О. Суслина.
Невезучий

Он лежал, прижавшись худым боком к прутьям клетки. Блеклая шерсть, покрытые корочкой гноя, потухшие глаза. Печальное зрелище для породистого, рожденного притягивать к себе восхищенные взгляды, молодого кота.

Но ему было все равно.

Разлившаяся внутри холодная черная пустота давно уничтожила все жившие в нем эмоции. Выстудила ледяной стужей живую душу, сдула, проткнув острой иглой разочарования мягкие, плюшевые, когда-то гревшие руки человека бока.

Он медленно, словно древний, ветхий старик пошевелился.

Грудную клетку пронзило болью. И надсадный, хриплый, вырвавшийся из груди кашель прокатился дрожью по всему его немощному тельцу, заставив вяло дернуться кончик висящего надорванной плетью хвоста.

В ушах зашумело. Но приглушенный, окутанный слоем ваты голос все равно самым краешком коснулся качающегося на волнах скорби сознания.

-Ох, Кантик, тихо-тихо. Ну что же ты?

Закрывающая клетку металлическая задвижка тихонько скрипнула, и спину зашедшегося кашлем, хрипящего животного накрыла теплая узкая ладонь.

Дежурившая в приюте Лиза пробежалась глазами по прикрепленному к вольеру исписанному листу с назначениями и устало вздохнула: не действуют.

Не помогают лекарства.

Ни новые, что дали сегодня. Ни старые, что давали вчера и позавчера…

И, казалось бы, обычная, легко поддающаяся лечению простуда, будто коварная, неизлечимая болезнь день за днем медленно, но верно убивает лежащего в клетке, похожего на тень себя прежнего, кота.

- Что же нам с тобой делать, маленький? На сколько еще тебя хватит? - Лиза перевела взгляд на нетронутые, стоящие в углу клетки миски с едой и грустно вздохнула.

Она работала в приюте уже несколько недель. Тихонько знакомилась с разношерстными, наперебой мурчащими ей свои истории обитателями. Выполняла несложные, поручаемые ей старшими сотрудниками повседневные дела. Радовалась за тех, кому посчастливилось уехать домой. И…

Каждую смену, каждый свой новый рабочий день, в перерывах между вечно наполнявшей приютские комнаты суетой, возвращалась сюда. К стальной, стоящей в отдалении от других клетке, укрывающей в своих недрах пятнистого, похожего на маленького, умирающего леопарда, кота.

Названный в приюте Кантиком «бенгал» впервые попал сюда два года назад. Его история была банальна и проста: люди куда-то переезжали. И рассыпанные по телу породистые полоски и пятна не спасли от предательства успевшее привязаться к своим хозяевам не хуже собаки животное.

Но разве было кому-то до этого дело?

Изображение из открытого источника
И оставленную в аэропорту переноску спустя почти сутки после улетевшего без него самолета совсем чужие, незнакомые руки принесли сюда.

И по началу все было совсем не плохо. За нового обитателя никто не волновался - ну разве может засидеться в приюте такая красота? И действительно, не прошло и недели, как за Кантиком пришла новая семья.

Вот только…

Таких семей за полтора года было четыре.

Первая вернула кота в приют через месяц. Слишком активный, слишком шумный, а они оказывается всегда хотели плюшевого, диванного кота.

В следующем доме Кантик продержался почти полгода, но снова вернулся в приют. Возникшая внезапно аллергия. Прости, кот, но она сильнее тебя.

Забившие тревогу сотрудники приюта, видя, как с каждым разом все грустнее и грустнее становятся кошачьи глаза, следующих хозяев отбирали со всем пристрастием. Чтобы уж точно!

Теперь навсегда, но…

Кантика принесли через неделю. Промахнулся мимо лотка.

И только спустя два дня, случайно заметив, что сидящий в уже набившей ему оскомину клетке кот как-то странно подволакивает лапу, поняли: промах не прошел даром. А светившийся на рентгеновском снимке, полученный в результате пинка след перелома, уже тогда был гораздо ярче, чем почти потухшие Кантиковские глаза.

Но все же коту выпал еще шанс.

