Мальвина была креативной девчонкой:
Покрасила волосы в цвет голубой,
С набором понятий - столь нудных и чётких:
От нравоучений сбежал бы любой.
Она Артемона держала в прислугах
(Гоняла по всяким девчачьим делам).
И не было даже любимой подруги
(Наверно, она и её довела...)
Ещё запирала в чулан Буратино
(А там пауки, и капец, как темно!)
Такая вот с нежной улыбкой скотина,
Такое вот в локонах милых г@вно!
Но глупый Пьеро посвящал ей сонеты
И слёзы по ней крокодильские лил.
Дарил, чуть дыша, ей весною букеты.
Короче, он очень Мальвину любил.
Я это к чему? Быть нормальным - не важно.
Найдётся всегда, кто любить вас готов.
Вот я деревянную куклу однажды
Любила. Хоть кукла была без мозгов...
Знаешь, Мальвина сто лет как не верит в чудо.
Глупый Пьеро ей, конечно же, льстит, и все же
Стоит лишь выключить свет, будто из ниоткуда
Врывается грусть и зудит до утра под кожей.
Глупый Пьеро о любви ей поет в ритме скерцо,
Ну а Мальвина считает минуты и годы –
Минуты на встречу, на взгляд, что как выстрел в сердце,
И годы на то, чтоб старательно дуть на воду,
Однажды обжегшись о пламя его упрямства,
Его нежелания жить по ее указке.
И то, что когда-то она принимала за хамство,
Вдруг оказалось всего лишь ошибкой в сказке.
Мальвина когда-то читала в дурацкой книжке,
Что беспричинная ярость к любви до гроба.
Наверно, поэтому тянет к дурному мальчишке,
Наверно, поэтому вдруг так увязли оба.
Но только Мальвине всегда говорила мама,
Что нельзя не пред кем трепыхаться пойманной птицей.
Что нужно быть гордой и где-то даже упрямой.
Мальвина теперь опускает пред ним ресницы.
Ведь если позволить хоть раз посмотреть подольше,
То там ведь душа, а она лукавить не может.
Мальвина считает часы. Их все больше и больше.
И вновь до рассвета болит и зудит под кожей.
Впрочем, Мальвина привыкла, смирилась даже.
Но с каждым отсчитанным часом страшнее Мальвине,
Что может не выдержать и сорваться однажды
На глупое "да" совсем не тому мужчине.
Подвинься, Мальвина.
Я - новая муза Пьеро.
Бедняга так плакал, когда ты ушла с Арлекином,
что в чёрные слёзы обмакивать впору перо...
Но клин, как известно, легко вышибается клином.
Вот так-то, Мальвина.
Отныне он мне посвящён
со всеми своими стихами и грустью впридачу.
Он, кстати, просил передать тебе низкий поклон
и фото - с улыбкой и подписью: "Больше не плачу."
Ну что ж ты, Мальвина, уныло таращишься в пол,
нахмурив свои неестественно-тонкие брови?
Жалеешь, небось, что поклонник к дурнушке ушёл:
волос голубых не имею, как, впрочем, и крови.
Ну ладно, пора мне и знать...эту, как её...честь!
А то засиделась я...Всё...Не хворай...Убегаю...
Что-что? Номерок телефона? Конечно же, есть...
Записывай...
Имя?
Зови меня просто:
"ДРУГАЯ"
Арлекин не любил Коломбину.
Коломбину любил Пьеро.
Коломбина лепила из глины,
Коломбина любила вино.
Коломбина читала романы.
Коломбина писала стихи.
Набивала монетки в карманы
И шаги ее были легки.
Коломбина смеялась беспечно,
Но глаза ее были грустны…
Не любила лишь слово “вечно”
В отношении вечной любви.
