Девятнадцатый век подарил человечеству много живописных полотен в самых разных жанрах и стилях. На них до сих пор приятно или интересно смотреть — недаром по сети продолжают гулять подборки живописи именно девятнадцатого века. Вот только многих намёков, понятных зрителю прошлого, современный зритель без подготовки не считывает.

На грани падения

На картинах американского художника Джорджа Уотерса и Маркуса Стоуна видны намёки на то, что девушки, выглядящие так благопристойно, или на грани падения, или уже состоявшиеся любовницы изображённых молодых людей. Возможно, речь также идёт о насилии.

Картина Джорджа Уотерса.

Картина Маркуса Стоуна.

Картины кажутся очень разными: на одной девушка улыбается и занята своими делами, на другой — отвернулась от мужчины (и картина называется «Ссора влюблённых»). На одной юноша неуверен в себе, на другой — выглядит даже нагловатым. Между двумя фигурами на картине Уотерса вписана статуя Амура — от того, что она на заднем плане, создаётся иллюзия того, что он порхает. На картине Стоуна девушка опустила полураскрытый веер — на языке балов это означало «Невозможно!»

В то же время, мы видим две общие черты: кавалеры сидят, раздвинув ноги (что противоречило, надо сказать, правилам этикета и было дозволено только в очень «свойской» компании), и на землю упало красное яблоко. Если сейчас мужчина с расставленными ногами может ассоциироваться с любовью захватывать чужие места в метро, то раньше этой позе приписывалась сексуальная агрессия. Что касается красного яблока — это постойнный символ соблазна на картинах прошлого, а яблоко упавшее — символ «падения», то есть того, что девушка соблазну поддалась или вот-вот поддастся.

Интересно, что на картине Стоуна девушка не просто отвернулась — она сидит настолько сильно согнувшись, словно её не держит собственный позвоночник. Она утратила силы. На земле возле неё валяется развязанная лента (непонятно, откуда), а кавалер практически прижимается ногой к ноге дамы. Всё это может быть намёком на уже произошедшее или намечающееся изнасилование. Картина Уотерса, для сравнения, выглядит намного более мирной: кавалер не вторгается в личное пространство девушки, а его поза не настолько открытая, он словно сдерживает свои порывы.

Трость на столе

На картине Уотерса видна ещё одна деталь — скабрёзный и смешной (в те времена) намёк. Его можно увидеть и на картине Сулакруа, изображающей свидание в саду. Это трость на столе, направленная от мужчины. Таким образом намекали на эрекцию. У Сулакруа мужчина также явно переходит в атаку: она приобнял женщину (и она не уклоняется от этого жеста), развёрнут так, чтобы касаться своим коленом её колена (именно этому прикосновению придавали особый эротический смысл). Девушка и сама как будто клонится к кавалеру. Скорее всего, вот-вот произойдёт поцелуй — но вряд ли нечто большее, ничто в облике девушки и её аксессуарах не говорит о том, что она согласна пойти дальше.

Картина Фредерика Сулакруа.

Девичья беда

О посыле картины Фредерика Кемеррера после знакомства с предыдущими картинами будет уже легче догадаться. Снова на полотне — свидание в укромном месте. Кавалер сидит, раздвинув ноги, но он не тянется к даме, как мужчины в предыдующих сюжетах. Он сидит в надменной позе, уперев руки в бёдра и расставив локти. Девушка возле него плачет; на её бёдрах спереди лежит красная шаль, а руку чуть выше локтя украшает браслет в виде змеи.

Картина Фредерика Кемеррера.

Вообще красная шаль — частая деталь картин о любовниках, но обычно она расположена за спиной героини. В таком случае она может символизировать страсть, которую вызывает женщина, или быть просто ярким цветовым пятном для равновесия на картине. А вот на полотне Кемеррера шаль прикрывает лоно девушки — она символизирует девственную кровь. Девушка отдалась мужчине, который на неё смотрит, и, может быть, не по своей воле — очень уж кроваво «растеклась» шаль. Кроме того, шаль так натягивает ткань платья, что под ней вполне может поместиться живот беременной женщины.

На картине Карла Швенингера красная шаль «подсвечивает» девушку сзади.