Прекрасная, не сводящая с него глаз молодая семья. С трепетом прижатая к груди кошачья мордочка… И снова беда.

Сотрудники не стали вдаваться в подробности, принимая назад в уже знакомой переноске получившего к имени приставку «Невезучий» Кантика.

И вновь запертый в клетке зверь с того времени, казалось, уже остался в приюте навсегда. Не потому, что его не пытались пристроить, наоборот, к Кантику водили толпами потенциальных усыновителей. Вот только все они отворачивались от ставшего вялым, безразличного ко всему, растерявшего весь свой внешний породистый лоск животного.

И пока сидящие в других клетках Васьки и Мурки потихоньку разъезжались в свои новые дома, Кантик, как забытая за дверкой серванта поломанная игрушка, все глубже и глубже тонул в своей тоске.

А потом в приюте случилась эпидемия.

И не сказать, что серьезная болезнь - обычная простуда. Не лечи, сама пройдёт за неделю у любого кота.

А у Кантика вот уже почти месяц не проходит. Ни с лекарствами, ни сама. Высасывает из него последние силы, словно решившая поглотить все звезды в галактике черная дыра.

Изображение из открытого источника
И замершая у клетки с уснувшим котом Лиза вдруг понимает: не вылечат они эту простуду никогда. Потому что не лечат антибиотиками разбитое сердце, не исцеляют микстурами разорванную в лоскуты душу.

И не придумали еще волшебную таблетку, чтоб остановить того, кто собрался уснуть навсегда.

Вот только Лиза, она в приюте тоже не просто так! Лиза она тоже упрямая! А потому….

- Держись, Кантик, держись миленький! Я что-нибудь придумаю! Найдется в этом мире и для тебя родная душа!

*****

Люба смотрела на лежащего на кровати, похожего на вынутое с задворок шкафа старое чучело, кота и на все лады ругала вышедшую из ее квартиры, втянувшую ее в эту авантюру пятнадцать минут назад Лизку.

Ну вот зачем ей, Любе, все это надо?

Она от смерти любимого Йоси отойти не может. Третий месяц пошел, а глаза по-прежнему на мокром месте.

Двадцать лет с котом вместе прожили! Школу закончили, институт прошли! Не просто животное – самая настоящая семья, которую рано осиротевшей девочке Любе заменила вместе с блохастым, подобранным во дворе котенком тетка Наталья, материна старшая сестра. Она и принесла еще безымянного в то время Йосика с улицы, когда переставшая после трагедии разговаривать десятилетняя девочка совсем ушла в себя.

Изображение из открытого источника
Люба помнила тот день.

И глазенки котенка маленького, напуганного, такого же одинокого во всем мире, как она сама, помнила. И как прижала его ладошками к сердцу и плакала, плакала, плакала…

Вместе с подошедшей сзади, обнявшей обоих детей и человеческого, и кошачьего теткой Натальей, маму с папой оплакивала. Выпускала всю боль, всю обиду детскую на этот мир из себя.

Сколько воды с того времени утекло? Любе в этом году тридцать исполнится. Давно работа, квартира своя. Но как маленький верный страж всегда рядом шагал ставший настоящим Любиным хранителем Йосик. Из маленького, худенького, уличного котенка превратившийся в пушистого, крупного красавца-кота.

Да только век кошачий по сравнению с человеческим не долог.

И чуть больше трех месяцев назад давно выросшая, ставшая самостоятельной Егорова Любовь Ивановна, в душе все та же маленькая девочка Люба, снова осталась одна.

И как бы не предлагала заменившая ей мать, вышедшая на пенсию тетка Наталья, видя, как болит у Любы душа, взять домой другое животное…

Люба не соглашалась.

Она вообще похоронив старого любимца, до икоты наплакавшись на маленькой, усыпанной сырыми комьями земли и опадающими с яблонь лепестками могилке глядя в синее, бескрайние небо прошептала, что больше ни разу… Больше никогда!

Но давно ставшей лучшей подругой соседке Лизке разве откажешь?

