Санатория Елизаветы Феодоровны в Новороссийске

Аполлинария Волошун | 2 августа 2010 г.

В одном из своих пребываний в отпуске, мама проезжала по новороссийскому побережью, как вдруг увидела указатель на некий музей. Проехать мимо такого учреждения ни один из членов моей семьи не может, тем более в свете темы моей диссертации – изучении жизни и деятельности великой княгини Елизаветы Федоровны. В нашей стране удивительным образом сочетаются штампованность с уникальностью, и зачастую можно найти сотни перефраз на одну и ту же тему, и в то же время случайно наткнуться на научную новизну.

Мама свернула по указателю к музею, с мыслью о том, что там может оказаться что-то полезное. Она прошла в музей, где царило полное безмолвие. Разумеется, сотрудница вышла навстречу редкому посетителю. По ходу дела разговор становился оживленнее, когда неожиданно выяснилось, что хранительница музея глубоко почитает великую княгиню Елизавету Федоровну. Более того, она когда-то написала статью [1] о существовавшей здесь Елизаветинской Санатории, основанной великой княгиней. Мама бросилась звонить мне прямо из музея, где заочно и представила меня хранительнице, которая тут же вызвалась помогать моему исследованию.

На основании ее статьи, а также обнаруженных мною архивных материалов [2] (мне удалось найти телеграммы Елизаветы Федоровны по устройству этой самой Санатории), теперь имею возможность рассказать о таком удивительном учреждении великой княгини, которое она устроила для лечения раненных на Русско-японской войне в 1904 году.

Известно, что Черноморское побережье пользовалось огромным спросом у аристократии, особенно у Императорской четы. Об этом свидетельствуют многие воспоминания современников. Оно ассоциировался с маленьким раем, и при любом случае доктора рекомендовали российское побережье как универсальное средство от придворной усталости и инфлюэнцы.

Великая княгиня Елизавета Федоровна по своему обыкновенному стремлению к совершенству, использовала все возможные ресурсы в делах благотворительности, демонстрируя щедрость и расположение Императора к своему народу. На момент Русско-японской войны настроение подданных в России начинало склоняться к бунтарскому, и подобный жест со стороны великой княгини может рассматриваться как попытка наладить отношения между властью и недовольными войной и накаливающейся обстановкой, благодаря конституционной пропаганде в армии и флоте, народом.

В фонде Васильчиковой Марии Александровны – фрейлины, соратницы и друга великих князей Елизаветы Федоровны и Сергея Александровича – я нашла телеграммы, о которых раньше нигде не упоминалось, где речь шла об организации этой Санатории. Великая княгиня командировала Васильчикову в Новороссийск, чтобы та руководила всеми действиями на месте. Следует отметить, что княгиня Мария Александровна была выбрана для этой миссии неспроста – приближенная Елизаветы Федоровны, вхожа в семью и активная участница в благотворительных идеях великой княгини, она выполняла роль «правой руки», и была гарантией быстрого и качественного исполнения. Васильчикова тут же была назначена временно заведующей Санаторией, которой впоследствии стала Н.С. Соковнина.

Изначально Елизавета Федоровна желала устроить Санаторию для сестер, и даже именовала ее «убежищем» (по примеру других своих учреждений с тем же функционалом), но позднее изменила свое решение, и сделала ее для раненных офицеров. Это также наводит на мысль о том, что назревала необходимость восстановить стремительно терявшуюся связь между Царем и командным составом армии и флота.

Методы, выбранные для этого, также свидетельствуют о приложении максимальных усилий. Санатория расположилась в «живописнейшем уголке новороссийского берега, откуда открывается великолепнейший вид на безбрежное синее море; на горные вершин Маркхота, где царят тишина и покой…» [3] Место было выбрано на «самом берегу моря на южном склоне глубокого ущелья на 9-й версте Новороссийско-Сухумского шоссе» [4] , и представляло собой два дома на территории. На покупку этого живописного комплекса потребовалось найти у меценатов 7500 рублей, не считая еще 500 рублей, которые Елизавета Федоровна заявила на меблировку, белье и инвентарь. Предполагалось принимать в Санатории раненных, пострадавших на театре военных действий, а значит помимо обычного гостиничного комплекса, должно было быть и медицинское оборудование. В итоге оба дома и земля были подарены великой княгине О.В. Козловской специально «на предмет устройства здесь санатории».

Елизавета Федоровна торопилась утроить Санаторию как можно скорее, и ее открытие планировалось уже в конце лета.

Над зданиями Санатории трудился подряд городского архитектора Н. Карлинского по его же проекту, а также под личным наблюдением черноморского вице-губернатора А.А. Березникова, который также лично осуществлял надзор за строительством.

Уже через четыре месяца на подъезде к Санатории с Новороссийско-Сухумского шоссе можно было увидеть два небольших здания и развивающийся над ними белый флаг с изображением Красного Креста. Здания Санатории были не только построены, но и полностью оборудованы и готовы принять первых раненых.

Санатория была небольшая, рассчитана всего на 10 человек. Ее комнаты, расположенные по коридорной системе, были небольшими, но уютными, «изобилующими светом и воздухом».

Каждая комната предназначалась для двух человек. Все, что находилось в них, было простым, но хорошего качества и вида: железные, окрашенные белой краской кровати с мягкими тюфяками и хорошим постельным бельем, гардероб, комод с большим зеркалом, столик с письменными принадлежностями (там была почтовая и писчая бумага, конверты, карандаши, перья), два умывальника с необходимыми предметами гигиены – для каждого больного отдельно – свои собственные. На полу перед кроватями лежали коврики, на которых в ожидании пациентов уже стояли домашние туфли. На стенах комнат были развешаны гравюры, выбранные самой великой княгиней Елизаветой Федоровной. Двери комнат были окрашены под красное дерево. На них изнутри были прибиты вешалки, а снаружи – особые крючки для вывешивания одежды, отдаваемой прислуге в чистку. Каждому больному в Санатории предоставляли белье, халаты, туфли.

В этом же здании угловая комната с видом на море была отведена для тяжелораненых. Кровати здесь имели «особое приспособление в виде столика, двигающегося на винте, что дает возможность больному, лежа в постели, заниматься чтением и письмом». На террасе этого здания, как и соседнего, была расставлена изящная плетеная мебель.

Второе здание было скорее административным, несмотря на то, что в самом большом помещении располагалась столовая для пациентов. Здесь же предполагалось устроить помещение для ванн, уже доставленных из Москвы. В этом здании находились, главным образом, служебные помещения: комната заведующей Санаторией, сестры милосердия, маленькая аптека, кухня, склад для хранения белья и посуды.

Великая княгиня Елизавета Федоровна лично все продумала до мелочей. И все вещи в Санатории «до последнего гвоздя» были доставлены из Москвы, что в целом составило 450 пудов багажа – более 7 тонн.

В устройстве Санатории принимали участие своими пожертвованиями директор цементного завода «Цепь» господин Кольегорн, предоставивший Санатории цемент «по дешевой цене», и устроивший для снабжения Санатории водой «колодезь, дающий прекрасную питьевую воду», и пожертвовавший цементные плитки, из которых были сделаны красивые дорожки между зданиями. Для содержания Санатории принимались любые пожертвования. К моменту открытия она уже получила в качестве пожертвования двух коров и лошадь. Любой, кто вносил в кассу Санатории 25 рублей (для сравнения – за 20-25 рублей в 1904 году можно было снять в Новороссийске 1-2 комнаты на месяц), мог в течение месяца «содержать в санатории кровать своего имени». В современном обществе подобные методы носят наименование PR ( public relations) – связи с общественностью, и совершенно очевидно, что великая княгиня имела четкое видение и представление о том, как можно внедрять свои идеи и делать их доходными, путем привлечения средств со стороны. Более того, цели и методы, которыми руководствовалась Елизавета Федоровна, были направлены на повышение лояльности к Царствующему Дому, что также способствовало, выражаясь современным маркетинговым языком, укреплению монархического имиджа. Это было ново для того времени, и мы еще не раз вернемся к предпосылкам нашего вывода, основываясь на характере и поступках великой княгини, приоткрывающих ее с новой, доселе неизвестной стороны.

В августе великая княгиня торопила Васильчикову: «Комитет рассчитывает, что наше убежище откроется к первому сентября». [5]

О полном оборудовании Елизаветинской Санатории было сообщено по телеграфу Елизавете Федоровне, на которую она ответила: «В восторге от вашего письма. Благодарю вас и всех усердных сотрудников. Передайте завтра всем мои лучшие приветствия. Надеюсь скоро направить вам больных, которые теперь постепенно прибывают». [6]

Торжественное освящение Елизаветинской Санатории состоялось 19 сентября (2 октября) 1904 года в 3 часа дня. Среди гостей на открытии Санатории присутствовали: М.А. Васильчикова, черноморский вице-губернатор А.А. Березников, управляющий экспедицией по заготовлению государственных бумаг князь Б.Б. Голицын с супругой, начальник Новороссийского округа подполковник М.А. Фомишкин, врачебный инспектор Розанов, редактор-издатель газеты «Черноморское побережье» Ф.С. Леонтович, строитель Санатории Н.Н. Карлинский и ее заведующая Н.С. Соковнина. [7]

Вскоре прибыла первая партия раненых с Дальнего Востока, и Елизаветинская Санатория начала функционировать.

Впоследствии, уже после революции, сюда начали приезжать за лечением служащие Владикавказской железной дороги, что продолжалось до 1942 года. За это время появились новые здания, были разбиты виноградники, к небольшому причалу с купальней вели каменные лестницы-спуски.

Война круто изменила судьбу Санатории. В августе 1942 года в разгар боев на подступах к Новороссийску, в скале рядом со зданиями бывшей санатории, был построен подземный командный пункт, в котором осенью 1942 года располагалось командование Новороссийского оборонительного района и Новороссийской военно-морской базы, а с февраля 1943 года – вспомогательный пункт управления 18-й армии.

С этого времени территория бывшей Санатории стала закрытой зоной. Но именно благодаря этому она до недавнего времени продолжала оставаться тем самым живописным местом, где, как и в 1904 году, продолжали «царить тишина и покой». Еще можно было увидеть остатки лестниц-спусков к морю, цементную плитку завода «Цепь», уже почти рассыпавшуюся, но все еще удивлявшую своими узорами.

Здания большей частью были разрушены в годы войны. Из первых двух зданий Санатории одно – бывший жилой корпус – было восстановлено на старом фундаменте. Другое – административное – по свидетельству очевидцев, устояло в годы войны, и лишь недавно новый частный владелец почти полностью изменил его внешний вид.

Таким образом, из всех бывших зданий Елизаветинской Санатории сохранилось лишь одно – жилой корпус 1904 года постройки. Сейчас это мемориальный объект Новороссийского Государственного Исторического Музея-заповедника, сотрудники   которого и предоставили эти бесценные сведения, за что им сердечная благодарность. Как и моей дорогой маме, которая радеет за тему Елизаветы Федоровны и во всем старается помочь моему исследованию.

---

[1] Зорина А. Судьба Елизаветинской санатории // Исторические записки. Исследования и материалы. Вып. 2. Новороссийск, 1996. С. 141-142.

 

[2] ГАРФ. Ф. 5849. Князья Васильчиковы.

[3] ГАРФ. Ф. 5849. Князья Васильчиковы.

[4] К открытию Елизаветинской Санатории в Новороссийске // Черноморское побережье. 1904. 21 сентября.

[5] ГАРФ. Ф. 5849. Князья Васильчиковы.

[6] ГАРФ. Ф. 5849. Князья Васильчиковы.

[7] Зорина А. Судьба Елизаветинской санатории // Исторические записки. Исследования и материалы. Вып. 2.

Теги:

XX век, Елизавета Федоровна, Елизавета Феодоровна Романова, Милосердие

https://www.pravmir.ru/sanatoriya-elizavety-feodorovny-v-novorossijske

Лето с Великой княгиней Елизаветой Федоровной

Просмотров: 1558     Комментариев: 0

Говоря о летнем времяпрепровождении великой княгини, мы должны учитывать некоторые особенности того времени. Сезон остается прежним, его человеческое восприятие тоже. Времени подвластны лишь внешние изменения, да разнообразие, когда верховая езда сменяется автомобилями, а купание в реке – домашним бассейном. Все остальное остается прежним. Аристократия покидала свои городские резиденции до самой осени, кто-то предавался деревенской жизни, а кто-то отправлялся путешествовать или навещать заграничных родственников. Семья великой княгини Елизаветы Федоровны переезжала в свое загородное имение «Ильинское», прихватив с собой слуг и друзей.

Когда великие князья проезжали по деревням, принадлежащим им, дома были разукрашены флагами и подносились хлеб-соль [1]. Племянница Мария Павловна, рассказывает, что переезд в Ильинское походил на переселение целой деревни, если судить по количеству прислуги и свиты [2].

Добирались либо экипажами, либо по железной дороге от станций Одинцово (существует с 1870 года, Белорусское направление) и Химки (с 1851 года по Ленинградскому направлению). Я сама живу в Химках, и маршрут великой княгини знаю не по книгам. До Ильинского действительно недалеко, я была там несколько раз, то беседуя с местным настоятелем Ильинского храма (который мне сообщил, что Елизавету Федоровну здесь мало кто почитает), то помогая в развитии местному Елизаветинскому музею (громко сказано, поскольку из экспонатов там только пиджак Сергея Александровича и коробка из-под дамской шляпы). А территория бывшего имения закрыта для посетителей. Сейчас там исследователям делать нечего, и мне остается лишь проводить «лето с великой княгиней» на основании архивных материалов и фотографий.

Теперь туда ходят не экипажи, а маршрутки до остановки «Ильинское», мимо усадьбы Сумароковых-Эльстон (больше известных как Юсуповы) – Архангельское, которое, в отличие от Ильинского, сейчас восстановлено и превращено в пользующийся спросом музей.

К вопросу о храме и его настоятеле – надо отдать ему должное, ведь храм долго не хотели отдавать. Его, тогда еще молодого священника, целый год гоняли из кабинета в кабинет за мифическими согласованиями и разрешениями. Пока он не попал к одной даме (имя он мне не назвал), занимавшей пост в Министерстве культуры. Благодаря ее содействию, храм вернули в лоно РПЦ всего за две недели. Возможно совпадение, но произошло это во время очередных выборов.

