(продолжение)
Созданные Лениным первые в мировой истории концентрационные лагеря длительное время служили и служат пенитенциарной системе страны, заставляя иностранцев холодеть от ужаса за наших зеков. Поистине, нигде не созданы условия для большего унижения, растления, калечения человека, как там.
Последние два года жизни он провел разбитый параличом в беспомощном состоянии, покинутый друзьями и соратниками, с бессильным гневом созерцая, как страна его все глубже погружается в болото тоталитарной системы. Беззубый лев из басни, он в течение двух лет подвергался щипкам и укусам, пренебрежению и забвению со стороны товарищей по партии.
Имя и дело его жили достаточно долго. С 1917 по 1989 год продолжалось распространение идей коммунизма по всему миру, и некоторое время примерно около одной трети населения земного шара жило под управлением коммунистов.
Наиболее важная фигура как политический лидер, Ленин оказал значительное воздействие на историю и через свои работы. Его идеи не противоречили идеям Маркса, но представляли заметные изменения в акцентах. Ленин очень интересовался тактикой революции и считал себя в ней большим знатоком. Он постоянно подчеркивал необходимость насилия: «Ни одна проблема классовой борьбы никогда не решалась другим способом, кроме как насилием». Это типичная цитата из его работы. Маркс только иногда ссылался на диктатуру пролетариата. Ленина же эта идея просто обуревала. Например, «диктатура пролетариата есть не что иное, как власть, основанная на силе и ничем не ограниченная — ни законом, ни правительством».
В своей книге «100 великих людей, повлиявших на мир», Майкл Харт писал: «Самой характерной чертой советского правительства является не экономическая политика (существуют социалистические правительства и в других странах), а скорее его способность удерживаться у власти любой ценой. Жестким контролем всех институтов власти внутри страны — прессы, банков, церквей, трудовых лагерей и так далее — эти правительства, похоже, исключили возможность внутреннего переворота. В их броне могут быть слабые места, но если это так, то никто еще не нашел их...»
И, тем не менее, это произошло. Коммунистические режимы стали рушиться по всему миру, и произошло это буквально после того, как вода (читай: воля народов) подточила единственный камешек в плотине (читай: генсека СССР). Стоило ему (а вместе с ним и его репрессивному аппарату) допустить слабину, и вал манифестаций, критики, недовольства ниспроверг официозную мораль, а оттуда недалеко было и до «бархатных революций», которые не оставили камня на камне от советского блока.
В его жилах текла чувашская, немецкая, еврейская и шведская кровь. Ленина обвиняют в ненависти к русским. Это не так. Ленин был: а) интернационалист, что означает, ему было начхать на все нации, в том числе и на русскую. Ради интернациональной идеи он мог подложить под колеса паровоза, «который вперед летит в коммуну» любую нацию, а русская ему казалась не лучше других; б) в силу исторических событий в жертву должна была быть принесена русская нация, так как авантюра государственного переворота, а именно так Ленин оценивал собцтия октября (ноября) 1917 года, которые были позднее названы Великой Октябрьской социалистической революцией. В ходе мирового пожара русские должны были все сгореть в первую очередь, чтобы стать навозом для мирового интернационального коммунистического общества. Это уже потом, когда план мировой революции провалился, появился лозунг победы революции в одной отдельно взятой стране, и тогда пришлось нацию этой страны немного поберечь. Совсем немного, чтобы не нарушать победное наступление социализма. А то пришлось бы говорить о победе революции в одном отдельно взятом кладбище!
У Солоухина[1] есть хорошая подборка цитат Ленина о революции и русском народе, отражающая его отношение к оному. Привожу отрывки из книги Солоухина:
«Я перейду наконец к главным возражениям, которые со всех сторон сыпались на мою статью и речь. Попало здесь особенно лозунгу «Грабь награбленное», – лозунгу, в котором, как я к нему ни присматриваюсь, я не могу найти что-нибудь неправильное… Если мы употребляем слова «экспроприация экспроприаторов», то почему же нельзя обойтись без латинских слов?» (Аплодисменты).[2]
«Хлебная монополия, хлебная карточка, всеобщая трудовая повинность является в руках пролетарского государства, в руках полновластных советов самым могучим средством учета и контроля… Это средство контроля и принуждения к труду посильнее законов конвента и его гильотины. Гильотина только запугивала, только сламывала активное сопротивление, нам этого мало.
Нам этого мало. Нам надо не только запугать капиталистов в том смысле, чтобы чуствовали всесилие пролетарского государства и забыли думать об активном сопротивлении ему. Нам надо сломать и пассивное, несомненно еще более опасное и вредное сопротивление. Нам надо не только сломать какое бы то ни было сопротивление. Нам надо заставить работать в новых организационных государственных рамках.
И мы имеем средство для этого… Это средство – хлебная монополия, хлебная карточка, всеобщая трудовая повинность»[3].
Значит, схема ясна. Сосредоточить в своих руках весь хлеб, все продукты (учет), a затем распределять эти продукты так, чтобы за хлебную карточку человек, оголодавший и униженный голодом, пошел бы работать на советскую власть и вообще делал все, что прикажут. Гениально и просто, как все у Ленина.
«От трудовой повинности в применении к богатым власть должна будет перейти, а вернее одновременно должна будет поставить на очередь задачу применения соответствующих принципов к большинству трудящихся рабочих и крестьян».
Вот те на? Так что же осуществилось в стране: власть рабочих и крестьян или всеобщая трудовая повиннoсть для рабочих и крестьян? А если это так, то чья же власть?
«Для нас не представляется безусловной необходимости в том, чтобы регистрировать всех представителей трудового народа, чтобы уследить за их запасами денежных знаков или за их потреблением, потому что все условия жизни oбрекают громадное большинство этих разрядов населения на необходимость трудиться и на невозможность скопить какие бы то ни было запасы, кроме самых скудных. Поэтому задача восстановления трудовой повинности в этих областях превращается в задачу установления трудовой дисциплины».
Значит, действительно, с рабочими проще, чем с богатыми. У богатых сначала надо отнять запасы, а потом уж можно их морить голодом. У трудящихся же никаких запасов нет, отсиживаться им не с чем, надо идти трудиться, исполнять трудовую повинность.
