Исполинский Змей, прозванный на Урале Великим Полозом — еще один Хозяин земных недр. Он такое же древнее хтоническое существо, как и Хозяйка Медной горы (если только еще не более древнее). Сказания о таких змеях распространены по всему земному шару и известны, начиная с глубокой древности. Некоторые из подобных волшебных пресмыкающихся считаются первопредками и родоначальниками целых народов. Типичный и хорошо проработанный пример — австралийский Змей-Радуга, соединивший в себе представление о жизнетворящей и жизнедарующей стихии и повседневный образ небесной радуги. По поводу данной мифологемы известный этнограф и фольклорист Роланд Робинсон пишет:

«Змей-Радуга, должно быть, наиболее характерный культурный герой или первопредок в мифологии аборигенов. Его священное символическое значение — и (мужской) фаллос и (женское) лоно одновременно. Он — великий отец и мать всех форм жизни. Он всегда связан с водой — источником жизни. Змей-Радуга известен повсюду в Северной Австралии. Это Змей-Радуга уронил свое яйцо с неба на пустыню Центральной Австралии, и оно превратилось в камень. <…> Змей-Радуга в первую очередь является символом плодородия. <…>».{41}

В древности похожие представления были присущи подавляющему числу протоэтносов. Это сакральное и эзотерическое знание не утрачено полностью и по сей день, в том числе и среди народов России. Уральский Великий Полоз унаследовал многое из архаичного мировоззрения наших гиперборейских пращуров. Но прежде всего он исконный хранитель земных богатств, и прежде всего — золота. Одна из его отличительных черт — оборотничество: он легко превращается в человека и, когда надо, вновь становится ползучим страшилищем.

«<…> И вот видят ребята — человека того уж нет. Которое место до пояса — все это голова стала, а от пояса шея. Голова точь-в-точь такая, как была, только большая, глаза ровно по гусиному яйцу стали, а шея змеиная. И вот из-под земли стало выкатываться тулово преогромного змея. Голова поднялась выше леса. Потом тулово выгнулось прямо па костер, вытянулось по земле, и поползло это чудо к Рябиновке (река. — В.Д.), а из земли все кольца выходят да выходят. Ровно им и конца нет. И то диво, костер-то потух, а на полянке светло стало. Только свет не такой, как от солнышка, а какой-то другой, и холодом потянуло. Дошел змей до Рябиновки и полез в воду, а вода сразу и замерзла по ту и по другую сторону. Змей перешел на другой берег, дотянулся до старой березы, которая тут стояла, и кричит:

— Заметили? Тут вот и копайте! Хватит вам по сиротскому делу. Чур, не жадничайте!

Сказал так-то и ровно растаял. Вода в Рябиновке опять зашумела, и костерок оттаял и загорелся, только трава будто всё еще озябла, как иней ее прихватил.

Семеныч и объяснил ребятам:

— Это есть Великий Полоз. Всё золото в его власти. Где он пройдет — туда оно и подбежит. А ходить он может и по земле, и под землей, как ему надо, и места может окружить сколько хочет. Оттого вот и бывает — найдут, например, люди хорошую жилку, и случится у них какой обман либо драка, а то и смертоубийство, и жилка потеряется. Это значит, Полоз побывал тут и отвел золото. <…>».{42}

Такие сказания были широко распространены во многих горнодобывающих регионах. Для сравнения обратимся к легенде «Про Колыванского змея», записанной в 1937 году известным сибирским собирателем фольклора А. Мисюревым на Алтае в селе Горная Колывань от 80летнего потомственного камнетеса Флегонта Андриановича Ивачева:

«На Фабричной сопке, в расщелине змей живет. Колыванский змей, очень страшный, давнишний. Люди говорят: чешуя у него вроде как рыбья, глаза зеленые, навыкате. Глаза — по пятаку. Сам длинный, с бастрык. Кому покажется — тот человек вскоре помирает.

