О. Суслина.
Самое дорогое

-Ничего, Яшенька, ничего, родненький! Мы завтра еще придем, - тяжело вздохнула Любовь Михайловна, погладив морщинистой рукой серого кота, лежавшего на свернутом в несколько раз покрывале поверх клетчатой сумки-каталки.

И почувствовав, как увенчанная темными треугольниками ушей усатая морда согласно боднула сухую ладонь, в последний раз бросила наполненный угасающей надеждой взгляд на идущую мимо толпу.

Людей гнали вперед заботы.

Усталость после рабочего дня, начинавшие собираться на небе дождевые облака. Тысячи важных поводов, совершенно не оставляющих ни сил, ни желания хотя бы на минуту задержать взгляд на жавшейся к пыльной стене у самого выхода из метро странной паре.

А ведь стояли они здесь уже одиннадцатый день.

Приходили, как только спадала дневная летняя жара, замирали двумя потрепанными временем статуэтками у покрытой пылью отштукатуренной стены и…

Ничего.

Они придут завтра и послезавтра. И после - послезавтра… Будут ходить столько, сколько потребуется, потому что по - другому нельзя.

И отмеренный врачами Любови Михайловне год слишком короток и быстротечен, чтобы надеяться на бессмысленное чудо и откладывать самое важное на потом.

А важнее Яшеньки в жизни одинокой, пожилой женщины не было ничего.

Муж скончался больше тридцати лет назад. Уснул одним вечером, так и не выпустив из похолодевшей к утру ладони теплую после сна руку любимой, тогда еще полной надежд и мечтаний Любочки.

А дальше, без него…

Как-то не получилось, не сложилось больше.

И похоронив на пятом десятке ушедших один за одним родителей, превратившаяся к тому времени из миловидной, верящей в чудеса Любочки в серьезную, прагматичную до мозга и костей Любовь Михайловну женщина осталась на этом свете совсем одна.

И так и текла жизнь, сочилась одинаковыми по своей бессмысленности годами. Работа - дом, дом - работа. Общение с коллегами, соседями, какие-никакие повседневные дела.

И дома чистота и порядок вечные.

Вот только в выскобленных до блеска оконных стеклах вместо нарисованных пальчиками смешных рожиц ночами отражается безликая и холодная луна.

изображение из открытого источника
И вставать с каждым днем от чего-то все тяжелее. И подушка все чаще от слез мокрая.

И уткнуться бы в кого.

И обняли чтобы хочется…

Но кто ж ее одну-одинешеньку обнимет? Кому она на этом свете нужна?

А потом, со дня на день ей должно было пятьдесят пять исполниться. Юбилей вроде как. А она вместо подарка по дороге домой нашла сбитого машиной кота.

Он и не шевелился почти, лежал мешком окровавленным.

А люди шли мимо, отводя в сторону тусклые от равнодушия глаза. И Любовь Михайловна, прошла тоже. Шагов десять прошла. А потом развернулась.

Вздохнула сочувствующее, и на руки жалобно пискнувшее животное осторожно взяла.

С того дня прошло пять лет.

Не сказать, что жизнь сильно изменилась, но вставать стало однозначно легче. И сердце билось ровнее, и подушка от слез мокрой больше почти не была.

А домой возвращаться не тошно стало. Не угнетали больше набившие оскомину одиночество и тишина.

С приходом в квартиру подлатанного врачами Яшки от них одни клочки остались, да и те вскоре вовсе пропали. То ли когтистой лапы испугались, то ли вездесущего, гибкого как кнут длиннющего хвоста.

А у Любови Михайловны от перемен таких даже мечты появились.

Пусть приземистые, обычные. Про дачу, сад, цветы по весне распустившиеся. Она ведь после смерти мамы с отцом на старой родительской даче так и не была.

А в этом году вот собиралась, планировала вдвоем чтоб, с Яшей. Он для нее теперь дороже всех на свете, чтоб с ним надолго расставаться. Пусть не человек, кот всего лишь, а по значимости самая что ни на есть родная душа.

