шоколада. Мы с мамой набирали эту черную землю, слипшуюся с «сахаром». Народу было много, но в основном женщины. Принесенную землю мы складывали по мешочкам в шкаф, мама их тогда много нашила. Потом эту землю мы растворяли в воде, а когда земля оседала и вода отстаивалась, то получалась сладковатая, коричневая жидкость, похожая на кофе. Этот раствор мы кипятили. А когда родителей не было, мы его пили сырым. По цвету он был похож на кофе. Этот «кофе» был чуть сладкий, но, главное, в нем был настоящий сахар».

«Папа до войны очень любил читать и у нас в доме было много книг. Переплеты книг раньше делали из папье-маше - это спрессованная бумага серого или песчаного цвета. Из нее мы и делали «котлеты». Брали обложку, резали на мелкие кусочки и клали в кастрюлю с водой. В воде они лежали несколько часов, а когда бумага разбухала, отжимали воду. В эту кашу всыпали немножко «муки из жмыха».

«На рынке можно было выменять столярный клей. Плитка столярного клея была похожа на шоколадную, только цвет ее был серый. Эту плитку клали в воду, и размачивали. Потом в этой же воде мы ее варили. Мама туда еще добавляла разные специи: лавровый лист, перец, гвоздику, вот их- то дома почему-то было полно. Готовое варево мама разливала по тарелкам, и получалось желе янтарного цвета. Когда я в первый раз съела это желе, то чуть не плясала от радости. Ели мы это желе с охотки с неделю, а потом я уже глядеть на него не могла и думала «лучше я умру, но больше есть этот клей не буду»

Очереди за хлебом были огромные. «Поэтому большую часть времени мама проводила в очереди за хлебом. Карточки у нас были только папины, мама работу потеряла. Этот кусочек, что она приносила к вечеру, делили на три части. Папин кусочек берегли всю неделю, вдруг придет, и если долго его не было, понемногу съедали. Однажды у мамы в очереди украли карточку,  благо она все никогда с собой не носила, а прятала их дома». На вкус он мало напоминал хлеб. «Свой кусочек я не сразу съедала. Откусывала по маленькому кусочку и сосала, так меньше хотелось есть»

«Был в моем блокадном детстве такой день, который мне стыдно вспоминать. Перед глазами стоит наша комната и буфет. Мама зачем-то вышла из комнаты, а я увидела на полке кусочек хлеба – мамина норма. Руки сами потянулись за куском. В этот момент мама вошла и, конечно, сразу все поняла. В маминых глазах была и боль, и тоска, и слезы. Я невольно отдернула руку от хлеба, не смогла его взять. Мама не сказала ни слова и вышла. Этот мамин взгляд и этот кусочек хлеба я не забуду никогда. До конца жизни мама ни разу не напомнила мне об этом случае, но я все время чувствовала себя виноватой перед мамой».

Валюша, маленькая Валя,
С утра, лишь только брызнул свет,
Увидела в пустом буфете
Кусочек хлеба на обед.
А к хлебу как магнитом тянет,
Но вытерпела, не взяла,
Ведь рядом с ней стояла мама,
Смотрели мамины глаза.
В них столько боли и печали,
О мама, милая, прости!
О Господи! Спаси наш город!
И маленьких детей спаси!

(Вера Ярлыкова, блокадница)

http://besumnajazw.mirtesen.ru/blog/43543650104/Vsem-perezhivshim-blokadu-posvyaschayetsya.