«Целый ряд случаев полного упадка настроения и полного упадка всякой oрганизованности был совершенно неизбежен. Требовать в этом отношении быстрого перехода или надеяться на то, что перемены в этом отношении можно достигнуть несколькими декретами, было бы столь же нелепо, как если бы призывами пытались придать бодрость духа и трудоспособность человеку, которого избили до полусмерти».
Неправда ли – откровенно! Значит, призывами трудоспособность не вернешь. А чем же?
«Для учета производительности и для соблюдения учета необходимо устроить промышленные суды».
Это уже что-то новое! Этого не знали, конечно, при проклятом царском режиме. Если бы при царе ввели вдруг на заводах промышленные суды, на каких фальцетах завопили бы об этом друзья пролетариата и все вообще революционеры. А как бы они завопили, если бы, ну, Столыпин, скажем, выступил со следующей тирадой… Но выступил с ней, увы, не Столыпин, а Ленин, когда власть находилась уже у него в руках. Читайте.
«Что же касается карательных мер за не соблюдение трудовой дисциплины, то они должны быть строже. Необходимо карать вплоть до тюремного заключения. Увольнение с завода также может применяться, но характер его совершенно изменяется. При капиталистическом строе увольнение было нарушением гражданской сделки. Теперь же при нарушении трудовой дисциплины, особенно при введении трудовой повинности, совершается уже уголовное преступление и за это должна быть наложена определенная кара».
Вот так. Там, где при царе-батюшке можно просто уволить (а сколько воплей, а то и забастовок было по этому поводу), теперь одного увольнения мало. Теперь – тюрьма. Что и наблюдали мы в исполнение ленинских заветов, особенно в предвоенные годы, когда за двадцатиминутное опоздание на работу люди уходили в лагеря и там гибли.
Но в стране вроде диктатура пролетариата. Как же сочетать, с одной стороны, eго диктатуру, а с другой стороны, диктаторство над ним, причем уже не класса, не партии даже, но уже единой воли. А что речь шла о подчинении диктатору и единой воле, читаем недвусмысленные ленинские слова.
«Это подчинение может при идеальной сознательности и дисциплине
участников общей работы напоминать больше мягкое руководство дирижера
Оно может принимать формы диктаторства, если нет идеальной дисциплинированности и сознательности. Так или иначе, беспрекословное подчинение единой воле безусловно необходимо».
«Вся наша задача партии коммунистов встать во главе истомленной и устало ищущей выхода массы повести ее по верному пути, по пути трудовой дисциплины, по пути согласования задач митингования об условиях работы и задач беспрекословного повиновения воле советского руководителя, диктатора во время работы».
Это интересно, оказывается, в стране диктатура не пролетариата, а советского руководителя, то есть, чиновника, бюрократа. Ленин, кстати, оказывается, говорил, что мы строим не коммунизм, не хотя бы социализм, а ГОСУДАРСТВЕННЫЙ КАПИТАЛИЗМ! Именно таковым этот строй и являлся до 1991 года.
«Если бы могли в России через малое число времени осуществить государственный капитализм, это было бы победой».
Каково!
«Надо научиться соединять вместе бурный, бьющий весенним половодьем, выходящий из всех берегов митинговый демократизм масс с железной дисциплиной во время труда, с беспрекословным повиновением воле одного лица – советского руководителя».
«Подчинение, и притом беспрекословное, единоличным распоряжениям советских руководителей, диктаторов, выбранных или назначенных, снабженных диктаторскими полномочиями…»
Ах, как любит товарищ Ленин слово «принудительный»:
«Меры перехода к принудительным текущим счетам или принудительному держанию денег в банках…»
«Осуществление строжайшего и повседневного учета и контроля производства и распределения продуктов…»
«Наше опоздание с введением трудовой повинности показывает еще раз…»
«Принудительное объединение населения в потребительские общества…»
«Через продовольственные отделы советов, через органы снабжения при советах мы объединили бы население в единый пролетарски руководимый кооператив».
В деле принуждения пролетариата (хотя и строился вроде бы социализм) Владимир Ильич Ленин не брезговал oбращаться к самым жестоким и драконовским достижениям капитализма.
«Русский человек – плохой работник по сравнению с передовыми нациями. Учиться работать – эту задачу советская власть должна поставить в полном объеме. Последнее слово капитализма в этом отношении – система Тейлора[4]… Осуществление социализма опредляется именно нашими успехами в сочетании с советской властью и советской организацией управления с новейшим прогрессом капитализма». То есть социализм = советская власть (на деле диктатура советских чиновников + капитализм (т.е. эксплуатация человека человеком)!
«Что такое государственный капитализм при советской власти? В настоящее время осуществлять государственный капитализм – это значит проводить в жизнь тот учет и контроль, которые капиталистические классы проводили в жизнь».
«Государственный капитализм для нас спасение… Государственный капитализм был бы для нас спасением. Тогда переход к полному социализму был бы легок, был бы в наших руках, потому что государственный капитализм есть нечто централизованное, подсчитанное, контролированное и oбщественное, а нам-то как раз этого и не хватает, потому что в России мы имеем массу мелкой буржуазии, которая сочувствует уничтожению крупной буржуазии всех стран, но не сочувствует учету, обобществлению и контролю».
«Только развитие государственного капитализма, только тщательная постановка дела учета и контроля, только строжайшая организация и трудовая дисциплина приведут нас к социализму. А без этого социализма нет.
К государственному крупному капитализму и к социализму ведет oдна и та же дорога, ведет путь через одну и ту же промежуточную инстанцию, называемую «народный учет и контроль за производством и распределением продуктов».
«Государственный монопольный капитализм – есть полнейшая материальная подготовка социализма, есть преддверие его, есть та ступенька исторической лестницы, между которой (ступенькой) и ступенькой, называемой социализмом, никаких промежуточных ступеней нет».