Как бы то ни было, храм вернули, и, войдя внутрь, молодой священник почувствовал, как его энтузиазм угасает. От прежней церкви остались голые стены, в прямом смысле слова. До 1991 года здание пользовал Ильинский пансионат, и оно выполняло функции склада. От прежнего убранства не осталось даже фресок на стенах, которые были сбиты и вместе с иконостасами и утварью увезены неизвестно куда. Полностью отсутствовало электричество, и, несмотря на то, что здесь был склад, нигде не обнаружилось даже гвоздя.

Лично у меня впечатления от современного вида села Ильинское удручающие. Нет там ни ухоженности, ни природной красоты, ни душевности. Чуть дальше от него села Петрово-Дальнее и Усово, куда великие князья наведывались то в гости к Голицыным, то в собственные усовские владения. И все.

Засидевшаяся у ворот бывшего имения «Ильинское» охрана пошутила, предложив мне рассмотреть территорию с противоположной стороны – реки. Я знаю, что именно этот вид описывали и Степанов, и Шнейдер, и многие другие: «Село и усадьба раскинулись на крутом, левом берегу реки, которая здесь, при повороте, образует дугу» [3]. Однако увидеть это сейчас не представляется возможным, кроме как на фотографиях – «Ильинский парк тянется более версты вдоль крутого берега и, сквозь густую, роскошную его листву, выступает в центре, над самой рекой, длинной полоской, дворец» [4].

Зато на эту самую реку ходила купаться Елизавета Федоровна практически каждый день: «Каждый день я купаюсь в реке – вода такая чистая, теплая, одно удовольствие» [5]. И про других домочадцев она рассказывает: «Мы часто ходим купаться – освежающее удовольствие – погода жаркая, хотя недавно были сильные грозы с ливнями» [6]. Или: «Ксения пытается плавать со спасательным поясом, я со вчерашнего дня тоже, а сегодня я немножко пыталась плавать без поддержки пояса. Мы выходим за купальню, но далеко не заходим – из-за камней» [7]. Позднее, эту привычку переняли племянники Елизаветы Федоровны: «Освободившись, мы обычно устремлялись под тень деревьев или к воде, где играли, а когда стали постарше, то часто ходили в это время купаться». Мария Павловна вспоминала, что на берегу реки, в зарослях, была небольшая кабинка «с замшелыми и скользкими ступенями, уходящими в воду» [8]. «Мы по очереди раздевались там и спускались к реке, которая не была ни чистой, ни глубокой. Справа от кабины было подобие пляжа с мелким песком, здесь обычно располагалось на солнце деревенское стадо. Отсюда доносилось мычание коров, блеяние овец и крики деревенских ребятишек, пришедших купаться. И все это создавало особую атмосферу лета в Ильинском» [9].

Часто великая княгиня с супругом и друзьями каталась на лодках по реке, и это доставляло всем массу удовольствия. Одно из таких катаний описывает Екатерина Адольфовна Шнейдер: «Утром собрались у пристани и поехали кататься в лодках. На пристани случилось маленькое несчастие. Мар<ия> Алек<сандровна (княгиня Васильчикова Мария Александровна была достаточно плотной женщиной – прим. А.) хотела попробовать сесть в байдарку, но лишь только она вошла в нее, как байдарка покачнулась и она наполовину осталась в воде [зачеркнуто автором – прим. А.] едва успела схватиться за пристань,… [неразборчиво – прим. А.] она сидела на пристани, а ноги над водою. Такой был хохот, когда ее вытаскивали» [10].

Помимо катания по реке, великокняжеское семейство выезжало верхом или в экипаже [11]. За каждым членом семьи были прикреплены определенные лошади или, в случае племянников, – пони и мулы [12]. Судя по фотографиям, которые есть в архивах, парк в имении был большим, и ровные дорожки отличались достаточной шириной, и по ним могли с легкостью проехать два всадника.

Днем Елизавета Федоровна часто проводила время в саду возле дома, где в поисках прохлады, «устраивалась в тени крытой террасы» [13]. Там она рисовала или вышивала с фрейлинами под чтение вслух. Если, конечно, не присоединялась к супругу в поисках грибов: «Мы ежедневно делаем чудесные походы за грибами, несколько раз набирали больше 300» [14]. Шнейдер замечала в своих записях: «Прогулки за грибами бывают каждый день, но всегда в какой-нибудь другой лес» [15].

Так, великая княжна Мария Александровна [16] «рассказывала очень комично, как она никак не может отличить поганки от хороших грибов, и у нее всегда в корзине оказываются эти поганки» [17].

Все обитатели Ильинского вспоминали об этих грибных походах, и можно смело назвать грибы одним из главных развлечений обитателей имения [18]. Великий князь всегда испытывал истинную радость, о чем писал в дневниках и письмах: «Грибов было пропасть, и весь сад наполнен белыми» [19]. Правда, не только великие князья были увлечены грибной охотой – парк приходилось охранять от селян. Племянники вспоминали, что, несмотря на строгий запрет, они «часто видели в зарослях цветастые косынки женщин», крестьянок, которые убегали при их приближении [20]. Продолжалось это грибное удовольствие до самой осени.

Помимо сбора грибов, обитатели Ильинского проводили время, играя в бильярд, бадминтон, жмурки [21] – как маленькие дети. Сергей Александрович шутил: «Все паслись в саду или играли в теннис» [22].

Очень часто навещали соседей, шли пешком к Юсуповым, [23] где «напившись чаю» возвращались обратно в имение [24]. Великий князь писал: «Благодаря чудной погоде мы ежедневно совершали прогулки со всем обществом и обыкновенно ездили пить чай к разным соседям» [25]. Елизавета Федоровна, только приехав в Россию, об этих посещениях рассказывала: «Со своими соседями мы видимся очень часто; все они такие приятные люди, что я сразу же почувствовала себя с ними как дома» [26]. Ключевое «как дома».

Прогулки в гости к соседям привели к созданию крепкой компании, настроенной весело проводить время [27]. То, что время проводилось действительно весело, свидетельствует упоминание о гостевой книге, куда записывались смешные случаи из жизни в Ильинском, а также «про выпивки, про пикники, и много всякой чепухи!». [28]

А вот солнечный загар в то время не приветствовался, и белизна кожи считалась отличительным признаком аристократии. Поскольку готовых средств по уходу за кожей тогда еще не было, да и вопрос считался щепетильным, Елизавета Федоровна сама готовила отбеливающий лосьон для лица, оберегая кожу от чрезмерного воздействия солнца  [29]. Лосьон состоял из огуречного сока и сметаны, – это и сегодня самое действенное средство в косметологии. Оберегаясь от воздействия солнечных лучей, великая княгиня неизменно появлялась на свежем воздухе в шляпке и с зонтиком [30].

Вообще, как женщины того времени переносили жару – сегодня не понять. Достаточно представить их в белых летних платьях, затянутых в корсеты, слои юбок и ботильоны. Судя по фотографиям, сделанным в имении Ильинское, великая княгиня не носила турнюр и предпочитала ниспадающую юбку. Однако воротник и длинные рукава присутствовали неизменно, и, похоже, что единственное место, где позволялись декольте и обнаженные руки – была бальная зала во время сезона (это уже жизнь городская, а значит зимняя). С корсетами разобраться сложнее, поскольку на летних фотографиях талия великой княгини не затянута, однако если верить очевидцам, корсет обязательно присутствовал в вечернем туалете. Следует ли из этого, что летним днем женщинам позволялось не утягиваться во избежание теплового удара, и что корсет надевался только на приемы? Это косвенно подтверждает и то, что нигде не говориться о возне со шнуровкой корсета во время подготовки и после купания. Если эта наша версия подтверждается, то в таком случае Елизавета Федоровна наслаждалась в имении не только отсутствием дворцового протокола, и там ей дышалось свободней в буквальном смысле этого слова.

Московский климат неизменен даже спустя столетие, о чем я вижу подтверждение в переписке Елизаветы Федоровны. Грозы сменяются жарой, и описание будней в Ильинском начинаются и заканчиваются неизменной сводкой погоды.

Случались и хорошо знакомые москвичам ежегодные летние ураганы, о чем пишет в своих дневниках великий князь Сергей Александрович, пока они были с Елизаветой Федоровной в Ильинском: «Вчера над частью Москвы и губернии пронесся циклон – масса убытков, много убитых и раненых – одна деревня в 67 домов вся снесена!!» Радует, что нынешние циклоны либо стали слабее, либо мы более защищены от их ударов.

А вот про дым ни слова не встречала. Возможно, в то время эта проблема решалась лучше, чем сегодня.

Когда стояла сухая погода, и дороги позволяли проехать большим экипажам, великокняжеское семейство и ее окружение ездили кататься: «Летом такие поездки предпринимались часто» [31].

Однако что оставалось неизменным, в любую погоду [32], так это прогулки пешком [33]. Порой длились они по несколько часов [34]. В жару, хозяева и гости имения одевались в белые и ситцевые платья [35], и уходили на луг или лес, где устраивали чаепития [36].

Баронесса Буксгевден писала в своей книге: «Великий князь Сергей Александрович и его жена жили простой сельской жизнью, вместе со своими слугами и немногими избранными друзьями, которые – по принятой в России традиции – подолгу гостили у них в имении. Все это необычайно нравилось великой княгине» [37]. Действительно нравилось, если судить по настроению Елизаветы Федоровны, описывающей летние дни в имении.

Как давно мы сами, в наш 21 век, живя в тех же местах и имея все возможности повторить повседневные занятия столетней давности, катались на лодках и ходили за грибами? Или, может, устраивали пикники в лесу и игры в жмурки? Любовь к лету и к Ильинскому во многом основывалась на хорошей компании и веселых занятиях. И это во многом благодаря характеру самой великой княгини, лето с которой становилось по-детски активным и радостным.

Читайте также:

• Санатория Елизаветы Феодоровны в Новороссийске

 

Аполлинария Волошун
Православие и мир

---

[1] Дневниковая запись Шнейдер Е.А. в Ильинском. 1887. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. 1115. Оп. 1, Д. 7, Л. 1-4 об.

[2] Воспоминания великой княгини Марии Павловны. Education of a Princess, a memoir by Marie, Grand Duchess of Russia. (New York. Viking Press. 1931). М., 2004. С. 23.

[3] М. Степанов. Село Ильинское. Исторический очерк. М.: Синодальная Типография. 1900. РГБ. С. 10.

[4] Там же. С. 11.

[5] Письмо имп. Марии Федоровне от 21 августа 1888. Ильинское. ГАРФ. Ф.642. Оп. 1. Д. 1581. Л. 25-26 об. Англ.яз. // Вел.кн. Елизавета Федоровна и император Николай II. Документы и материалы (1884-1909 гг.). Подготовка текстов П.В. Волошун. С. 99.

[6] Письмо имп. Марии Федоровне от 14 июля 1884. Ильинское. Англ.яз. // Вел.кн. Елизавета Федоровна и император Николай II. Документы и материалы (1884-1909 гг.). Подготовка текстов П.В. Волошун. С.51.

[7] Письмо имп. Марии Федоровне от 26 июня 1885. Петербург. ГАРФ. Ф.642. Оп. 1. Д. 1580. Л. 37-42 об. // Вел.кн. Елизавета Федоровна и император Николай II. Документы и материалы (1884-1909 гг.). Подготовка текстов П.В. Волошун. С. 61.

[8] Воспоминания великой княгини Марии Павловны. Education of a Princess, a memoir by Marie, Grand Duchess of Russia. (New York. Viking Press. 1931). М., 2004. С. 26.

[9] «Когда в жаркий июльский день я прикрываю глаза, мне кажется, что я снова слышу их». Воспоминания великой княгини Марии Павловны. Education of a Princess, a memoir by Marie, Grand Duchess of Russia. (New York. Viking Press. 1931). М., 2004. С. 26.

[10] Дневниковая запись Шнейдер Е.А. в Ильинском. 1887. Ф. 1115. Оп. 1, Д. 7, Л. 1-4 об.

[11] См. Письмо имп. Марии Федоровне от 14 июля 1884. Ильинское. Англ.яз. // Вел.кн. Елизавета Федоровна и император Николай II. Документы и материалы (1884-1909 гг.). Подготовка текстов П.В. Волошун. С.50. А также Письмо имп. Марии Федоровне от 27 августа 1885. Ильинское. ГАРФ. Ф.642. Оп. 1. Д. 1580. Л. 44-48. Там же. С. 64.

[12] Воспоминания великой княгини Марии Павловны. Education of a Princess, a memoir by Marie, Grand Duchess of Russia. (New York. Viking Press. 1931). М., 2004. С. 27.

[13] См.: Воспоминания великой княгини Марии Павловны… С. 26.

[14] Письмо цесар. Николаю Александровичу от 9 августа 1889. Ильинское. ГАРФ. Ф.601. Оп. 1. Д. 1253. Л. 11-12 об. Англ.яз. // Вел.кн. Елизавета Федоровна и император Николай II. Документы и материалы (1884-1909 гг.). Подготовка текстов П.В. Волошун. С. 135.

[15] Дневниковая запись Шнейдер Е.А. в Ильинском. 1887. ГАРФ. Ф. 1115. Оп. 1, Д. 7, Л. 1-4 об.

[16] Великая княжна Мария Александровна, сестра вел.кн. Сергея Александровича, герцогиня Эдинбургская и герцогиня Саксен-Кобург-Готская.

[17] Воспоминания Джунковского. ГАРФ. Ф. 826. Оп. 1. Д. 41. Л. 39-46.

[18] «Мы хорошо знали, где они росли». Воспоминания великой княгини Марии Павловны. Education of a Princess, a memoir by Marie, Grand Duchess of Russia. (New York. Viking Press. 1931). М., 2004. С. 27.

[19] Письмо вел.кн. Сергея Александровича цесар. Николаю Александровичу от 22 сентября 1887. Ильинское. ГАРФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 1340. Л. 21-24 об. Русс.яз.

[20] Воспоминания великой княгини Марии Павловны. Education of a Princess, a memoir by Marie, Grand Duchess of Russia. (New York. Viking Press. 1931). М., 2004. С. 28.

[21] Письмо имп. Марии Федоровне от 3 октября 1887. Ильинское. ГАРФ. Ф.642. Оп. 1. Д. 1581. Л. 11-12 об. Англ.яз. // Вел.кн. Елизавета Федоровна и император Николай II. Документы и материалы (1884-1909 гг.). Подготовка текстов П.В. Волошун. С. 88.