Они в тот день весенний так и сидели с ним вместе, перебирали под ярким светом настольной лампы купленные по зиме в магазине кривобокие, разноцветные семена.

изображение из открытого источника
Да только вдруг закололо, защемило под левой лопаткою. И словно брызнувшая из жерла вулкана лава, горячая волна по телу прошла.

Замершая от боли Любовь Михайловна пришла в себя от шершавого языка Яшки.

Тыкался кот холодным носом. Слизывал с щек горячие капли.

Надо же, как прихватило - подумала, и Яшеньку вон до дрожи, дурная, напугала и сама даже и не поняла как, со стула на пол сползла.

И надо в больницу, конечно.

Но весна ведь на улице… Мечты, дача. Разлетевшиеся по полу от взмаха руки семена.

Но в зеленых глазах Яшки волнение плещется.

- Ох, ладно, родной, схожу, схожу обязательно! Проверюсь, действительно, мало ли? Ведь я у тебя тоже одна.

А коридоры в больнице длинные. И ходят, мечутся по ним измученные люди туда-сюда. И Любовь Михайловна пока все кабинеты обошла, тоже устала - сил нет.

А от усталости лопатка опять разнылась.

Ждала все что скажут - защемила. А врачи ей сроку год дали. Не защемление - сердце. И операция, чтоб шанс был, оказывается, нужна.

изображение из открытого источника
Она больше месяца потом дома над сроком этим, врачами отмеренным, Яшеньку к себе прижимая думала. Гладила между ушами, перебирала пальцами ставшие мягкими, да пушистыми от домашней жизни бока.

Как же он без нее? Как один останется?

Кому нужен будет?

И нужно, наверное, на операцию-то…

Но Яшу, опять, деть некуда, да и уход потом ей самой потребуется. А кто же будет ухаживать, если она в целом свете одна?

А когда ответ так и не нашелся, они к метро вдвоем и пришли. Стояли, смотрели, выискивали.

А спешащие мимо них люди, равнодушно отворачивались. Думали, что милостыню бабка-попрошайка просит.

А Любовь Михайловна, вот, дом новый для Яшеньки своего найти пытается. Самое дорогое, что в жизни её есть спасает.

Душу свою родную - кота.

******

Выкатив из поезда коляску с заснувшей в ней, укаченной стуком колес Маришкой, Оля спешила к выходу из метро.

Хоть и работали, гоняли воздух по кругу мощные кондиционеры, но от липкой, забирающейся под одежду духоты, все время хотелось морщиться. Наступившее на улице лето было ранним, жарким, душным. И буквально за неделю, вместе с тысячами входящих и выходящих людей, пробралось и под бетонные своды метрополитена.

С трудом подняв коляску со спящей дочкой, Оля занесла ее на самый верх ступенек. Откинула назад прилипшие ко лбу влажные пряди выбившихся из хвоста волос и поспешила в конец длинного коридора, туда, где виднелся кусочек неба и темнеющие, тянущиеся друг к другу облака.

Кажется там, на небе, не выдержав накалившего воздух за день марева, уже собиралась гроза.

Почти у выхода Оля заметила странную пару. Грустная, пожилая женщина с нежностью прижимала к груди кота, обхватившего ее лапами за шею.

Сердце на секунду кольнуло.

Где-то там, в бережно укрытом от чужих взглядов уголке Олиной памяти кота точно так же обнимала Олина мама. И улыбалась еще. И обещала, что будет рядом с Олей всегда.

Вот только…

Восьмой год уже пошел, как Оля без мамы осталась. А следом и Васька, кот ее, ушел. И вроде ничего, справилась.

Муж - поддержка стальная, Маришку-егозу, в честь бабушки названную, два года назад родила.

Но душа болит. И к маме по-прежнему хочется…

Оля и не заметила, как за мыслями этими шаг замедлила, напротив женщины незнакомой почти остановившись, а та вдруг за сердце одной рукой схватилась и медленно-медленно вниз по стене оседать начала.

И лицо у нее белое, бескровное. Будто все силы человека разом покинули. Но руку с прижатым к себе замяукавшим, заплакавшим котом не разжимает…

- Вам плохо? - всполошилась Оля.

