Весь этот мир, такой безбрежный, внезапно втиснулся в окно,
В квадратной раме стынет снегом, чернильной ночью и луной.
Минуты ножницами стрелок срезают сумрак, точно ворс,
А я с бессонницей на кухне веду никчемный разговор.
У жизни нет ни карт, ни гидов, ни компасов, ни джи пи эс.
Понятно, что не все дороги – прямым маршрутом до небес.
Но как же больно оступиться, шагать не месяц и не год,
Чтобы понять – дурак, ошибся! Весь путь проделал, да не тот.
В теории, нельзя сдаваться, сжигать мосты, рубить с плеча.
Счастливый тот, кто безразличен и не играет в палача.

Господь рассудит? Да, вот только, пока ты в очереди ждешь,
Себя без кетчупа, да что там – без вилки попросту сожрешь.
Перебираешь все, как нищий, склонившись над своей судьбой:
Проклятье, где я оступился? В каком часу случился сбой?
И, как уволенный сотрудник, с утра узнавший, что по чем,
Несешь картонную коробку с давно ненужным барахлом.
Весь этот смог на крышах зданий, все эти люди без имен,
Все эти вещи без хозяев, весь хлам, что должен быть сожжен,
Все то, что нужно уничтожить, порвать и выбросить к чертям,
Сейчас не спят со мной на кухне и пьют остывший черный чай.

(с) Deacon

Рассвет приходит по спящим крышам, неся в корзине нам новый день.
Под дверью ставит то дождь угрюмый, то лёд освоит твою ступень.
Бывает, всё же оставит солнце, но завтра может его забрать.
Рассвет шуршит в календарных листьях и что-то пишет в свою тетрадь.