[22] Дневники вел.кн. Сергея Александровича. ГАРФ. Ф. 648. Оп. 1. Д. 32. Л. 81-84.

[23] См.: Воспоминания великой княгини Марии Павловны… С. 27.

[24] См.: Воспоминания В.Ф. Джунковского… Л. 39-46.

[25] Письмо вел.кн. Сергея Александровича цесар. Николаю Александровичу от 22 сентября 1887. Ильинское. ГАРФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 1340. Л. 21-24 об. Русс.яз.

[26] Письмо имп. Марии Федоровне от 14 июля 1884. Ильинское. Англ.яз. // Вел.кн. Елизавета Федоровна и император Николай II. Документы и материалы (1884-1909 гг.). Подготовка текстов П.В. Волошун. С.51.

[27] «Мы сочинили одеться «русскими мужичками» – большое общество – и в таком виде танцевать у наших соседей – я думаю, будет очень забавно». Письмо вел.кн. Сергея Александровича цесар. Николаю Александровичу от 22 сентября 1887. Ильинское. ГАРФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 1340. Л. 1-2 об. Русс.яз. В тот же день Елизавета Федоровна писала имп. Марии Федоровне: «В среду мы едем к Сумароковым-Эльстон; все дамы и кавалеры нарядятся в крестьянскую одежду – очень простую, но ярких тонов». Письмо имп. Марии Федоровне от 14 июля 1884. Ильинское. Англ.яз. // Вел.кн. Елизавета Федоровна и император Николай II. Документы и материалы (1884-1909 гг.). Подготовка текстов П.В. Волошун. С.51. В итоге, такие постановки вошли в жизнь Ильинского и близлежащих имений: «Последние дни мы очень приятно проводим время в театральных постановках». Письмо имп. Марии Федоровне от 24 сентября 1884. Ильинское. // Там же.: С.54-55.

[28] М. Степанов. Отрывок из воспоминаний об Ильинском. ГАРФ. Ф. 1115. Оп. 1. Д. 7. Л. 5 – 7 об.

[29] См.: Воспоминания великой княгини Марии Павловны… С. 20.

[30] См.: Воспоминания великой княгини Марии Павловны… С. 20.

[31] Воспоминания великой княгини Марии Павловны… С. 19. И еще: «Но даже близкие друзья побаивались его, и мы с Дмитрием тоже». Там же. С. 27.

[32] «Каждый день, несмотря на дождь, мы подолгу гуляем пешком, более двух часов, и я вполне осилила такую нагрузку, ведь в Петергофе, надо сказать, я была ужасно ленива». Письмо имп. Марии Федоровне от 27 августа 1885. Ильинское. ГАРФ. Ф.642. Оп. 1. Д. 1580. Л. 44-48. Анг.яз. // Вел.кн. Елизавета Федоровна и император Николай II. Документы и материалы (1884-1909 гг.). Подготовка текстов П.В. Волошун. С.64.

[33] «Погода у нас хорошая, но прохладная, мы много гуляем пешком». Письмо имп. Марии Федоровне от 24 сентября 1886. Ильинское. ГАРФ. Ф.642. Оп. 1. Д. 1581. Л. 6-10 об. Анг.яз. // Вел.кн. Елизавета Федоровна и император Николай II. Документы и материалы (1884-1909 гг.). Подготовка текстов П.В. Волошун. С.78.

[34] «Сегодня мы ездили по окрестностям и ходили пешком 2 часа». Письмо имп. Александра III имп. Марии Федоровне от 16 августа 1888. Ильинское. Император Александр III и императрица Мария Федоровна. Переписка. 1884-1894 годы. М., 2005. С. 103-104.

[35] См. письма вел.кн. Елизаветы Федоровны и имп. Александра III – к имп. Марии Федоровне.

[36] «У нас туманно, но тепло, мы много гуляем, на днях устраивали пикник, пили чай и готовили всякую снедь». Письмо цесар. Николаю Александровичу от 6 отября 1886. Ильинское. ГАРФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. т1253. Л. 1-2 об. Анг.яз. // Вел.кн. Елизавета Федоровна и император Николай II. Документы и материалы (1884-1909 гг.). Подготовка текстов П.В. Волошун. С. 79.

[37] Баронесса София Буксгевден. Венценосная мученица. М. 2006. С. 51.

 

[Аполлинария Волошун]

https://eparhia-saratov.ru/Articles/article_old_10498

Васильчиков Борис Александрович (19.05.1860, имение Выбити, Новгородская губерния — 13.05.1931, Ментона, Франция), князь, шталмейстер, член Государственного Совета.
В 1881 г. по окончании Императорского Училища правоведения был причислен к Министерству юстиции. Избирался Старорусский уездный (1884 — 1890) и Новгородский губернский (1890 — 1902) предводитель дворянства. Почетный гражданин Старой Руссы и почетный мировой судья Старорусского земства (1886), состоял почетным попечителем церковно-приходских школ Старорусского уезда. В 1896 г. был произведен в действительные статские советники, в 1903 г. пожалован в шталмейстеры. Псковский губернатор (1900 — 1903). Во время русско-японской войны Главноуполномоченный РОКК в северо-восточном районе. В 1906 г. был назначен председателем РОКК. В 1906 — 1908 гг. Главноуправляющий Землеустройством и земледелием. Член Государственного Совета (1906). В 1918 г. был арестован и заключен в Трубецкой бастион Петропавловской крепости. После освобождения эмигрировал в Великобританию, в 1920 г. переехал во Францию. Принимал активное участие в создании Свято-Сергиевского православного богословского института. Написал «Воспоминания», которые были опубликованы в 2003 г.
Был женат на княжне Софье Николаевне Мещерской (1867 — 1942). Похоронен вместе с супругой на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.
Награды. Ордена св. Станислава 1 й ст. (1899), Высочайшая благодарность (1901), св. Анны 1 й ст. (1902), св. Владимира 2 й ст. (1905), Белого Орла (1907), св. Александра Невского (1913), медали «В память царствования императора Александра III», «В память коронации Императора Николая II», «В память 300 летия царствования дома Романовых» (1913). Иностранные награды: прусской Орден Красного орла 1 й ст. (1907), итальянский Орден Святых Маврикия и Лазаря 1 й ст. (1908).
Соч.: Князь Борис Васильчиков Воспоминания. О воспитании дворянского юношества». Новгород, 1899. 

Васильчиков Илларион Сергеевич (31.03.1881, Петербург — 03.06.1969, Баден-Баден, Германия), князь, камергер. Сын князя Сергей Илларионовича Васильчикова (см.). Окончил Царскосельскую Императорскую Николаевскую гимназию с золотой медалью в 1899 г., юридический факультет Московского и Петербургского университетов с золотой медалью в 1904 г. Отбывал воинскую повинность в Нижегородском драгунском полку, где был произведен в офицеры. В 1906 г. поступил на службу в Министерство юстиции и был откомандирован в Канцелярию 1 го департамента Правительствующего Сената. Ковенский губернский предводителем дворянства (1909). В 1912 г. был избран от Ковенской губернии в IV Государственную Думу.
После февральской революции 1917 г. был избран членом Особого временного комитета Государственной Думы, затем назначен правительственным комиссаром при Главном управлении Российского общества Красного Креста. Участвовал Поместном Соборе Русской Православной Церкви (1917). С 1919 г. в эмиграции. Принимал деятельное участие в общественной жизни. С 1908 г. был женат на княжне Лидии Леонидовне Вяземской (1886 — 1948).
Награды. Орден св. Станислава 2 й ст., Знак «За отличные труды по землеустройству», медаль «В память 300 летия царствования дома Романовых»

Васильчиков Николай Сергеевич (05.02.1883, Петербург — 23.09.1927, Обьер, Франция), князь, камер-юнкер, титулярный советник, дипломат. Сын князя Сергея Илларионовича Васильчикова (см.).
Награды. Медаль «В память 300 летия царствования дома Романовых». Иностранные награды: французского Ордена Почетного Легиона кавалерский крест, бухарский Орден Золотой Звезды 3 й ст., китайский Орден Двойного Дракона 3 й ст. 1 го кл.
Адрес в 1915. Петроград, Гагаринская, 1.

Васильчиков Сергей Илларионович (05.08.1849, Киев — 27.08.1926, Версаль, Франция), генерал-адъютант, командир Гвардейского корпуса.
Православный. Отец — генерал-адъютант генерал-лейтенант Илларион Илларионович (21.10.1805 — 12.11.1862), мать — Софья Степановна урожденная графиня Апраксина (1798 — 1885). Выпущен из Пажеского корпуса (1867) корнетом в лейб-гвардии Конный полк. Флигель-адъютант (1873), полковник (8.01.1879). Командир 44 го драгунского Нижегородского полка (31.07.1885 — 10.11.1890). Генерал-майор (1891), командующий лейб-гвардии Гусарским полком (10.11.1890 — 1891), командир лейб-гвардии Гусарского полка (1891 — 16.08.1896). Генерал-лейтенант (1899), генерал-адъютант (1902), командир 2 й бригады 2 й гвардейской кавалерийской дивизии (16.08.1896 — 17.12.1898), командующий 12 й кавалерийской дивизией (17.12.1898 — 13.01.1899), начальник 1 й кавалерийской дивизии (13.01.1899 — 23.12.1901), в распоряжении главнокомандующего войсками гвардии и Петербургского военного округа (23.12.1901 — 2.11.1902), командир Гвардейского корпуса (2.11.1902 — 21.06.1906). Генерал от кавалерии (1910). В эмиграции жил во Франции.
Награды. Ордена, св. Станислава 2 й ст. с мечами (1877), св. Владимира 4 й ст. с мечами и бантом (1878), св. Станислава 1 й ст. (1894), св. Анны 1 й ст., св. Владимира 2 й ст., Белого Орла, св. Александра Невского (1913), бриллиантовые знак к св. Александру Невскому (1916). Иностранные награды: офицерский крест румынского Ордена Звезды (1877), прусский Орден Красного Орла 3 й ст. (1878), офицерский крест сербского Ордена Такова (1878), командорский крест вюртембергского Ордена Короны (1886), персидский Орден Льва и Солнца 2 й ст. (1890), командорский крест 1 го кл. вюртемберсгкого Ордена Фридриха (1890), итальянский Орден Маврикия и Лазаря (1891).

Васильчикова Екатерина Петровна (1865 — после 1930, СССР), княжна, фрейлина. Дочь действительного статского советника, камергера, князя Петра Алексеевича Васильчикова (1832 — 1890). Попечительница «Приюта для призрения детей, родителей временно находящихся в больницах». В 1917 г. проживала в Петрограде, посещала в Петропавловской крепости Долгорукова Павла Дмитриевича, двоюродного брата. В 1918 г. арестована за сокрытие драгоценностей и заключена в тюрьму. Вскоре освобождена, переехала в Москву. В середине 1920 х гг. — проживала в Серпухове. В 1927 г. арестована и заключена в Бутырскую тюрьму. Приговорена к 3 годам ссылки и отправлена в Ревякино Тульской области. В 1930 г. освобождена с ограничением проживания.
Адрес в 1915. Петроград, Сергиевская, 54. Тел. 1041.

Васильчикова Мария Александровна (1859 — 02.06.1934, Рейхенгау, Австрия), фрейлина. Дочь директора Эрмитажа, гофмейстера Александра Алексеевича Васильчикова (1832 — 1890). Фрейлина с 1880 г. по 1915 гг. Помощница директрисы Школы наследника-цесаревича Алексея Николаевича при Императорском Женском патриотическом обществе.
Во время Первой мировой войны жила в своем имении в австрийском Семеринге. В конце 1915 г. выехала в Россию с письмами от великого герцога гессенского Эрнста-Людвига к императрице Александре Федоровне с предложением сепаратного мира. По Высочайшему повелению была выслана в Черниговскую, затем в Вологодскую губернию и лишена звания фрейлины (01.01.1916). После 1917 г в эмиграции. Похоронена на кладбище Рейхенау.http://von-meck.info/29-vonmeckinfo/154-1915

Царская Россия во время мировой войны

Четверг, 30 декабря 1915 г.

Петроградские салоны очень взволнованы. В них говорят, замаскированными фразами, о политическом скандале, в котором, будто бы, замешаны некоторые члены царской семьи и некая девица Мария Васильчикова; передают о секретной переписке с одним из германских владетельных государей.

Некоторые точные подробности, которые я мог проверить, показали мне, что дело серьезно. Я обратился с вопросом к Сазонову, и он мне ответил следующее.

Девица Мария Александровна Васильчикова, лет пятидесяти от роду, двоюродная сестра князя Сергея Илларионовича Васильчикова, состоящая в родстве с Урусовыми, Волконскими, Орловыми-Давыдовыми, Мещерскими и другими, фрейлина государынь императриц, находилась при объявлении войны на вилле в окрестностях Вены. Здесь, в Земмеринге, она постоянно жила, поддерживая живые сношения со всей австрийской аристократией. Вилла, где она жила в Земмеринге, принадлежит князю Францу фон Лихтенштейну, бывшему австрийским послом в Петербурге около 1899 года. При открытии военных действий ей было запрещено отлучаться с виллы, где, впрочем, она принимала многочисленное общество.

Несколько недель тому назад, великий герцог Гессенский просил ее приехать в Дармштадт и прислал ей пропуск. Тесно связанная дружбою с великим герцогом Эрнестом Людвигом и его сестрами12, страстно любя приэтом посредничество и интриги, она отправилась тотчас же.

В Дармштадте великий герцог просил ее отправиться в Петроград, чтобы посоветовать царю заключить мир без промедления. Он утверждал, что император Вильгельм готов пойти на очень выгодные по отношению к России условия; намекал даже, что Англия вступила в сношения с берлинским министерством о заключении сепаратного соглашения; в заключение сказал, что восстановление мира между Германией и Россией необходимо для поддержания в Европе династического начала. Без сомнения, он не мог найти лучшего посредника, чем М. А. Васильчикова Воображение ее мгновенно запылало: она уже видела себя воссоздающей священные союзы прошлых времен, спасающей, таким образом, царскую власть и одним ударом возвращающей мир человечеству.