И кажется, даже замедлила шаг идущая за ее спиной и разом ставшая любопытной толпа.

- Сейчас, сейчас, подождите, обопритесь на меня! Сейчас скорую вызовем! Да что-же вы! – видя, как по изрезанному горькими морщинами лицу вдруг потекли слезы, Оля разнервничалась еще больше, - Все хорошо будет! Ну-ка, давайте сюда вашего товарища!

изображение из открытого источника
- Это Яшенька, Яша мой. Не надо скорую, так бывает, - облокотившись на протянутую Олей руку, тихо прошелестела незнакомка, и слабо кивнув на стоящую рядом сумку-каталку, попросила: посадите, пожалуйста, Яшеньку туда. Там, в заднем кармашке, бутылочка с водой, можно мне? Душно сегодня…

- Да-да, конечно, сейчас! - бросив взгляд на спящую Маришку, Оля посадила в сумку не сопротивляющегося кота. Подала по-прежнему держащейся за нее женщине воду и взглянула уже не на шутку начинающее чернеть небо.

-Может быть все-таки вызовем врачей? - попыталась еще раз заручиться согласием пожилой дамы Оля.

- Не нужно, правда. Уже легче. Уже отпустило. Не время еще, - тихо прошелестела незнакомка и погладив рукой высунувшегося из сумки зверя вдруг попросила:

- Вы не могли бы нас проводить? Я бы… Я бы могла опереться на ручку коляски, если, конечно, вы не против и есть время, и простите, наверное, это не удобно… Да и вы устали, и малышка…

- Называйте адрес и показывайте дорогу, - прервала Оля этот тихий, наполненный безнадегой поток слов, и поняв, что идти им по пути, широко улыбнулась, - Мы живем с вами в соседних домах! Обопритесь на коляску! Вот так! А я повезу сумку.

Оля ласково потрепала между ушей переставшего мяукать кота и застегнула молнию на сетчатой створке котовьей кареты. Готово. Можно потихоньку выдвигаться.

Медленным шагом дойдут за двадцать минут, только бы не разразилась раньше времени собирающаяся гроза.

*****

- И надо спешить, ложиться в больницу, потому что так шанс будет, а она вместо этого стоит уже какой день у метро и пытается пристроить в добрые руки Яшу, представляешь? - рассказывала Оля вечером за ужином пришедшему с работы мужу историю своей новой знакомой.

изображение из открытого источника
- И ты, конечно же, решила этого самого Яшку к нам забрать? – зная собственную супругу как облупленную, улыбнулся Гриша.

- На время, не навсегда - смутилась Оля, - и еще, Любовь Михайловна, понимаешь, родной, она ведь там тоже совсем одна! И может быть, мы могли бы… Пока она будет в больнице и так, хотя бы раз в месяц…?

- Ох, Оля…

- Мне не трудно, правда!

Гриша бросил взгляд на Маришку, заснувшую на ковре в обнимку с плюшевым медведем. Дочка росла настоящей непоседой, и мужчина видел, что постоянно находящаяся рядом с ней жена порой валится с ног от усталости.

И помощи, передышки, ждать не откуда. Олина мама давно умерла, а его родители живут слишком далеко - не наездишься… И по-хорошему надо бы отказать, ну какой им сейчас кот, да и женщина эта незнакомая, чужая?

И можно постараться, подобрать правильные аргументы, но…

- Хорошо, милая, завтра выходной, проснемся и сходим все вместе посмотрим на этого самого Яшку. И с Любовью Михайловной твоей познакомимся. Должно быть и правда хорошая женщина, раз оказавшись в такой ситуации, себя не жалея, спасает кота.

Квартиру найти оказалось не трудно. Оля с Маришкой вчерашним днем новых знакомых до самого подъезда довела и окна, на которые хозяйка рукой махнула, вот-мол и дошли, хорошо запомнила.

И на второй этаж, к квартире с этими самыми окнами всем семейством в минуту вбежали.

А вот у двери вдруг замерли.