Вот так раз! При такой постановке вопроса нет ничего удивительного, что, сколько бы мы ни листали Ленина, сколько бы ни штудировали, нигде мы не можем вычитать: а собственно говоря, что же такое социализм, который собирались построить? «Социализм – это учет»? «Социализм без почты и телеграфа есть пустейшая фраза»? «Кто не работает, тот не ест»? «От каждого по способностям, каждому по труду»? Вот это все и есть пустейшие фразы. И если между государственным капитализмом и социализмом нет ни одной промежуточной ступени, то чем же все-таки oтличается социализм от государственного капитализма? Неужели ничем? А если чем, то все-таки чем? Прямых ответов на этот вопрос у Ленина не встречаем.
Про себя же они понимали дело четко и просто. Осуществить полный учет и контроль над каждым граммом и над каждой штукой чего бы то ни было произведенного в стране. Все, что бы ни производилось в стране, держать в своих руках, а потом распределять по своему усмотрению. Благодаря такому контролю и распределению держать в подчинении и в трудовой повинности всех без исключения живущих в стране людей, все поголовно население. Чтобы оно подчинялось единой воле как один человек. Вот это и есть, по их мнению, социализм. То есть самая высшая и самая массовая форма рабства.
Это напоминает строй в древнем Египте, где был один-единственный свободный человек – ФАРАОН. А все остальные были его рабы. И произошло это при премьер-министре еврее Иосифе, который кстати, тоже использовал централизованное распределение хлеба для порабощения народных масс:
«И прошли семь лет изобилия, которое было в земле Египетской, и наступили семь лет голода, как сказал Иосиф. И был голод во всех землях, а во всей земле Египетской был хлеб.Но когда и вся земля Египетская начала терпеть голод, то народ начал вопиять к фараону о хлебе. И сказал фараон всем Египтянам: пойдите к Иосифу и делайте, что он вам скажет.И был голод по всей земле; и отворил Иосиф все житницы, и стал продавать хлеб Египтянам. Голод же усиливался в земле Египетской. И из всех стран приходили в Египет покупать хлеб у Иосифа, ибо голод усилился по всей земле». (Быт.41:53-57)
Но для того, чтобы миллионы людей оказались в материальной, имущественной, хлебной зависимости, надо их сначала лишить тех некоторых запасов, которые они, может быть, накопили и которые дадут им возможность чувствовать себя независимыми от пайка, от хлебной карточки, от зарплаты. Поэтому, взяв власть, с первых шагов большевики начали стремиться прибирать к рукам каждый рубль, каждую копейку, каждый грамм хлеба.
Крупную буржуазию, фабрикантов и банкиров удалось уничтожить легко. Да их и было немного, можно пересчитать, взять на учет и ограбить. А вот что делать с мелким собственником? Их же десятки миллионов. Мелкие собственники вызывали у Ленина большую ненависть, чем крупные капиталисты, и он об этом откровенно пишет и говорит. Ведь мелкие собственники – это все самодеятельное население России, самодеятельное и потому самостоятельное. А как раз и надо было лишить его самостоятельности, подчинить и превратить в механизм, послушный единой воле.
«Не видят мелкобуржуазной стихии как главного врага у нас».
Итак, главный враг социализма – это самодеятяльные и самостоятельные люди. Кто же они? Ответ Ленина недвусмыслен. «Большинство и громадное большинство земледельцев – мелкие товарные производители».
«Мелкие буржуи имеют запас деньжонок в несколько тысяч, накопленных «правдами» и особенно «неправдами»…»
Не дают покоя деньжонки в чужих карманах. Ну, а «неправдами» – это, конечно, ввернуто для красного словца. Какими неправдами могло копить деньжонки «громадное большинство земледельцев»? И не мог же он сказать – «все земледельцы», а имел-то в виду всех, ибо что же еще может означать выражение «громадное большинство».
К людям, накопившим деньжонок, можно было бы отнести и различных там валял, златошвеек, кружевниц, шорников, овчинников, кожемяк, сапожников, воскобоев, столяров, плотников, краснодеревщиков, чеканщиков, извозчиков, иконописцев, офень, пильщиков, угольщиков, стеклодувов, кровельщиков, печников – короче говоря, все самодеятельное население России. И все это объяснялось общим названием – мелкобуржуазная стихия. Словечко с окраской. Назови «земледелец» – и уже не то.
«Деньги – это свидетельство на получение общественного богатства и многoмиллионный слой мелких собственников крепко держит это свидетельство, прячет его от государства, ни в какой социализм и коммунизм не веря».
«Мелкий буржуа, хранящий тысченки, враг государственного капитализма, и эти тысченки он желает реализовать непременно для себя».
Вот ведь, какие подлецы, какая темнота и несознательность! Вместо того, чтобы просто отдать денежки государству, прячут и норовят израсходовать на себя. Не выйдет, господа мелкие собственники! Отберем. Где силой, а где лишив товаров и посадив на сухой хлеб. Через торгсины, не мытьем, так катаньем, но отберем! работы». ???? ?
Тут и встала перед большевиками главная, главнейшая задача – сосредоточить в своих руках весь хлеб. Это главное средство воздействия, подавления и поощрения, а проще говоря – власти. Началась одна из самых кошмарных и кровавых страниц русской истории под названием продовольственная диктатура.
Для себя Владимир Ильич твердо знал, что он осуществляет хлебную монополию, то есть сосредотачивает весь хлеб, имеющийся в России, в своих руках. Но для общественного мнения был выкинут жупел, словечко, против которого невозможно, кажется, возразить, коротенькое словечко – голод.
Было сделано так, что два главных города, Петроград и Москву, посадили на голодный паек. Сто граммов хлеба в день. Дикие очереди за этими ста граммами. Ну, а раз голод, значит, надо объявить поход за хлебом, борьбу за хлеб, изъятие хлеба ради голодающих. Дело благородное и чистое как слеза.
Но голод в Москве и Петербурге был инспирирован. Именно в это время Лариса Рейснер, скажем, жила, занимая особняк с прислугой, принимая ванны из шампанского и устраивая званые вечера. Именно в эти годы Зиновьев, приехавший в дни революции из-за границы тощим как пес, разжирел и отъелся так, что его стали звать за глаза «ромовой бабой». Да и как могут голодать два города, если они не блокированы неприятелем, когда во всей oстальной стране полно хлеба. Разреши, и тотчас же на всех базарах появятся горы хлеба и разных других продуктов. О том, что голода фактически нет, не раз в эти годы говорил и сам Ленин.
