Литературные прототипы: Остап Бендер и Осип Шор

« Бандиты поклялись его убить. Но по ошибке, введенные в заблуждение фамилией, выстрелили в печень футуристу... Что же в это время делал брат убитого поэта Остап? То, что он делал, было невероятно. Он узнал, где скрываются убийцы, и один, в своем широком пиджаке, матросской тельняшке и капитанке на голове, страшный и могучий, вошел в подвал, где скрывались бандиты... И, войдя, положил на стол свое служебное оружие — пистолет маузер с деревянной ручкой. Это был знак того, что он хочет говорить, а не стрелять. Всю ночь Остап провел в хавире в гостях у бандитов. Они пили чистый ректификат, читали стихи убитого поэта, плакали и со скрежетом зубов целовались взасос ». Валентин Катаев.
Алмазный мой венец

Настоящий «великий комбинатор» имел то же происхождение, что и мифический Беня Крик, и натуральный Михаил Жванецкий. Он родился в семье зажиточных евреев, которая в начале ХХ века содержала в Одессе лавку колониальных товаров. К 18 годам Ося вымахал в атлетически сложенного «красавца с черкесским лицом», окончил частную мужскую гимназию и отправился покорять Санкт-Петербург.

В столице ему удалось поступить в Технологический институт императора Николая I, однако студенческая жизнь не задалась. На дворе стоял 1917-й год. Обесценивались деньги, исчезала еда и дрова, на улицах творилась революция. Осип решил вернуться домой, но это оказалось не таким легким делом. По одесской легенде, путешествие несостоявшегося студента без денег, чемоданов и, возможно, даже носков заняло около года. В поисках пропитания находчивый одессит побывал гроссмейстером, пожарным инспектором и агитационным художником. В одном маленьком уездном городе N он даже «начал карьеру многоженца». Осип оказался там зимой; голодная бездомная жизнь окончательно выбила его из колеи. В общем, он взял и женился на знойной вдове, которая имела частную лавку, и провел с ней всю зиму. Впрочем, с первыми же лучами весеннего солнца молодожен все-таки дал деру и в 1918 году добрался до родной Одессы. Там его встретил старший брат Натан, который к тому времени сделался поэтом-футуристом и дружил с местными литераторами Валентином Катаевым, его братом Евгением (псевдоним Петров) и Ильей Файнзильбергом (псевдоним Ильф). Компания с восторгом слушала говорливого Осипа и накапливала писательский опыт. Он был героем. Однако эйфория длилась недолго. В революционной кровавой Одессе Бендер неожиданно превратился в Жеглова. Осип Шор устроился на работу в отдел по борьбе с бандитизмом. Он организовал облаву на главного местного авторитета Мишку Япончика (который, кстати, был прототипом Бени Крика). Это не прошло ему даром. Мстительный Япончик убил Натана Шора, приняв его за Осипа. После убийства брата наш герой разочаровался в карьере чекиста и опять подчинился музе дальних странствий. Муза таскала его по стране до самой смерти (известно, что в конце жизни Осип Шор работал проводником на поездах дальнего следования). Он умер в 1978 году в Москве и был похоронен на Востряковском кладбище.

Катя Чекушина

 

Прототип Остапа Бендера

Большинство исследователей сходятся в том, что Ильф и Петров «списали» Бендера с Осипа Беньяминовича Шора. Согласно метрической записи, он родился в Никополе в 1899 году, 30 мая, в семье купца 2-й гильдии. Жил в Одессе, где закончил частную мужскую гимназию Раппорта.(Раппопорта? — корр.) В 1917-м поступил на первый курс Петроградского технологического института, но почти не учился. В 1919-м подался на родину. До дома он добирался почти два года, с множеством приключений, о которых потом и рассказал авторам. Неизвестно, числились ли среди этих передряг истории с «бриллиантовыми» стульями и прочим, но внешность, характер и речь взяты у Осипа Шора, которого домашние и друзья к тому же звали Остапом. Валентин Катаев, его брат Евгений Петров, Илья Ильф и брат Остапа Натан Фиолетов, известный поэт-футурист, принадлежали к одному литературному кругу. Так что общение было довольно тесным. Катаев в книге «Алмазный мой венец» пишет: «Брат футуриста был Остап, внешность которого авторы сохранили в романе почти в полной неприкосновенности: атлетическое сложение и романтический, чисто черноморский характер. Он не имел никакого отношения к литературе и служил в уголовном розыске по борьбе с бандитизмом, принявшим угрожающие размеры. Он был блестящим оперативным работником».