На картине Паля Мерсе явно изображены любовники.

Змея, в виде которой выполнен браслет — символ греха, и браслет сжимает руку женщины как раз в том месте, за которое обычно хватают, когда женщина пытается развернуться и уйти. Это, возможно, ещё один намёк на то, что девушку не столько совратили, сколько некогда принудили к соитию. Теперь она беременна и не знает, что делать — но кавалер равнодушен к её беде. Вряд ли он собирается жениться.

Сцены в поезде

Картина Бертольда Вольтца «Навязчивый господин» представляет один из типичных сюжетов второй половины девятнадцатого века: мужчина заговаривает с хорошенькой девушкой. Название картины порой вызывает протест у комментаторов в интернете: мол, что теперь, не знакомиться в поездах? Что такого плохого?

Картина Бертольда Вольтца.

Но если посмотреть на картину внимательно, мы заметим, что девушка — в чёрных одеждах и заплакана. Она только что кого-то потеряла, поэтому одета в траур и переживает острое горе. Желающий познакомиться мужчина просто игнорирует её состояние. К тому же он держит сигарету в её сторону — что по меркам девятнадцатого века очень грубо (и, кстати, в данном контексте может означать на картине то же, что значит трость на предыдущих). Чтобы подчеркнуть неуместность «непринуждённого разговора», который затеял попутчик, художник отделяет его от девушки спинкой сиденья — в отличие от обычных картин о разговоре попутчика с дамой, где они развёрнуты друг к другу.

Картина Абрахама Соломона.

Цыганская школа

Эта картина выбивается из общего ряда только на первый взгляд. На ней изображены мальчики, которые под руководством очень молодого мужчины в костюме, обычном для цыганского скрипача, явно разучивают какую-то пьесу. Главный юмор картины в том, что мальчики явно составляют традиционный цыганский венгерский оркестр — капеллу, а юноша ведёт себя как примаш — руководитель оркестра.

Картина Яноша Валентини — тоже о любви.

Однако в обычной капелле было не больше одного подростка-подмастерья, а руководителем был мужчина в годах. Вероятно, мы видим слишком амбициозного молодого человека, который намерен собрать собственный оркестр, а не подчиняться кому-то ещё — но под начало настолько молодого примаша готовы идти только мальчишки, которых ещё учить и учить. Можно только представить, как звучит эта безусая капелла!

Один из музыкантов уже явно схлопотал затрещину за плохую игру. И, если мы проследим за взглядом мальчика, без труда поймём, отчего он был так невнимателен на репетиции: подросток обменивается взглядами с девочкой, своей ровесницей, которая спряталась, чтобы не мешать брату, за печкой. Девочка откровенно смеётся тому эффекту, который она произвела на мальчишку с гобоем. Её руки сцеплены перед животом — она вряд ли расположена к гобоисту, иначе бы художник выразил это позой. Над незадачливым влюблённым посмеивается и его товарищ-скрипач.

Гадалки

В картинах с цыганками-гадалками было несколько повторяющихся сюжетов, и этот — самый популярный в восемнадцатом-девятнадцатом веках. На картинах Франсуа Навеза и Отоли Крашевской цыганка гадает девушки, а молодой человек вглядывается в лицо гадалки. Нет, он не влюбился в цыганку, позабыв о той, что рядом. Он заплатил гадалке заранее за то, чтобы она увидела в будущем возлюбленной идеального мужа с его приметами.

Картина Франсуа Навеза.

Картина Отоли Крашевский.

Вероятно, поэтому гадалка у Навеза и не смотрит в руку девушке — она пытается вспомнить, что ей велено говорить. Крашевская подчёркивает, что кавалер намерен получить себе даму, тем, как по-хозяйски он положил руку на спинку стула за её спиной. Притом девушка, возможно, сомневается в его чувствах: у неё в руке букет ромашек (любит? не любит?)

Живопись вообще может рассказать очень много, например, о моде знатных мусульманок прошлого. Каджарская живопись: окно в жизнь и моду мусульманских гаремов прошлых столетий.

Текст: Лилит Мазикина.
Источник: https://kulturologia.ru/