«Сейчас надвигается голод, но мы знаем, что хлеба вполне хватит и без Сибири, Кавказа, Украины. Хлеба имеется достаточное количество до нового урожая в губерниях, окружающих столицу, но он весь запрятан кулаками».
«Недалеко от Mосквы, в губерниях, лежащих рядом: в Курской, Орловской, Тамбовской, мы имеем по расчетам oсторожных специалистов еще теперь до 10 млн. пудов избытка хлеба».
Нет уж, Владимир Ильич, либо голод, либо избыток хлеба, что-нибудь oдно. Большевики в этo время очень боялись, как бы хлеб стихийно не проник или даже не хлынул в голодные столицы и не сорвал им задуманное мероприятие. Для этого были учреждены на железных дорогах заградительные отряды, которые следили, чтобы ни один мешок хлеба не проник ни в Москву, ни в Петроград.
Заставив рабочих и прочее население этих двух городов изрядно наголодаться, Ленин объявил поход за хлебом, который фактически был нужен не для того, чтобы накормить два города, а чтобы осуществить хлебную монополию.
«Необходим военный поход против деревенской буржуазии, удерживающей излишки хлеба и срывающей монополию».
Для чего нужен хлеб: накормить Москву с Петроградом или ради монополии? Выпускается декрет о продовольственной диктатуре.
«Вести и провести беспощадную, террористическую борьбу и войну против крестьянской и иной буржуазии, удерживающей у себя излишки хлеба.
Точно определить, что владельцы хлеба, имеющие излишки хлеба и не вывозящие их на станции и в места сбора и ссыпки, объявляются врагами народа и подвергаются заключению в тюрьму на срок не ниже десяти лет, конфискации всего имущества и изгнанию навсегда из его общины».
«Военный комиссариат превратить в военно-продовольственный комиссариат.
Мобилизовать армию, выделив ее здоровые части, и призвать девятнадцатилетних для систематических военных действий по завоеваванию, сбору и свозу хлеба.
Ввести расстрел за недисциплину.
Успех отрядов измерять успехами работы по добыче хлеба».
«Задачей борьбы с голодом является не только выколачивание хлеба из хлебородных местностей, но ссыпка и сбор в государственные запасы всех до конца излишков хлеба, а равно и всяких продовольственных продуктов вообще. Не добившись этого, нельзя обеспечить решительно никаких социалистических преобразований».
Вот зачем понадобился российский хлебушек, а вовсе не для того чтобы ликвидировать голод в Москве и Петрограде. И кроме главной задачи – сосредоточить в своих руках все продукты, чтобы управлять и властвовать, продовольственная диктатура имела и побочную цель.
Ведь советская власть только еще начинала действовать, и положение ее было весьма и весьма неустойчиво. Об этом свидетельствует сам Владимир Ильич. Судите сами. Вся мелкая буржуазия, как мы недавно читали, то есть все самостоятельное, самодеятельное население России против социализма. В речи перед группой передовых учителей Ленин сделал и другое откровенное заявление.
«Надо сказать, что главная масса интеллигенции старой России оказывается прямым противником советской власти, и нет сомнения, что нелегко будет преодолеть создаваемые этим трудности. Процесс брожения в широких учительских массах только еще начинается».
Но если мелкие собственники, интеллигенты и даже широкие массы учителей – все против, то кто же за?
«Мы можем рассчитывать только на сознательных рабочих. Остальная масса, буржуазия и мелкие хозяйства против нас», – признается Владимир Ильич на стр. 369 и десятью строками ниже уточняет:
«Мы знаем как невелики в России слои передовых и сознательных рабочих».
Предельная ясность. Захватившие власть опирались на явное меньшинство, на одураченных рабочих, которых называли сознательными. Но ведь и эта небольшая часть сознательных рабочих могла одуматься через месяц другой.
и солдаты расстреливали мирные демонстрации рабочих.
Делается это с одной целью: посеять смуту и тревогу в рядах трудовых масс, вызвать их на эксцессы и под шумок произвести те покушения на вождей революции, которыми они давно грозятся.
Уже установлено, что имели место провокационные выстрелы в рабочих, солдат и матросов, охранявших порядок в столице.
Исполнительным Комитетом Петроградского Совета Рабочих Солдатских Депутатов предпринято самое строгое расследование событий 5 января. Все виновные в пролитии крови рабочих и солдат, где таковые имеются, будут привлечены к ответственности».
Значит, были, были такие события.
Более четкие сведения находим у А. Солженицина:
«Расстреливали из пулеметов рабочие толпы на заводских дворах, которые требовали выбора независимых фабрично-заводских комитетов. Я напомню – это был март восемнадцатого года. Сейчас уже редко кто может восстановить в памяти: и подавление Петрoградской забастовки рабочих в 1921 году и Колпинский расстрел двадцать первого года».
«Нужен крестовый поход рабочих против дезорганизаторов и против укрывателей хлеба».
Значит, регулярной армии уже мало? Наряду с армией были брошены продотряды, составленные из рабочих Москвы и Петрограда. Не в том могло быть дело, что одной армии мало, а в том, чтобы вот именно столкнуть рабочих и крестьян. Это более вероятно. Надо представить себе все это, как приходят к рабочим агитаторы в кожанных куртках и внушают им, что голодают рабочие (и их семьи, детишки) исключительно по вине крестьян прячущих хлеб. Какой ненавистью разгораются сердца рабочих. С какой яростью идут они в продотряды, чтобы насильно отнимать хлеб (а там тоже детишки), и какую ненависть со стороны крестьян вызывали эти насильственные действия.
«Каждая фабрика дает по одному человеку на каждые двадцать пять рабочих: запись изъявивших желание поступить в продовольственную армию производится фабрично-заводским комитетом, который составляет поименный список мобилизованных в двух экземплярах…
Реквезиция хлеба у кулаков – не грабеж, а революционный долг перед рабоче-крестьянскими
массами, борющимися за социализм».
«Сознательным отрядам СНК будет оказывать самую широкую помощь как деньгами, так и оружием».