Задумались, растерялись чего-то. Правильно ли поступают, не зря ли пришли?

Только куда обратно-то, да и Яшка, гостей почувствовавший, с той стороны двери громко мяучит. Приветствует на своем кошачьем языке, зазывает. Будто и вправду слышится среди «мау» да «мяу» - сюдааа, сюдааа…

Оля так и не успела на звонок нажать, дверь быстрее отворилась.

А на пороге Любовь Михайловна, в чьих глазах неверие искренней радостью сменяется. И Маришка, с рук отцом спущенная, не обращая внимания на застывших взрослых, гладит ластящегося к детским ладошкам мурчащего кота.

И чашки на столе из серванта, ажурные.

изображение из открытого источника
Дорогой сервиз, фарфоровый. Уж сколько лет его Любовь Михайловна непонятно для кого берегла. А сейчас, гостей на диван усадив, достала, не раздумывая, и пыль смахнула.

И чай, с печенюшками и конфетками нехитрыми с радостью подала.

И разговор, хоть и о грустном, но все равно светлый.

И улыбается Оля, хохочет Маришка, дразня привязанным к длинной ниточке фантиком разыгравшегося не на шутку Яшку.

А Гриша Любовь Михайловну все расспрашивает: давно ли болит сердце?

Какие лекарства принимает, что за операция нужна?

А когда Любовь Михайловна вдруг бледнеет резко - вскакивает. И кричит растерявшейся на секунду Оле:

- Скорую! Звони, Оля, срочно! Скорая нужна!

- Ну что же вы, Любовь Михайловна, - подкладывает под голову потерявшей сознание женщины подушку, - ну разве же можно так?! Куда же вы торопитесь, я ведь еще не дал согласия забрать Яшку! А значит рано! Рано, уважаемая, вам туда!

*****

Глаза открывать не хотелось.

Тяжелые веки были, чужие. И грудина еще побаливала, будто поковырялся кто там, за грудиною, разворошил сердце и кожу натянутую оставил звенеть от боли. И она звенела, ныла, скрипела, как ржавая гитарная струна.

И пить очень хотелось. Потрескались губы, стали сухими, шершавыми. И во рту тоже, как в пустыне – горячо, сухо. Сколько же это она без воды провела?

Но сильнее, чем пить хотелось другого. Мягкого, родного, теплого… Погладить хотелось…

Яша! Яшенька!!! Яшка - превозмогая боль и слабость открыла Любовь Михайловна глаза, вспоминая про самое дорогое для нее существо и тут же вновь испуганно зажмурилась. Слишком светло, слишком тихо, и все незнакомое.

Неужто?

Неужто она… Умерла?! А Яша? Яша, как же?? Где он теперь? Где…

Она же обещала… Обещала… Не успела, не выполнила, не смогла!

- Тихо, тихо, Любовь Михайловна! Все хорошо, это я, Гриша, видите? Узнаете меня?

Любовь Михайловна присмотрелась. Хоть и плыло все перед глазами, но знакомое лицо разглядеть удалось.

- Гриша? Вы? Чай, Маришка, Оля… Яша? Гриша, что вы… Где я?

- Ох сколько вопросов сразу! - улыбнулся он.

изображение из открытого источника
- Вы в больнице, скорая сюда привезла. Помните, как вам плохо стало? Поняв по взгляду женщины, что да - помнит, Гриша продолжил:

- Ну вот, а дальше, если кратко, ждать не имело смысла, сердце ваше совсем засбоило, нужно было срочно принимать меры. Но вы не волнуйтесь, операция успешно прошла! И с Яшей вашим все замечательно! Влюбил в себя обеих моих женщин: и Олю, и Маришку. Только и разговоров, что о нем второй день: котя то, котя се, Яша туда, Яша сюда!

Так что вы выздоравливайте и за кота своего не волнуйтесь, девчонки за ним присмотрят. Они правда и к вам рвутся, сюда.

Но пока нельзя, подождать надо.