Коломбина любила быть милой,
И любила ходить в кино. И любила она Арлекина,
А встречалась она с Пьеро. (с)
На ум пришел отрывок из "Мастера и Маргариты" Булгакова:
"— Слушай беззвучие, — говорила Маргарита мастеру, и песок шуршал под её босыми ногами, — слушай и наслаждайся тем, чего тебе не давали в жизни, — тишиной. Смотри, вон впереди твой вечный дом, который тебе дали в награду. Я уже вижу венецианское окно и вьющийся виноград, он подымается к самой крыше. Вот твой дом, вот твой вечный дом. Я знаю, что вечером к тебе придут те, кого ты любишь, кем ты интересуешься и кто тебя не встревожит. Они будут тебе играть, они будут петь тебе, ты увидишь, какой свет в комнате, когда горят свечи. Ты будешь засыпать, надевши свой засаленный и вечный колпак, ты будешь засыпать с улыбкой на губах. Сон укрепит тебя, ты станешь рассуждать мудро. А прогнать меня ты уже не сумеешь. Беречь твой сон буду я."
Ну что довольны?! Cпился Карабас…
Бухает по утрам палёный вИски,
и вспомнив, как Мальвину сладко тискал,
хмельные слёзы смахивает с глаз.
В буфете моет он чужие миски…
Под рёбрами застрял обычный бес,
мечтами о хорошенькой нимфетке.
В гримёрку ей подкладывал конфетки,
порол, пытаясь скрыть свой интерес,
а по ночам от нервов пил таблетки…
Хотя порол, скорее, для души:
имел грешки в разделе садо-мазо.
Ведь страстным был, пока не пил, зараза.
А кто из «страстных» этим не грешил?!
…и «бил-любил» заученная фраза…
Мальвина … Та сама любила власть,
и тренинги вела на малолетках:
над деревом, очищенным от веток,
могла поизголяться, стерва, всласть,
с Пьеро спала по-дружески, соседкой.
И к бунту их склоняла, "дашь–на дашь"…
«Мол, Карабаса запросто мы свергнем,
а то достал, паскуда, тянет нервы...
Добудем ключ – театрик будет наш,
а Буратино сделается первым…»
Ну вот , сменили вывеску, и - что?
"Театр под руководством Буратино..."
Всё та же закулисная рутина.
Батрачат все: Пьеро и даже псина..
Мальвина на «Кайене» и в манто…
…а Карабас напился, как скотина…
Дура Альбинка из тридцать восьмой квартиры
Врёт, не краснея, что дома хранит в шкатулке
Прядку волос – голубых и по-детски тонких...
Что тут ответишь? Совсем завралась девчонка!
Может, не звать её вечером на прогулку –
Кстати, она ведь не любит «тупые игры»?
Петька в соседнем подъезде – ещё не легче:
Весь малахольный, в тетрадках стишата пишет!
В принципе он ничего, только слишком нежный:
Тётенькам – «здрасьти», считает меня невежей,
В белой рубашечке, комплексов выше крыши…
Папа сказал, будто армия это лечит…
Пудель, Артёмка, ко мне! Вечно в туче пыли…
Что ты мне, дурень, ругаешься по-собачьи?
Вот разобиделся – тоже мне, благородный…
Пудель в репьях – а от кости воротит морду.
Дура Альбинка сказала однажды, кстати:
Может, ему не по вкусу простое имя…
Здравствуйте, Карл Иоганныч, как Вам живётся?
Что на работе – опять древесина, стружки?
Мы к Вам заглянем когда-нибудь непременно!
Мама просила узнать: а вон то полено,
То, об которое я рассадил колено…
То, что двенадцатый год подпирает стену…
Может, на свалку?... понятно… зачем-то нужно…
Я передам. Ну чудак – что ему неймётся???
Вот не иначе – выстругивать Буратино…
Мальвина вчера, наконец, подала на развод.
Пьеро стал совсем невозможен к своим сорока.
Он только стихами [и прозой немного] живёт,
цепляя сюжеты со сводчатого потолка.
Он раньше писал о всесильной и нежной любви
к Мальвине и цвета июльских небес волосам.
Он шепчет ночами: "Всевышний, молю, вдохнови",
и мчится всё утро по вымышленным адресам.
Он строки рифмует о драме бюджетных зарплат
и канувшей в Лету великой России душе.
Простак - Буратино, заметьте, уже депутат
и ездит с мигалкой на новеньком белом Порше.
Зовёт Буратино Мальвину с собой в Эквадор.
Мальвина согласна. [Нельзя такой шанс упускать.]
Пьеро отложил до поры политический вздор.
Пьеро вдохновлён о Мальвине, как прежде, писать.