Измученные инспирированным голодом и науськанные на мужиков, рабочие действовали с озверением, вызывающим встречное озверение. Не oтставали и проинструктированные соответствующим образом отряды красноармейцев, преимущественно латышских стрелков.
«Мы знаем, что хлеб есть даже в губерниях, окружающих центр. И этот хлеб нужно взять. Отряды красноармейцев уходят из центра с самыми лучшими стремлениями
, но иногда, прибыв на места, они поддаются соблазну грабежа и пьянства».
Это отряды-то красноармейцев? Регулярные воинские части с комиссарами во главе? По-видимому, на пьянство надо было свалить те дикие зверства, которые совершали продотряды тогда в деревне. Дальше, не отказываясь от этого зверства и так и называя его своим именем, Владимир Ильич пытается оправдать его в глазах общественного мнения:
«В этом виновата четырехлетняя бойня, которая посадила людей в oкопы и заставила их, озверев, избивать друг друга. Озверение это наблюдается во всех странах.
Пройдут годы пока люди перестанут быть зверями и примут человеческий образ».
Но жутью на меня повеяло даже не от этих слов об очевидных зверствах, которые нельзя было не признать даже вождю, а от одного ленинского пунктика из «Тезисов по текущему моменту». Это пунктик одиннадцатый.
«В случае, если признаки разложения отрядов будут угрожающе частые, возвращать, то есть сменять «заболевшие» отряды через месяц на место, откуда они будут отправлены для отчета и «лечения».
Не каждое русское сердце могло все же выдержать, глядя на бесчинства и кровавые зверства, которые прокатились тогда по деревням всей России. Видимо, некоторые люди в продотрядах проникaлись сочувствием к ограбленным и обрекаемым на голод крестьянам. Отряды, в которых заводились такие люди, и считались «заболевшими». И отправлялись откуда были посланы, «для отчета и лечения». Нетрудно догадаться о методах лечения и о лекарствах, которые их ждали.
Теперь остается сказать главное о продовольственной диктатуре, сказать о том, на кого она распространялась. Владимир Ильич все время апеллирует понятиями «кулаки», «деревенская буржуазия», но в одном месте он все же проговорился и таким образом поставил все точки над «i». Речь пойдет о русском крестьянине, которому никто никогда не отказывал ни в уме, ни в смекалке, ни в живости характера, ни в чувстве собственного достоинства.
Нам важно сейчас и это, но главным образом то, что Владимир Ильич откровенно наконец-то, единственный раз проговорился, против кого была направлена диктатура. Никаких кулаков, никакой деревенской буржуазии, все четко и ясно названо своим именем. ??????
«Легко сказать: хлебная монополия, но надо подумать о том, что все это значит. Это значит, что ни один пуд хлеба, который не надобен хозяйству крестьянина, не надобен для поддержания его семьи и скота, не надобен для посева, – что всякий лишний пуд хлеба должен отбираться в руки государства. Надо, чтобы каждый лишний пуд хлеба был найден и привезен. Откуда взять крестьянину сознание, которого сотни лет отупляли которого грабили, заколачивали до тупоумия помещики и капиталисты, не давая ему никогда наесться досыта, – откуда ему взять сознание того, что такое хлебная монополия; Откуда может взяться у десятков миллионив людей, которых до сих пор питало государство только угнетением, только насилием, только чиновничьим разбоем и грабежом, откуда взять понятие того, что такое рабочекрестьянская власть, что хлеб, который является избыточным и не перешедшим в руки государства, если он остается в руках владельца, так тот, кто его удерживает, – разбойник, эксплуататор, виновник мучительного голода рабочих Питера и Москвы? Откуда ему знать, когда его до сих пор держали в невежестве, когда в деревне его дело было только продавать хлеб, откуда было ему взять это сознание?!
…Если вы будете называть трудовым крестьянином того, кто сотни пудов хлеба собрал своим трудом и даже без всякого наемного труда, а теперь видит, что может быть, что если он будет держать эти сотни пудов, то он может продать их не по шесть рублей, а дороже, такой крестьянин превращается в эксплуататора, хуже разбойника».
Вот теперь все по-ленински ясно. Все крестьяне, которые трудом вырастили хлеб и хотели его продавать, а не отдавать бесплатно, – все они разбойники. Не те разбойники, оказывается, кто с оружием в руках пришел в деревню отнимать хлеб, а те разбойники, кто не хочет его бесплатно oтдать.
Но самое страшное во всей этой истории то, что продовольственная диктатура, как бы жестока и бесчеловечна она ни была, все же не являлась самоцелью, но являлась лишь изощренным средством к более обширным целям держать в руках весь хлеб и распределять его по своему усмотрению.
«Потому что, распределяя его, мы будем господствовать над всеми oбластями труда».
Точнее и короче, чем это сказал Ленин, сказать ничего нельзя.
"За продукты, сданные государству, крестьянин получал деньги, но купить на них ничего не мог: в 1920 году Ленин со смешком рассказал посетившему его Бертрану Расселу, как правительство заставило мужика взять «крашеную бумагу» в уплату за хлеб. [«Когда я спросил его [Ленина] о социализме в сельском хозяйстве, он с энтузиазмом объяснил, как ему удалось восстановить бедных крестьян против богатых...и они скоро стали вешать их на ближайшем дереве — ха! ха! ха!» — От его гогота при рассказе об убитых у меня кровь застыла в жилах» (Russell В. Unpopular Essays. N.Y., 1950. P. 171).].
«Большевикам удалось сравнительно чрезвычайно легко решить задачу завоевания власти как в столице, так и в главных промышленных центрах России. Но в провинции, в отдаленных от центра местах советской власти пришлось выдержать сопротивление, принимавшее военные формы и только теперь, по истечении более чем четырех месяцев со времени октябрьской революции приходящие к концу. В настоящее время задача преодоления и подавления сопротивления в России окончена в своих главных чертах. РОССИЯ ЗАВОЕВАНА БОЛЬШЕВИКАМИ».
Когда одна страна завоевывает другую, когда и Российская империя завоевывала Среднюю Азию, как там ее не осуждай, ясна была цель которой не скрывали и сами завоеватели. Многие манифесты (или какие там воззвания) так и начинались: «Стремясь к дальнейшему расширению пределов Российской империи…».