Для большой точности великий герцог продиктовал ей по-английски все, что сказал, и она тут же перевела этот текст на французский язык: документ предназначался для Сазонова. Затем великий герцог передал Васильчиковой два собственноручных письма, адресованных одно – императору, а другое – императрице. Первое из писем только резюмировало, в ласково-настоятельных выражениях, ноту, предназначенную Сазонову.

Второе письмо, написанное в еще более нежном тоне, обращалось к самым глубоко-личным чувствам императрицы, к воспоминаниям семьи и молодости. Последняя его фраза такова: «Я знаю, насколько ты сделалась русской; но, тем не менее, я не хочу верить, чтобы Германия изгладилась из твоего немецкого сердца». Ни то, ни другое письмо не были запечатаны, чтобы Сазонов мог прочесть при передаче, одновременно с нотой.

На другой же день Васильчикова, снабженная немецким паспортом, отправилась в Петроград через Берлин, Копенгаген и Стокгольм.

Приехав, она тотчас явилась к Сазонову; тот, очень удивленный, принял ее немедленно. Взяв в руки ноту и оба письма и ознакомившись с ними, он выразил Васильчиковой свое негодование на то, что она взялась выполнить такое поручение. Пораженная таким приемом, который опрокидывал все ее предположения, разрушая все здание, построенное ее фантазией, она не знала, что ему ответить.

В тот же вечер Сазонов был в Царском Селе, с докладом у государя. С первых же слов его лицо императора исказилось от досады. Взяв оба письма, он, не читая, презрительно бросил их на стол.

Затем сказал раздраженным голосом:

– Покажите мне ноту.

При каждой фразе он гневно восклицал:

– Делать мне такие предложения, не постыдно ли это! И как же эта интригантка, эта сумасшедшая, посмела мне их передать! Вся эта бумага соткана только из лжи и вероломства! Англия собирается изменить России! Что за нелепость!

Окончив чтение и излив свой гнев, он спросил:

– Что же нам делать с Васильчиковой? Знаете ли вы, какие у нее намерения?

– Она сказала мне, что думает тотчас же уехать в Земмеринг.

– А, в самом деле, она воображает, что я так и позволю ей вернуться в Австрию… Нет, она уже не выедет из России. Я прикажу водворить ее в ее именьи или в монастыре. Завтра я рассмотрю этот вопрос с министром внутренних дел.

 

НазадОглавлениеДалее

http://redstory.ru/war/paleolog1/183.html

 

 

 

 

 

Партнеры

Новости России

11 января 2018, 00:00

Мемория

Мемория. Мария Васильчикова

 Мария Васильчикова

kajuta.ne

11 января 1917 года родилась княжна Мария Васильчикова, автор «Берлинского дневника».

 

Личное дело

Мария Илларионовна Васильчикова (1917—1978) родилась в Петрограде незадолго до Февральской революции. Она была четвертым ребенком в большой семье из пяти детей члена IV Государственной думы князя Иллариона Сергеевича Васильчикова и Лидии Леонидовны, урожденной княжны Вяземской.

Весной 1919 года семья смогла эмигрировать из России. Мария выросла в веймарской Германии и Франции

Несмотря на то, что в России Мария прожила лишь первые  два года своей жизни, она до конца дней ощущала себя русской – где бы ни жила, немедленно находила русских родственников и друзей, слышала постоянно русскую речь, молилась в русских православных храмах, справляла русские праздники, посещала русские спектакли и концерты, участвовала в русских любительских вечерах.

В 1932 году семья покинула Францию и поселилась в Каунасе, тогдашней столице Литвы. В Литве перед революцией находилось имение Васильчиковых, там же ее отец начинал службу как губернский предводитель дворянства. В Каунасе Мария начала свою трудовую деятельность, устроившись секретаршей в английское посольство.

В 1938 году Васильчиковой пришлось уехать в Швейцарию, чтобы ухаживать за смертельно больным туберкулезом старшим братом Александром. В 1939 году он скончался. Осенью 1939 года, когда началась Вторая мировая война, 22-летняя Мария и ее 24-летняя сестра Татьяна находились в Германии, в Силезии, где проводили лето у приятельницы их матери графини Ольги Пюклер.

В январе 1940 года они переехали в Берлин. Хотя Мария не являлась гражданкой Германии, благодаря знанию пяти европейских языков и наличию секретарского опыта она довольно быстро устроилась на службу — сперва в Бюро радиовещания, а затем в Информационный отдел Министерства иностранных дел. Общаясь преимущественно с представителями немецкой аристократии, связи с которыми были установлены еще ее родителями в дофашистскую эпоху, она вскоре подружилась с небольшой группой убежденных противников гитлеризма, которые впоследствии стали активными участниками того, что вошло в историю под названием «Заговор 20 июля 1944 года». Среди друзей Марии были непосредственные участники заговора  — Клаус фон Штауффенберг, Готфрид фон Бисмарк, Адам фон Тротт, чьим секретарем она была, и другие. При этом сама она в заговоре как таковом не участвовала.

Участники германского Сопротивления, прежде всего военные вермахта, разрабатывали заговор с целью убийства Гитлера, государственного переворота и свержения нацистского правительства, начиная с 1938 года. Кульминацией заговора стало неудачное покушение на жизнь Гитлера 20 июля 1944 года в ставке фюрера. Гитлер в результате организованного заговорщиками взрыва получил множественные ранения и контузию, но остался жив. Следствием неудачи заговора стали казнь большинства его участников и репрессии против других членов немецкого Сопротивления.

С самого приезда в Берлин Мария начала вести дневниковые записи. Как она сама говорила, потребность в дневнике в те тяжелые годы была для нее почти физической — не фиксировать то, что происходило вокруг, было выше ее сил. Она вела записи систематически, отстукивая на своей машинке в министерстве впечатления о случившемся накануне. Лишь более длинные отрывки были написаны несколькими днями позже. Дневник велся на английском языке, которым она владела с детства. Написанные страницы прятались среди официальных бумаг, хранившихся в ее служебном кабинете. Когда страниц накапливалось чересчур много, Мария их забирала и прятала или у себя дома или же в загородных домах друзей, где ей случалось гостить.

Сначала она писала столь открыто, что не раз ее начальники выговаривали ей за писание дневника в рабочее время. Лишь после провала заговора 20 июля Васильчикова стала более осторожной — эта часть дневника писалась ею самой изобретенной скорописью.

В последние месяцы войны, чудом покинув бомбардируемый Берлин, Мария работала медсестрой в военном госпитале в Вене и эвакуировалась в Западную Австрию, где ее и застал конец войны.

В 1946 году вышла замуж (венчание происходило по православному обряду) за американского офицера-разведчика Грэма Харндена. Семья жила в Париже, где Харнден занялся архитектурой, а затем в каталонском Кадакесе.

После смерти мужа в 1971 году Мария переехала в Великобританию.

Мария Васильчикова умерла в Лондоне от лейкемии 12 августа 1978 года.

 

Мария Васильчикова

Фото: Генрих фон Витгенштейн

 

Чем знаменита

Кроме дневника Мария Васильчикова больше ничего в своей жизни не написала. Но ей довелось находиться в Германии в голы Второй мировой войны, знать многих участников значимых событий того времени и дружить с людьми, сыгравшими в них значительную роль.

В те времена мало кто вел дневник — хотя бы из элементарной предосторожности — а после провала заговора 20 июля и немногие существовавшие записи были авторами уничтожены. Таким образом, чудом уцелевшая хроника Марии Васильчиковой является едва ли не единственным известным нам очным свидетельством этих событий.

Практически сразу после окончания войны она расшифровала и отпечатала сделанные скорописью записи своего дневника и перепечатала начисто все остальное. Однако в дальнейшем дневник оставался нетронутым более четверти века — до 1976 года, когда под упорным давлением брата и друзей она, наконец, решилась его опубликовать.

Васильчикова закончила подготовку дневника буквально за несколько недель до своей кончины. Впервые он был издан в Англии в 1984 году и к 1993 году вышел на девяти языках, став во многих странах бестселлером. Книгу подготовил к печати младший брат Марии Георгий Васильчиков.

 

О чем надо знать

Не следует путать Марию Илларионовну Васильчикову с Марией Александровной Васильчиковой, также оставившей след в истории.

Мария Александровна Васильчикова (1859-1934) была близкой подругой великой княгини царствующего дома Романовых елизаветы Федоровны - старшей сестры жены русского императора Николая II императрицы Александры Федоровны.

В 18 лет Мария стала фрейлиной императрицы. Эту крупнотелую толстушку-хохотушку любили при дворе, где она получила прозвище «наша Маша».

К моменту начала Первой мировой войны Мария находилась на отдыхе в своем имении Вартенштейн в Австрии. Уже в 1915 году немецкий министр иностранных дел фон-Ягов через нее отправил Николаю II сообщение о том, что император Вильгельм хочет мира и готов предложить самые почетные для России условия. В мае 1915 года Васильчикова отправила в Петроград соответствующее письмо на высочайшее имя. Письмо дошло до адресата, но ответа не последовало.

В декабре 1915 года немецкие посланники снова вышли на княгиню. ей предложили поехать в Россию, в Царское Село, добиться аудиенции у Императора и лично передать ему немецкие мирные предложения.

Царь разговаривать с Васильчиковой отказался. Более того, она была лишена звания фрейлины и сослана под домашний арест в имение сестры. В дальнейшем покинула Россию и умерла на чужбине, в Австрии.

 

Прямая речь

Из Берлинского дневника Марии Васильчиковой (запись от 7 мая 1940 года): «Ужин был довольно бестолковый: булочки, простокваша, подогретый чай и джем. Простокваша продается без карточек, и когда мы питаемся дома, она составляет наше главное блюдо, иногда дополняемое сваренной на воде овсяной кашей. Нам позволена примерно одна банка джема в месяц на человека; а так как и масла тоже очень мало, этого хватает ненадолго. Татьяна предлагает вешать над кухонным столом надписи: "завтрак", "обед" и "ужин", в соответствии с временем суток, поскольку меню в общем и целом не меняется. Я подружилась с голландским молочником, который время от времени придерживал для меня бутылку молока, оставшуюся от запаса для "будущих матерей". К сожалению, теперь он возвращается к себе в Голландию. Иногда я просто прихожу в отчаяние: после работы приходится выстаивать очередь за каким-нибудь кусочком сыра в палец толщиной. Но люди в магазинах по-прежнему дружелюбны и еще воспринимают все это с улыбкой». 

Из Берлинского дневника Марии Васильчиковой (запись от 14 июня 1940 года): «Сегодня Париж пал. Странно, какая здесь вялая реакция. Абсолютно никакого энтузиазма». 

Об Адаме Тротте (запись от 2 мая 1944 года): «Оставалась на работе допоздна; затем поехала с Адамом Троттом к нему домой и поужинала там с ним. Наша дружба меня несколько ошеломляет, и до сих пор я сознательно избегала этого. Он совершенно необыкновенный человек. Все его мысли и старания сосредоточены на вещах и ценностях высшего порядка, которым не отвечает умонастроение ни в этой стране, ни у союзников. Он принадлежит к более цивилизованному миру — а этого, увы, нельзя сказать ни о той, ни о другой стороне». 

Адам фон Тротт о Марии Васильчиковой (в письме жене): «В ней есть что-то... позволяющее ей парить высоко-высоко над всем и вся. Конечно, это отдает трагизмом, чуть ли не зловеще таинственным...».

 

5 фактов о Марии Васильчиковой

• Род Васильчиковых происходит от Толстых, от которых он отделился в XV веке. По преданию, родоначальником их был некий «Индрис», прибывший на Русь с сыновьями и дружиной «из Земли кесаревой» в середине XIV века и ставший боярином князей Черниговских. его потомки переселились в Москву и с тех пор были боярами, сперва у великих князей, а потом царей Московских; представители последующих поколений Васильчиковых становились дипломатами, военачальниками, общественными деятелями и государственными людьми у императоров Российских.
• В кругу близких и друзей Марию Васильчикову  звали «Мисси»
• До конца своих дней Мисси отказывалась признаться, в какой мере она была осведомлена о заговоре 20 июля, но многие случайные фразы, брошенные ею в дневнике, показывают, что она знала гораздо больше, чем говорила, и что ей даже была известна точная дата запланированного покушения на Гитлера.
• За полтора года до кончины, будучи уже смертельно больной, Васильчикова  приехала как турист в Россию, в Ленинград. Она побывала в доме на Фонтанке, где ее семья жила перед революцией и откуда ее увезли восьмимесячным ребенком осенью 1917 года. К моменту ее визита в здании располагался ДОСААФ. Мария была тепло принята ветераном-адмиралом, который повел ее по всему зданию, и она даже посетила комнату, где родилась.
• У Марии и Грэма Харнденов родилось четверо детей: Марина (1948), Энтони (1951—1999), Майкл (1954) и Александра (1956).

 

Материалы о Марии Васильчиковой

Предисловие Георгия Васильчикова к «Берлинскому дневнику»

Васильчикова Мария Илларионовна. Берлинский дневник 1940-1945

Статья о Марии Васильчиковой в Википедии

http://xn-www-idd.ruthenia.ru/news/2018/01/11/m_vasilchikova/

В первую мировую Германия искала мира с Россией, чтобы предотвратить катастрофу для обоих государств

Автор: Редакция

Опубликовано: 02 February 2016

Публикуем выдержку из книги А.И. Спиридовича «Великая Война и Февральская Революция 1914-1917 гг» о попытках Германии прекратить начатую никому не нужную войну с Россией, чтобы не допустить катастрофы для обоих государств. 

 

Справка: генерал Александр Иванович Спиридович завершил свою карьеру на посту начальника императорской дворцовой охраны, оказавшись «непосредственным свидетелем краха российского самодержавия». На протяжении всей Великой войны он находился рядом с царём, свитой, окружением etc. Поэтому его свидетельства, безусловно, ценны для понимания того, как и почему в 1917 году случился системный кризис власти.

 

18-го декабря в Ставку приезжал Белецкий. С ним, в здоровую атмосферу фронта, хлынул поток грязи тыла. По моменту все сплеталось около имени, почтенной по годам, фрейлины М. А. Васильчиковой, а, через ее голову, било по Императрице. Русские люди, считавшие себя патриотами, распространяли самые гнусные сплетни, что Государыня, как немка, хочет заключения сепаратного мира. Что того добивается вся немецкая партия при дворе и т. д. Все эти сплетни не имели никакого серьёзного основания.