Их много, змеев, было в старину. Непроходимые змеи были. И свистели они. Такой свист получался, как на фабрике гудок. Потом ушли дальше в горы. Один этот остался на Фабричной сопке. Тоже нет-нет да и крикнет, свистнет. Больше весной свистит, в темные ночи. <…>».{43}

Еще в одном бажовском сказе — «Золотые дайки» рассказывается о другом змее — хранителе подземных сокровищ:

«Владеет золотом престрашный змей, а зовут его Дайко. Кто у этого Дайка золотую шапку с головы собьет, тот и будет золоту хозяин. <…> В ту самую ночь, как журавли прилетят, змей Дайко ослабу в своей силе дает. Тогда и глуши его тайным словом! <…> Надо <…> в потаенном месте яму вырыть поглубже да в ней и дожидаться, когда журавли закурлыкают. Змей Дайко, как услышит журавлей, поползет из земли их послушать. Весна, видишь, он и разнежится. Приоденется для такого случаю. На голове большущий комок золота вроде шапки али, скажем, венца, а по тулову опояски золотые, с каменьями. Под землей Дайко ходит, как рыба в воде, только через яму ему все-таки ближе. Он тут и высунет голову. Человек, который в яме сидит, должен сказать самым тихим голосом:

— Подай-ко, Дайко, свой золотой венец да опояски!

От того тихого голоса Дайко очумеет, голову маленько сбочит, будто слушает, да разобрать не может. Тут и хватай у неге с головы золотой комок. Коли успеешь, ничего тебе змей не сделает. С шапкой-то он силу свою потеряет и станет камень камнем, хоть кайлой долби. А коли оплошаешь, да поглядит на тебя змей Дайко, — сам камнем станешь».{44}

По сути своей Великий Полоз и другие змееподобные мифологические персонажи мало чем отличаются от подземных драконоподобных чудовищ, стойкие представления о коих закреплены в фольклоре большинства народов мира. Русский Змей Горыныч тоже в горе живет, потому-то и Горынычем прозывается. Вообще же Змей — древнее тотемное{45}пресмыкающееся и одновременно объект почитания во многих архаичных культурах мира. О тотемных функциях Змея свидетельствует хотя бы русская народная сказка «Кузьма Скоробогатый», где явственно проступают черты двух древних тотемов — Змеи и Лисицы. Кроме того, в русском народном мировоззрении до самого последнего времени сохранялись еще и реликты древних арийских и доарийских представлений о Космическом змееподобном существе (драконе), первотворце Вселенной. По русским поверьям апокрифического происхождения считалось, что Земля покоится на огнеродном Змее, живущем в Огненной реке или в Океан-море. В болгарских апокрифах рисуется еще более подробная картина: Змей покоится поверх Вола, тот стоит на Рыбе, плавающей в море, которое, в свою очередь, держит на себе огромная Черепаха (представления о последней восходят к самым истокам индоарийской древности и смыкаются с божественной личностью первопредка Кашьяпы, который в переводе с санскрита как раз и означает «черепаха»).

Многообразные представители змеиного рода, как они запечатлелись в народном мировоззрении, далеко не обязательно имели внушительные размеры. У того же Бажова наряду с исполинским Великим Полозом действует миниатюрная, почти невесомая, но отнюдь не бессильная Голубая змейка:

«Есть в наших краях маленькая голубенькая змейка. Ростом не больше четверти и до того легонькая, будто в ней вовсе никакого весу нет. По траве идет, так ни одна былинка не погнется. Змейка эта не ползает, как другие, а свернется колечком, головенку выставит, а хвостиком упирается и подскакивает, да так бойко, что не догонишь ее. Когда она этак-то бежит, вправо от нее золотая струя сыплется, а влево черная-пречерная. Одному увидеть Голубую змейку прямое счастье: наверняка верховое золото окажется, где золотая струя прошла. И много его. Поверху большими кусками лежит. Только оно тоже с подводом. Если лишку захватишь да хоть капельку сбросишь, все в простой камень повернется. Второй раз тоже не придешь, потому место сразу забудешь. <…> Ну а когда змейка двоим-троим либо целой артели покажется, тогда вовсе черная беда. Все перессорятся и такими ненавистниками друг дружке станут, что до смертоубийства дело дойдет. А показаться она везде может: в лесу и в поле, в избе и на улице. Да еще сказывают, будто Голубая змейка иной раз человеком прикидывается, только узнать ее все-таки можно. Как идет, так даже на самом мелком песке следов не оставляет. Трава, и та под ней не гнется. Это первая примета, а вторая такая: из правого рукава золотая струя бежит, из левого — черная пыль сыплется».{46}

Вот эта-то Голубая змейка и превращается, когда надо, в прекрасную молодую женщину: она сродни Хозяйке Медной горы, но не тождественна ей. Подобно Хозяйке-Малахитнице, Женщина-змея добра только к добрым — их-то она и награждает. У кого же нечистые и нечестные помыслы — к тому она немилостива и безжалостна. У читателя поначалу создается впечатление, что в бажовских сказах Хозяйка Медной горы действует сама по себе, а Великий Полоз — сам по себе; сюжетно они вроде бы даже не пересекаются. Но если обратиться к мифологическим истокам уральских фантомов, то напрашиваются совсем иные выводы. Две мощные хтонические силы попросту не могут не соприкасаться.

