Однажды к дому Князева пришли рабочие в телогрейках. Дело было летом, но рабочим на это было поебать. Они пришли, разломали бетон, разрыли землю, вскрыли трубы - и пиздец, Князев и прочие жильцы остались без воды. Напрочь. Это блядство называлось "капитальным ремонтом систем", и поделать тут было нечего. Хуже всего, что канализация тоже попала по капитальный ремонт. Жильцам приходилось гадить в ведра и тазы, а потом выносить и выливать гавно в поставленные на улице контейнеры.

Контейнеры были без дна: это был мудрый креатив начальника ЖЭУ. Ремонт предполагалось начать еще зимой (!), и начальник, помня из уроков природоведения, что все жидкое в холода становится твердым, придумал эдакую хитрую хуйню - отъебашить у контейнеров днища. С тем расчетом, что все насраное и нассаное жильцами будет схватываться морозом, а следовательно - не растекаться и не вонять. А когда контейнер заполняется - куб заледенелого дерьма спокойно вытряхивается в кузов грузовика и транспортируется на свалку. И там уже, по весне, благополучно воняет и растекается. Но человек предполагает, а располагает вышестоящее руководство. Не то что бы кто-то там решил пожалеть людей и не лишать их воды, канализации и отпопления зимой - хуй то там, дело есть дело. Просто что-то протормозили со сроками, материалов вовремя не подвезли, бригада забухала... Короче, начали только летом. А так как отхуярить днища у контейнеров дело несложное, и приказ был подписан, так и поступили. Поэтому растекалось и воняло прямо во дворе, неподалеку от детской площадки, а местные газеты ебали (образно говоря) начальника ЖЭУ в анал. Но образная ебля анал не щекотит - начальнику было насрать, он уважал дело, но не слово. При этом, повторимся, он был мудр - газеты угрожали кишечными эпидемиями, начальник смекнул: значит, срать будут больше, значит - чаще вывозить, а это транспорт, бензин, затраты. И вот по его просьбе санэпидемстанция во избежание эпидемий засыпала все окрестности тремя слоями хлорки, залила карболкой и фурацилином, отчего вонять стало еще больше, а несколько местных детей попали в больницу с отравлениями.

Детей у Князева не было, кота он на улицу не пускал, домой обычно возвращался в таком состоянии, что не до размышлений, что это бля в самом деле за вонь, так что в этом плане дискомфорта он не испытывал почти. Учитывая, что контейнер стоял все же в определенном отдалении от князевского парадняка, и не попадал под траекторию его маршрутов, возможность прийти домой в чужом дерьме тоже отпадала. Свое собственное дерьмо Князев в контейнер не кидал - эту проблему он для себя тоже решил сравнительно быстро. Первое время он, как ни в чем не бывало, срал в собственный унитаз. Видимо, так делал не он один, уж больно быстро стояк переполнился, и каловые массы хлынули через край в квартире первого этажа. О чем хозяин этой квартиры энергично уведомил остальных жильцов, поклявшись в случае повторения инцидента выливать поступающее ему дерьмо под двери этих самых остальных. Но так как за руку, вернее за жопу, поймать он никого не мог, Князев справедливо рассудил, что к нему на пятый этаж сосед заберется не скоро, а может и вовсе поленится, отдавая предпочтение нижним этажам.

Но тут возникло еще одно препятствие: так как слив тоже не работал, говно отказывалось тонуть. Попавший врасплох Князев вновь с блеском вышел из ситуации: посрал на газетку, свернул ее и выкинул сей подарочек в окно (любопытная дворничиха в пять утра своим матом перебудила весь дом. Только Князев не проснулся). Позже он усилиями воли задал таки своему организму режим, при котором позывы к дефекации приходились на темное время суток. Тогда Князев спокойно выходил во двор, и срал, где ему понравится. Дворничиха уже собиралась устраивать ночные засады, однако ломаный график и различная местодислокация сранья навели ее на мысль, что срущих - несколько. И она смирилась, компенсируя утренние сюрпризы воплями и жалобами всем и вся.

Уволенный с работы, праздношатающийся Князев так же взял за правило опорожнятся в гостях. В гости он ходил ежедневно, по собственному сложному графику - чтоб не онастопиздеть в одном месте и не лишиться там привилегий дорогого гостя. В одних гостях он на халяву ел, в других - бухал, в третьих - курил гашиш, в четвертые заходил поебаться. В некоторых получалось и по два-три удовольствия враз. В самых исключительных удавалась сразу вся программа. Но это было крайне редко - такие эпизоды Князев закреплял в своей биографии как "лучшие дни моей жизни". Вспоминал с трепетом и слезой. Теперь в гостях требовалось еще и опорожниться. Казалось бы, на такую просьбу едва ли можно получить отказ, но не тут то было - в некторых домах Князева и так уже еле терпели, и это его сранье становилось последней жирной каплей. Какого хуя, думали хозяева, раньше он приходил, все съедал, выпивал, выкуривал, еб, а потом еще оскорблял и устраивал драку. А теперь он до кучи и гадит.

Еще было хуево, что по утрам как всегда сушняк, а воды - ни глоточка. Воду вечерами привозила машина-водовозка, но эти моменты Князев регулярно проебывал. Не проебал только однажды: в тот раз он как раз подходил к дому, увидел водовозку, собрался уж было ломануться за ведром, но тут выяснилось, что водитель приехал порожняком - просто к какому-то приятелю за какой-то хуйней. Толпа с ведрами и бидонами, высыпавшая при виде долгожданной цистерны, и обломавшаяся, ввалила пизды и водителю, и приятелю. Князев тоже с удовольствием поучаствовал в потасовке, получил по печени, но и сам успел кому то хорошенько пару раз уебать. Кажется - дворничихе.