Никаких немецких влияний при русском дворе во время войны не было. Не было и ничего похожего на какую-то немецкую партию. Государь и Царица Александра Федоровна, более чем кто либо, были проникнуты здоровым русским национализмом, неприязнью, если не ненавистью, к Императору Вильгельму, непримиримостью к немцам по войне и верностью к союзникам. И все это они доказали в полной мере своею жизнью до последней минуты. Эпизод с фрейлиной Васильчиковой как нельзя лучше доказывает это русско-союзническое настроение Их Величеств.

Фрейлина Мария Александровна Васильчикова, дочь Гофмейстера Васильчикова, занимавшего пост директора Императорского Эрмитажа с 1879 по 1888 г. и умершего в 1890 г. Ее мать, рожденная графиня Олсуфьева. Ее хорошо знали все члены династии. Она была очень дружна с В. Кн. Елизаветой Федоровной И, когда та жила с мужем в Петербурге, подруги виделись почти ежедневно. Они не раз гостили друг у друга в имениях. В хороших, дружеских отношениях была [287] Васильчикова и с братом Государыни, Вел. Герцогом Гессенским.

Государыня Александра Федоровна, узнав М. А. Васильчикову, полюбила ее. Во время японской войны Васильчикова помогала Царице по заведыванию ее складом в Зимнем дворце. Последние перед войной годы Васильчикова жила в своем небольшом имении — Клейн Вартенштейн, близ Вены, в Австрии. У нее были большие связи с австрийской аристократией и в дипломатических кругах Вены и Берлина. В феврале 1913 года Васильчикова приезжала в Петербург. Она была принята Их Величествами и однажды была приглашена на завтрак, на котором была только царская семья. После завтрака, прощаясь с Васильчиковой в кабинете, Государь сказал: «Живите спокойно в Австрии, но изредка приезжайте нас проведать. Бог даст, войны, сколько это будет в моей власти, не будет.» Прощаясь, Государь поцеловал руку Васильчиковой и, когда та, сконфуженная неожиданностью, что-то сказала, Государь, со свойственной ему чарующей улыбкой, сказал: «Можно старому другу».

С объявлением войны М. А. Васильчикова была объявлена под домашним арестом в ее имении Клейн Вартенштейн.

25-го февраля 1915 г. (10 марта нового стиля) М. А. Васильчикова, по инициативе высших немецких властей обеих немецких империй, отправила Их Величествам первое письмо с целью начать переговоры о мире. В то время русская армия победоносно наступала по Галиции. Только что был занят Перемышль. Немцы начали переброску корпусов с французского фронта на русский. В этом письме М. А. Васильчикова сообщала следующее:

К ней явились два немца и один австриец, не дипломаты, но люди с большим положением и лично известные Императорам Германскому и Австрийскому и находящиеся с ними в сношениях. Они просили Васильчикову довести до сведения Государя, что, может быть теперь, когда все в мире убедились в храбрости русских, и пока все воюющие стоят еще в одинаковом положении, может быть именно теперь Государь возьмет на себя инициативу мира. [288] «Не будете ли Вы, Государь, — так передавала Васильчикова слова, сказанные ей ее посетителями, — властитель величайшего царства в мире, не только царем победоносной рати, но и царем МИРА».

«У Вас у первого явилась мысль о международном мире и по инициативе Вашего Величества созван был в Гааге мирный конгресс. Теперь одно Ваше могучее слово и потоки, реки крови остановят свое ужасное течение. Ни здесь, в Австрии, ни в Германии нет никакой ненависти против русских. Одно Ваше слово и Вы к Вашим многочисленным венцам прибавите венец бессмертия».

Так говорили немцы М. А. Васильчиковой. На вопрос же ее, что она может сделать в этом деле, посетившие ее ответили так:

«Так как теперь, дипломатическим путем, это невозможно, поэтому доведите вы до сведения Русского Царя наш разговор; тогда стоит лишь сильнейшему из властителей, непобежденному, сказать слово, и, конечно, ему пойдут всячески навстречу».

«Ваше Величество, — так заканчивала свое письмо Васильчикова, — я себя чувствовала не в праве не передать все вышеизложенное, которое теперь, вследствие того, что ни в Германии, ни в Австрии нет Вашего представителя, мне пришлось высказать. Молю меня простить, если Ваше Величество найдете, что я поступила неправильно. Конечно, если бы Вы, Государь, зная Вашу любовь к миру, пожелали бы через поверенное близкое лицо, убедиться в справедливости изложенного, эти трое, говорившие со мною, могли бы лично высказать в одном из нейтральных государств, но ЭТИ ТРОЕ — не дипломаты, а, так сказать, эхо обеих враждующих стран.» Далее следовала подпись Васильчиковой.

Письмо это через Швецию было переслано Императрице Александре Федоровне, которая 22 марта переслала письмо Государю в Ставку, причем написала: «Я, конечно, более не отвечаю на ее письма».

Никакого ответа на свое письмо Васильчикова не получила. [289] 17-го (30) марта 1915 года Васильчикова вновь послала письмо Государю уже непосредственно, лично. Упомянув о том, что Государь, вероятно, не получил ее первое письмо, она сообщала, что к ней вновь приезжали все те же три лица и просили повторить Его Величеству все написанное в первом письме. Германия и Австрия желают мира с Россией. Государь, как победитель, может первый произнести слово «мир» и реки крови иссякнут и страшное теперешнее горе превратится в радость.

Англия намерена завладеть Константинополем, дабы оставить его за собой. Из Дарданел сделает второй Гибралтар. С Японией она переговаривается, дабы предоставить Японии занять Манджурию. «О, если бы Пасхальный звон возвестил бы мир», писала Васильчикова и поздравляла с праздником Пасхи. После же подписи имелась приписка: «Если Ваше Величество желали бы прислать доверенное лицо в одно из нейтральных государств, чтобы убедиться, здесь устроят, что меня освободят из плена и я могла бы представить этих трех лиц Вашему доверенному лицу».

И на это второе письмо ответа не последовало. Но Берлинская дипломатия не покидала надежды добиться начала переговоров о мире. В мае 1915 года, к Васильчиковой приехал нарочный из Берлина. Ее приглашали приехать в Берлин, дабы повидать находившегося там в плену ее племянника. Она поехала. С ведома Императора Васильчикова пользовалась в Берлине полной свободой. Ей были предоставлены права и льготы, которыми не пользовались другие иностранцы. Ей показали лагери, где помещались русские пленные, которые произвели на нее самое лучшее впечатление. Ей предоставили возможность разговаривать с русскими пленными. Те ни на что не жаловались и говорили лишь, что, им скучно без русской бани, так как раз в неделю им предоставляется купаться в бассейне.

В Берлине Васильчикову посетили многие ее знакомые из дипломатического мира и несколько раз с ней подолгу беседовал ее старый знакомый министр Иностранных дел фон Ягов. Ей было заявлено, что Император Вильгельм желает заключения мира. Все сказанное фон-Яговым было облечено в некое «резюмэ», на французском языке. Фон-Ягов [290] просил вновь написать письмо Государю и переслать ему «резюмэ», заключавшее в себе то, чего хочет Император Вильгельм, немецкая дипломатия, хочет Германия.

14-го (27) мая 1915 года Васильчикова отправила из Берлина Государю свое третье письмо. Она рассказала Государю, как вызвали ее в Берлин, что она там видела и слышала, упомянула о двух своих прошлых письмах и переслала составленное фон-Яговым «резюмэ».

Вкратце содержание этого «резюмэ» таково. Все здесь держатся того мнения, что мир Германии и России — вопрос жизни и смерти для обеих стран. В мир должна быть включена и Австрия. Необходимо прекратить бойню именно теперь, когда ни одна из сторон не разбита. Россия больше выиграет, если заключит мир с Германией. Англия не есть верный союзник. Она любит, чтобы другие вынимали для нее каштаны из огня. Германия нуждается в России сильной, и монархической и оба соседние царствующие дома должны поддерживать свои старые монархические и дружеские традиции. Продолжение войны считается здесь опасностью для династии. Здесь отлично понимают, что Россия не хочет покинуть Францию, но и в этом вопросе, — вопросе чести для России, Германия понимает ее положение и не будет ставить ни малейших препятствий к справедливому соглашению.

Далее говорилось о Царстве Польском, Италии, военнопленных, об ошибках, которые делает В. Кн. Николай Николаевич. Васильчикова сообщала затем, что она сама была приглашена завтракать в Вольфсгартен к Вел. Герцогу Гессенскому, с какой любовью он говорил об Их Величествах, как он искренно, желает мира и как он радовался, что фон-Ягов решился откровенно высказаться.

«Смею просить, писала Васильчикова, приказать дать мне ответ, который могу передать фон-Ягову. Я буду его здесь ждать, а потом, увы, должна вернуться в Клейн Вартенштейн.»

«Если бы Ваше Величество решили с высоты престола произнести слово мир, Вы решите судьбу народов всего мира и, если Вы пришлете доверенное лицо, одновременно такое же лицо будет послано отсюда для первых переговоров».

После подписи была приписка: «Если бы Ваше Величество пожелали, чтобы я, лично, передала все слышанное и все, что видела здесь и в Германии, — облегчите мне всячески путешествие в Царское Село, но я должна все же вернуться в Австрию до окончания войны».

Подождав некоторое время ответа на свое письмо и не получив его, Васильчикова вернулась в Клейн Вартенштейн. Немцы же начали свое наступление в Галиции.

В декабре 1915 года, те же лица, два немца и австриец, вновь приехали к Васильчиковой в Клейн Вартенштейн и стали уговаривать ее съездить лично в Россию и лично передать Его Величеству все то, что она писала в своих письмах по поводу мира, что излагала в «резюмэ». Васильчикова колебалась, но желание посетить Россию, где у нее скончалась мать, взяло верх. С немецким паспортом, в сопровождении доверенного лица, Васильчикова отправилась сначала в Дармштадт к Вел. Герцогу Гессенскому. Великий Герцог очень желал прекращения войны и, независимо от писем Васильчиковой, делал попытки завязать переговоры о мире, но безуспешно.

В половине апреля 1915 года Герцог отправил письмо своей сестре Императрице Александре Федоровне, в котором высказал мысль, что следовало бы строить мост для мирных переговоров. Он даже сообщил, что послал доверенное лицо в Стокгольм, которое могло бы вступить в переговоры, частным образом, с тем лицом, которое пришлет Государь. К концу апреля это доверенное лицо Герцога было в Стокгольме, но напрасно. Царица, получив письмо от брата в то время, как Государь был в Ставке, немедленно дала знать в Стокгольм, дабы присланный не беспокоился ждать и что время для мира еще не настало. Письмом же Государю она сообщила о том, прибавив, что поспешила кончить все до его приезда, зная, что происшедшее будет для него неприятно.

Теперь, узнав о поездке Васильчиковой, Герцог отнесся к ней очень сочувственно и снабдил ее письмом к Их Величествам. В письме он выражал надежду, что Их Величества выслушают Васильчикову, поздравлял с Новым Годом и выражал надежду, что он принесет мир. Затем Васильчикова приехала в Берлин, где имела беседы с фон-Яговым и получила «резюмэ» для вручения Его Величеству. Это «резюмэ» по существу было повторением того, что было отправлено 14 (27) мая 1915 года.

Через Данциг Васильчикова приехала в Стокгольм, где в посольстве получила русский паспорт. Обедала у нашего посла. Далее ехала на Хапаранду, где ее документы были просмотрены консулом. При просмотре документов на границе Васильчиковой посоветовали по приезде в Петербург побывать в штабе армии на Дворцовой площади, что она и обещала сделать. Ехала Васильчикова от Торнео до Петербурга одна и в 6 часов утра 2 (15) декабря приехала в Петербург и остановилась в гостинице Астория, где с трудом достала для себя комнату.

Тотчас же по приезде Васильчикова написала письмо Императрице, прося принять ее, как делала обычно, приезжая в Петербург и отправила с ним письмо Герцога Гессенского и «резюмэ»

Вскоре из дворца протелефонировали, что письмо вручено по назначению. В тот же день Васильчикова зашла в штаб на Дворцовой площади, где ее допросили о причине ее приезда, на что она объяснила, что отпущена из Австрии в Россию на три недели под поручительство Великого Герцога Гессенского, ввиду смерти ее матери. И что, если она не вернется, то ее имение будет конфисковано.

6-го декабря Начальник штаба Северо-Западного фронта генерал Бонч-Бруевич телеграфировал о Васильчиковой генералу Алексееву и спрашивал, можно ли допустить выезд ее заграницу и, если да, то можно ли при выезде подвергнуть ее тщательному допросу и осмотру. Генерал Алексеев положил резолюцию: «Пропустить можно. Опрос учинить можно, а досмотр только при сомнениях. Нет надобности наносить лишнее унижение, если в этом не будет надобности». Поджидая ответа о приеме из дворца, Васильчикова отправила по почте письмо В. Кн. Елизавете Федоровне и никуда из Петербурга не выезжала. Но ответа не было. Между тем, благодаря обширным связям Васильчиковой и родству, в высшем обществе распространился слух об ее приезде и пошли сплетни об ее, якобы, измене, о том, что она шпионка. Эти слухи дошли до Васильчиковой. Видя, что дело принимает странный оборот, она обратилась к министру Иностранных дел Сазонову, прося принять ее. Сазонов назначил час приема. Принял он ее нелюбезно и даже сердито. Сазонов сказал, что он знаком с ее письмами к Государю, который давал их ему читать, знаком хорошо и с «резюмэ». Он очень пренебрежительно говорил об Императоре Вильгельме и о Герцоге Гессенском и заявил: «Пока я у Цепного моста и пока Германия и Австрия не будут стерты в порошок — мира не будет». Они расстались.

Неудача приезда была для Васильчиковой очевидна. Царское Село хранило полное молчание. Васильчикова решила ехать обратно. Но в Петербурге уже поднялся настоящий скандал. Председатель Гос. Думы Родзянко и многие другие кричали по гостиным, что приехавшая из Австрии Васильчикова хлопочет о сепаратном мире, что того добивается «немецкая партия при дворе», что того хочет Царица Александра Федоровна.

