21 ноября исполняется годовщина добровольного ухода их жизни величайшего поэта, красивейшей женщины ЮЛИИ ДРУНИНОЙ. Я хочу спомнить и напомнить о ней. (это мой прошлый пост о ней.) А сейчас я хочу вас познакомить с воспоминаниями ее лучшей подруги  Виолетты Степановны Орловой.  (Это публикация 2011 года).

Вот по этому адресу есть Дневник Юлия Друнина. Давайте публиковать туда свои любимые стихы ее и тем самым, будем помнить о ней всегда.

Юлия ДРУНИНА задумала самоубийство за год до того, как совершила его, предусмотрев каждую деталь. Предсмертную записку она адресовала не единственной дочери, а зятю: «Не пугайся! Вызови милицию и вскройте гараж!»

Ровно 20 лет назад известная советская поэтесса заперлась в собственном гараже и, выпив снотворное, отравилась выхлопными газами.

Не одно поколение советских школьниц переписывало в общие тетрадки трогательные строки Юлии Друниной про «светлокосого солдата Зинку». Потом были «Я ушла из детства в грязную теплушку», «Я только раз видала рукопашный», «Не встречайтесь с первой любовью», «Ты рядом, и все прекрасно»...

Автор этих стихов ушла на фронт в 17 лет, потому что «отрочество поездом с откоса вдруг покатилось с грохотом в войну». Дважды была ранена. В 1943 году, во фронтовом госпитале, написала свое первое стихотворение. В 1944-м после сильнейшей контузии Юлия Друнина была демобилизована, но так до конца и не смогла привыкнуть к мирной жизни. Она видела и слышала войну во всем - в шелесте подмосковной листвы, шуме московских улиц и грохоте крымского прибоя, который «звякает отстрелянными гильзами». Даже спустя десятилетия по военной привычке делила окружающих на своих и чужих, чувства - на любовь и ненависть, а цвета - на черное и белое. И когда в начале 90-х перевернулось с ног на голову все, чем она жила, что любила, во что верила, поэтесса просто не смогла этого пережить: «Как летит под откос Россия, не могу, не хочу смотреть».

А еще Друнина не могла жить без любви. «От первой любви до последней у каждого целая жизнь», - писала она. Ее первой любовью был молодой комбат - учитель из Минска, погибший у нее на глазах, последней - ее второй муж Алексей Каплер. Похоронив его, она уже так до конца и не пришла в себя. Да, она не могла принять новую страну и себя в ней. Но, возможно, будь рядом с ней любимый человек, и не было бы того ужасного ноябрьского дня 1991 года, когда Юлия Владимировна зашла в гараж, где стоял старый «москвич», и, выпив снотворное, отравилась выхлопными газами. Письма с объяснениями своего поступка она оставила дочери, зятю, внучке и единственной подруге - вдове поэта Сергея Орлова Виолетте.

«ТАКОЙ КРАСИВОЙ ЛЮБВИ Я БОЛЬШЕ НИКОГДА НЕ ВИДЕЛА»

- Виолетта Степановна, как долго вы дружили с Друниной?

- Кажется, что почти всю жизнь. Мы познакомились, когда ей было лет 30. Юля тогда только развелась со своим первым мужем, поэтом Николаем Старшиновым, и вышла замуж за Алексея Яковлевича Каплера. Я даже не могу вам передать, какой это был замечательный и разносторонне одаренный человек - прекрасный актер, режиссер, автор сценариев к нескольким фильмам, самые знаменитые из которых «Полосатый рейс» и «Человек-амфибия». Но больше всего его знают как ведущего знаменитой «Кинопанорамы». А вот то, что именно он эту программу и придумал, сейчас уже мало кто помнит. Когда они с Юлей встретились, оба были несвободны, поэтому шесть лет скрывали свои отношения, даже пытались расстаться, но не смогли.

Вообще, Каплера любили очень красивые и достойные женщины, в том числе дочь Сталина Светлана Аллилуева, за роман с которой его на 10 лет сослали в Воркуту. Юля была его последней женой и последней любовью. Они прожили вместе 19 лет.