Короче, проблем этот капитальный ремонт Князеву насоздавал. Хоть и трудно сказать, он ли тому причина, но однажды оказался Князев дома - ночью, вернее, ранним утром, один, с похмельной бессоницей, без бабок, жратвы, конопли, водки, баб, перспектив. С хуевым настроением, и с голодным котом, тупо пялившимся в пустую миску. "Колдует" - подумал Князев про кота. Но про голодное животное думать было в облом - он стал смотреть в окно. И увидел. Это была голая женщина. Вернее - женщина, переодевающаяся у окна в доме напротив. С распахнутыми шторами. Ничуть не стесняясь возможных зрителей. Как будто - напоказ, специально для них. Ночное блядь пипшоу по заявкам. Присмотревшись, Князев ее узнал. А как только узнал - понял: этот спектакль устроен для него. Онли. Этот бюст третьего размера, эту жопу, эти конопатые плечи, эти круглые колени, эти рыжие волосы в разных местах - звали Галей. Не особо то Галя блистала внешностью, Князев рыжих вообще не жаловал, но в общем то, она была не без приятственности. Опять же, большие сиськи. К тому же Князев давно задавался философским вопросом: ежели женщина рыжая, на лобке у нее волосы такого же цвета? Или нет? Проверить все не подворачивался случай. И вот - подвернулся. Князев был уверен: этот стриптиз Галя устроила исключительно для него. Они были шапочно знакомы: Галя работала медсестрой в местной больнице, Князев однажды там лежал-лечился, от скуки прибалтывал Галю, впрочем, как и других медсестер, на поебаться. Кажется, тогда у него и возник этот философский вопрос про волосы на лобке: в белом обтягивающем халате девушка наводила на мысли, близкие больше всего именно к этому месту. Но медсестры, в том числе и Галина, предпочитали Князеву дежурных докторов - мрачных хирургов с волосатыми руками. А так как Князев попал в больницу после того, как огреб исключительнейшей силы пиздячек, то во внешности он конкуренцию докторам не составлял.

Потом они с Галей пересеклись на какой-то пьянке в каких-то гостях - все было на мази, Князев даже вдоволь похватал ее за сиськи, и уже понял, что и дальше все получится, и рыжий вопрос будет снят с повестки дня. Но - человек предполагает. В тех гостях все ебальные места были заняты, а пока Князев прикидывал, стоит ли вести эту дуру к себе или ну ее на хуй, он успел уработаться в говно, и ему стало не до секса и не до философии.

Но в этот раз философия Князева просто переполняла. Еще сильнее было желание немедленно Галину поиметь. Иными словами, Князев весь возбудился. А когда Князев возбуждался, он начинал мыслить своеобразно: коротко и конкретно, убивая никчемные сомнения до их еще рождения. Он, как и начальник ЖЭУ, тоже был человеком дела - он в этом убедился однажды, проснувшись рано утром с отчаянного бодунища: включенный заведенным таймером телевизор поприветствовал его бодро-мерзким голосом: "Доброе утро, деловые люди! Поставьте ноги на ширину плеч!..". Не будем отвлекаться: деловой человек Князев размышлял всего несколько секунд. За эти секунды он успел впрыгнуть в тапочки, схватить ключи от квартиры, дать поджопник коту... Все было ясно и Князев, хлопнув дверью, понесся навстречу сексу и философии. На уровне третьего этажа галиного парадного ему в голову еще пришла короткая мысль о гандонах. Пришла и исчезла куда-то. Мысль о том, что Галя, вроде, живет не одна, а с каким-то мужиком, начала формироваться уже после звонка в квартиру, как раз в тот момент, когда этот самый мужик завозился с дверным замком. Мужик был не то чтобы очень уж здоровым, но рядом с сильным, но легким фитилем Князевым смотрелся весьми и весьма. К тому же он обладал злобным, хоть и заспанным ебальником. "Настоящий убийца бля" - успел подумать Князев и ему стало жалко себя. "Тебе чего?" - спросил мужик. "Да нихуя" - опять же только подумал Князев. Расправа казалась неминучей, но в этот опасный для здоровья миг - мозг не подвел."Мне бы этого, того, - водички бы набрать. Из соседнего дома я..." "Воды?" Мужик подумал. "А, ну да. Ну давай что ли ведро". Ведра, конечно не было. Князев издал несколько невнятных звуков, потом пробормотал "щаз, щаз, я за ним сбегаю..." - и мгновенно сквозанул вниз по лестнице, теряя тапочки и матерясь. Мужик в совершеннейшем охуении посмотрел вниз, плюнул и пошел досыпать.

На улице Князев остановился, отдышался, закурил. Секс и философия окончательно выскочили из его головы. Князев подумал с благодарностью о начальнике ЖЭУ. Вообще-то он его знать не знал, просто подумал, мол, спасибо тому распиздатейшему человеку, который затеял всю эту канитель с капремонтом. Однако, спустя полминуты, Князев начал думать о нем в радикально другом смысле: почуяв удушливую вонь, он глянул под ноги - так и есть, левым тапочком основательно вляпался. Судя по всему, говно было его собственным. Точно - вот и обрывки детектива про супергероя Лупоглазого, именно эту книжку Князев в последнее время использовал в качестве утиральника. Он принялся громко материться, пытаясь счистить экскременты с подошвы, но те еще пуще размазывались и пуще воняли. К его воплям присоединилась появившаяся неведомо откуда дворничиха. Призывая Князева в свидетели (хотя он, натурально, был потерпевшим), она верещала, что вот, мол, а я что говорю, серут и серут, прямо спасу нет никакого, поймать бы ублюдков да мордой, мордой, мордой.

