О. Суслина
После сорока

Алтая с Пухом к себе на двор не одна семья забрать пыталась. Да только не шли они никуда. Лягут у закрытой калитки, прижмутся друг к другу, дрожат. А сверху снег, как саван белоснежный падает. И плачет, воет холодными ветрами вместе со скулящей собакой суровая зима.

🐾🐾🐾🐾🐾🐾🐾🐾🐾🐾🐾🐾🐾🐾🐾🐾🐾🐾🐾🐾🐾🐾🐾🐾🐾🐾🐾

Домик был не большой. Такой себе домик: светелка в три окна, пара крошечных близнецов-спален и кухонька два на два с выходом на веранду, с которой Саяна - речушка местная, мелкая видна. Но ей хватит, куда одной больше?

А она теперь одна.

Ни котенка, ни ребенка. И мужу вот спустя пятнадцать лет брака тоже не нужна. Приелась, сказал, опостылела.

А у Ленки с работы, что на двенадцать лет ее младше, глаза, как небо, голубые. И талия еще, и душа нежная. И они встречаются, оказывается, уже полгода. Втихую, урывками, конечно, но он все взвесил. Решился, сказал и вещи собрал за один вечер.

Квартиру вот ей с барского плеча оставил.

Она не стала напоминать, что квартиру эту купила еще до брака. Без его участия. Сама.

А на работе как-то сразу все всё поняли. Лиля не отрицала - разводимся, да.

И от сочувствующих взглядов первое время пряталась в туалете. И так плохо, зачем лезут? Зачем ей эти лживые слова, скрывающие за напускным участием безразличие?

Про то, что в сорок жизнь только начинается… Что она лучше, обеспеченнее… И глупости это все, что страшно… И он, конечно, еще пожалеет…

Пока только Лиля жалеет. А может, просто не привыкнет никак по-новому чтоб. Одна.

И кошмары опять вернулись.

Лиля и так плохо последние ночи спала, но, наверное, этого мало. И все должно навалиться сразу, если больше не за кого прятаться.

Вот на Лилю и навалилось.

По раскрашенным витиеватыми узорами обоям поползли страшные тени прошлого.

изображение из открытого источника
И Лиля маленькая снова. И баба Маша стоит со спицами у окна. Мама с папой через два часа придут только, а Лиля уже соскучилась. И дверь входную, не сказав бабушке, заранее отперла.

Они зашли в эту дверь тихо.

Лиля только и увидела, как по лицу бабушки ударила одетая в черную перчатку рука. И спицы с нанизанными на них цветными нитками, зацепившись за ажурный край свисающей с подоконника салфетки, повисли, раскачиваясь.

Туда-сюда. Туда-сюда.

А у бабы Маши глаза стеклянные. И в них Лиля, ладошки к груди прижимающая, отражается.

Это потом ей скажут, что бабушка об угол острый головой при падении ударилась. И умерла.

А там, в прошлом, маленькая Лиля все кричала и кричала. И за руку еще бабушку дергала, не понимая, почему она не двигается… И маму с папой громко звала.

А потом и ее ударили.

И молчать велели. Лиля помнит, как больно дергало щеку и саднила лопнувшая в уголке губа.

А от неостанавливающихся слез перед глазами все расплывалось, но Лиля все равно смотрела. И на вывороченные ящики, и на пустую мамину шкатулку с украшениями…

И когда ее подняли на руки, била кулачками изо всех сил. Маску случайно с того, кто держал сорвала. И успела услышать:

- Вот все с девчонкой и решилось, Рваный. В машину ее! В лес увезем и все дела.

А потом щеку опять болью дернуло. Но Лиля больше не плакала, потеряла сознание. Слишком тяжелая для шестилетнего ребенка была у грабителя рука.

Её нашли грибники. В лесу, в тридцати километрах от города. Поисковая операция к тому времени длилась уже два дня.

изображение из открытого источника
Но Ляля не считала время, и как выжила одна среди леса - рассказать тоже не сумела. Вспомнила только как увидела людей из-за деревьев. И бежала, бежала… Кричала:

- Я здесь! Здесь! Мамочка! Папа! Я здесь! Я одна…

Со временем гибкая детская психика научилась прятать за выстроенной умелым психологом в сознании ребенка высокой стеной страшные воспоминания тех дней.