Итак, когда одна страна завоевывает другую и устанавливает там жестокий оккупационный режим, дабы подавить сопротивление населения и удержать эту завоеванную страну под своей властью, там преследуется хоть и неблаговидная, но понятная цель: присоединить к метрополии завоеванную страну.
Но вот Россию завоевала группа, кучка людей. Эти люди тотчас ввели в стране жесточайший оккупационный режим, какого ни в какие века не знала история человечества. Этот режим они ввели, чтобы удержаться у власти. Подавлять все и вся и удержаться у власти. Они видели, что практически все население против них, кроме узкого слоя «передовых» рабочих, то есть нескольких десятых населения России, и все же давили, резали, стреляли, морили голодом, насильничали как могли, чтобы удержать эту страну в своих руках. Зачем? Ради чего? С какой целью? Ради того, чтобы осуществить в завоеванной стране свои политические принципы. Всеобщий учет и контроль производимых продуктов, государственную монополию на все виды товаров и их распределение по своему усмотрению. И это было бы полбеды. Но из углубленного прочтения Ленина узнаем, что эти учет и распределение в свою очередь являются средством, а не целью. Средством к тому, чтобы осуществить всеобщую трудовую повинность в стране, то есть заставить людей принудительно трудиться, заставить их подчиняться воле одного человека руководителя, диктатора, то есть средством к тому, чтобы все население страны превратить в единый послушный механизм.
«Организация учета, превращение всего государственного механизма в единую крупную машину, в хозяйственную организацию, работающую так, чтобы сотни миллионов людей руководствовались одним планом, – вот та гигантская организационная задача, которая легла на наши плечи».
Но тогда возникает вопрос – зачем? Хорошо, допустим, что у Ленина это объяснено.
«Если мы взяли все дело в руки одной большевистской партии, то мы брали eго на себя, будучи убеждены, что революция зреет во всех странах и в конце концов, какие бы трудности мы не переживали, какие бы поражения нам не были бы суждены, всемирная социалистическая революция придет».
«Наша отсталость двинула нас вперед, и мы погибнем, если не сумеем удержаться до тех пор, пока мы не встретим мощную поддержку со стороны восставших рабочих других стран».
«А пока там на западе революция зреет, хотя она зреет теперь быстрее, чем вчера, наша задача только такая: мы, являющиеся отрядом, оказавшимся впереди, вопреки нашей слабости должны делать все, всякий шанс использовать, чтобы удержаться на завоеванных позициях, остаться на своем посту как социалистическому отряду, отколовшемуся в силу событий от рядов социалистической армии и вынужденному пережидать, пока социалистическая революция в других странах подойдет на помощь».
«Мы не знаем, никто не знает, может быть, – это вполне возможно – oна победит через несколько недель, даже через несколько дней, и когда она начнется, нас не будут мучить наши сомнения, не будет вопросов о революционной войне, а будет одно сплошное триумфальное шествие».
Итак, допустим, что с недели на неделю ждали мировую революцию и тогда надеялись триумфальным шествием пройти по всему миру, хотя это предположение говорит больше не о гениальности, а о слепоте и фанатизме. Но опять возникает вопрос: ради чего, зачем и что принести всем народам? Да то же самое: всеобщий учет, контроль за распределением продуктов. Всеобщую трудовую повинность. Подчинение миллионов (а тогда уже миллиардов бы) людей единому плану, единой воле, единому руководителю с диктаторскими полномочиями. Зачем? Ради чего? Зачем живых, инициативных, самодеятельных людей превращать в единый, послушный, но зато безмозглый государственный механизм, весь подчиняющийся нажатию одной кнопки?
Допустим, что – банальная идея мирового господства, oсуществленная не путем походов Юлия Цезаря, Александра Македонского или Наполеона, но путем хитрой отмычки так называемой классовой борьбы и натравливания в каждой стране одной части населения на другую. («Речь идет не о нашей борьбе с войском, а о борьбе одной части войска с другой». Ленин) Допустим, что банальная идея мирового господства. Но для кого? Чье господство? Желание римского императора господствовать над миром чудовищно, но понятно так же, как любой другой могущественной нации. Но здесь то чье господство? Неужели только свое? Или своей группы? Но ведь остается пятьшесть лет жизни… Ну пусть Сталин потом господствовал тридцать лет, но все равно, неужели ради этого надо потрошить народы, истреблять физически лучшую часть каждого народа, морить его голодом, держать в тюрьмах и лагерях, загонять в колхозы, лишив земли, лишив заинтересованности в труде, не говоря уже о поэзии труда, о его радостях, хотя и сопряженных с тяжестью. Труд есть труд. Всякий труд тяжек и связан с потом. Но все же, когда он – трудовая повинность, oн тяжек стократ.
А еще удивляюсь, как им, если бы даже и с благими (как им, может, казалось) целями, как им не жалко было пускать на распыл, а фактически убить или сожрать на перепутье к своим высоким всемирным целям такую страну, какой была Россия, и такой народ, каким был русский народ? Может быть, и можно потом восстановить храмы и дворцы, вырастить леса, очистить реки, можно не пожалеть даже об опустошенных выеденных недрах, но невозможно восстановить уничтоженный генетический фонд народа, который еще только приходил в движение, только еще начинал раскрывать свои резервы, только еще расцветал. Никто и никогда не вернет народу его уничтоженного генетического фонда ушедшего в хлюпающие грязью, поспешно вырытые рвы, куда положили десятки миллионов лучших по выбору, по генетическому именно отбору россиян. Чем больше будет проходить времени, тем больше будет сказываться на отечественной культуре зияющая брешь, эти перерубленные национальные корни, тем сильнее будет зарастать и захламляться отечественная нива чуждыми растениями, мелкотравчатой шушерой вместо поднебесных гигантов, о возможном росте и характере которых мы теперь не можем и гадать, потому что они не прорастут и не вырастут никогда, они погублены даже и не в зародышах, а в поколениях, которые еще только предшествовали им. Нo вот не будут предшествовать, ибо убиты, расстреляны, уморены голодом, закопаны в землю.