Тем более, когда она вот так, с нахрапа: Люба, у кота беда! Больной, всеми преданный! Умирает! Так что или сейчас или…

И ведь знала, зараза, на что давить. Йосю-то тетка тоже не пирожком здоровым румяным, а блохами заживо съедаемого на последнем издыхании домой принесла. Пройди она, тётка, тогда мимо, может и не узнала бы Люба какие они кошачья преданность и теплота.

Да и на месяц всего, Лизка сказала. Ну в крайнем случае на полтора. А там она что-нибудь придумает… Главное веру в людей коту вернуть, болезнь победить заставить. Со всем остальным Лиза уже как-нибудь справится. Найдет Кантику «руки» хорошие… Да!

*****

Кантик тяжело пошевелился и с усилием разлепил спрятанные за высохшими во сне корочками гноя глаза.

Разделенный вертикальными серыми полосками привычный мир куда-то исчез. Вместо него перед самым носом появилось что-то белое и спустя минуту мордочки коснулась смоченная в теплой воде мягкая ватка. Скользнув от края висков к уголкам глаз она, ведомая чьей-то легкой рукой, смахнула налипшие со сна на глаза корочки и легко мазнув по кончику носа, подхватывая скатившуюся на него, вызывающую желание чихнуть теплую каплю, исчезла.

Не успел Кантик опомниться, как на место ватки вернулась рука.

Изображение из открытого источника
Погладила не находившего в себе сил пошевелиться кота между ушами и тоже пропала, чтобы уже через секунду вернуться с зажатым в ней пластмассовым, наполненным паштетом шприцем.

От запаха еды кот поморщился. Есть не хотелось совершенно.

Но незнакомый голос сказал, что поесть ему всё-таки придется. Хотя бы немножко, капельку. На самом донышке шприца. Потому что без еды коты умирают…

А ему, Кантику, пока Люба за него в ответе, умирать никак нельзя!

В приоткрытый уголок кошачьего рта аккуратно, но настойчиво просунули похожий на трубочку кончик. Спустя несколько минут, разлившаяся от еды сытость приятным теплом свернулась внутри живота. И ощутив небольшой прилив сил, Кантик смог медленно повернуть голову.

Светлая комната, цветочный горшок у окна. На полу ковер. Белый, пушистый. Кантик уже видел похожий, не вспомнить, жаль, никак какая это по счету была семья. И кот не стал напрягать не способную выдать хоть что-то хорошее память.

Зачем?

Ковер — это ведь тоже не навсегда. Скоро им наиграются и унесут обратно. Он знает. Привык. Такая у него судьба. И на место ковра вновь вернется клетка…

Только он будет быстрее! Он справится. В этот раз точно сможет, уснет. Уйдет навсегда.

Но уйти не получалось.

Ни на следующий день, ни через день, ни через два. Хоть Кантик и пытался. Не цеплялся лапами за оказавшуюся безразличной к его судьбе жизнь. Не вгрызался зубами в равнодушную к его страданиям действительность. И изо всех сил упрямо отворачивался от вновь и вновь тыкающегося в уголок рта наполненного ароматными паштетом шприца.

Увы…

Та, которая назвалась Любой, была упрямее.

И есть все равно приходилось. И чувствовать, как за ушами гладят, и слушать коконом заботы оборачивающие истерзанную кошачью душу теплые слова. Не о набивших оскомину породистых полосках и пятнах, не о соседях, что вечером придут посмотреть на дорого кота…

Люба обо всем этом не сказала ни разу.

Ей синее небо за окном и теплое солнце в стекло куда интереснее были. И кофта еще разноцветная, детская, старая, у которой если синтепоном набитые рукава верёвкой связать - гнездо получится.

Изображение из открытого источника
И Кантик хоть и не птенец, а в гнезде таком ему все равно удобнее будет. Особенно если у самого окна.

И намыть бы его, Кантика, еще не помешало. Запылился в приюте весь от ушей до кончика хвоста. Но это потом, когда полегче ему будет.

В том, что будет, Люба не сомневается. Неужто она не переупрямит какого-то кота?

А от Лизки уже неделю ни слуха, ни духа. Хоть бы зашла что ли, проверила, как они тут… Но у нее вчера, сегодня и завтра тоже дела.