Легенда росла и обрастала подробностями. Уже говорили, что навстречу Васильчиковой было послано доверенное лицо, что ее очень ласково, но тайно, приняли в Царском Селе, что она тайно выезжает туда неоднократно. Говорили о целом немецком комплоте, во главе которого стоит Императрица. Больше всех трубил Родзянко. Слухи эти дошли и да Их Величеств. Государь был очень недоволен всем происшедшим и приказал Министру Внутренних дел Хвостову ликвидировать все дело, а Васильчикову выслать из Петербурга.

В отсутствии Васильчиковой, в ее номере, был произведен обыск, но вообще ничего обнаружено не было. Явившийся министр Хвостов с Белецким объявил Васильчиковой, что, по Высочайшему повелению, она подлежит аресту и высылке из Петербурга. На вопрос, за что, Белецкий пояснил, что английский посол Бьюкенен заявил, что он не может спокойно спать, пока А. А. Васильчикова находится в Петербурге.

В министерском вагоне, в сопровождении жандармского офицера, чиновника Министерства Двора и четырех чинов охраны, Васильчикова была отвезена в имение своей сестры Милорадович, что около Боровичей, Хорольского уезда, Черниговской губернии. Там она и жила до самой революции.

О Васильчиковой иначе не говорили, как о шпионке.

В более низшие слои общества эта легенда прошла, как нечто неясное, но нехорошее, во что была замешана Императрица. Газеты инсинуировали на Васильчикову. Она сама просила министра Двора или принять меры против печатания оскорбительных для нее статей, или снять с нее звание фрейлины. Последнее было исполнено.

Приехавший с докладом Белецкий доложил, какие меры приняты для наблюдения за Васильчиковой. Он доложил, что делу придано совершенно неправильное освещение и обвинял в этом главным образом Родзянко, который в заседании Бюджетной комиссии дал ряд неверных о том сведений. Сведения эти были использованы прессой.

Из приезда Васильчиковой устроили скандал, которым, через ее голову, били по Императрице. Таково было враждебное отношение к Ее Величеству даже среди высшего общества. То было знамение времени. Прелюдия революции. Их Величества, в угоду «общественному мнению», пожертвовали тогда М. А. Васильчиковой, которую давно и хорошо знали. Она этого не заслуживала.

 

От редакции «СЕ»:

Увы, читаешь это, и приходится только сожалеть об упущенных возможностях остановить эту кровопролитную войну и предотвратить надвигавшуюся катастрофу России. Странно, что эту надвигающуюся катастрофу хорошо видели в Германии («Все здесь держатся того мнения, что мир Германии и России — вопрос жизни и смерти для обеих стран.»), но абсолютно не понимали правящие элиты России. Все, даже малейшие, попытки кем-либо поднять вопрос о возможности перемирия, воспринимались в штыки, объявлялись предательством и попыткой сепаратного сговора. И больше всех в таком ключе шумели все либерально-прогрессивные газеты и Дума, начиненная все теми же «умными» либералами. Еще в 1916-м году, когда народ воевать уже не хотел и шли братания на фронте, они все еще требовали войны до победного конца. Требуемый конец настал уже в 1917-м, когда всем этим «умникам» пришлось бежать из доведенной ими до катастрофы России.

 

http://www.slavic-europe.eu/index.php/articles/62-...icles/3637-2016-02-01-23-16-44 

 

Copyright 2008 - 2018 "Славянская Европа".         Impressum      Datenschutzerklärung

Васильчиков, Александр Алексеевич

В Википедии есть статьи о других людях с такой фамилией, см. Васильчиков; Васильчиков, Александр.

Александр Алексеевич Васильчиков
Дата рождения	12 октября 1832
Место рождения	Москва, Российская империя
Дата смерти	23 мая 1890 (57 лет)
Место смерти	Кораллово, Россия или Московский уезд, Московская губерния, Российская империя
Страна	Российская империя
Род деятельности	историк
Отец	Васильчиков, Алексей Васильевич
Мать	Васильчикова, Александра Ивановна

Александр Алексеевич Васильчиков (30 сентября [12 октября] 1832, Москва—11 [23] мая 1890, с. Кораллово Московского уезда Московской губернии) — русский историк и искусствовед, действительный статский советник (1879), гофмейстер (1888), в 1879—1888 гг. директор Императорского Эрмитажа. Собиратель материалов о правлении Петра Великого.

 

Происхождение

Родился в консервативной семье сенатора Алексея Васильевича Васильчикова (1772—1854) и его жены Александры Ивановны (1795—1855), державшей в Москве литературный салон. По матери — двоюродный брат писателя Владимира Соллогуба, по отцу — внук Анны Разумовской. Шурин московского городского головы В. А. Черкасского.

Васильчиков всегда помнил о своём происхождении от К. Г. Разумовского и собирал документы по истории уже не существовавшего к тому времени в России рода Разумовских. Результаты своих изысканий издал в пяти томах под названием «Семейство Разумовских» (1880—1894).

Биография

Учился в 1-й Московской гимназии. По окончании курса на историко-филологическом факультете Московского университета (1855) служил по министерству иностранных дел, при российской миссии в Риме, а потом при русском посольстве в Карлсруэ[1]. Летом 1865 года он был поручителем на бракосочетании Антона Рубинштейна. В 1871 г. приобрёл и принялся перестраивать для своего семейства подмосковную усадьбу Кораллово.

В 1879—1889 годах был директором Императорского Эрмитажа и одновременно с 1882 по 1886 годы — председателем Археологической комиссии. Состоявший в ведомстве иностранных дел, Васильчиков был хорошо знаком с музеями Европы и занимался вопросами искусства. Он нашёл остроумный способ расширять коллекции Эрмитажа путём передачи в музей произведений искусства из императорских дворцов: так, из Петергофа были переданы 22 картины, среди которых «Давид и Ионафан» Рембрандта. Пополнилось античное собрание, в которое в 1884 году влилась уникальная коллекция танагрских терракот П. А. Сабурова, а в 1888 году — коллекция античных памятников А. Д. Блудовой.

В 1885 году в Париже у А. П. Базилевского была куплена замечательная коллекция произведений прикладного искусства Средневековья и Возрождения. Это приобретение послужило толчком для образования в музее нового отделения. Одновременно Эрмитаж обогатился собранием оружия из Царскосельского Арсенала. Во время директорства Васильчикова в Эрмитаже начали работать выдающиеся ученые: египтолог В. С. Голенищев, археолог Г. Е. Кизерицкий, составивший рукописный каталог собрания Отделения древностей; знаток византийского искусства Н. П. Кондаков и историк искусства А. И. Сомов, возглавивший в 1886 году картинную галерею.

К 1886 году материальное положение А. А. Васильчикова значительно ухудшилось, он оказался не в состоянии выполнять обязательства перед своими кредиторами, в составе которых был, в частности, Московский земельный банк. О масштабе проблемы свидетельствует тот факт, что императором Александром III с целью установления особого порядка погашения долгов был издан указ, утверждающий положение Комитета министров об учреждении опекунского управления над имуществом и делами А. А. Васильчикова[2].

Супруги Васильчиковы

Брак и дети

Александр Алексеевич Васильчиков был женат на графине Ольге Васильевне Олсуфьевой (1835—1915), дочери московского губернатора графа Василия Дмитриевича Олсуфьева (1796—1858) и Марии Алексеевны Спиридовой (1800—1878). Дочери: Мария Александровна Васильчикова (1859—1934) и Александра Александровна Милорадович (1860—1927), сыновья: Алексей (1862—1900), Павел (1865—1941), Пётр (1867—1879) — все они после революции уехали за границу; из оставшихся в России потомков, известна дочь Павла, Екатерина Васильчикова (1906—1994): с 1921 года[3] жила в семье Ю. А. Олсуфьева, арестовывалась в 1928 году по делу «антисоветской группы черносотенных элементов» вместе с Павлом Флоренским, в 1946 году вернула главу Сергия Радонежского патриарху Алексию I после открытия Троице-Сергиевой лавры.

Сочинения

• Оказал немаловажную услугу русской иконографии изданием словаря русских портретов («Liste alphabetique de portraits russes», Спб,1871, два тома);
• Известен также как автор обширного, неоконченного исторического сочинения «Семейство Разумовских»: в 5 т., Спб, 1880—1894.
• О портретах Петра Великого. М.,1872.
• Новые приобретения Императорского Эрмитажа//Вестник изящных искусств. — 1883. — Т.1— Выпуск 1.

Примечания

1.  

• Справочник научных обществ России
•  
• Об учреждении опекунского управления над имуществом и делами в должности гофмейстера Высочайшего двора, действительного статского советника Александра Васильчикова // Полное собрание законов Российской империи. Собрание третье. — СПб.: Государственная типография, 1888. — Т. VI, 1886, № 3874. — С. 399.
•  

1. К этому времени отец эмигрировал, а мать, Инна Сергеевна — внучка О. И. Бове, умерла ещё в 1917 году.

Литература

• А. И. Сомов. Васильчиков, Александр Алексеевич // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Большая Российская Энциклопедия:В 30 т./Председатель Науч.-ред. совета Ю. С. Осипов. Отв. ред. С. Л. Кравец. Т.4. Большой Кавказ—Великий канал. — М.:Большая Российская Энциклопедия,2006. —751 с.:ил.:карт. — С.647. ISBN 5-85270-333-8 (т.4)
• Редакция журнала. А. А. Васильчиков // Всемирная иллюстрация : журнал. — 1881. — Т. 26, № 651. — С. 10.
• Е.Б. Новикова. А.А. Васильчиков – знакомый И.С. Тургенева и претендент на покупку Спасского-Лутовинова. Спасский вестник (2005). Проверено 11 июня 2015.

Директора Государственного Эрмитажа

С. А. Гедеонов (1863—1878) А. А. Васильчиков (1879—1888) С. Н. Трубецкой (1888—1899) И. А. Всеволожский (1899—1909) Д. И. Толстой (1909—1918) С. Н. Тройницкий (1918—1927) О. Ф. Вальдгауер (и. о., 1927—1928) Г. В. Лазарис (и. о., 1928) П. И. Кларк (1928—1929) В. И. Забрежнев (и. о., 1929—1930) Л. Л. Оболенский (1930) Б. В. Легран (1931—1934) И. А. Орбели (1934—1951) М. И. Артамонов (1951—1964) Б. Б. Пиотровский (1964—1990) В. А. Суслов (1990—1992) М. Б. Пиотровский (с 1992 года)

CC BY-SA 3.0 wikiredia.ru cookies police  

Мария Александровна Васильчикова b. 1859 - Индекс потомака

Особа:276470

Generation of a large tree takes a lot of resources of our web server. Anonymous users can only see 7 generations of ancestors and 7 - of descendants on the full tree to decrease server loading by search engines. If you wish to see a full tree without registration, add text ?showfulltree=yes directly to the end of URL of this page. Please, don't use direct link to a full tree anywhere else.

11/1 <?+?> ♀ Мария Александровна Васильчикова [Васильчиковы]

Рођење: 1859, Санкт-Петербург, Российская империя

Усадьба Коралово

В 1871 г. Павел Дмитриевич Голохвастов продал имение, состоящее в землях у с. Караулово (Коралово), Насоново, дд. Фуниково, Дураково, Дютьково, Ивашково, Ольге Васильевне Васильчиковой за 16 500 рублей серебром. В 1879 г. Ольга Васильевна Васильчикова продала мужу, Александру Алексеевичу Васильчикову, землю в количестве 203 десятин 1320 сажен при с. Коралове и д. Дютьково за 2000 рублей. <...> Кроме приходской церкви Толгской иконы Божией Матери, в усадьбе была домовая Троицкая церковь, устроенная в 1876 г. Ольга Васильевна так описывала обстоятельства её сооружения: «...так как мы всю зиму и лето живем в деревне, то пожелали выстроить при доме маленькую церковь во имя Святой Троицы, чтобы не быть лишёнными службы Божией зимой, осенью и даже весной, а то часто бывает, что я одна могу пойти в церковь нашу сельскую, а детей боюсь студить, да и муж жалуется справедливо, что в церкви и сыро и холодно... Так как низ нашего дома каменный, а верх деревянный, то и церковь, помещающаяся на верху, будет деревянная. Мы просили нашего соседа - архимандрита Саввинского монастыря - взяться за постройку церкви, он на это мастер, и мы надеемся, что в сентябре будет она готова...». В 1906 г., при получении ссуды, Ольга Васильевна назначила поверенной в делах свою дочь Марию. Так же поступил и брат Марии Александровны, Павел Александрович, Мария Александровна Васильчикова была фрейлиной императрицы Александры Феодоровны. В Петербурге она познакомилась с великой княгиней Елизаветой Феодоровной, супругой великого князя Сергея Александровича. В 1887 и 1891 гг. великий князь Сергей и великая княгиня Елизавета Феодоровна посетили Кораллово. В 1890 г. в Кораллово была богадельня и церковно-приходская школа, которая была открыта в 1887 г. Школа помещалась в доме, принадлежавшем попечительнице Марии Александровне Васильчиковой. Заведовал школой священник Е. Бухарев. 1 июня 1906 г, Марией Александровной Васильчиковой, в Московском земельном банке, под залог имения Коралово (1356 десятин и 308 сажен земли), была получена долгосрочная ссуда (на 66 лет и 2 месяца). В 1908 г. Ольга Васильевна и её сын, Павел Александрович (1865-1941, получил от отца 203 десятины 1320 сажен земли) продали усадьбу, с переводом имевшегося долга, гвардии ротмистру графу П. М. Грабе.

http://www.vidania.ru/temple/temple_mosobl/usadba_koralovo.htmlhttps://sr.rodovid.org/wk/%D0%9F%D0%BE%D1%81%D0%B5...BD%D0%BE:ChartInventory/276470

Миссия фрейлины Васильчиковой. ч. 3

Сергей Дроздов

Миссия фрейлины Васильчиковой.