Но иногда, когда Лиля испытывала сильный стресс, в стене открывалась маленькая, неприметная дверка.

И тогда…

*****

- Я пропишу таблетки, будете принимать на ночь. Сон без сновидений лучше наполненного кошмарами сна. И еще, - пожилой психиатр поправил съехавшие на нос очки в роговой оправе, - Я бы посоветовал вам сменить обстановку. Возможно переехать. Как вариант завести собаку, или кота.

Взяв протянутый ей рецепт, Лиля благодарно кивнула.

Переехать...

Была у нее все это время одна мечта. Но привыкший жить в городе бывший уже муж о доме и слышать ничего не хотел.

А теперь вот, наверное, можно?

Теперь Лиле не нужно ничье разрешение?

Слабое утешение, но все же есть хоть один плюс в том, что она, Лиля, теперь одна.

*****

Домик нашелся быстро. Далековато, конечно, от города деревенька, зато цена Лилю вполне устроила.

И на работе дали удаленку, бухгалтер он ведь не токарь, можно работать и не у станка.

Квартиру собственную тоже сдать удачно получилось. И в начале августа, сразу как только были оформлены документы, Лиля села в машину и приехала в деревню.

И сидела весь первый вечер на крыльце. Дышала августовским, пропитанным терпким ароматом спелых яблок маревом.

Вдох-выдох, вдох-выдох…

А надышаться после пыли городской все равно никак не могла.

изображение из открытого источника
И уснула потом опьяненная этим воздухом, забыв погасить свет, на узенькой односпальной кровати. Прямо поверх застеленного, пыльного покрывала уснула крепким сном без сновидений.

А может быть это выписанная стареньким профессором таблетка свое взяла.

И совсем не видела, как с другой стороны участка, прямо из зарослей распоясавшейся без хозяйской руки и достающей до колена травы, на горящий в окне теплый свет, не мигая, смотрели две пары внимательных глаз. Смотрели пристально, с неверием и робкой, еще только зарождающейся надеждой:

«Нет, это не хозяин. Хозяин уже не вернется. Но человек… Женщина. Может быть… Если только представить… На одну минуточку… Вдруг она захочет? Сможет? Полюбит? Как хозяин, сердцем, чтоб надолго… Чтоб вместе с ними… Чтоб не одна?»

*****

Голова была тяжелой.

Побочный эффект - малая плата за возможность спать без криков. И пусть уж лучше так, чем видеть.

С головой Лиля как-нибудь справится. Чай вот сейчас свежий заварит с ароматными листочками, видела вчера у забора кусты смородиновые притаились.

И малина еще, и крыжовник.

И забор бы надо подновить. И на самом доме кое-где краска местами облупилась.

Столько дел сразу - о дурном думать некогда будет. А то нет-нет, да лезут в голову мысли: как она теперь? Сладит ли со всем? Справится ли одна…

Но на сегодня у Лили уборка.

И двор еще осмотреть не помешает. В тот первый приезд перед покупкой она во дворе-то и не была толком.

Домик вот только сам посмотрела. И таким теплом, такой радостью вдруг окуталась мечущаяся последние дни душа, что Лиля по другим объявлениям даже звонить не стала. Не хотелось терять это чувство. Теплое, мягкое, щемящее. Будто ждали ее, Лилю, здесь.

А она все не шла и не шла…

А работа меж тем спорилась. И к обеду на чистых, протертых стенах не осталось ни одного смотрящего на Лилю с укоризной паука.

И старые пыльные дорожки сменились яркими, веселыми половиками - Лиля их спонтанно купила у продающей на обочине улыбчивой женщины, которую заметила по дороге сюда.

А в умытые, освободившиеся от налета запустения окна с любопытством заглядывали клонящиеся к земле яблони. И в прозрачной банке на подоконнике купалось спелое солнце.

Путалось лучами меж зеленых стеблей сорванных Лилей у дома ромашек и отражалось светящимися пятнами от чистых стен и белого, как снег, потолка.