С Алексеем Каплером Юлия Друнина прожила 19 лет. «В то время как люди вокруг расходились и разводились, их семья оставалась островком семейной стабильности»

- Супруг ведь был на 20 лет старше Друниной?

- Никто этого не чувствовал, а уж она, по-моему, меньше всего. Алексей Яковлевич сумел окружить ее такой теплотой и заботой, что Юля ощущала себя счастливой каждый час, каждую минуту. Внешне Каплер был человеком скромным, почти незаметным - вы не выделили бы его из толпы, но в общении раскрывался так, что его обожали все - и старые, и малые.

В наше время сильный пол уже не умел так по-рыцарски относиться к женщине, как Алексей Львович. Это и неудивительно - ведь он родился в начале ХХ века и получил блестящее воспитание и образование. У него были няни и бонны, которые учили его французскому и немецкому языкам. Потом ему наняли гувернера, о котором Алексей Львович шутя говорил словами Пушкина, что тот его «слегка за шалости бранил и в Летний сад гулять водил». Наверное, как мальчика из хорошей семьи его обучили и искусству обхождения с женщинами.

- Сегодня главным проявлением любви считаются подарки - причем чем дороже, тем лучше.

- Не помню, чтобы он делал ей какие-то особенные презенты (кстати, больше всего он дарил их моему внуку, так как обожал детей). Подарком было уже само его существование в ее жизни. А безумные поступки, которые он совершал ради Юли, заставляли завидовать ей всех наших общих знакомых. Муж мог, например, зная, что она возвращается из-за границы, поехать встречать ее из Москвы в Брест. Когда поезд остановился, все ахнули: на перроне стоял Алексей Яковлевич с огромным букетом цветов.

В то время никто не слышал о мобильных телефонах, тогда и обычные-то были редкостью, но он находил способ напомнить любимой жене о себе - всюду, где бы она ни была, посылал ей телеграммы. Помню, пока мы с ней ехали в поезде из Москвы в Симферополь, их приносили трижды. Но больше всего меня удивило, когда однажды в самолете к Юле подошла стюардесса и с улыбкой сказала: «Вам телеграмма!». Я и представить себе не могла, что телеграммы можно посылать в самолет. В то время как люди вокруг расходились и разводились, их семья оставалась островком семейной стабильности. Он понимал каждое ее слово, каждое дыхание, у них каждый чих был вместе. Такой красивой любви я больше никогда не видела.

- Юлия Владимировна часто вспоминала о войне?

- Со мной - нет, зато с моим мужем поэтом Сергеем Орловым они любили поговорить о тех временах. Он ведь тоже был фронтовиком, три раза горел в танке. Несмотря на то что они с Сережей воевали на разных фронтах, у них была настоящая мужская фронтовая дружба. Юля ведь при всей своей приветливости и доброжелательности была не очень открытым человеком. Ее внимание еще надо было заслужить. Но с теми, кому она доверяла, с близкими людьми была очень откровенной и доброй. Юля с Алексеем Львовичем очень поддержали меня в трудные времена — после смерти Сережи, за что я была им очень благодарна. Они тогда просто взяли меня под свою опеку.

Первым супругом Друниной стал поэт Николай Старшинов

«КОГДА КАПЛЕР ЗАБОЛЕЛ, ЮЛЯ ЗАБРОСИЛА ВСЕ И ЗАНИМАЛАСЬ ТОЛЬКО ИМ»

- У Друниной и Каплера был гостеприимный дом?

- У них постоянно кто-нибудь гостил. Алексей Яковлевич был известным человеком в мире кино. В те времена, когда нашу страну отделял от других стран железный занавес, он часто ездил за границу и общался с кинематографистами всего мира. Приезжая в Советский Союз, они, в свою очередь, обязательно бывали у него в гостях, чаще всего - на даче.

- Как же Юлия Владимировна с этим справлялась — по воспоминаниям тех, кто ее знал, она была далека от бытовых проблем?

