Говорят, что... "...основателями кабаре «Летучая мышь» были артист Московского Художественного театра Никита Балиев и богатый нефтепромышленник Николай Тарасов. По легенде, когда они впервые спустились в подвал дома Перцова, навстречу выпорхнула летучая мышь. Так появилось название театра. Здесь устраивали капустники, а главным правилом было — не обижаться. Балиев приехал вместе с Тарасовым из Ростова и мечтал попасть во МХАТ. Но мешала его внешность и ростовско-армянский говор. Балиеву отказали. Все изменил случай и маленький шантаж. Однажды МХАТ прогорел, и Николай Тарасов предложил выплатить долги театра при условии, что в труппу возьмут Балиеева. Его взяли, но дали только одну роль — Хлеба в «Синей птице». Однако шутник и балагур Балиев стал королем капустников, и с 1902 года начал ставить так называемые «новкапы» — новогодние капустники. Хотя само слово «капустник» произошло не из МХАТа, оно закрепилось за ним. Кабаре «Летучая мышь» существовало недолго: сначала застрелился Тарасов, а затем эмигрировал Балиев. Но успех кабаре был такой, что появились даже «подделки» под «Летучую мышь»".

Утром рокового дня Малютин отправился в Училище живописи, ваяния и зодчества, где преподавал, и далеко не сразу осознал происходящее. Поняв масштаб бедствия, добраться домой уже не мог. За жену и детей он не сильно волновался: что могло им угрожать на верхних этажах прочного каменного здания? Мысль о том, что хранилище с его картинами заливает вода, обдавала холодом. Когда стихия успокоилась и подвал осушили, глазам художника предстало печальное зрелище. Многие холсты безвозвратно погибли, в том числе «Царевна», «Леший», «Баба-яга» из «сказочного» цикла и еще незаконченное монументальное полотно «Куликово поле», которое Сергей Васильевич писал по заказу Исторического музея.

В затопленном подвале погибли многие его картины. Жена Малютина Елена Константиновна в отсутствие мужа пыталась спасти картины, из подвала она вынесла то, что оказалось ей по силам. Замерзнув в ледяной воде, она простудилась и слегла. А в конце лета Малютин стал вдовцом, оставшись с четырьмя детьми. К этому времени он с семьей перебрался на другую квартиру – слишком тяжело было продолжать жить в доме, которому было отдано так много и который желал забрать и забрал еще больше.

Все, что чудом уцелело до наших времен, - это резные украшения наружных дверей и дверей квартир, лестничные перила и декор парадной лестницы в бывших апартаментах Перцовых. Все остальное бесследно кануло в лету.Однако можно сказать, что дому еще повезло. Ведь согласно Генплану реконструкции Москвы 1935 года все здания между Пречистенской набережной и Волхонкой от Большого Каменного моста до 2-го Обыденского переулка должны были быть снесены для строительства Дворца Советов и двух площадей вокруг него! К счастью, этого не случилось. Видимо, судьба более благоволила к сочинявшему сказки, а не к разрабатывавшему планы.А что с Перцовым? Постановлением Президиума ВЦИК от шестнадцатого февраля 1923 года муж Зинаиды Алексеевны был условно освобожден с оставлением в силе определенной приговором Ревтрибунала конфискации имущества. Нетрудно догадаться, кто после этого занял личную квартиру-особняк Перцовых. Троцкий полюбил устраивать там приемы, восхищая иностранцев изысканными интерьерами. «Видите, какие у меня буржуазные привычки», — острил он. Младшая дочь Перцова Зинаида, автор книги воспоминаний «Начало странствий», писала: «Я прочла мемуары одного английского дипломата, описывающего пышный прием, данный Троцким. Дипломат восторгался его замечательным вкусом! Я поспешила написать наивному автору, что все поразившие его картины, статуи, вазы и мебель были собственностью моего отца».Дочь Зиночка покинула родину в 1917 году и закончила свои дни на острове Мартиника, прожив более ста лет. Во Франции оказался и ее брат Дмитрий, участник Белого движения. Их сестра Нона вышла замуж за Ивана Михайловича Лихонина и жила с мужем в Харбине. Сам же Петр Николаевич с женой и старшим сыном Георгием из России не уехали. Не по своей воле из «дома-сказки» они перебрались в скромное жилье на Плющихе.Глава семейства тоже оставил свои мемуары, заканчивая которые в 1923 году, мудро заметил: «Не могу не благодарить Создателя, что уберег меня от самого ужасного — угрызений совести. И сохранил еще во мне на шестьдесят седьмом году жизни радость бытия и веру, что придут, пусть после нас, лучшие дни, когда наступит действительное равенство между людьми и ничьи интересы не будут приноситься в жертву ни классам, ни партиям».Скончался Петр Перцов в 1937 году, про супругу его известно лишь то, что дожила она по крайней мере до семидесяти лет, дальше след ее затерялся. А дом-мечта мужа Зинаиды Алексеевны каким-то чудом продолжал жить той жизнью, которую задумывал для него владелец, — яркой, богемной, творческой. Под крышей краснокирпичного терема по-прежнему располагались мастерские, вестибюль сохранил свой респектабельный дореволюционный вид: справа — огромное, до потолка, зеркало, слева — резная вешалка черного дерева. На ступенях широкой мраморной лестницы днем прыгали радужные зайчики от огромных витражей. На массивных дверях четвертого этажа табличка «Студии» со множеством звонков, против них — фамилии известных художников. Двери мастерских выходили в длинный коридор с большими окнами, открывавшими вид на извилистые переулки с разнокалиберными домишками и одноглавую церковь Ильи Обыденного.В 1938 году из Парижа вернулся Роберт Фальк. Друзья по «Бубновому валету» Александр Куприн и Василий Рождественский посодействовали ему в приобретении студии на «московском Монпарнасе». Для Фалька это оказалось невероятным везением: в то время многие его собратья по цеху писали в кухнях коммуналок, а здесь — целая мастерская в почти парижской мансарде! И неважно, что зимой стены промерзали до инея, а летом было невероятно жарко, зато простор и чудесный вид из окна. Чердак заменял художнику экспозиционный зал, в советское время его совсем не выставляли. По воскресеньям Роберт Рафаилович устраивал на чердаке показы своих работ — ставил картины на мольберт и о каждой рассказывал.Когда художников не стало и дом Перцовой в семидесятых годах подвергся массовому расселению, их вдовы зорко следили за тем, «чтобы невежественное домоуправление не осуществило дикой мечты районного начальства — придать архитектурному памятнику московского модерна шаблонный вид советского здания, сровняв фигурную крышу и сбив майолики на стенах». К счастью, чудовищного вандализма не допустили — здание передали МИДу, там разместилось управление по обслуживанию дипкорпуса.Сказочный терем по-прежнему стоит, осеняемый звоном колоколов соседних храмов, благословляющих еще один счастливо закончившийся суетный московский день. Видимо там, наверху, хорошо понимают, как нужны людям сказки, а потому вот уже целых сто десять лет бережно хранят эту причудливую постройку...