И ведь понимала ухаживающая за Кантиком Люба что в большинстве своем дела эти надуманные, и захоти Лиза, уж пять-то бы минут по-соседски забежать нашла…

Вот только что это меняло?

Сама же Люба за Кантиком присмотреть согласилась, сама взяла. А взявши, как бы себя не одергивала, начала привязываться. Действительно волноваться начала.

Хоть и думалось, что больше уж точно не сможет. Ни сегодня, ни через месяц, ни через год. Ни…

А вот же!

Подходит теперь раз за разом к спящему, гладит вздрагивающие во сне уши. Повторяет, кажущиеся глупыми, обо всем на свете слова. И лекарства в паштет упрямо подмешивает. Те самые, что Лизка вместе с котом принесла.

И шерсти блестеть начинающей, радуется. И смотрит, смотрит, смотрит в раскосые, в ответ на нее глядящие, зеленые глаза.

И как-то незаметно совсем вдруг месяц пролетает.

И шприц давно керамическими мисками сменился, округлились, заблестели покрытые причудливыми пятнами-кляксами кошачьи бока.

Изображение из открытого источника
И в груди человеческой, где совсем недавно дыра от смерти Йосика зияла, что-то новое, светлое, ростком к солнцу тянется. А кошачье сердце, от предательства стучать разучившееся, выбивает звонкий, мелодичный ритм.

И в гнезде из свитера на окне уютно так. И руками в гладкую шерсть - удовольствие. И с задворок памяти вместо комьев сырой земли Йося одобрительно жмурится. И простуда клятая наконец прошла…

Только вот и у Лизки дела вдруг закончились. Позвонила, придет вечером. Велела, чтобы Люба кота собрала.

А то, что у Любы после ее звонка весь оставшийся день все из рук валится, разве это Лизкина забота? И почувствовавший неладное, отказавшийся от еды Кантик - тоже не Лизкина беда.

И от мелькнувшей в только-только начавших блестеть зеленых глазищах тоски дыхание срывается.

-Ооох, Люба, Люба, - переживает тетка Наталья по телефону.

- А вот фиг тебе, Лизка! – мечется Люба раненным зверем по квартире, натыкаясь на разбросанные по всюду мышки-игрушки: не отдам я тебе кота!

И Кантика на руки тут же подхватывает.

А он мурчит, лапами шею обхватил. Ластится, бодается. Ему, невезучему, больше, чем Любе в чудо поверить хочется. И жизней за душой, чтоб очередное предательство пережить, больше не осталось. И от трели дверного звонка волнами дрожь по телу бежит.

Но Люба все равно дверь открывать идет. Хоть и хочется им обоим от двери этой пятиться.

Изображение из открытого источника
А у застывшей на пороге Лизки при виде вцепившейся друг в друга парочки в глазах смешинки искрятся. И сказать из вредности, что забирать Кантика пришла хочется. Но от сотворенного для двоих чуда самой радостно, потому только кивает согласно и смеется еще, и шоколадку вместе с договором передачи приютом животного новому хозяину Любе протягивает.

-Чего смотришь? Чтоб все официально было, нужна бумажка! А шоколадка… Так это я так, по-соседски на чай зашла! И Кантика, счастливчика, еще немножечко погладить.

И девчонкам в приюте потом фотографии чуда этого мурчащего показать. А то придумали тоже - Невезучий! Счастливый он!

Не зря же она, Лиза, старалась! К счастью котовьему дорогу искала. Справилась! Сдюжила! Нашла!

Серия сообщений "152 Стихи и проза - 12":
Часть 1 - Д ЖДАНОВ Отважный трус Жорик
Часть 2 - НАТАЛИЯ С. Нападение
...
Часть 18 - О. Суслина Другая судьба
Часть 19 - О. Суслина На черный день
Часть 20 - О. Суслина Невезучий
Часть 21 - О. Суслина Выбор
Часть 22 - О СУСЛИНА Яськина улыбка
...
Часть 43 - С КУЗЬМИНА Общий питомец
Часть 44 - А СЛЮСАРЕНКО Счастье для Счастливчика
Часть 45 - Похищение