"Идите на хуй все" - сказал Князев громко, бросил уделанный тапок в раздавленной зловоняющей кучке и поковылял домой, опираясь на босую пятку. Кот благоразумно спрятался. Князев вышвырнул второй тапочек в окно, в дворничиху не попал, озлился еще больше, и завалился спать. В этот раз он увидел во сне женщину с большими грудями, веснушками на плечах и рыжими волосами на лобке.

Рассказ второй. Алкогольный Апокалипсис



Князев проснулся рано: похмельная бессоница опять заворочалась в нем, вытащила из постели, поставила на ноги, отвела в туалет, заставила закурить, вздохнуть, пёрнуть и сидеть у окна, неизвестно зачем дожидаясь рассвета. Рассвет наступил, и не принес с собой ничего нового и уж тем более хорошего. Единственным разнообразием стал разве что бегущий по безлюдной улице носорог. Маленький, размером с большую свинью, но с солидным, угрожающе задранным рогом. Князев знал, что носорог - галлюцинация, но легче от этого не было. Животное завернуло за угол его дома, через мгновение в подъезде послышался громкий стук копыт, а следом раздались гулкие удары в дверь князевской квартиры...
Данное происшествие - на самом деле лишь послесловие к одному из самых, не спиздеть, эпохальных эпизодов князевской жизни. Впрочем - то был эпохальный момент в жизни подавляющего большинства колымских алкашей, молодых, старых и вообще младенцев. А именно - в поселке вдруг исчезла водка. Вообще. Напрочь. Вдребезги. К ебеням. Если вдаваться в подробности и устраивать журналистское расследование - это был мудрый креатив местного алкогольного магната. Год на дворе стоял 1997-й или что-то около, водку в местные ларьки везли все, кому не лень. Магната это заебло: в один прекрасный день силовым методом, то есть - пиздя, пизжа, отпиздивая и даже вовсе убивая конкурентов, магнат все эти мелкие подачи разом прекратил. С тем, чтобы через несколько дней обрушить в глотки ко всему привыкших колымчан, которые в свое время жрали солидол под видом американского мёда, запивая это дело союзнической же йодной настойкой (от последней по еблу тянулись синие пятна. Возможно, именно здесь таятся лингвистические корни славного слова синявка. Хотя...) так вот - обрушить в их пересохшие глотки тонны опять же американского пойла. Гигантскую партию которого магнат выиграл в карты во время визита к зёме, корифану и подельнику, проживающему в Анкоридже, штат Аляска.
Но человек предполагает, а погода располагает. То был март. А колымский март - это ни хуя не апрель, и уж тем более не май. Закружило-завьюжило, фуры с американской отравой застряли на трассе, шоферюги с горя начали глушить ценный груз, радостно горланя на всю тайгу "и только саммалеооотом можна долететь!!!". А горняцкий поселок на десять тысяч жителей, в котором Князев имел глупость родиться и проживать, впал в полное охуение от происходящего. Еще бы: исчезло то, что было блядь нахуй всегда, всегда, всегда. Короче, к оружию, братья, иначе следом за этой напастью из-за сопок появятся бомбардировщики, потому что это пиздец.
Следует заметить, что магнат рисковал, но не сильно. Вот если бы он затеял свою операцию осенью - тогда реальный пиздец пришел бы его магнатству, да и жизни тоже. Потому что когда по осени из лесов вылезут старатели, никакого оружия, чтобы угандошить того, кто посмел и покусился, им не потребуется - задавят голыми мозолистыми руками. Если отхуярившего сезон старателя лишить водки
- всё окружающее почти мгновенно лишится всего, мир исчезнет, взорвется, рухнет, лопнет, и придет ему настоящая и окончательная пизда.
Так размышлял Князев, бредя от магазина к магазину, от ларька к ларьку, задавая продавцам один и тот же, в конец уже заебавший их, продавцов, вопрос - "где?" Самые остроумные отвечали "в пизде", прочие в подробности не вдавались: нету. Как так? - размышлял Князев. А так как он вообще был склонен к размышлениям разного рода, и обычно далеко в этих размышлениях заходил, то выводы у него рожались самые что ни на есть хуинные. Типа: Апокалипсис. Или: Инопланетяне. Или того хуже: Эксперимент по глобальному отрезвлению нации, который ебаное правительство решило провести для начала на его, князевской, территории.
С одной стороны и хуй бы с ним, думал Князев. Нет водки
- можно хуярить анашу и пить "Анапу". Анаша на Колыме была нехуевая, потому что в данной местности не произрастала, и ее привозили из южных республик южные барыги. Деньгам они предпочитали драгоценный металл (из которого, сильно подозревал Князев, в последствии куется оружие чеченского пролетариата), но и деньги брали охотно. Однако как раз в этот злополучный период анаша что-то везде позаканчивалась, и хотя пурга и вьюга уже прекратились, путь в поселок преграждали фуры с американским алкоголем, в недрах которых опившиеся шоферюги и присоединившиеся к ним егеря, сотрудники метеостанции, геологи, дорожные рабочие и даже, кажется, медведи и лоси хором исполняли песню про Колымскую трассу, которая Магадана душа. То есть с анашой так же был облом. Так же, впрочем, как и со всеми другими поставками.
А что касается "Анапы", то тут Князева подвели принципы и склонность к размышлению и анализу. Ведь с другой стороны, думал он, как можно сидеть и хуярить спокойно "Анапу", когда налицо реальный заговор против
человечества? И продолжал поиски. А когда на второй день решил таки взбодрить себя хоть уж вином, облом приключился и здесь: ебучие алкоголики, почуяв беду, скупили всю "Анапу", и весь "Агдам", и все "Три семерки", и уже приканчивали остатки шампанского, попутно утаскивая в свои берлоги ящики с "Беломором". Они поняли, что блокада обещается нехуевая, и решили быть наготове.