Последнее обстоятельство может сбить с толку кого угодно: известно, что романный Остап уважал Уголовный кодекс (а в гимназии его прототип имел пятерку по законоведению), но, простите, не до такой же степени. Хотя, с другой стороны, ничего удивительного нет: жизнь одесского опера 20-х годов — весьма удачное приложение сил для такой натуры. Вернемся к Катаеву: «Бандиты поклялись его убить. Но по ошибке, введенные в заблуждение фамилией, выстрелили в печень футуристу… Но что же в это время делал брат убитого поэта Остап? То, что он делал, было невероятно. Он узнал, где скрываются убийцы, и один, в своем широком пиджаке, матросской тельняшке и капитанке на голове, страшный и могучий, вошел в подвал, где скрывались бандиты… И, войдя, положил на стол свое служебное оружие — пистолет маузер с деревянной ручкой. Это был знак того, что он хочет говорить, а не стрелять. Бандиты ответили вежливостью на вежливость…

— Кто из вас, подлецов, убил моего брата? — спросил он.

— Я его пришил по ошибке вместо вас, я здесь новый, и меня спутала фамилия, — ответил один из бандитов. Легенда гласит, что Остап, никогда в жизни не проливший ни одной слезы, вынул из наружного бокового кармана декоративный платочек и вытер глаза.

— Лучше бы ты, подонок, прострелил мне печень. Ты знаешь, кого ты убил?

— Тогда не знал. А теперь уже имею сведения: известного поэта, друга Птицелова (Эдуарда Багрицкого. — А.Г.). И я прошу меня извинить. А если не можете простить, то бери свою пушку, вот тебе моя грудь — и будем квиты.

Всю ночь Остап провел в хавире в гостях у бандитов. Они пили чистый ректификат, читали стихи убитого поэта, плакали и со скрежетом зубов целовались взасос».

Комментарии излишни. К тому же ничего подобного этому фантастическому эпизоду в романах нет. Представить великого комбинатора с маузером — невозможно. И все же — это он, великий комбинатор.

Место и время — два главных обстоятельства в описании человека. Читатели всех поколений безоговорочно дают Бендеру одесскую прописку, хотя у Ильфа и Петрова он появляется ниоткуда. Он еще больший «человек без паспорта», чем Паниковский (о том, по крайней мере, известно, что в Киеве до революции он «работал слепым»). Ни та, ни другая концессии, колеся по стране, даже и не заглядывают в Одессу. Но, спрашивается, откуда же еще может выйти человек в апельсиновых штиблетах, ироничный, подвижный, нагловатый, как не из прославленного Вавилона Российской Империи, где гремучая смесь рас, вер, языков и теплого моря порождала людей сверхоригинальных, даже пугающе оригинальных…

И 20-е годы, эпоха раннего нэпа, когда страна прошла только первый круг народоуничтожения. Кругом еще бурлило, но быт приобретал мирные черты. Эти годы стали золотым веком людей, живущих «не по правилам», — от авантюристов до налетчиков.

Могло ли быть иначе, когда все, что творилось в стране, было гигантской авантюрой. Это время людей с поддельным прошлым, с поддельным настоящим, время детей лейтенанта Шмидта. Даже в правительстве почти не имелось людей с настоящими фамилиями: Сталин, Троцкий, Бухарин, Зиновьев, Каменев, Ленин, наконец, — все фальшивые! Выдать себя за другого — естественно. Наверняка в практике (и биографии) опера Шора вариаций на данную тему было хоть отбавляй. А скандал, разразившийся летом 1925 года, напоминает нечто до боли знакомое. 8 августа в Гомельский губисполком явился некий гражданин — прилично одетый, в американских очках, с лицом восточного типа — и представился председателем ЦИК Узбекской ССР Файзулой Ходжаевым. Председателю губисполкома Егорову сказал, что едет из Крыма в Москву, но в поезде у него украли деньги и документы. Попросил 60 рублей, вместо паспорта предъявил справку, что он действительно Ходжаев, подписанную председателем ЦИК Крымской республики Ибрагимовым.

Высокопоставленному узбеку не только дали денег, но и принялись возить на пикники, в театры, на банкеты… Так бы Ходжаев и уехал после всех удовольствий, если б не бдительный милицейский начальник Хавнин, который отыскал старый журнал с портретами председателей всех ЦИК Союза. Сходства не наблюдалось. Псевдоходжаев оказался уроженцем Коканда и следовал из Тбилиси, где отбывал срок. Позже выяснилось, что подобным же образом он веселился в Ялте, Симферополе, Новороссийске, Харькове, Полтаве, Минске… Отмечают, что, поскольку авторы дали своему Остапу отчество Ибрагимович (по имени того, кто липовую справку подписал), а также вложили в его уста тост «За народное просвещение и ирригацию Узбекистана», то скандал 1925 года стал основой для создания детей лейтенанта Шмидта. Правда, Бендера «обломил» не милиционер, а собрат по жанру Шура Балаганов. Упомянутых детей, как известно, тридцать штук, они собирают конгрессы, заключают конвенции, что еще раз подтверждает: то было время «поддельных» людей.

Из статьи Александра ГРИГОРЕНКО «Заседание продолжается»

Источник: http://ostap.org.ru/