Вот переведем вас в обычную палату, тогда уж пожалуйста, тогда да…

Но дальше Любовь Михайловна уже не слышала - уснула, вдохнув облегченно. Много всего просто сразу и все волнительно. И операция, и Гриша вот анестезиологом в больнице оказавшийся. И Яшенька в добрые руки пристроенный, и Оля с маленькой Маришкой придут к ней! Разве ходят к чужим? А она… Кто им она?

Но Оля с Маришкой действительно пришли.

В первый же день, как Любовь Михайловну в палату общую перевели. И все три недели через день к ней ходили, то бульон куриный принесут, то котлеток паровых, то фруктов…

И фотографий еще на телефоне Олином новых, Яшенькиных.

Любовь Михайловна от этих фотографий взгляда подолгу оторвать не могла. Водила по экрану дрожащими пальцами, плакала, а Оля по руке ее все гладила: ну что вы, что вы в самом деле? Потерпите немножечко! Ведь хорошо все с Яшей, он по вам тоже очень скучает! Ох как же плохо-то, что не пускают с животными сюда!

А потом три недели быстро пролетели.

Хоть и тянула их, перебирала в памяти каждый день Любовь Михайловна, как могла. И вроде больница, сердце разрезанное - маятно быть должно.

А она счастливая.

И нужной себя чувствует и важной. Ведь не должны же, не обязаны, а ходят! И Гриша в халате своем белом, и Оля улыбающаяся и все пластмассовые фрукты игрушки из дома для нее перетаскавшая маленькая Маришка - егоза.

И от Яши приветы в телефоне добрые. Вот он на подоконнике бока греет, тлеют теплыми угольками в костре кошачьи глаза. Вот с Маришкой маленькой в обнимку уснули. У Гриши на руках, у Оли…

И радоваться продолжать надо…

Только слезы вдруг по щекам - горькие. Как дальше все повернется? И Яшеньку как из новой семьи назад вырывать… А ведь ему хорошо там, и если…

Проживет ли она без него, одна?

- Любовь Михайловна! Вы это чего здесь опять себе надумали? - вошла в палату Оля с пакетами в руках, - радоваться надо! Домой едем! А вы плачете? Ну что случилось у вас, что опять за беда? Давайте лучше мы с вами одеваться будем! Там Маришка, Гриша на улице! А дома Яшка ждет и торт еще! Знаете какой я торт вкусный с утра испекла?

- Оленька, но ведь я же… Меня же выписывают, и вы не должны, не обязаны… И, наверное, это неудобно, и больше нет необходимости, и я справлюсь… Я привыкла уже так, одна.

И Яшеньку… Ему у вас ведь лучше будет…

- Ох глупости-то какие к вам в голову лезут! - улыбнулась плачущей женщине Оля, - Хорошо все будет, вот увидите! И не одна вы больше! Верите?

изображение из открытого источника
И не дожидаясь ответа крепко, уверенно обняла.

******

-Уснули? - Оля поставила на землю наполовину наполненное травой пластмассовое синее ведерко и протянула на раскрытой ладони улыбающейся Любови Михайловне несколько первых поспевших ягод клубники.

- Ага, набегались сорванцы, - улыбнулась Любовь Михайловна, глядя на заснувших на подвесных садовых качелях, прижавшихся друг к другу Маришку и друга ее - соседского Матвейку, - Ты сама давай кушай, тебе сейчас витамины нужнее!

Женщина взяла только одну ягоду, и отправив ту в рот довольно зажмурилась. Сладкая!

- Любовь Михайловна, - начала Оля издалека, - А Петр Сергеевич обещал сегодня после обеда сводить малышню на речку. Сказал, что вода у берега уже прогрелась и ножки помочить можно…

- Да?

- А Маришка без вас не пойдет! А Матвейка ей все уши с утра этой речкой прожужжал! А Гриша сказал, что Петр Сергеевич человек хороший…

- Оль!

- Ммммм?

- Не надоело еще вам в сватов-то играть?

- Да какие сваты, вы что?! Мы ж так просто, чтоб вам не скучно было! Да и все равно участки рядом, и Маришка с Матвейкой не разлей вода! И Яшка, между прочим, на соседний участок давно как к себе домой ходит, - Оля сдала с потрохами кота, сверкнувшего глазами.