Так прошло почти уже три дня, и под вечер третьего, когда трезвость достигла такой степени, что охуение по этому поводу начало сменяться отчаяньем, Князев нашел. Отказывающийся уже соображать мозг, выдал таки подсказку: ищи Сидора, Князев, ищи Сидора.
Сидор был младше Князева на пару лет, но по алкогольному стажу значительно мудрее, так как был алкоголиком в третьем поколении. Обладал незаурядным умом с филолого-лингвистическим уклоном. Размышлял, например, так: "ЫЫЫЫЫ, а отчего эта ногти на руках называются ногти? Про те, что на ногах - да, справедливо, а на руках должны быть рукти, по логике если. А у зверей лапы - значит у них лапти...". Без водки он не мог мыслить, а следовательно - существовать.
Сидору, между тем, повезло: о блокаде он ни хуя не слыхал, потому как пятый день находился в сосредоточенном запое. Причиной запоя стала сидоровская старшая сестра, по беспечности оставившая братцу ключи от квартиры, а сама уехавшая погостить к ебарю, проживающему в Анкоридже, штат Аляска. Не прошло и десяти минут после отъезда сестры, как Сидор отправился к ней поливать цветочки. Дура сестра алкоголя не употребляла, боясь плохой наследственности, зато коллекционировала заморские бутылки, щедро поставляемые ей её зарубежным хуем. Нередко она спасала брата от утренней смерти, но больше ста грамм враз не наливала, жадная сука, никогда. Сидор планировал за всю хуйню отвести душу - и не прогадал.
Когда Князев, излазивший в поисках Сидора все притоны, конспиративные квартиры и теплотрассы, вспомнил, наконец, про сестру, коллекция сестринского пойла стала меньше уже на две трети. Сидор обрадовался товарищу, так как заебся уже пить один: сестринские попугаи быстро сдохли от передозировки, а кошку он выкинул в окно, чтоб не отвлекала от мыслей своими дурацкими мяу-мяу. Князеву был немедленно налит стакан, который тот немедленно опорожнил, зажрав сухим кошачьим кормом
- больше из продуктов ничего не оставалась.
После этого Сидор предложил продолжить пиршество в князевской квартире. "А то мы тут все загадим, а Светке потом убирать". Князев возразил, что гадить, собственно, уже и негде - Сидор обладал способностью уникально быстро превращать в вонючие трущобы любое жилое помещение, вот и сейчас он успел наблевать в аквариум со сдохшими по такому поводу рыбами, заплевать весь пол и зачем-то насрать на угол ковра. "И потом, здесь хоть закуска есть, телевизор, а у меня вообще ни хуя". "Закуску с собой возьмем, а телевизор один хер не работает, я тут было в него нассал, и он сломался. А меня гляди, как контузило", - Сидор растегнул штаны и продемонстрировал почерневший от электрошока орган. "Зачем ссал-то?" - полюбопытствовал сочуственно Князев. "Я чего они хуйню всякую показывают. А теперь вот не стоит ни хера. Дрочил, дрочил..."
Они выпили еще по стакану за половое здоровье Сидора, насыпали в карманы сухого корма, выпили еще - на дорожку, загрузились двумя двухлитровыми бутылками джина "Маккормик" (отвратительного пойла из Анкориджа, штат Аляска, тонны литров которого в это же самое время, булькая, держали путь к пищеводам застрявших на Колымском тракте шоферов, а так же старателей, геологов, бурильщиков, егерей, медведей, лосей, зайцев и полярных сусликов) и отправились в путь. По дороге Сидор пел песню про шапку-нивидимку, которую он обязательно натянет на свой черный хер и отъебет всех сказочных героев, что попадутся на его пути. Князеву стало весело, он понял - сумасшествие миновало, мир уцелел. Потом Сидор зацепил какого-то трезвого мужика, получил неслабых пиздячек, и его пришлось нести на себе. Сидор помогал как мог: волочил по земле ногами и вопил Князеву в ухо: "брось меня, брат! Уходи один! Иначе погибнем оба!" Он вообразил себя раненным партизаном.
Дома у Князева они выпили одну двухлитровку пахнущей еловыми опилками мерзости, а затем принялись развлекаться: швыряли стаканами в стену (стаканы взрывались как гранаты, засыпая пол мелким стеклянным крошевом), гоняли кота, по глупости решившего, что сухой корм принесли для него, и выкинули в окно кастрюлю, чуть не лишив местное ЖЭУ штатной единицы в лице пожилой дворничихи. Потом подрались и легли спать. А утром все началось сначала.
Все началось сначала и продолжалось еще три дня. На четвертый коллекция сидоровской сестры прекратила свое существование, зато в ее бельевом шкафу, под трусами и лифчиками, нашлась денежная заначка. К этому времени шоферам на трассе надоело драть глотки на морозе, они соскучились по семьям и решили, что пора завязывать. Зайцы, лоси и геологи разбежались по своим лесным тропам, взревели моторы - и вскоре прилавки поселковых магазинов заполнили двухлитровые пластиковые баттлы отвратительнейшего джина "Маккормик", произведенного в Анкоридже, штат Аляска. Батарею этой отравы и увидел Князев в ближайшей торговой точке, куда отправился за добавкой с остатками денег. Его ротовая полость мгновенно заполнилась еловым вкусом, после чего он, облевав прилавок, бросился бежать. Он окончательно понял: беда обошла стороной, заговор если и был, то все равно не узнать теперь имя главного заговорщика. И еще он понял, что пора заканчивать. На время, конечно, но - пора.
Мы начали с носорога - им и закончим. Похмельный синдром терзал Князева еще четверо суток. Бессонные ночи, тупое ожидание рассвета и, наконец - опасные для жизни материализующиеся галлюцинации... Дверь трещала от ударов. Князев понял, что через минуту эта тварь его просто забодает - замок еле держался. Вот, сейчас... В дверях стоял Сидор. В руках он держал почему-то подушку. "Ты что ж, падла, не открываешь? Замок теперь чинить... Я эта, привет. Я спать к тебе пришел. Один дома боюсь: животные разные донимают, попугаи всякие. Летают, понимаешь, и срут. Летают и срут. И еще носорог, падла. Бодается...".

