Тангейзер:Одна из сильнейших мелодий  Ф.Шопена!Я не случайно поставил исполнение С.Рихтера...После двух страниц,посвящённых ему,которые я поместил в свой Дневник(фрагменты из книги А.Гаврилова), у меня начал складываться комплекс вины перед памятью великого пианиста...) Получил несколько нелицеприятных сообщений в свой адрес по этому поводу,как будто это я автор строк о Рихтере...Настроения это,отнюдь,не прибавило...Хотя и не изменило моего стремления помещать в свой музыкальный блог всё то,что я посчитаю нужным...Ниже я поместил комментарий к произведению,найденный мною на одном из музыкальных форумов.До встречи.

Это последний этюд Шопена 25-го опуса,

посвящённого жене Листа Мари Д"Агу. Дотошные биографы предполагают, что только воспитанные с детства стеснительность и благопристойность помешали автору посвятить этот цикл божественных этюдов не Мари, а подлинной вдохновительнице создания этого шедевра - подруге Мари

Жорж Санд.

Мне кажется, что этот этюд, -- пожалуй, самый грандиозный из великого шопеновского цикла этюдов, - как гребень мощной океанской волны, увенчивает бессмертное шопеновское творение. Где-то я прочёл, что Лист, получивший этюды Шопена (видимо, посвящённый ему op.10), пришёл в такое волнение и испытал такой восторг и воодушевление, что не отходил от фортепьяно много часов, пока не выучил всё наизусть. Конечно, это было возможно только с Листом - обычно пианисты учат эти этюды годы, а чаще - всю жизнь.

В англоязычной литературе за этим этюдом закрепилось очень подходящее образное название "Ocean" ("Океан"). Действительно, в этом последнем этюде 25-го опуса Шопен, как будто отдав в предыдущих этюдах должное обычным человеческим чувствам и страстям, выходит на просторы вселенной, в её великий океан, поднимающий, освобождающий какие-то грандиозные, то радостные, то сумрачные нечеловеческие силы. Мощный рёв океана периодически окрашивается то в зловещие трагические, то в торжествующие мажорные тона.

Непрерывная смена гармоний огромных вздымающихся звуковых волн символизирует капризно-изменчивый характер и окраску необъятных просторов океана. Океаном этот этюд, с его мощной, трагической и зловещей мелодией, рождающейся на фоне грандиозных волн океанского прибоя, можно было назвать ещё в позапрошлом веке, во времена Шопена. У современных слушателей могут возникнуть и другие ассоциации. Может быть, это великий и могущественный мыслящий океан из "Соляриса" Лема и Тарковского, властвующий надо всем и воссоздающий умерших.

Великолепие бирюзовой ми-бемоль-мажорной синевы в начале разработки переходит, после временного затишья, ко всё возрастающему волнению океана, приводящему к первому порыву страшного шторма со зловещими и торжествующими диссонансами. На гребне этого первого порыва бури последний раз звучит, в начале репризы, могучая и грозная тема гениального шопеновского этюда. Несмотря на торжествующе-мажорное окончание этюда, напоминающее фортепьянное переложение оркестровой коды с литаврами и барабаном, мне кажется - может быть, я ошибаюсь - что это один из тех великих этюдов Шопена, в которых Пастернак через столетие увидел, как он написал в своём очерке, "фортепьянное вступление к смерти".

Существует легенда - возможно, и придуманная музыковедами - что в начале исполнения этого этюда великим Антоном Рубинштейном слушатели поднимались с мест под впечатлением мощи этого этюда и его гениального исполнения.

Вот таким представляется мне этот бессмертный "Океан" Шопена - могучим, нечеловечески громадным, порой мрачным, страшным и таинственно-зловещим и, в своей перспективе, цельным, загадочно, ослепительно прекрасным и всепобеждающим.

Этот этюд довольно сложен для исполнения. Его мощный, однообразный по своей "волновой" фактуре и бесконечно богатый по гармоническому развитию звуковой план не даёт пианисту ни секунды "эмоциональной передышки"; ему трудно в огромном темпе постоянно определять направление непрерывной смены и гармонического "перерождения" величественных диссонирующих гармоний; он чувствует себя рулевым в лодке, бросаемой во все стороны волнами бушующего океана.

Превосходны исполнения этого этюда Горовицем, Рихтером, Соколовым. Но, по "гамбургскому счёту", первое место по мощи, темпераменту и совершенству я бы отдал всё же Н.Луганскому, хотя и не считаю его одним из самых лучших пианистов.

http://www.forumklassika.ru