И пусть к вечеру поясницу ломило, а от мокрой тряпки руки покрылись некрасивой сеточкой.

Не беда.

Зато душа пела и мыслей в голове лишних не было.

Вот только…

Мерещились Лиле то в одной, то в другой стороне участка внимательно наблюдающие за ней глаза.

Первые гости пожаловали на третий день. Сначала соседка справа - баба Таня. Сухонькая, низенькая старушка в косынке белой, поверх головы повязанной. Яиц домашних новой хозяйке к завтраку принесла.

Следом Митрофановы, через два дома напротив живущие, с молоком козьим - за знакомство.

Но Лиле нравилось.

И ненавязчивая забота бабы Тани о ней, чужом человеке. И какое-то по-доброму теплое любопытство четы Митрофановых, оседающее сливочным вкусом на самом кончике языка.

И под смородиновый чай с плавающими в чашках лимонными кружочками- солнышками беседа текла плавно.

Вот из этой беседы Лиля про них и узнала: про вихлястую, преданную собаку и пушистого, полосатого кота - животных бывшего хозяина Михея, которых внучка его, похоронив деда на деревенском кладбище, забирать себе отказалась.

Повела только плечиком брезгливо: смеетесь, что ли, куда они мне в городе?

Шерсть, вонь да грязь одна!

изображение из открытого источника
И закрыв перед мокрыми кожаными носами калитку, принялась оформлять наследство, чтоб потом выставить дом на продажу.

А меж тем на улице декабрь был.

Морозы.

Нет, народ в деревне дружный. Алтая с Пухом к себе на двор не одна семья забрать пыталась.

Да только не шли они никуда.

Лягут у закрытой калитки, прижмутся друг к другу, дрожат. А сверху снег, как саван белоснежный падает. И плачет, воет холодными ветрами вместе со скулящей собакой суровая зима.

Семен Семенович Митрофанов первым не выдержал. Пришел как-то с утра и сломал две доски в Михеевском заборе. Такая, шириной с некрупного мужика, получилась дыра.

Алтай в эту дыру первым шмыгнул, правда вернулся быстро, схватив за шкирку замерзшего и вяло сопротивляющегося кота.

А на родном дворе за домом будка.

Деревенские в нее соломы накидали и пару одеял старых. Еды теплой, пока морозы были, таскали. Так и дотянули горемычных до весны, в память о Михее.

Светлой души был человек, многим в деревне помогал. И в Алтае с Пухом души не чаял. Кто ж знал, что так все повернется?

Хоть и говорят в народе, что кровь не водица.

Только баба Таня как вспомнит Ленку-то, внучку Михеевскую, на них, деревенских, как на грязь смотрящую, да животных дедовских на мороз без сожаления выкинувшую, морщится.

Вода она и есть вода.

А по весне и Алтай, и Пух с родного двора пропали.

Ушли, сгинули неведомо куда. Кто-то на деревенском кладбище, на могиле Михея худых кота с собакой видел, кто-то за лесом, что деревню дугой огибает.

Разная ходила про них молва. Но на бывший свой двор они так и не вернулись.

Вот такая вот печальная получилась после смерти хозяина судьба.

А потом парнишка этот, "ри-эл-тор" - выговорила баба Таня по слогам непривычное слово, людей сюда водить стал.

изображение из открытого источника
Да только не оставался никто. Будто отталкивал, отпугивал Михеевский дом чужаков.

Пока она, Лиля, в дом этот не пришла.

И засветились, казалось на всегда уснувшие окна теплым светом. Принял дом новую хозяйку-то, успокоилась видать, мечущаяся Михеевская душа.

*****

Гостей Лиля выпроводила за полдень.

Стояла потом на крыльце долго, смотрела в глубину сада заросшего. Ждала. А когда убедилась, что ей не мерещится, улыбнулась широко.

Вот значит, в чем дело. Вот значит, как все. Ну ничего. Главное она, Лиля, теперь знает. Все знает. А с остальным уж как-нибудь справится.

Как там профессор-то говорил: собаку ей завести надо? Или кота…?