Рассказ третий. Кися-Пися




Князев вообще любил животных. Но не до такой степени, чтобы самому их заводить. И так голодно. Но этих животных ему иногда подсовывали. Определяли на жительство. Так и лишились короткой, но героической жизни парочка не замеченных по пьяни хомяков, расплющенные тела которых поглотило жерло унитаза, и одна черепаха, после исчезновения которой друзья-собутыльники Князева дружно решили, что черепаховый суп - хуйня и пища для извращенцев.
Но совсем не так вышло с Кисей-Писей - такую кличку придумал Князев лохматому черно-белому ублюдку якобы сибирской породы. Поначалу, в младенчестве, кот демонстрировал рыжеватый окрас, за что был немедленно окрещен Рыжысером (производное от "рыжий сёр": срать кот взялся не по годам обильно). Но потом кот мимикрировал под внешние условия - стал черно-белым, как князевская жизнь. И был незамедлительно переименован. А так как мочился он столь же обильно, как и срал - кличка прижилась. Так вот, Кися, хуй знает при каких обстоятельствах появившийся, оказался котом что надо. Потому и выжил.
Когда у Князева было много свободного времени, он почти все его посвещал воспитанию кота. Кот оказался существом, не спиздеть, гениальным, и витиеватой князевской педагогике внимал успешно. Так, на третий день своего появления он опрометчиво насрал на подушку. Когда Князев заметил вонючую улику, он как раз находился в состоянии меланхоличного опьянения, то бишь - был уделан до прозрачности и пятен (от большой дозы водки рожу Князева всегда покрывали красные пятна, он называл их "аллергией на беспонтовую жизнь", но это другая история).
Так вот, для начала засранец Кися выслушал пространную лекцию, суть которой сводилось к тому, что он, Кися, бесстыжая ебучая тварь, получившая доверие, дом и миску, доверие это не оправдавшая и по сути насравшая своему хозяину на голову. Потом кот был жестоко отпизжен (во время экзекуции Князев радостно скалился и ласково приговаривал "ата-та, ата-та"). Потом хозяин долго тыкал животное харей в растекшиеся по подушке экскременты, просвещая его в том плане, что "здесь не срать надо, а спать, сюда хозяин голову кладет, а ты, сюка, срать тут удумал". Потом кот, к тому времени охуевший до такой степени, что уже почти начал понимать русский язык, был транспортирован в сортир - здесь его долго погружали (на этот раз - жопой) в жестянку из под селедки, приспособленную под кошачий унитаз. Потом опять было пиздилово, а в конце процесса - новая лекция по понятиям.
На этот раз Князев объяснил Кисе, что все пиздатые люди (типа Князева) и пиздатые коты (стать каковым у Киси имеются кой-какие шансы) по жизни страдают, но зато время от времени господь награждает их нехуевыми бонусами в виде водки, секса, гашиша, помидоров и кошачьих консервов. А опять же, разные уебки, и коты, им принадлежащие, ходят облеваные и обосраные, получают пиздюлей, и вообще не в фаворе. В качестве иллюстрации Кисе была поведана история о печальной судьбине котейки, принадлежащем приятелю Князева, алкоголику Сидору. Тот вот так же насрал куда не след, за что был немедленно выкинут на улицу, где был мгновенно разорван на молекулы стаей охуевших от голода и 50-градусного мороза колымских собак.
После этого Князев и Кися расстались друзьями и отправились смывать с себя дерьмо, коим были изукрашены во всех местах. Оскверненная подушка, на радость местной дворничихе, полетела в окно, однако до земли не долетела, повиснув на дереве и тем самым довершив инсталляцию, составленную из использованных гандонов, разодранных окровавленных женских трусов и искусно извергнутой замерзшей на лету блевотины.
Неизвестно, что больше всего подействовало на животину - лекции или пиздюлины, однако он все понял. И потому срать начал в селедочную банку, а спать - на подушке (не той, что качалась на ветвях за окном, была бы у Князева единственная подушка - хуй бы он ей разбрасывался) рядом с башкой хозяина. При этом Кися демонстрировал моменты охуевания, заключающиеся в том, что когда старый травокур Князев принимался кашлять во сне - кот пиздил хозяина когтистыми лапами по ебалу. Князев ходил с исцарапанной рожей, но гордый за свое педагогическое мастерство.
Со временем Кися перенял как манеры и повадки хозяина, так и особенности его внешности. Он тоже был худым и узким, ленивым и меланхоличным на голяках и стремительным при виде или в предчувствии шаровой жратвы. В выпивке Князев кота ограничивал. Раз только, когда кот тяжело заболел какой-то хуйней и готовился уже склеить ласты, то бишь лапы - хозяин спас его изрядной порцией алкоголя. Хуй знает, как случился такой жизненный эксклюзив, но в то время Князев как раз хуярил коньяк. Стакан этого божественного напитка и был без сожаления вылит в глотку издыхающего уж почти животного. Кися почти мгновенно облевался, но две минуты спустя резко ожил, с места в карьер сквозанул по висящему на стене ковру под потолок, оттуда бомбанул жидким из-под хвоста на кровать (не задев к счастью подушку), потом, снова как бы умерев, обосранным мешком сорвался вниз... Короче, на другой день кот был совершенно здоров, только напрочь облез. Пару дней он напоминал просто крысу, потом шерсть стала обрастать какими-то клочьями, и Кися стал похож на крысу северных широт. Передвигаться стал почему-то боком. Но Князев был рад: он спас друга, которого любил уже всей душой, от почти нагрянувшего уже пиздеца.
Со жратвой было хуже: Князев хоть и делился с Кисей всем по-братски, но этого всего перепадало им крайне не часто, а брать кота с собой в гости, в коих хозяин предпочтал столоваться, не представлялось возможным: выпиздили бы безоговорочно обоих. Зато настоящий кайф наступил, когда Князева вдруг пиздорезнула любовь, и в доме его поселилась юная, тупая, истеричная, но все же женщина. Несмотря на ее хрюканья по поводу образа жизни возлюбленного, женщину можно было регулярно ебать, что Князев с переменным успехом и проделывал. Кот было тоже захотел женщины, принялся орать и ссать по углам, но уговоры, пиздюлины, угрозы кастрации и обещания со временем подогнать ему бабищу пореальнее его облагоразумили. Зато Кися стал предаваться удовольствиям гастрономическим.
Отец женщины был невьебенным охотником, жил где-то в глухой тайге, изредка выезжая в цивилизацию полечиться от сифилиса и навестить будущего зятя. В качестве подарка он привозил мешок дохлых уток-чирков, которых влет ебошил дробью из вертикалки. Нищий гурман Князев, помня про генитальные напасти будущего тестя, утками брезговал, зато вдоволь кормил ими Кисю, занимаясь одновременно дрессировкой. Дошло до того, что при слове "утка" умный кот, натурально, делал стойку, вероятно воображая себя реальным почти спаниэлем.
Потом Князев послал женщину нахуй (вернее, это она его туда послала, но куда приятнее было думать, что все наоборот), утки кончились. Разочарованный кот пару раз пробовал делать стойку на пустую миску, за что и получал незамедлительной пизды, дабы не напоминал, сука, о несчастной любви и разбитом вдребезги сердце хозяина...