Гены уходят в землю, и через два-три десятилетия не рождаются и не формируются новые Толстые, Мусоргские, Пушкины, Гоголи, Тургеневы, Аксаковы, Крыловы, Тютчевы, Феты, Пироговы, Некрасовы, Бородины, Римские-Корсаковы, Гумилевы, Цветаевы, Рахманиновы, Неждановы, Вернадские, Суриковы, Третьяковы, Нахимовы, Яблочкины, Тимирязевы, Докучаевы, Поленовы, Лобачевские, Станиславские, и десятки и сотни им подобных. Списки можете продолжать сами…
Простое порабощение лишает народ цветения, полнокровного роста и духовной жизни в настоящее время. Геноцид, особенно такой тотальный, какой проводился в течение целых десятилетий в России, лишает народ цветения, полнокровной жизни и духовного роста в будущем, а особенно в отдаленном. Генетический урон не восполним, и это есть самое печальное последствие того явления, которое мы, захлебываясь от восторга, именуем Великой Октябрьской Социалистической революцией.
Конец цитаты.
Политика большевиков привела к ряду крестьянских восстаний, но это не смутило вождя. 10 августа 1918 Ленин отправил телеграмму в Пензенский губисполком:
"Товарищи!Восстание пяти волостей кулачья должно повести к беспощадному подавлению.Этого требует интерес всей революции,ибо теперь взят «последний решительный бой» с кулачьем. Образец надо дать
1) Повесить (непременно повесить, дабы народ видел) не меньше 100 заведомых кулаков, богатеев, кровопийц .
2) Опубликовать их имена.
3) Отнять у них весь хлеб.
4) Назначить заложников – согласно вчерашней телеграмме.
Сделать так, чтобы на сотни верст кругом народ видел, трепетал, знал, кричал: душат и задушат кровопийц кулаков.
Телеграфируйте получение и исполнение.
Ваш Ленин.
Нaйдите людей потверже."
"Кровопийцами кулаками" были названы все протестующие. Ленин всегда наклеивал ярлыки всем с ним несогласным.
В результате большевитской политики население России уменьшалось.
Согласно современным исследованиям Гражданская война 1918-1921 годов была демографической катастрофой.
В 1918-1921 годах погибли 8 миллионов человек, из них 1 миллион на фронтах, а 7 миллионов в тылу, был ликвидирован и ушёл в эмиграцию 3,5 - миллионный правящий ранее класс помещиков, фабрикантов, дворян[5].
Продразвёрстка 1918-1920-х годов, вызвавшая массовый отказ от возделывания зерновых, породила страшный голод 1921-1922-х годов, унёсший, при попустительстве новой власти, около 6 миллионов жизней.
Дефицит численности населения за период с 1917 по 1922 годы, полученный путём экстраполяции темпов прироста населения предыдущего периода 1900-1913-х годов (по 2 млн. в год), даёт цифру прямых и косвенных (связанных со снижением рождаемости и ростом смертности) потерь около 37 миллионов человек. "
Сталин превратил созданную Лениным репрессивную систему в тоталитарную, придал ей немыслимую ранее организованность, но это было продолжением начатого в 1918 г.
Когда Сталин пришел к власти, он получил разрушенную, раздавленную, нищую страну– без промышленности, без торговли, безорганизованногосельскогохозяйства. Страну, окруженную врагами и не имеющую эффективной армии. Страну, разоренную концессиями Троцкого-Свердлова. Перед ним предстала дилемма– если начать демократические преобразования или демократизировать партию– это приведет к распаду уже такой ужасной ценой объединенной страны, к голоду, порабощению, к скатыванию в каменный ве киполному исчезновению России. Если бы Сталин начал контрреволюцию, этопривелобыкновойгражданскойвойне.
Второй путь– продолжать закручивать гайки, пожертвовать еще третьюн аселения, ради светлого будущего, но создать сильную страну, сильную экономику, сильную промышленность, успешное сельское хозяйство. При этом те, кто вели страну до него– верные Ленинцы и Троцкисты становились врагами– врагами лично Сталина и врагами курсу Сталина, и в конечном смысле врагами империи Сталина– Советского Союза. Нужн обыло обновить коррумпированный чиновничий аппарат. Но чиновники так просто, без борьбы,не сдались бы, значит, был нужен новый террор. Но новые чиновники скоро «скурвливались», и необходимо было радикальное решение вопроса с коррумпированными элементами. Как говорится– «радикальное средство от головной боли– это декапитация»[6]. Все армейские высшие офицеры были орлами гнезда Троцкого. Сталин понимал значение армии. Поэтому надо было чистить армию. В аппарате НКВД были люди Дзержинского-Менжинского. Их тоже надо было убирать, иначе тайная полиция свергла бы Сталина и растоптало путь Сталина. Эт онадо было сделать без хаоса. К тому же в «органах» было немало непрофессионалов, откровенных садистов и маньяков, которые не поддавались никакой коррекции. Надо было сделать тайную полицию, разведку и контрразведку– во-первых, профессиональной, во-вторых лично преданных вождю. Сталин справедливо полагал, что– «кадры решаю твсе», а правильные кадры решают все правильно. Но в любойстране нужен особый контроль за тайной полицией и контрразведкой, так как любые тайные«органы» имеют стремление становиться государством в государстве. Обычно в государстве существуют 2 или более«органа», которые конкурируют, следят друг за другом, доносят друг на друга, и не дают другому занять главенствующее место. Так ,у Гитлера существовало Гестапо и Абвер, в Америке– ФБР и ЦРУ, позднее в СССР ГРУ и КГБ. Нотакаядвойственностьвластиприводиткхаосуинепроизводительномурасходусилисредствнаподсиживаниедругдруга, что может себе позволить богатая Америка, и было бы опасным излишеством у нас. И вновь все решалось просто и гениально- по принципу– «нет человека– нет проблемы». Атак как- «незаменимых у нас не было», то щепки летели густо. И таким образом, вначале Ягода вычистил старые кадры, затем Ежов вычистил Ягоду и его опричников, а Берия вычистил Ежова. Как пели в одном мультике коты-киллеры, которые гонялись за Котом-в-сапогах, - «Сначала мы убьем тебя, потом и нас убьют…». Во времена Берии уже существовали Министерство Государственной Безопасности и Комитет Государственной безопасности. При Сталине государство напоминало велосипед, который не падает только потому, что едет вперед, а остановка– неизбежное падение. Всего 30 лет без чисток и репрессий (1960-1990г.г.) привели к невиданному росту влияния коррумпированных чиновников, и как результат– к развалу страны.