*****

От идущего из оставленных на крыльце мисок аромата в пасти собиралась слюна.

Алтай и не помнил, когда они в последний раз нормально ели. Перебирались объедками то тут, то там. Мышей Пух, когда силы были, ловил, но мыши тоже - такая себе на двоих еда.

А на дворе, где подкармливали, оставаться - плохо. Приезжает машина, водит чужих людей говорливый парнишка туда-сюда.

Одни такие приезжие кота с собакой увидели и давай голосить что есть мочи: Дикий, бешеный, вон отсюда! Пошел! Собака! Пошла…

А когда палку в руки подхватили, Алтай понял - будет беда.

Прикусил Пуха зубами за шкирку и деру проторенной дорожкой через кусты смородины прямо к забору, у которого дыра.

И можно было вернуться, переждать чужаков. Прошмыгнуть в будку после наступления темноты. Но они не стали.

Побоялись - мало ли. Из далека вот смотрели, прятались. И каждый раз вздыхали тяжело, видя как отъезжает от калитки очередная машина.

Снова не впустил, не принял чужака дух хозяина .

Лето за середину перевалило, от прежних, одичавших без своего человека пса и кота тень одна осталась. Еще бы немного, месяц или два и пес, и кот за Михеем своим бы отправились.

Об этом и думали, как стемнело, мимо дома своего бывшего бредя.

А там, в оконце, в спальне свет вдруг загорелся. Засветился мягко, притягивая к себе магнитом кружащегося в танце ночного мотылька.

изображение из открытого источника
И прижавшиеся друг к другу Алтай и Пух тоже, как мотыльки, за этим светом к дому потянулись. И смотрели, смотрели, смотрели…

Ночь всю смотрели, до самого раннего утра.

И потом еще - на следующий день, когда умывала пыльные от одиночества окна женская, то и дело окунающая тряпку в ведерко с водой рука.

А сегодня вот - миски на крыльце, варевом теплым наполненные.

Пух первым не выдержал.

Взвился одним прыжком из травяных зарослей, впился зубами в предложенное угощение. Заурчал, замяукал, заходили ходуном отощавшие от бездомной жизни серые бока.

Следом за другом и Алтай на родное крыльцо ступил аккуратно. Огляделся боязливо, но еда в миске манила, заставляла сжиматься пустой желудок. Звала…

Лиля, из-за занавески в узкую щель за жадно едящими животными подсматривающая, улыбнулась:

- Так вот вы какие, тайные мои наблюдатели! Мерещащиеся мне то тут, то там внимательные глаза… Ешьте, ешьте, мои хорошие, привыкайте! Скоро знакомиться будем, - хмыкнула, - В конце концов какой же это дом, если в нем нет собаки и кота?

Они осмелели через неделю.

Лиля долго на крыльце у привычно уже наполненных мисок сидела. Прислушивалась, напевала тихонько, по именам звала животных, притаившихся в травяных зарослях.

Отчаялась уже почти, подумала - рано. Куда торопится, неделя ведь всего прошла…

Но вдруг мелькнул задранный над травой полосатый, кошачий хвост. А за ним и собака, раздвинув острой мордой травяные стебли, к крыльцу подошла.

Лиля смотрела на то, как едят они быстро, на нее косясь, радовалась. Может и правда жизнь после сорока только начинается, думала.

Дом теперь твой. Собаку сегодня завела, кота…

Кошмары бы еще закончились.

Вроде и успокоилась уже, обвыклась. Да только стоит попробовать не выпить таблетку и от собственного крика за ночь охрипнуть можно.

А с таблетками…

изображение из открытого источника
С таблетками тоже Лиля намучилась - болит по утрам от них тяжелая голова.

Она и на этот вечер таблетку себе приготовила. Положила на ажурную салфетку, укрывающую прикроватную тумбочку. Рядом стакан с водой поставила. Перед сном выпьет, а пока еще есть дела.

Пух сколько месяцев ходил не глаженный, с Лили уже семь потов сошло, а кот все ластится под руки, подпихивает под руки тощие свои бока.

Да и Алтай не отстает от товарища. Молотит хвостом, скулит просительно - трезвонит на всю округу: хозяйка!