- В таких случаях все деликатесы заказывались в знаменитом «Елисеевском» гастрономе и в лучших московских ресторанах. Их привозили уже приготовленными и нарезанными, оставалось только накрыть на стол - с этим Юля замечательно справлялась. По будничным дням они готовили сами - и она, и Алексей Яковлевич, но надо сказать, что у него получалось гораздо лучше. Более того, Юля не знала, где платить за квартиру, за гараж, как починить машину или вызвать мастера, если в доме что-нибудь поломается. Все это Алексей Яковлевич брал на себя.

- Тем не менее, когда Каплер заболел, жена самоотверженно за ним ухаживала...

- Она забросила все - стихи, общественную работу, которой всегда уделяла много времени, - и занималась только им. Когда врачи сказали, что жить ему осталось недолго, сделала все, чтобы муж об этом не узнал. Возможно, он, как умный человек, догадывался, что его дни сочтены, но Юля ни словом, ни жестом не дала ему этого понять. В его присутствии она всегда держалась, а плакала только тогда, когда он не видел. Вообще, само присутствие Алексея Яковлевича как будто облагораживало людей, находящихся рядом с ним. И к Юле это имело самое непосредственное отношение: без него она была бы другой - более жесткой, даже черствой. Муж во многом ее смягчал, делал добрее, нежнее.

«Кто говорит, что на войне не страшно, тот ничего не знает о войне». Юлия Друнина прошла почти всю Великую Отечественную санинструктором.

- Она тяжело перенесла смерть супруга?

- Юля как-то сразу потеряла интерес к жизни, впала в депрессию, которая впоследствии и привела ее к трагическому результату - к самоубийству. Понимаете, она была из тех женщин, которые не могут жить без мужчины рядом, ей нужны были любовь и внимание. Говорят, в детстве Юля дружила и играла только с мальчишками. С возрастом ничего не изменилось, она по-прежнему предпочитала мужчин, из подруг-женщин у нее была только я. Да и то, мне кажется, я досталась Юле «по наследству» - после смерти моего мужа свое нежное отношение к нему она перенесла на меня.

Поэтому, оставшись одна, буквально не могла найти себе места. Кто-то из нас относится к вынужденному одиночеству спокойно: ну нет мужа - и не надо! А Юля страдала, пыталась устроить свою личную жизнь. У нее было много знакомых мужчин, которые приходили к ней в гости, оказывали ей знаки внимания. Она многим нравилась, ведь, несмотря на возраст, была очень красива - с огромными лучистыми глазами. Мы с ней накрывали стол, я пекла ее любимые пироги с капустой, пили чай...

Ее трагедия была в том, что никто из окружавших ее мужчин не выдерживал конкуренции с Алексеем Яковлевичем. Все они были хорошими людьми, но все-таки не такими, как он, и Юля так и не смогла никого больше полюбить.

- Она ведь и раньше, если не ошибаюсь, отвергала ухаживания знаменитых людей?

- Николай Старшинов рассказывал, что к ней пытались подбивать клинья занимавшие серьезные посты в литературном мире поэты Павел Антокольский и Степан Щипачев, но она довольно резко их отшила. Также бескомпромиссно Юля вела себя, овдовев. С одной стороны, чахла без мужского внимания, с другой - «Умри, но не давай поцелуя без любви» - это про нее.

- Говорят, была у Юлии Друниной и еще одна фобия - она ужасно боялась стареть...

- Тот же Старшинов вспоминал, что она категорически запрещала печатать поздравления, где указывался ее настоящий возраст. И в официальных биографиях долго отсутствовал год рождения Друниной. Юле хотелось оставаться вечно молодой, но ведь время не обманешь.

«ДРУНИНА С ДОЧЕРЬЮ НЕ ОЧЕНЬ ЛАДИЛА — ГОРАЗДО БОЛЕЕ ТЕПЛЫЕ ОТНОШЕНИЯ ЕЕ СВЯЗЫВАЛИ С ЗЯТЕМ АНДРЕЕМ»

- Это правда, что ее добил распад Советского Союза, крах тех ценностей, которые она считала незыблемыми и единственно верными?