Кстати сказать – Сталин уничтожил всех палачей и разрушителей, и тем самым сделал Божье дело, ибо кровь убиенных ими вопияла. Разве не был виновен Тухачевский в том, что травил газом мирных жителей, крестьян своей собственной страны, разве не были виновны те, кт оделал революцию под знаменами Троцкого и Ленина и расстреливал монахов, священников, и просто верующих, разрушал храмы, морил голодом людей, продавая в то же время награбленные ценности за границу? Они кричали, что они не виновны.
И они действительно были невиновны в том, что им инкриминировалось, но по большому счету они были виновны перед народом. Их справедливо называли врагами народа.
В этой главе мы разбираем«десант из Ада» - тех, кто приехали в немецких запломбированных поездах и на американских пароходах. Так вот, Сталин расстрелял их всех. Он оставил лишь некоторых из тех, кто подобно ему, встретил февральскую революцию в России. Не волнуйтесь, всех тех, кого надо было, Сталин расстрелял.
Правда были расстреляны и некоторые из тех, кто не был виноват, но по молчаливому попустительству и одобрению которых творились зверства тех, кого надо было расстрелять.
Сталина считают недоучившимся семинаристом. Это ложь– Сталин учился хорошо и хорошо усвоил преподанный апостолом Павлом библейский принцип– «как написано: нет праведного ни одного». (Рим.3:10), и также – «Кто соблюдает весь закон и согрешит в одном чем-нибудь, тот становится виновным во всем». (Иак.2:10) Аминь.
(продолжение следует)
[2] Из заключительного слова по докладу «Об очередных задачах советской власти».
[3] Очередные задачи советской власти. Ленин видимо хорошо изучал Библию, где сказано: -«если кто не хочет трудиться, тот и не ешь». (2Фесс.3:10)
[4] То есть, потогонная система эксплуатации.
[5] Другие данные: Всего число погибших со всех сторон белого, красного и стихийного террора во время Гражданской войны в России составило максимум 1,5—2 млн. человек (даже если уничтожались поголовно целые социальные группы, чего никогда не было).
Наибольшие потери дали инфекционные и эпидемические заболевания за 1918—1922 гг.— от них умерло около 3 млн. человек. Голод 1921—1922 гг. унес примерно 1 млн. жизней[770]. Таким образом, общие потери за время Гражданской войны 1918—1922 гг., включая все потери белых, красных, зеленых, гражданского населения и голод 1921—1922 г. в России не превысили 8 млн. человек. Из них как минимум 2/3 — это потери мирного населения от болезней, эпидемий и прочих косвенных причин, не связанных напрямую с боевыми действиями и революционным террором. Около 1,5—2 млн. эмигрировало. Таким образом, общее сокращение численности населения составило примерно 10 млн. человек — без учета снижения рождаемости и роста смертности от прочих причин
[6] Обезглавливание (лат.)
Серия сообщений "Казни, пытки, палачи, инквизиция":
Часть 1 - Палачи - санитары общества
Часть 2 - Будешь часто мыться - попадешь в инквизицию
...
Часть 16 - НАРОДЫ СИМБИОНТЫ: РУССКИЕ И ЕВРЕИ - БРАТЬЯ ВОВЕК. ЧАСТЬ 32 С(4). КАК ЕВРЕИ ХРИСТА ДО ЯПОНИИ ДОНЕСЛИ
Часть 17 - Кураев: ФСИН воцерковился
Часть 18 - НАРОДЫ СИМБИОНТЫ: Еврейская социальная мысль часть 16
Тремя с половиной часами раньше, не имея возможности дольше ждать, большевики открыли свой съезд в Смольном, в большом зале с колоннадой, где до 1917 года устраивали балы и театральные представления. Был избран новый Президиум, в состав которого вошли четырнадцать большевиков, семь левых эсеров и три меньшевика. Председательствовал Каменев. Несмотря на то, что законно избранный Исполком установил для съезда ограниченную повестку дня (текущая ситуация, Учредительное собрание, перевыборы Исполкома), Каменев предложил нечто совершенное иное — обсудить вопросы о власти правительства, о войне и мире, об Учредительном собрании.
Стилизованные женские вологодские вышивки XIX века (слева).
Композиции северорусской вышивки (внизу) и индийской. 
Орнаменты вышивки и тканых изделий Вологодской губернии. XIX век. 
Карта с названиями рек Вологодской губернии. 1860 год. 
Мать братьев и сестер Беркенгейм, урожденная Коган (Коэн) —родственница Карла Маркса по линии его матери. Фотография В. Штейнберга. 1878г
Когда начались репрессии против интеллигенции, в 1918 году, первое правозащитное движение возглавили писатель В. В. Вересаев и Е. П. Пешкова. Среди учредителей этого «Политического Красного Креста» значился и Александр Моисеевич Беркенгейм. (Об этом упоминает автор журнала узников тоталитарных систем «Воля» №№ 4—5, 1996 г. Статья Сергея Голотика «Первые правозащитники в советской России».)
Если с фамилией повезет, так повезет. Игорю Константиновичу, проживающему в Наро-Фоминском районе в поселке Победа, подфартило дважды. По маме он Маркс, дальний потомок того самого Карла, автора “Капитала”, по папе — Щепкин, чье имя носит знаменитое московское театральное училище. Оба родственника здравствовали более столетия назад (К.Маркс, 1818—1883 гг., М.С.Щепкин, 1788—1863 гг.) и вряд ли мечтали о таком потомке, но оба были реформаторами: один в утопическом социализме, второй в русском театре. Как и их “наследник по прямой” — тоже в своем роде реформатор. В отдельно взятом козлином хозяйстве[3].
Маздак — провозвестник социализма
Бети