А тапочки я оставил...
В американском кабинете Иосиф Бродский работал в окружении вещей, напоминавших ему о родителях, об оставленном ленинградском доме.
В фондах музея хранится заявление Александра Ивановича Бродского - отца поэта, в ОВИР, написанное 20 июня 1983 года в Ленинграде. Привожу здесь его текст, сохраняя пунктуацию оригинала.
Мне 80 лет, три месяца назад скончалась моя жена с которой мы прожили совместно сорок пять лет и я остался в одиночестве.
Ни родных, ни близких у меня нет. В таком возрасте, обремененном вдобавок болезнями я нуждаюсь в постоянной помощи и поддержке.
Единственным человеком кто согласился оказать мне приют и необходимые условия существования - это мой сын Иосиф Бродский, проживающий в Соединенных Штатах Америки.
Его согласие подтверждено прилагаемыми к сему документами надлежащим образом заверенными властями США разрешившими мне въезд в страну на постоянное жительство.
В связи со столь печально сложившимися для меня обстоятельствами я обращаюсь к Вам с просьбой об удовлетворении моего ходатайства о выезде.
Александр Иванович получил отказ. Через год после смерти жены он умер в Ленинграде, сидя перед телевизором в "полутора комнатах". Совсем один...
Ты ожил, снилось мне, и уехал
в Австралию. Голос с трехкратным эхом
окликал и жаловался на климат
и обои: квартиру никак не снимут,
жалко, не в центре, а около океана,
третий этаж без лифта, зато есть ванна,
пухнут ноги, "А тапочки я оставил" -
прозвучавшее внятно и деловито.
И внезапно в трубке завыло "Аделаида! Аделаида!"
загремело, захлопало, точно ставень
бился о стенку, готовый сорваться с петель.
Все-таки это лучше, чем мягкий пепел
крематория в банке, ее залога -
эти обрывки голоса, монолога
и попытки прикинуться нелюдимом
в первый раз с той поры, как ты обернулся дымом.
В полутора комнатах (если такая мера пространства понятна по-английски), где мы жили втроем, был паркет, и маме очень не нравилось, когда мужчины, особенно я, ходили по нему в носках. Она требовала, чтобы мы не снимали ботинки или тапочки. Выговаривая мне по этому поводу, мама вспоминала старое русское суеверие; дурная примета, говорила она, - может умереть кто-то из близких.
А тапочки я оставил...
Заголовок из стихотворения "Памяти отца. Австралия". Цитата из эссе "Полторы комнаты".
Фото из Американского кабинета Иосифа Бродского в Фонтанном доме. Кот Иннокентий - всеобщий любимец, старейший житель этих мест. Поразительно упитан, необычайно красив и неплохо воспитан - на посетителей не реагирует.
Легендарный нью-йоркский ресторан «Русский Самовар» — не просто заведение а-ля-рюсс, где можно утолить голод борщом, но сакральное место русскоязычной культуры зарубежья, «земля обетованная» советской и русской эмиграции Нью-Йорка. 