В данной связи попробуем задать самим себе еще один, казалось бы, простенький и даже наивный вопрос: почему главными хтоническими персонажами уральских сказов оказываются змей и человекоподобный фантом — Полоз и Хозяйка Медной горы? Ответ очевиден: один из них является существом мужского, а другой — женского рода. Мало того, змей испокон веков выступал более чем наглядным символом мужского естества. Примитивные народы до сих пор пропагандируют сию бесхитростную истину. Так, согласно представлениям горных папуасов арапеш, раньше мужчины носили свои пенисы в корзинах и при надобности пускали их ползти для совокупления с женщинами под землей в виде змей.

В древних культурах фаллический символ — змей как оплодотворяющая мужская сила, «муж всех женщин» почти всегда сопровождает женские божества. Это хорошо заметно на многочисленных древнеегипетских фресках и рисунках. Но, пожалуй, наибольшую популярность получили критские статуэтки Великой Богини и ее жриц со змеями в руках. Издревле женщинам и змеям приписывались одни и те же качества характера — таинственность, загадочность, интуитивность, а также коварство и непредсказуемость{47}. Главная функция женщины — быть продолжательницей рода и воспроизводить в своих детях жизнь — переносилась и на змей: ежегодное сбрасывание старой змеиной кожи воспринималось как возрождение новой жизни в лице полинявшего пресмыкающегося.

Одновременно змея (змей) выражала неисчерпаемые космотеллурические энергетические потенции и в данном аспекте также смыкалась с повсеместными представлениями о Женском начале, которое играет ведущую роль во Вселенной. Древние этносы видели в космическо-небесных силах первоисточник сексуальной энергии — мужской и женской. Согласно греческой мифологии, основы которой прапредки эллинов принесли с Севера, одной из главных первопотенций Мироздания выступает все пронизывающий Эрос, «прекраснейший из всех вечных богов». Эрос первичен по отношению ко всему живому и неживому. Он появился во Вселенной задолго до небожителей и людей. Изначально-неуничтожимая сексуальная энергия, разлитая во Вселенной, отдельными порциями черпается индивидами, превращаясь в то неодолимое, объективно-бессознательное влечение, которому уже в наше время было дано название либидо. Однако индивидуальная любовь приходит и уходит, а Эрос продолжает царствовать — он вечен, он неуничтожим. И доминирует в нем женское начало, то, которое в тантризме получило наименование шакти (женская сексуальная энергия — по имени супруги Шивы Шакти). Естественно, в неразрывной гармонии с началом мужским.

Согласно древнейшему доиндоевропейскому мировоззрению, космически запрограммированная женская сексуальная потенция шакти содержится в каждом атоме Вселенной, в каждой точке пространства и времени, в каждой человеческой клетке. Даже в мужской, ибо по тантрическому учению внутри каждого мужчины «сидит» женщина — в виде внутренней женской энергии. Она располагается вдоль позвоночного столба, поднимаясь от половых органов к голове — и выше, обеспечивая при этом не только мужскую сексуальность, но также мужскую силу и жизнеспособность в целом. Такая женская потенция, содержащаяся внутри всего живого и питающаяся космической энергией Мироздания, в основе которого также заложено Женское начало, — получило название Кундалини, что означает «змеиная сила». Соответственно и символом Кундалини является свернутая спиралеобразно змея с головами на обоих концах. Вообще змея в древних мифологиях и сакральных учениях почти всегда олицетворяет потенции и токи земли, неба и бесконечного Космоса. Даже грозовые молнии и полярные сияния интерпретировались как «змеиные знамения».

По тантрической традиции, Кундалини как «внутренняя женщина» может действовать положительно или отрицательно, творчески или разрушительно. Соответственно направляется и энергия людей. Лишь в любовном экстазе достигается полная гармония: постепенно разгораясь, как огонь в очаге, пламя любви охватывает и зажигает влюбленных, черпая энергию и непрерывно подпитываясь ей непосредственно из космоса. Искусство и культура любви во многом зависят от того, насколько любовные партнеры умеют управлять Кундалини, точнее — плыть в ее всеохватывающем потоке. Как говорят тантристы: «Нет ничего ни в этом мире, ни в следующем, что лежало бы вне власти Кундалини». Кундалини всегда стремится вознести человека к высотам Космического всеединства.