(Продолжение. Предыдущая глава:http://www.proza.ru/2017/03/28/1477)

В декабре 1915 года в Петроград прибыла Мария Васильчикова, (с 1880 года фрейлина императриц, служившая также у великой княгини Елизаветы Федоровны, сестры императрицы Александры Федоровны).
Фрейлина Мария Александровна Васильчикова, была дочерью  Гофмейстера Васильчикова, занимавшего пост директора Императорского Эрмитажа с 1879 по 1888 года.  Ее мать, рожденная графиня Олсуфьева. Ее хорошо знали все члены династии.
Васильчикова  была очень дружна с В. Кн. Елизаветой Федоровной (той самой, женой в.к. Сергея Александровича, убиенного эсэром  Каляевым в 1905 году),  и, когда та жила с мужем в Петербурге, подруги виделись почти ежедневно. Они не раз гостили друг у друга в имениях.
В дружеских отношениях была  Васильчикова и с братом Государыни, Вел. Герцогом Гессенским.
Государыня Александра Федоровна, узнав М. А. Васильчикову, полюбила ее. Во время японской войны Васильчикова помогала Царице по заведыванию ее складом в Зимнем дворце. Последние перед войной годы Васильчикова жила в своем небольшом имении - Клейн Вартенштейн, близ Вены, в Австрии.

Достигнув 18 лет, Мария стала фрейлиной ЕИВ, но замуж так и не вышла. Не отличавшаяся красотой, Мария обладала … невероятной физической силой. Она, шутки ради, при встрече обнимаясь, иногда поднимала даже мужчин, чем приводила их в большое смущение.
Эту толстушку-хохотушку при дворе все полюбили и звали «наша Маша».
В феврале 1913 года Васильчикова приезжала в Петербург. Она была принята Их Величествами и однажды была приглашена на завтрак, на котором была только царская семья. После завтрака, прощаясь с Васильчиковой в кабинете, Государь сказал:
- Живите спокойно в Австрии, но изредка приезжайте нас проведать. Бог даст, войны, сколько это будет в моей власти, не будет.
Прощаясь, Государь поцеловал руку Васильчиковой и, когда та, сконфуженная неожиданностью, что-то сказала, Государь, со свойственной ему чарующей улыбкой, сказал:
- Можно старому другу.

Благодаря службе при дворе, Васильчикова завязала знакомства со многими влиятельными людьми Европы. В период, о котором мы пишем, «девица Васильчикова” была тучной дамой пятидесяти лет.
С объявлением войны М. А. Васильчикова была объявлена под домашним арестом в ее имении Клейн Вартенштейн.

С первых дней мировой войны Мария была её противницей, о чем, не стесняясь, писала в своих письмах в Россию.

25-го февраля 1915 г. (10 марта нового стиля) М. А. Васильчикова, по инициативе высших немецких властей обеих немецких империй, отправила Их Величествам первое письмо с целью начать переговоры о мире.

В этом письме М. А. Васильчикова сообщала следующее:
К ней явились два немца и один австриец, не дипломаты, но люди с большим положением и лично известные Императорам Германскому и Австрийскому и находящиеся с ними в сношениях. Они просили Васильчикову довести до сведения Государя, что, может быть теперь, когда все в мире убедились в храбрости русских, и пока все воюющие стоят еще в одинаковом положении, может быть именно теперь Государь возьмет на себя инициативу мира. 
«Не будете ли Вы, Государь, - так передавала Васильчикова слова, сказанные ей ее посетителями, - властитель величайшего царства в мире, не только царем победоносной рати, но и царем МИРА».
«У Вас у первого явилась мысль о международном мире, и по инициативе Вашего Величества созван был в Гааге мирный конгресс. Теперь одно Ваше могучее слово и потоки, реки крови остановят свое ужасное течение. Ни здесь, в Австрии, ни в Германии нет никакой ненависти против русских. Одно Ваше слово и Вы к Вашим многочисленным венцам прибавите венец бессмертия».
 
«Ваше Величество, - так заканчивала свое письмо Васильчикова, - я себя чувствовала не в праве не передать все вышеизложенное, которое теперь, вследствие того, что ни в Германии, ни в Австрии нет Вашего представителя, мне пришлось высказать. Молю меня простить, если Ваше Величество найдете, что я поступила неправильно. Конечно, если бы Вы, Государь, зная Вашу любовь к миру, пожелали бы через поверенное близкое лицо, убедиться в справедливости изложенного, эти трое, говорившие со мною, могли бы лично высказать в одном из нейтральных государств, но ЭТИ ТРОЕ - не дипломаты, а, так сказать, эхо обеих враждующих стран».
Далее следовала подпись Васильчиковой.

Письмо это через Швецию было переслано Императрице Александре Федоровне, которая 22 марта переслала письмо Государю в Ставку, причем написала: «Я, конечно, более не отвечаю на ее письма».
Никакого ответа на свое письмо Васильчикова не получила.
 
17-го (30) марта 1915 года Васильчикова вновь послала письмо Государю уже непосредственно, лично. Упомянув о том, что Государь, вероятно, не получил ее первое письмо, она сообщала, что к ней вновь приезжали все те же три лица и просили повторить Его Величеству все написанное в первом письме. Германия и Австрия желают мира с Россией. Государь, как победитель, может первый произнести слово «мир» и реки крови иссякнут и страшное теперешнее горе превратится в радость.
Англия намерена завладеть Константинополем, дабы оставить его за собой. Из Дарданелл сделает второй Гибралтар. С Японией она переговаривается, дабы предоставить Японии занять Манчжурию.
«О, если бы Пасхальный звон возвестил бы мир», писала Васильчикова и поздравляла с праздником Пасхи. После же подписи имелась приписка: «Если Ваше Величество желали бы прислать доверенное лицо в одно из нейтральных государств, чтобы убедиться, здесь устроят, что меня освободят из плена и я могла бы представить этих трех лиц Вашему доверенному лицу».
И на это второе письмо ответа не последовало.

В начале мая 1915 года, к Васильчиковой приехал нарочный из Берлина.
Он сообщил, что её племянник, русский офицер, попал в немецкий плен и находится в лагере близ столицы. Если княжна пожелает, то власти готовы организовать ей встречу с родственником. Она также может ознакомиться с условиями содержания русских военнопленных на предмет помощи нуждающимся. Она поехала.
С ведома Императора Васильчикова пользовалась в Берлине полной свободой. Ей были предоставлены права и льготы, которыми не пользовались другие иностранцы. Ей, конечно же,  показали привилегированные лагеря, где помещались русские пленные, которые произвели на нее самое лучшее впечатление.
Кроме волнительного свидания с племянником, Марии организовали ряд встреч со старыми знакомыми.
Брат русской Царицы, Великий герцог Эрнс Людвиг Гессенский, на завтраке в честь княгини осуждал войну, с любовью говорил об Их Величествах Романовых и твердил о необходимости возвращаться к старым добрым династийным отношениям.
В Берлине фрейлину Васильчикову посетили многие ее знакомые из дипломатического мира, и несколько раз с ней подолгу беседовал ее старый знакомый министр Иностранных дел фон - Ягов.
Ей было заявлено, что Император Вильгельм желает заключения мира. Все сказанное фон-Яговым было облечено в некое «резюмэ», на французском языке. Фон-Ягов  просил вновь написать письмо Государю и переслать ему «резюмэ», заключавшее в себе то, чего хочет Император Вильгельм, немецкая дипломатия, хочет Германия.

14-го (27) мая 1915 года Васильчикова отправила из Берлина Государю свое третье письмо. Она рассказала Государю, как вызвали ее в Берлин, что она там видела и слышала, упомянула о двух своих прошлых письмах и переслала составленное фон-Яговым «резюмэ».
Вкратце содержание этого «резюмэ» таково.
Все здесь держатся того мнения, что мир Германии и России - вопрос жизни и смерти для обеих стран. В мир должна быть включена и Австрия. Необходимо прекратить бойню именно теперь, когда ни одна из сторон не разбита.
Россия больше выиграет, если заключит мир с Германией. Англия не есть верный союзник. Она любит, чтобы другие вынимали для нее каштаны из огня. Германия нуждается в России сильной, и монархической и оба соседние царствующие дома должны поддерживать свои старые монархические и дружеские традиции.
Продолжение войны считается здесь опасностью для династии. Здесь отлично понимают, что Россия не хочет покинуть Францию, но и в этом вопросе, - вопросе чести для России, Германия понимает ее положение, и не будет ставить ни малейших препятствий к справедливому соглашению.
Далее говорилось о Царстве Польском, Италии, военнопленных, об ошибках, которые делает В. Кн. Николай Николаевич.
Васильчикова сообщала затем, что она сама была приглашена завтракать  к Вел. Герцогу Гессенскому, с какой любовью он говорил об Их Величествах, как он искренно, желает мира и как он радовался, что фон-Ягов решился откровенно высказаться.
«Смею просить, писала Васильчикова, приказать дать мне ответ, который могу передать фон-Ягову. Я буду его здесь ждать, а потом, увы, должна вернуться в Клейн Вартенштейн.»
«Если бы Ваше Величество решили с высоты престола произнести слово мир, Вы решите судьбу народов всего мира и, если Вы пришлете доверенное лицо, одновременно такое же лицо будет послано отсюда для первых переговоров».
После подписи была приписка: «Если бы Ваше Величество пожелали, чтобы я, лично, передала все слышанное и все, что видела здесь и в Германии, - облегчите мне всячески путешествие в Царское Село, но я должна все же вернуться в Австрию до окончания войны».
Подождав некоторое время ответа на свое письмо и не получив его, Васильчикова вернулась в Клейн Вартенштейн.

(На мой взгляд, все эти германские предложения мира были вполне разумными, не содержали никаких оскорбительных для чести России предложений и отвечали интересам сохранения царской власти и самой империи.
Как знать, если бы Николай Второй  принял их всерьез и призвал все воюющие страны к мирным переговорам, то и вся мировая история ХХ века пошла бы совсем другим путем…
В этих письмах, по существу, содержалось немецкое предложение «мира без аннексий и контрибуций».
Германия была готова отвести свои войска с территории России и Франции, а также хлопотать перед союзной ей Турцией о благоприятном для России режиме Проливов. Вполне разумный компромисс, при том неблагоприятном ходе войны, который имела Россия).

Сейчас известно, что все письма дошли до адресатов, но были приняты Николаем Вторым с большим раздражением:
«Как она посмела принять поручение от врага? Я не верю Вильгельму. Если он хочет мира, то почему не обратиться через нейтральные страны, например США, ко всем союзникам сразу? Опять эти подлые интриги».
Александра Федоровна поначалу хотела дать резкую отповедь бывшей подруге, но потом осознала, что этого она себе не может позволить,т.к. сам факт состояния в такой переписке  дискредитировал Романовых.
Поэтому решено было на письма не отвечать.

Можно сказать, что это было далеко не бесспорным решением. Все равно об этой переписке знал весь светский Петроград, а ее засекречивание лишь увеличивало интерес к этому  вопросу, порождая самые невероятные слухи.

На излете, трагического для русской армии, 1915 года,  «толстая Маша» получила из России известие о смерти ее 80-летней матушки.
Выезд из Австрии, через Германию,  в Россию ей разрешили при одном условии  –   лично передать Николаю II письма от великого герцога  Гессенского и  Рейнского  Эрнста Людвига, являвшегося родным братом супруги русского императора.

(Великий Герцог очень желал прекращения войны и, независимо от писем Васильчиковой, делал попытки завязать переговоры о мире, но безуспешно.
В половине апреля 1915 года Герцог отправил письмо своей сестре Императрице Александре Федоровне, в котором высказал мысль, что следовало бы строить мост для мирных переговоров. Он даже сообщил, что послал доверенное лицо в Стокгольм, которое могло бы вступить в переговоры, частным образом, с тем лицом, которое пришлет Государь. Царица, получив письмо от брата в то время как Государь был в Ставке, немедленно дала знать в Стокгольм, дабы присланный не беспокоился ждать и что время для мира еще не настало. Письмом же Государю она сообщила о том, прибавив, что поспешила кончить все до его приезда, зная, что происшедшее будет для него неприятно.


Для проезда по территории Германии и для въезда в Швецию Васильчикову снабдили немецким паспортом. Кроме того, ей снова передали мирные предложения МИД-а Германии и личное письмо брата Царицы к Их Величествам.

В письме Людвиг, Герцог Гессенский просил Их Величества выслушать Васильчикову, поздравлял Семью с наступающим Новым годом и выражал надежду, что «1916 год принесет мир нашим народам».
А на словах велел передать, что в Стокгольме будет постоянно присутствовать доверенное лицо Герцога, которое готово вступить в переговоры в частном порядке с посланцем Николая.

(Давайте запомним  это обещание немецкого Герцога, мы еще вспомним о нем, рассказывая о контактах русских посланцев о сепаратном мире  с германскими представителями в Стокгольме в 1916 году).


С современной точки зрения в этом «миротворческом визите» Васильчиковой не было ничего особенно предосудительного.  Таких «миротворцев» только на территории нашей страны в 90-е и «нулевые» годы  было множество. 
Напомню только несколько наиболее знаменитых «борцов за мир»: Сергей Ковалев, Борис  Немцов, Борис Абрамыч Березовский, не считая множества журналистов и «правозащитников», которые просто  специализировались на призывах к немедленному «замирению» с военными противниками России и заключению различных «перемирий», договоренностей со старейшинами» и прочих уступках им.
Я уж не говорю о позорных  Хасавюртовских соглашениях, подписанных А.И. Лебедем, которые и вовсе, по существу, были скрытой формой капитуляции российской армии в Чечне.
В те времена (начало ХХ века) подобное «миротворчество» еще было в новинку и воспринималось, в обществе, остро негативно, как акт предательства, или действия в интересах вражеских держав. Такое уж было «неполиткорректное время»…

Тем не менее, русская армия весной-летом 1915 года находилась в тяжелейшем положении, вынуждена была отступать из Привисленского края (Русской Польши) и Курляндии, бросить все свои западные крепости (которые строили и укрепляли последние  40-50 лет, вкладывая в них огромные деньги), потеряла огромные запасы вооружения и боеприпасов, материальных средств  (только в одной Новогеоргиевской крепости немцам досталось 1200 орудий, более 500 орудий было потеряно в крепости Ковно и т.д.), многие части нашей армии были деморализованы, обычным делом была массовая сдача в плен.
Так что вопрос о том, что делать дальше с этой мировой войной,  был далеко не праздным. Перспективы победы были самыми отдаленными.
В различных околовластных кругах все настойчивее стали разговоры о возможности сепаратного мира, как способа решения этой проблемы.


С немецким паспортом, в сопровождении доверенного лица, Васильчикова отправилась сначала в Дармштадт к Вел. Герцогу Гессенскому.