Рассказ четвертый. Аллергия 



В детстве Князев был болезненным ребенком, часто простужался, сопливил и кашлял. Но в последствии возмужал и окреп, приобретя к зрелому возрасту одну-единственную, зато совершенно уникальную и вдобавок хроническую болезнь. У него была аллергия на работу. Любой трудовой процесс, подразумевающий некие физические упражнения, за которые начисляется жалованье, спустя короткое время вызывал в организме Князева особую химическую реакцию, причем реакцию весьма болезненную и совершенно непредсказуемую.

Началось с того, что, отдав ебучий долг Родине, дембель Князев, как обладатель профтехобразования по спецальности "контрольно-измерительные приборы", определился на работу в центральную котельную. В первую смену было весело. Котельная напоминала голливудские технотрущобы, в каких уебки типа терминатора или фреди крюгера огребают пизды от реальных жеребцов с мускулистыми жопами. Для пущего колорита Князев надыбал в раздевалке ватные телогрейку, штаны и кирзовые опорки, набил это дело песком и стекловатой, сочленил кусками проволоки, приспособил вместо лица сварочную маску - и подвесил голема под потолок в одном из корпусов.

Первой висельника узрела семипудовая начальница смены. Заорав басом, она хряпнулась в обморок, сорвавшись с трапа, сильно ушибив телом бетонный пол и сломав лодыжку. На счастье Князева, он раньше других услышал вопли и поспешил порадоваться произведенному эффекту. Узрев могучее бездыханное тело, юноша смекнул, что случившееся может обернуться для него нехуевым дисциплинарным взысканием, посему быстро спрятал имитацию подальше за трубы, а уж потом принялся приводить в чувство мадам начальницу, поливая ее ржавой водой из консервной банки.

Начальница отправилась на больничный, а через пару дней больничный лист выписывали уже для Князева: правую сторону его лица разворотил чудовищный флюс, от которого не спасали ни водка, сочувственно предлагаемая коллегами, ни лекарственные препараты, ни народная медицина (та же водка, но замешанная на сигаретном пепле, дубовых опилках, листьях алоэ и прочей поебени). И только после заявления "по собственному желанию" флюс волшебным образом сдулся.

После инцидента Князев сделал первые выводы, которые вскоре переросли в уверенность. Еще бы. Двухнедельные труды в гараже промкомбината обернулись трехнедельной лихорадкой с судорогами и подергиваниями конечностей. Десять дней работы грузчиком в универмаге закончились чудовищной силы расстройством кишечника, к финалу которого Князеву пришлось даже изобрести универсальный способ быстрого спускания штанов. Еще трагичнее завершилась летняя экспедиция в тайгу с геологической партией - Князев пустился на эту авантюру, рассчитывая отдохнуть от шума цивилизации, а так же насобирать для себя и друзей мухоморов, волшебное действие которых они довно мечтали изведать. Однако никаких псилоцибов, мескалинов и мускариев не понадобилось: уже на третьи сутки новоявленный изыскатель в бреду и галлюцинациях валялся в палатке, а начальник партии спешно вызывал по рации вертолет - налицо были все признаки поражения энцефалитным клещем.