Существуют и более конкретные рекомендации. Не касаясь деталей многочисленных восточных наставлений о любви и эротике, необходимо отметить все же главное. Тантрические трактаты рекомендуют постоянно представлять Кундалини как прекрасную обнаженную женщину, исполненную чувственной страсти и завлекающую в свою объятия любовника. Важно постоянно думать о ней, разговаривать с ней, угадывать ее тайные желания, тогда и она идет навстречу тому, кто жаждет экстатического вдохновения. Необходимо не только как можно явственней и подробней представить этот образ (к тому же не застывшим, а в движении), рожденный где-то в самых глубоких тайниках ноосферы, но и проникнуться ее всемогущей мудростью-энергией. Вообще-то, если называть вещи своими именами, мысленное общение с визуальным образом Хозяйки Медной горы происходило примерно по той же схеме и неизбежно было эротизировано, поскольку замыкалось на ноосферные источники, где доминирует Женское энергетическое начало.

Но есть и более прозаические моменты. О содружестве человека и змей накоплено немало удивительных фактов. Помимо культовых феноменов (пророчица-пифия среди ползающих змей в глубокой пещере, змеиные храмы в Юго-Восточной Азии и т. п.), имеется множество свидетельств, так сказать, на бытовом и житейском уровне. Известно, что кое-где в индийской глубинке кобры поселяются в домах и остаются там на правах кошек, что ли, по ночам охотясь на крыс и не трогая хозяев. В свое время в прессе сообщалось об одном еще более поразительном происшествии, которое произошло во время войны в Афганистане. Ночью на советского солдата напала огромная ядовитая змея, но она не укусила юношу, а только обвилась вокруг его шеи и в таком положении удерживала его до утра, не причиняя никакого вреда. Когда же с восходом солнца змея уползла и молодой солдат вернулся в лагерь, его глазам открылась страшная картина: все, кто там оставался, были ночью умерщвлены душманами. Этот случай вошел в армейский фольклор, и до сих пор можно услышать написанную по горячим следам песню. Вывод же в интересующем нас плане напрашивается один: змея спасла человека…

Змеиные магические мотивы сохранились в индийском и русском сакральном орнаменте, берущем свое начало в индоарийской и гиперборейской древности. Достаточно взглянуть на так называемые «плетенки», дабы убедиться в общности их архаичной символики. Орнамент подобного типа прошел через тысячелетия и долгое время сохранялся в культурном наследии многих народов мира. Знатокам древних традиций хорошо известно, что в архаичных переплетенных (шире — пересекающихся) украсах кроется глубочайший смысл. В тантрической философии и практике они именуются янтрами, кои считаются самореализацией божественной мудрости и символическим воплощением принципов высшего знания. Нетрудно предположить, что многие из доживших фактически до недавних времен плетеные узоры сохранили тот сакральный смысл, который был вложен в них в далеком индоевропейском и доиндоевропейском прошлом.

Наконец, одна из важнейших функций змей и других гадов (так совокупно именовались в народе представители пресмыкающихся и земноводных) — их связь с потусторонним и загробным миром (недаром в народе сложилось устойчивое словосочетание «гробовая змея»). Объясняется это довольно-таки просто: многие из пресмыкающихся обитают в глубоких норах под землей, куда также уходят, впадая в зимнюю спячку. Практически у всех народов мира змея воплощает в себе хтоническое начало, противостоящее свету и солнцу. Ящерицы же в представлении древних славян вообще отождествлялись с душами умерших. Потому-то и хозяйка над этими таинственными змееподобными существами по определению, так сказать, должна считаться Хозяйкой мертвого и Подземного царства. Неспроста, видимо, и в первом бажовск ятным целенаправленное уничтожение ящериц, бытовавшее до XX века во Владимирской губернии. По сообщению этнографов, здесь ящериц нещадно убивали, когда видели их сидящими с открытым ртом на солнышке: считалось, что в этот момент она солнце «пьет, сосет или глотает».{48}

http://www.libma.ru/istorija/uralskaja_giperboreja/p3.php