- Ее угнетали неуважение к людям в военной форме, которое демонстрировала новая власть, нищенские пенсии, которые страна выплачивала своим бывшим защитникам, калеки в камуфляже, вынужденные просить подаяние в подземных переходах. Но еще тяжелее она переживала моральное унижение - в то время только ленивый не называл военных убийцами и оккупантами.

Юля, прошедшая почти всю войну санинструктором, дважды тяжело раненная, не могла снести таких оскорблений. Она не была готова жить в новом прагматичном мире, потому что для этого оказалась слишком романтичной. На душе у нее было очень плохо, жизнь казалась беспросветной.

- Вы могли предположить, что она может покончить жизнь самоубийством?

- Нет, конечно. Мне казалось, что моя подруга слишком любит жизнь, чтобы самой ее прервать. Как потом выяснилось, она замыслила самоубийство чуть не за год до того, как совершила его, - продумала и предусмотрела каждую деталь. Повторюсь: если бы в это время рядом с ней был мужчина, этого бы не произошло.

- Как она жила в последние годы?

- Почти все время проводила на даче. Во-первых, так было тихо, спокойно, никто не мешал ей работать. К тому времени она уже потеряла надежду найти замену Каплеру и очень много писала - и чем ближе к концу, тем больше. Во-вторых, Юля не очень ладила со своей дочерью Леной, а поскольку та жила в их московской квартире, предпочитала там не появляться.

- Как случилось, что между самыми близкими людьми - матерью и дочерью - сложились такие отношения?

- Я никогда не лезла Юле в душу, поэтому не знаю, когда и почему между ними пробежала черная кошка. Могу предположить, что причина могла быть в творческой ревности. Лена тоже писала стихи и весьма неплохие - все-таки она дочь двух поэтов. Возможно, мать не верила в ее поэтический дар или считала, что для одной семьи это перебор. При ее жизни Лена ни разу нигде не печаталась: Друнина запрещала дочери даже заикаться об этом. Только после смерти Юли у нее вышло два сборника, которые высоко оценили и читатели, и критики, но восторг вокруг них как-то очень быстро утих.

Как бы там ни было, а гораздо более теплые отношения - редкий случай! - связывали Юлю с ее зятем Андреем, который относился к ней с любовью и уважением. Именно ему была адресована прощальная записка, которую Друнина прикрепила к двери гаража: «Андрюша, не пугайся! Вызови милицию, и вскройте гараж!».

- А что она написала вам?

- То, что принято называть последней волей покойного, - в основном технические детали относительно ее похорон. Я была одной из немногих, кому она доверяла. Юля знала: я все сделаю так, как она просит. Друнина завещала после кремации отвезти урну с ее прахом в Старый Крым и похоронить в одной могиле с Каплером, где в свое время оставила на могильном камне место для ее имени.

Пышных торжественных проводов с плачущими поклонниками ее таланта и оркестром просила не устраивать. Так мы с Леной и сделали - вдвоем отвезли урну в Крым и похоронили. Предсмертную записку Друниной я храню как реликвию.

- Почему Алексей Яковлевич завещал похоронить себя в Старом Крыму?

- Это было особое для всех нас место - и для Каплера с Друниной, и для нас с мужем. Мы очень часто приезжали в Коктебель, в Дом творчества писателей, а это рядом со Старым Крымом. Там всегда отдыхало много творческой интеллигенции - поэты, писатели, художники, артисты Большого театра. Собирались прекрасные компании, устраивали замечательные вечера - атмосфера была удивительная. Пели под гитару, читали стихи и отрывки из новых книг, пили молодое крымское вино. Это был для всех нас своеобразный культурный центр.

В Старый Крым ходили гулять и днем, и по вечерам, под луной... Там замечательные леса, которые Юля, по ее собственным словам, любила «ненормальной любовью». Теперь в этом прекрасном, вечно теплом краю они с Алексеем Яковлевичем покоятся рядом.

- С дочерью Юлии Владимировны вы сейчас общаетесь?