- Ну если Яшка ходит, то это да, это, конечно, аргумент, - рассмеялась женщина, и ловко подхватив оказавшегося тут как тут любимца на руки, с нежностью прижала животное к себе.

Догадывался ли он сколько счастья принес в ее, казалось, бессмысленно прожитую жизнь?

Прооперированное почти три года назад сердце больше не болело. Толкалось уверенно о грудную клетку, выбивая ровный, заставляющий кровь бежать по венам ритм. С этим ритмом переплеталась растекшаяся внутри нежность и искрящееся на донышке глаз счастье: теплое, терпкое, яркое, настоящее…Семейное.

Любовь Михайловна и не представляла уже, как это бесценно, когда у тебя есть семья.

Она все ждала после больницы - уйдут, забудут…

А они вот - третий год почти прошел, как рядом. И дом дачный родительский Гриша помог-подлатал, и сад в порядок вместе с Олей привели. Высадили ранней весной хранившиеся дома в комоде приземистые мечты-семена.

изображение из открытого источника
А Маришка, стрекоза мелкая, с молчаливого одобрения родителей бабушкой давно называет. Как подбежала однажды, обняла за коленки и крикнула на весь двор: Баба! Баба! Баба пришла!

Ох и щипало тогда у Любовь Михайловны ставшие разом влажными глаза.

Пять лет девочке на этой неделе исполнится. Жениха, Матюшу, себе в этом году на соседнем участке нашла. Тоже шалопай на лето от города отдохнуть приехал: родители на работе, а он с дедом Петром Сергеевичем сюда.

И вот ведь дед этот какой настырный оказался!

Спасу нет! То стихи через забор с лопатой на перевес ей читает, то конфет к чаю принесет по-соседски, мол и вовсе не тебе, ребятишкам! Хоть и знает, старый лис, что ни Маришке, ни Матвею сладкое в таких количествах нельзя!

А теперь, значит, на речку, видите-ли, удумал. Понимает же, что Маришка без матери и бабушки не пойдет никуда.

Только Оля-то у нас на девятом месяце беременности, какая ей речка? И траву бы ей полоть не надо, конечно, но она же упрямая, переживает все беспокоится, - как это вы Любовь Михайловна будете все одна?

- Так и придется идти с интриганом старым, Яшенька, - уткнулась женщина в теплый кошачий загривок, - И стихи опять слушать придется, и про рыбалку еще, и про тебя «краше чем у Любочки в поселке нет кота!» - продолжала женщина гладить мурчащего на все лады зверя.

-А ведь лет-то нам сколько! Ну какие ухаживания, ну скажи мне, Яша, куда?

А Яшка только мурчал одобрительно:

«Туда же, хозяйка, куда и Оля с Гришей с Маришкой, куда дача с родительским домом, который ты дрожащими руками прошлой весной отперла.

Куда семена, в цветы дивной красоты превратившиеся, и улыбка, с которой на руки поднимаешь меня…»

Кот боднул головой в подбородок охнувшую хозяйку, вспоминая как тогда, у метро, увидев в толпе Олю с коляской, вонзил когти в любимое сердце, и замурлыкал еще сильнее.

изображение из открытого источника
«А на речку сходить все же надо, Сергеевич и правда ведь мужик хороший! И жизнь твоя - для меня самое дорогое! Вот и буду я дальше стараться, чтоб жизнь эту до самого конца ты в счастье и любви прожила…»

Серия сообщений "152 Стихи и проза - 12":
Часть 1 - Д ЖДАНОВ Отважный трус Жорик
Часть 2 - НАТАЛИЯ С. Нападение
...
Часть 15 - О. Суслина После сорока
Часть 16 - О. Суслина За счастьем
Часть 17 - О. Суслина Самое дорогое
Часть 18 - О. Суслина Другая судьба
Часть 19 - О. Суслина На черный день
...
Часть 43 - С КУЗЬМИНА Общий питомец
Часть 44 - А СЛЮСАРЕНКО Счастье для Счастливчика
Часть 45 - Похищение