Хозяйка новая пришла!

*****

К ночи так друг от друга и не отлипли. Лиля бросила, конечно, взгляд на будку старую собачью, а потом подумала: и зачем она им нужна?

И свернувшийся на коврике у кровати пес, с непривычки, волнительно. Но не так сильно, как свесившаяся вдруг на лицо полосатая лапа кота, прилегшего поверх Лилиной головы на подушку.

А во сне дверка маленькая тихо открывается.

И парализованная ужасом Лиля понимает, что таблетка на столе осталась, и проснуться себя заставить - нет сил. Не отпускает из цепких своих когтей созданная в сознании кошмаром тюрьма.

И от рвущегося из самой глубины крика вот-вот перехватит дыхание….

Только что это? Вот это, рыжее?!

Под ладошку детскую ее тычется. Неужели собака? Когда это баба Маша успела собаку завести?

А с деревянного шифоньера хвост полосатый спускается. Пушистый такой, препушистый, и выглядывают из-за шапки-ушанки желтые, раскосые, внимательно смотрящие на маленькую Лилю кошачьи глаза.

А сама бабушка Маша у окна со спицами своими стоит, улыбается. Щелкают железные палочки друг о друга, выбивая одним им понятный ритм. И стелется на пол разноцветной радугой полотно длинного, вязанного шарфа.

И обмотанный вокруг Лилиной шеи шарф этот - теплый. Согревающий взволновано бьющееся сердечко не хуже, чем следом раздавшиеся бабушкины слова:

- Не виновата ты ни в чем, внученька. Не вини себя, милая! Видишь, все хорошо у меня! Не ходи сюда больше, не мучай, родная, себя.

- А за продуктами как завтра соберешься, по правому берегу Саяны езжай! – раздается следом скрипучий голос.

Лиля только сейчас заметила незнакомого старика в валенках с пятном-родинкой под правым глазом, сидящего на бабушкином диване.

- А теперь все, беги, дочка, с миром. Права Маша-то, негоже тебе мотаться к нам сюда.

Проснувшаяся на рассвете Лиля еще долго в кровати лежала.

изображение из открытого источника
Гладила свисающей с края постели рукой морду спящего на полу Алтая. И пушистый хвост развалившегося на подушке кота, шею ее теплым шарфом обвивающий, тоже долго решиться скинуть не могла…

*****

Свадьбу играли всей деревней.

По-простому, по-людски. С накрытыми разносолами столами и легким хмелем терпкого, ягодного вина, искрящегося на солнце в хрустальных графинах.

Под задорный лай бегающего вокруг молодых Алтая, под нежное мурчание пушистого Пуха, от которого у Лили в душе цвела вечная весна.

Правы оказались коллеги с работы - в сорок, и правда, жизнь только начинается.

Улыбается тебе карими глазами мужчины, ловящего попутку у заглохшей машины на правом берегу Саяны. Растекается по нутру теплом разделенного на двоих, заваренного в термосе смородинового чая.

И рассветы напополам теперь тихим счастьем наполнены. Пусть бы и смешные, щекотные от лижущей пятки рыжей дворняги и обвившего шею, вездесущего, полосатого хвоста.

И кому бы спасибо сказать за счастье это нежданное? Лиля бы от души поблагодарила, от сердца слова нужные нашла…

- Баба Таня, а дед Михей - он как выглядел? – повернулась вдруг к сидящей рядом соседке улыбающаяся невеста.

- Михей-то? А родинка у него приметная была, Лиль, прямо под правым глазом...

Серия сообщений "152 Стихи и проза - 12":
Часть 1 - Д ЖДАНОВ Отважный трус Жорик
Часть 2 - НАТАЛИЯ С. Нападение
...
Часть 13 - Е Шаламонова Барсик
Часть 14 - Незнакомые лица
Часть 15 - О. Суслина После сорока
Часть 16 - О. Суслина За счастьем
Часть 17 - О. Суслина Самое дорогое
...
Часть 43 - С КУЗЬМИНА Общий питомец
Часть 44 - А СЛЮСАРЕНКО Счастье для Счастливчика
Часть 45 - Похищение