- К сожалению, нет. Первое время еще созванивались, поздравляли друг друга с праздниками, а потом звонки становились все реже и постепенно прекратились совсем. Время сейчас такое - все куда-то торопятся, спешат, на людей из прошлого у нас просто нет времени.

Друнина Юлия

Хочу, чтоб как можно спокойней и суше
Рассказ мой о сверстницах был...
Четырнадцать школьниц - певуний, болтушек -
В глубокий забросили тыл.

Когда они прыгали вниз с самолета
В январском продрогшем Крыму,
"Ой, мамочка!" - тоненько выдохнул кто-то
В пустую свистящую тьму.

Не смог побелевший пилот почему-то
Сознанье вины превозмочь...
А три парашюта, а три парашюта
Совсем не раскрылись в ту ночь...

Оставшихся ливня укрыла завеса,
И несколько суток подряд
В тревожной пустыне враждебного леса
Они свой искали отряд.

Случалось потом с партизанками всяко:
Порою в крови и пыли
Ползли на опухших коленях в атаку -
От голода встать не могли.

И я понимаю, что в эти минуты
Могла партизанкам помочь
Лишь память о девушках, чьи парашюты
Совсем не раскрылись в ту ночь...

Бессмысленной гибели нету на свете -
Сквозь годы, сквозь тучи беды
Поныне подругам, что выжили, светят
Три тихо сгоревших звезды...

Я не знала измены в любви...

Я не знала измены в любви,
Я ее ощущала начало -
Легкий крен, ненадежность причала
И себе говорила: "Порви!"
Потому, вероятно, не знала
Никогда я измены в любви.

Я и в дружбе могла различить
Первый легкий снежок охлажденья.
Обрывала с улыбкою нить
И шутила еще: "До видзення!"
Только гордость -
Мой якорь спасенья...

Бабы

Мне претит пресловутая «женская слабость», 
Мы не дамы, мы русские бабы с тобой. 
Мне обидным не кажется слово смачное «бабы» - 
В нём народная мудрость, в нём щемящая боль. 

Как придёт похоронная на мужика 
Из окопных земель, из военного штаба, 
Став белей своего головного платка, 
На порожек опустится баба. 

А на зорьке впряжётся, не мешкая, в плуг 
И потянет по-прежнему лямки. 
Что поделаешь? Десять соломинок-рук 
Каждый день просят хлеба у мамки... 

Эта смирная баба двужильна, как Русь. 
Знаю, вынесет всё, за неё не боюсь. 
Надо - вспашет полмира, надо - выдюжит бой. 
Я горжусь, что и мы - тоже бабы с тобой! 

1964

«В шинельке, перешитой по фигуре...»

«В шинельке, перешитой по фигуре, 
Она прошла сквозь фронтовые бури...» - 
Читаю и становится смешно: 
В те дни фигурками блистали лишь в кино, 
Да в повестях, простите, тыловых, 
Да кое-где в штабах прифронтовых. 
Но по-другому было на войне - 
Не в третьем эшелоне, а в огне. 

...С рассветом танки отбивать опять, 
Ну, а пока дана команда спать. 
Сырой окоп - солдатская постель, 
А одеяло - волглая шинель. 
Укрылся, как положено, солдат: 
Пола шинели - под, пола шинели - над. 
Куда уж тут её перешивать! 
С рассветом танки ринутся опять, 
А после (если не сыра земля!) - 
Санрота, медсанбат, госпиталя... 

Едва наркоза отойдёт туман, 
Приходят мысли побольнее ран: 
«Лежишь, а там тяжёлые бои, 
Там падают товарищи твои...» 
И вот опять бредёшь ты с вещмешком, 
Брезентовым стянувшись ремешком. 
Шинель до пят, обрита голова - 
До красоты ли тут, до щегольства? 
Опять окоп - солдатская постель, 
А одеяло - волглая шинель. 
Куда её перешивать? Смешно! 
Передний край, простите, не кино... 

1964

Газета Бульвар № 47 (342), 22 ноября 2011.