Узнав о поездке Васильчиковой, Герцог отнесся к ней очень сочувственно и снабдил ее письмом к Их Величествам. В письме он выражал надежду, что Их Величества выслушают Васильчикову, поздравлял с Новым Годом и выражал надежду, что он принесет мир. Затем Васильчикова приехала в Берлин, где имела беседы с фон-Яговым и получила «резюмэ» для вручения Его Величеству. Это «резюмэ» по существу было повторением того, что было отправлено 14 (27) мая 1915 года.
Через Данциг Васильчикова приехала в Стокгольм, где в посольстве получила русский паспорт. Обедала у нашего посла. Далее ехала на Хапаранду, где ее документы были просмотрены консулом. При просмотре документов на границе Васильчиковой посоветовали по приезде в Петербург побывать в штабе армии на Дворцовой площади, что она и обещала сделать. Ехала Васильчикова от Торнео до Петербурга одна и в 6 часов утра 2 (15) декабря приехала в Петербург и остановилась в гостинице "Астория".

М.К. Лемке в своих военных дневниках "20 дней в Царской Ставке", оставил такую запись:
2 декабря 1915 г.
"Сегодня нач. штаба Северного фронта генерал Бонч-Бруевич телеграфировал Алексееву:
«2 декабря в штаб VI армии  явилась для допроса прибывшая из Австрии фрейлина государынь императриц Мария Александровна Васильчикова.
По ее словам, она имеет около Вены, у ст. Клейн-Вартенштейн, имение Глогниц, где и была задержана с начала войны. Получив из России известие о смерти матери, Васильчикова добилась при содействии вел. герцога Гессенского (брат императрицы Александры Федоровны. — М. Л.) и за его поручительством разрешения выехать в Россию сроком на 3 недели с тем, что в случае если она не вернется, то ее имение будет конфисковано; предполагает обратно выехать через 15–20 дней. Прошу указаний, надлежит ли допустить Васильчиковой выехать за границу и, в утвердительном случае можно ли ее подвергнуть при выезде самому тщательному опросу и досмотру».

Резолюция Алексеева: «Пропустить можно. Опрос учинить можно, а досмотр только при сомнениях. Нет надобности наносить лишнее унижение, если в этом не будет надобности».
Зная язык Алексеева и его манеру писать резолюции, можно утверждать, что повторения и неладности этой резолюции свидетельствуют о волнении, в котором он был в то время".
 


Итак, русская фрейлина Васильчикова, с немецким паспортом (!) совершенно легально  прибыла  в Петроград .
Так как приезд фрейлины стал событием неординарным, ее тут же взяли под наблюдение русская контрразведка и полиция. Так что каждый шаг Васильчиковой в столице был под контролем.
Будучи  весьма энергичной особой, она тут же стала бомбардировать Царское Село запросами на предмет приема ее самим государем.
Кроме того, она явилась к министру иностранных дел Сергею Сазонову, показала ему письма герцога  Гессенского и  Рейнского  Эрнста Людвига и анонимную записку, смысл которой сводился опять-таки к необходимости заключить сепаратный мир, в противном случае англичане Россию предадут, а германцы нанесут ей сокрушающий удар.
На словах фрейлина добавила: «Мне велено сказать, что англичане за нашей спиной хотят заключить  сепаратный  мир с немцами. Увидите, они вас одурачат”.


(Как показала история и дальнейшие события, в этом предсказании фрейлина Васильчикова оказалась права  на все 100%.
Англичане таки «одурачили» своих незадачливых российских союзников, даже не допустив нашу эмигрантскую делегацию к участию в Версальских переговорах о мире, да  и в ходе Гражданской войны 1918-1920 годов тоже не слишком – то напрягались, предпочитая «доверять» самим русским белогвардейцам «таскать для них каштаны из огня»).

Давайте поразмышляем, насколько «глупыми» были действия этой «Нашей Маши» с точки зрения интересов России.
Наша страна ввязалась в Первую мировую войну (а многие историки считают, что и спровоцировала ее своим объявлением мобилизации), не имея ни конкретной цели в этой войне, ни ясно выраженных претензий к своим противникам.
Туманный лозунг защиты «братушек славян», после первых поражений,  довольно быстро померк и не очень-то коррелировался с вторжением наших лучших войск в Восточную Пруссию, которая была далековата от Сербии.
Даже пресловутые «освобождение Босфора и Дарданелл» и «водружение креста на Святой Софии» в Царьграде,  возникли только осенью 1914 года, после вступления Турции в войну на стороне Центральных держав.
Обычным солдатам (да и многим офицерам военного времени) было совершенно непонятно, за что именно они проливают кровь.
Немецкая агитация была поставлена неплохо, и рассказам о том, что русские льют свою кровь за непонятные «Дырдынеллы» и английское влияние в далекой Месопотамии, наши господа офицеры мало что могли аргументированно противопоставить.
Так что яд разложения и стремление к «замирению»  любой ценой, проникал в царскую армию уже с конца 1914 года, когда начались первые массовые «братания» с немцами на Рождественские  праздники, и массовая сдача в плен наших солдат и дезертирство.


Вот, что записал об этом, в своем военном дневнике, великий князь Андрей Владимирович, посещавший соединения 1-й, 2-й и 10-й русских армий, стоявших в приграничных районах Восточной Пруссии:
«23 ноября 1914 года.
Сегодня при разборе бумаг между прочими было сообщение генерала Сиверса, командующего 10-й армией, что за последнее время наблюдалась массовая сдача в плен, даже целыми ротами в 84-й пехотной дивизии. В одном случае сдалось целых три роты.
Генерал Сиверс, давая оценку этому печальному случаю, просит провести законодательным путем закон, по которому всякий пленный теряет право в будущем возвращаться на родину и фактом сдачи в плен считается выбывшим из русского подданства…»

Как видим, массовая сдача в плен очень сильно беспокоила русских полководцев уже в ноябре 1914 года.
А вот что в.к. Андрей Владимирович записал в декабре 1914 года:
«Офицерский состав почти во всех пехотных полках не превышает 10 - 15 и лишь в редких случаях достигает в некоторых полках. Были полки с одним офицером…
Без офицеров вести атаки почти невозможно. Даже сидение в окопах без офицеров пагубно действует на людей.
Командир 1-го армейского корпуса рассказал случай, когда пришел из окопа унтер-офицер просить дать им в окоп офицера, который хотя бы «ни пущал» ходить, но чтобы сидел у них, а то, как он выразился: «Мы сбегим»…
В 1-й армии...
Встречается масса бродячих отдельных солдат. Кавалерии было даже поручено делать облавы в лесах и болотах. За один день было переловлено свыше 600 человек. В некоторых селениях хотя и были патрули, но цели они не достигают…»

За ОДИН день конные патрули переловили в тылах только одной, 1-й армии свыше 600 беглых и бродячих солдат…

Но может быть, солдаты подкачали, а зато полководцы были мОлодцами, как на подбор, и все рвались в бой с «коварными тевтонами»?!
Посмотрим,  что записал  в.к. Андрей Владимирович об этом:
«22 октября 1914 года.
Наш главнокомандующий решил съездить в 10-ю армию генерала Сиверса,  в районе Сувалкской губ. Дабы выяснить на месте причины медленного наступления на Восточную Пруссию. В 12 ч. ночи мы выехали и 20 октября к 7 ч. утра прибыли на станцию Гродно…
На обратном пути генерал Рузский мне говорил, что главная заминка в наступлении заключалась в том, что корпуса бывшей 1-й армии Ренненкампфа, после его знаменитого отступления, по-видимому, потеряли свой моральный дух, и не столько войска, сколько корпусные командиры, потерявшие всякую веру в себя. Кроме того, некоторые корпусные командиры (Мищенко), как Рузский выразился, безграмотные в военном деле, ждут наступления соседа, а сами не двигаются.
Им мерещатся все новые и новые немецкие корпуса, и потому постоянно доносят в оправдание, что наступление невозможно ввиду превосходства неприятельских сил».

Вот такое  «политико-моральное состояние» многих соединений царских  войск было  НА ДЕЛЕ  уже осенью 1914 года, задолго ДО поражений весны-лета 1915 года в Галиции и очищения Русской Польши…

Не правда ли, это как-то слабо коррелируется с некоторыми  бравурными статьями современных историков и публицистов, уверяющих что  весной 1917 года царские войска в новой попытке наступать  уж непременно «наложили» бы тевтонам «по первое число»?!
Думается, все эти обстоятельства надо бы учесть, рассматривая вопрос о степени приемлемости, или неприемлемости переговоров о сепаратном мире, которые германская сторона НЕОДНОКРАТНО предлагала царскому правительству и Николаю Второму лично.

Было бы, конечно, интересно изучить  само  СОДЕРЖАНИЕ  всех  писем, которые  фрейлина Васильчикова привезла царю (и его ближайшему окружению). Что именно там было написано, какие условия для заключения мира предлагала Германия России, и ее союзникам, были ли они неприемлемыми, и если «да», то – почему?
К сожалению, в нашей историографии этот вопрос, почему-то, обходят молчанием.
Мне, во всяком случае, не удалось найти полный текст этих документов.

После этого отступления, продолжим рассказ о  визите  фрейлины Васильчиковой.
Интересные подробности этой миссии сообщает жандармский генерал Александр Спиридович  в своей книге «Великая Война и Февральская Революция 1914-1917 гг.»:
«Тотчас же по приезде Васильчикова написала письмо Императрице, прося принять ее, как делала обычно, приезжая в Петербург и отправила с ним письмо Герцога Гессенского и «резюмэ»
Вскоре из дворца протелефонировали, что письмо вручено по назначению. В тот же день Васильчикова зашла в штаб на Дворцовой площади, где ее допросили о причине ее приезда, на что она объяснила, что отпущена из Австрии в Россию на три недели под поручительство Великого Герцога Гессенского, ввиду смерти ее матери. И что, если она не вернется, то ее имение будет конфисковано.
6-го декабря Начальник штаба Северо-Западного фронта генерал Бонч-Бруевич телеграфировал о Васильчиковой генералу Алексееву и спрашивал, можно ли допустить выезд ее заграницу и, если да, то можно ли при выезде подвергнуть ее тщательному допросу и осмотру. Генерал Алексеев положил резолюцию: «Пропустить можно. Опрос учинить можно, а досмотр только при сомнениях. Нет надобности наносить лишнее унижение, если в этом не будет надобности».
Поджидая ответа о приеме из дворца, Васильчикова отправила по почте письмо В. Кн. Елизавете Федоровне и никуда из Петербурга не выезжала. Но ответа не было.
Между тем, благодаря обширным связям Васильчиковой и родству, в высшем обществе распространился слух об ее приезде и пошли сплетни об ее, якобы, измене, о том, что она шпионка.
Эти слухи дошли до Васильчиковой.
Видя, что дело принимает странный оборот, она обратилась к министру Иностранных дел Сазонову, прося принять ее. Сазонов назначил час приема. Принял он ее нелюбезно и даже сердито.
Сазонов сказал, что он знаком с ее письмами к Государю, который давал их ему читать, знаком хорошо и с «резюмэ».
Он очень пренебрежительно говорил об Императоре Вильгельме и о Герцоге Гессенском и заявил: «Пока я у Цепного моста и пока Германия и Австрия не будут стерты в порошок - мира не будет».
Они расстались.
 
Неудача приезда была для Васильчиковой очевидна. Царское Село хранило полное молчание. Васильчикова решила ехать обратно.
Но в Петербурге уже поднялся настоящий скандал. Председатель Гос. Думы Родзянко и многие другие кричали по гостиным, что приехавшая из Австрии Васильчикова хлопочет о сепаратном мире, что того добивается «немецкая партия при дворе», что того хочет Царица Александра Федоровна.

Уже говорили, что навстречу Васильчиковой было послано доверенное лицо, что ее очень ласково, но тайно, приняли в Царском Селе, что она тайно выезжает туда неоднократно. Говорили о целом немецком комплоте, во главе которого стоит Императрица. Больше всех трубил Родзянко. Слухи эти дошли и да Их Величеств. Государь был очень недоволен всем происшедшим и приказал Министру Внутренних дел Хвостову ликвидировать все дело, а Васильчикову выслать из Петербурга.
В отсутствии Васильчиковой, в ее номере, был произведен обыск, но вообще ничего обнаружено не было.

 Явившийся министр Хвостов с Белецким объявил Васильчиковой, что, по Высочайшему повелению, она подлежит аресту и  высылке из Петербурга.
На вопрос, за что, Белецкий пояснил, что английский посол Бьюкенен заявил, что он не может спокойно спать, пока А. А. Васильчикова находится в Петербурге.
В министерском вагоне, в сопровождении жандармского офицера, чиновника Министерства Двора и четырех чинов охраны, Васильчикова была отвезена в имение своей сестры Милорадович, что около Боровичей, Хорольского уезда, Черниговской губернии. Там она и жила до самой революции.
О Васильчиковой иначе не говорили, как о шпионке.

В более низшие слои общества эта легенда прошла, как нечто неясное, но нехорошее, во что была замешана Императрица. Газеты инсинуировали на Васильчикову. Она сама просила министра Двора или принять меры против печатания оскорбительных для нее статей, или снять с нее звание фрейлины. Последнее было исполнено.
Приехавший с докладом Белецкий доложил, какие меры приняты для наблюдения за Васильчиковой. Он доложил, что делу придано совершенно неправильное освещение и обвинял в этом главным образом Родзянко, который в заседании Бюджетной комиссии дал ряд неверных о том сведений. Сведения эти были использованы прессой.
Из приезда Васильчиковой устроили скандал, которым, через ее голову, били по Императрице. Таково было враждебное отношение к Ее Величеству даже среди высшего общества. То было знамение времени. Прелюдия революции. Их Величества, в угоду «общественному мнению», пожертвовали тогда М. А. Васильчиковой, которую давно и хорошо знали. Она этого не заслуживала».
Так вспоминал о миссии фрейлины Васильчиковой начальник императорской дворцовой охраны, генерал-майор Отдельного корпуса жандармов Александр Иванович Спиридович.

В следующей главе рассмотрим  попытки переговоров о сепаратном мире, предпринятые царскими сановниками в 1916 году.
https://www.proza.ru/2017/04/03/1360
На фото: фрейлина Васильчикова (справа в большой шляпе) и великая княгиня Елизавета Федоровна. 1911 год.

Продолжение: http://www.proza.ru/2017/04/06/530

© Copyright: Сергей Дроздов, 2017
Свидетельство о публикации №217040301360