Транспортировка умирающего Князева на Большую Землю обошлась геологам дороже, чем три подобные экспедиции, а Князев, ощутив себя на Большой Земле, умирать и бредить оперативно прекратил, и вскоре был здоров и крепок как голландский огурец.

Дольше всех он продержался в бригаде кровельщиков. Возможно, потому, что бригада состояла из таких же, как он, аллергетиков, и работать выходила не чаще раза в неделю. Получив на складе рубероид и кирпичи, трудяги на грузовике отвозили материалы к предполагаемому фронту работ, сгружали - и отправлялись на обеденный перерыв, который по старой рабочей традиции обильно спрыскивали спиртными напитками. По той же традиции перерыв на обед перерастал в пьянку, пьянка - в запой, кирпичи и рубероид либо заносило снегом (дело было зимой), либо их просто разворовывали ушлые граждане типа князевского другана Вовы. О Вове позже будет подробнее, ибо к аллергии Князева он еще поимеет непосредственное отношение.

Кровельщиком Князев пробыл всю зиму и почти всю календарную весну. На удачу работяг, наряды им закрывало хрупкое болезненное существо, которую бригада ласково звала "сукой Терешковой". Лазать зимой по крышам и проверять качество работы суке Терешковой было в лом, а так как в мороз крыши не текут, то и от жильцов жалоб не поступало. Так что все было заябись, кроме одного: денег за работу блядское ЖЭУ все равно ни хуя не платило. Мудрый его руководитель чуял подвох, а потому держал бригаду на голодном пайке, отделываясь мелкими авансами и продуктовыми отоварками. Но Князев был доволен: в счет зарплаты он оттопырил мешок муки и по паре ящиков тушенки и консервированных помидоров - и всю зиму пек мясные пироги, баловал себя пиццами и сэндвичами. А потом пришла настоящая весна...

Настоящая весна на Колыме начинается поздно. Зато и проистекает стремительно, чтобы дать дорогу столь же стремительному лету. Компенсация за долгую зиму: охуеваешь, когда буквально на твоих глазах лед и сугробы сменяет жирная черная грязь, а ее в свою очередь - беспредельная буйная зелень. Вот таким погожим весенним днем, радостно охуевший от весеннего воздуха Князев шлепал по грязи на работу. Намедни он как следует нажрался, и теперь, выдвинувшись аккурат к обеду, твердо рассчитывал на опохмел.

Хуй там. Подходя к пятиэтажке, еще с февраля облюбованной как очередной объект, Князев уже издали увидел подозрительную нездоровую возню. Так и есть: бригада, весело матерясь, устанавливала мачту подъемника. За зиму у подъемника добрые люди спиздили электродвигатель, и когда объявился поскучневший Князев, бригада как раз решала, где же спиздить новый. И начались трудовые будни: битум в стоящей на костре бочке коптил и вонял, корзина подъемника с визгом сновала вниз-вверх, кирпичи выворачивались из рук и падали на ноги. Перекуривали на ходу, за обедом пили кефир и минералку...

На третьи сутки таких блядских будней Князев почувствовал первые признаки недомогания. Однако развиться недомогание так и не успело, потому что на четвертые сутки будней Князев уебался с крыши. На самом-то деле трос подъемника лопнул на уровне третьего примерно этажа, но факт остается фактом - спускался Князев именно с крыши, с самой верхотуры. Оттуда, следовательно, и ебнулся - лично ему такая версия нравилась больше, так как трагичнее звучала. Спасло его то, что падение, во-первых, было не таким уж стремительным - корзина подъемника, внутри которой молодой кровельщик летел к грешной земле, все же цеплялась за какие-то тормоза и ступоры. А во-вторых, удар смягчили рулоны рубероида.

И все же катастрофа со стороны выглядела чрезвычайно эффектно. Минуты три после удара конструкции о землю стояла звенящая тишина - бригада уже решила, что молодому пролетарию пришел скоропостижный пиздец, и потянула с похмельных голов шапки-пидорки. Однако тут из эпицентра катастрофы послышались удивленные матюги, затем контуженый пролетарий кое-как выбрался из-под скособоченной корзины и поковылял в сторону конторы ЖЭУ
- увольняться.

После происшествия некоторое время осмысление собственной биографии приобрело у Князева мистический оттенок. Вероятно, думал он, существует какой-то ебнутый на голову ангел-хранитель, не допускающий, чтобы он, Князев, осквернял свои руки таким вульгарным занятием, как работа. И это само по себе неплохо. Хуево только, что нельзя у этого хранителя поинтересоваться - где в таком случае ему, Князеву, брать балабасы на жизнь и ея удовольствия? Где, блядь? А? Истина была где-то рядом, и в поисках ответа Князев погрузился уже в самый конкретнейший мистицизм, стараясь попасть в пятое измерение всеми известными ему способами. Но даже допиваясь до вполне уже материальных чертей, ответа он так и не нашел. Оставалось только заключить: "хуйня, пусть все так и будет".


Все так и было до самой осени - ничего тяжелее собственного хуя и емкостей с алкоголем Князев в руки не брал. Чувствовал себя превосходно, если не считать перманентного наличия двух других болезней, тоже хронических, но отнюдь не эксклюзивных - абстиненции и разбитого еблища. А осенью из мест заключения вернулся друган Вова... Но это действительно - уже совершенно другая история, которая, впрочем, не заставит себя ждать.

Рассказ пятый. Криминал




Однажды осенью из мест заключения вернулся друг князевский Вова. И жизнь стала несколько разнообразнее и остросюжетнее. Хотя была такой и не долго.

Не дольше даже, чем просидел Вова в тюряге. А просидел он там круглый год. Да и то сказать: чуть ли не половину этого срока Вова изъебнулся проваландаться на воле, одновременно как бы отсиживая свой срок в тюрьме. Можно было бы сказать, что этот хитрый выебон достался Вове волей случая, но на самом деле не так все просто - тут надо немного знать Вову. Человек этот являлся носителем польской фамилии и - чрезвычайно русскоязычной распиздяйской натуры. Водку и прочую отраву пил тоже как местный. К тому же его натура была героической, и, как водится - с криминальным оттенком. Из таких в войну получались самые пиздатые партизаны: попадется стопудово, но объебет любое гестапо, да еще спиздит на прощание со стола секретные карты или главного немца застрелит в сортире на очке.

Аллергии на работу у Вовы не было. Он работал с охотой в совершенно разных учреждениях, от конторы по сколачиванию гробов, до типографии и кабака. Была одна особенность: каждое учреждение, каждую фирму, на которую он некоторое время гнул спину, Вова непременно обкрадывал. Что-то пиздил в процессе, что-то - по увольнению. Как правило, он даже не попадал под подозрение, он и сел то по хулиганке - пьяный начистил ебосос своему бывшему однокласснику и даже сослуживцу, а ныне сотруднику ППС Паше Лысу. Но с присвоением чужого проколы тоже случались.

Так однажды Вовина сожительница Нина купила квартиру. Отмечая это знаменательное событие вместе с товарищем, алкоголиком Сидором, пьяный Вова вышел на лестничную площадку - ему с какого то хуя вздумалось послушать, как звонит в новой квартире дверной звонок. Однако на площадке его больше заинтересовала соседская дверь. Она была хлипкой, фанерной, и при этом - заколочена гвоздями. То ли кто-то купил квартиру, и еще не заселился, то ли наоборот - съехал. Вова на минуточку вернулся к себе, прихватил фомку, вскрыл соседскую дверь и приступил к исследованию. Счетчик был отключен, но и пламени зажигалки было достаточно, чтобы обнаружить в пустой квартире на кухне накрытые заляпанной известкой полотнами холодильник "Самсунг" и микроволновую печь. И стол, набитый банками с вареньем и солеными грибами. Вова вернул дверь на место и отправился бухать дальше. Той же ночью они с Сидором вывезли все богатство, включая грибы, на саночках в безопасное, по их мнению, место - на квартиру Князева. Сам он в это время находился в горячечном запое и ночевал, где застанет приход и ночь, а Вове успел оставить запасные ключи.

Спустя неделю подельники уже посылали на хуй алкашей-соседей из соседнего с Нинкой подъезда, которые их и сдали. Происходило это мероприятие на очной ставке в кабинете следователя Дедушкина. До кучи выяснилось, что вещи принадлежат какому-то еблану из спортивных кругов, и еблан натравил на Вову и Сидора целую ораву каких-то греко-римских борцов, тупых и угрюмых. По утрам друзья торчали на допросах, вечерами ездили на стрелки в Детско-юношескую спортивную школу. Следак требовал признательных показаний, ебучие гладиаторы - балабасов в сумме, эквивалентой стоимости пяти холодильников "Самсунг", или 15 микроволновок, или хуй знает скольких тысяч банок соленых грибов. Бить в ебло еще не начинали, но уже примеривались. Все было хуево, алкогольик Сидор с досады собирался даже бросать пить, но тут фальшивой золотой фиксой улыбнулась Вове фортуна.

Еблан терпила, сообразивший, что на такую хуеву гору грибов в тюрьме заработаешь не скоро, а бабок хочется сейчас, забрал из милиции заявление и при помощи нескольких стольников вразумил следователя Дедушкина, что свершилось недоразумение. Тем временем Вова так успел засрать уши недоделанных чемпионов, что они почему-то решили, что их потерпевший друган готовится их же и кинуть, и присвоить все холодильниково-грибные балабасы единолично. Начались нудные разборки, в процессе которых про Вову с Сидором почти забыли. А после забыли и о деньгах, тем более что никаких денег в природе не существовало. В финале истории Вова всего лишь огреб по ебальничку, а Сидору не досталось и того - он был родственником какого-то запойного криминального авторитета местного разлива и на разбитие его ебальника было наложено вето. Впрочем, Сидор и сам преуспевал в этом деле по причине профессионального увлечения бухлом и патологий вестибулярного аппарата.

Забавно еще, что холодильник и печка вернулись к хозяину, а о грибах он как-то не вспомнил, и долго потом эта криминальная закуска радовала Князева и компанию. А из варенья интеллигент Сидор заебенил такую пиздатую брагу, что князевский унитаз даже изменил цвет, покрасившись в фиолетовый от блевоты.
Чувствуется, что в рассказе про Князева уже что-то слишком до хуя Вовы. Но так уж вышло, что Князев - все таки не самый центральный персонаж. Впрочем, история еще впереди, и Князев еще даст просрацца. Но нельзя же, в самом деле, не узнать, как же это так хитро отмыкал Вова свой славный годишник - это тоже, кстати, была фиксатая улыбка фортуны. Но для начала - маленький экскурс в новую историю тюремной Колымы.