… Вот фонари, под вывеской молочной

коричневые крылышки дверей.

Вот улица, вот улица, не редкость -

одним концом в коричневую мглу,

и рядом детство плачет на углу,

а мимо всё проносится троллейбус...

Иосиф Бродский. Май 1961. Из поэмы «Гость».

О, как ты пуст!

В осенней полумгле

Сколь призрачно царит прозрачность сада,

Где листья приближаются к земле

Великим тяготением распада.

О, как ты нем!

Ужель твоя судьба в моей угадывает вызов

И гул плодов, покинувших тебя

Как гул колоколов тебе не близок?

Великий сад!

            Даруй моим словам

Стволов круженье, истины круженье,

Где я бреду к изогнутым ветвям

В паденье листьев,

                   в сумрак вожделенья.

О, как дожить

              до будущей весны

Твоим стволам,душе моей печальной,

Когда плоды твои уносят,и только пустота

                                        твоя реальна.

Нет! Уезжать!

             Пускай когда-нибудь

Меня возьмут громадные вагоны

Мой дальний путь

                и твой высокий путь

Теперь они тождественно огромны.

Прощай, мой сад !

                 Надолго ль? Навсегда!

Храни в себе молчание рассвета

Великий сад,

            роняющий года

На горькую идиллию поэта.

---

Иосиф Бродский, Сергей Сиделев.

Геннадий Алексеев (1932 - 1987). 

Его судьба чрезвычайно схожа с судьбой другого русского поэта — Иннокентия Анненского. То же спокойное с виду, размеренное и академичное внешнее существование. Тот же недооцененный современниками, но ясный потомкам значительный вклад в русскую поэзию. Тот же интерес к античности. Та же, увы, болезнь сердца, приведшая обоих к преждевременному и скоропостижному концу в одинаковом возрасте — 54 года.

Цитата из Послесловия издателя к роману Геннадия Алексеева Зеленые берега

И вновь творчество Г.И. Алексеева

Человек редок

и встретить его трудно

издёргаешься весь

ожидая встречи

похудеешь и осунешься

тоскуя по встрече

забросишь все дела

думая о встрече

но однажды

встреча состоится

Какие мы, однако, смешные!

У каждого есть тело – бестелесных вроде бы нет.

У каждого есть душа – хоть маленькая, да имеется.

И у каждого в груди что–то стучит – представьте себе у каждого!

И каждому хочется неземного счастья – ей–богу, каждому!

Но каждому чего–то не хватает.

Л. В. Лифшицу

Я всегда твердил, что судьба — игра.

Что зачем нам рыба, раз есть икра.

Что готический стиль победит, как школа,

как способность торчать, избежав укола.

Я сижу у окна. За окном осина.

Я любил немногих. Однако — сильно.

Я считал, что лес — только часть полена.

Что зачем вся дева, раз есть колено.

Что, устав от поднятой веком пыли,

русский глаз отдохнет на эстонском шпиле.

Я сижу у окна. Я помыл посуду.

Я был счастлив здесь, и уже не буду.

Я писал, что в лампочке — ужас пола.

Что любовь, как акт, лишена глагола.

Что не знал Эвклид, что, сходя на конус,

вещь обретает не ноль, но Хронос.

Я сижу у окна. Вспоминаю юность.

Улыбнусь порою, порой отплюнусь.

Я сказал, что лист разрушает почку.

И что семя, упавши в дурную почву,

не дает побега; что луг с поляной

есть пример рукоблудья, в Природе данный.

Я сижу у окна, обхватив колени,

в обществе собственной грузной тени.

Моя песня была лишена мотива,

но зато ее хором не спеть. Не диво,

что в награду мне за такие речи

своих ног никто не кладет на плечи.

Я сижу у окна в темноте; как скорый,

море гремит за волнистой шторой.

Гражданин второсортной эпохи, гордо

признаю я товаром второго сорта

свои лучшие мысли и дням грядущим

я дарю их как опыт борьбы с удушьем.

Я сижу в темноте. И она не хуже

в комнате, чем темнота снаружи.

1971 

Поэту всего тридцать лет. И уже чувствуется обреченность на долгое одиночество, одиночество души. Недаром стихотворение посвящено другу Л.В. Лифшицу, ставшему впоследствии Львом Владимировичем Лосевым. Иосиф как бы предчувствовал долгую их дружбу, продолжившуюся в иной империи – США. Он был всего на три года старше Бродского, но прожил несколько дольше – до 2009 года.

Булат Шалвович Окуджава

(9 мая 1924 - 12 июня 1997)

Сегодня 97 лет со дня рождения поэта, прозаика

В нашем доме война отгремела,

вновь земля зеленеет,

злые пули по кровь не летят.

Женихи, навсегда молодые,

с фотографий военных глядят.

А годы уходят, уходят,

вернуться назад не хотят...

По дорогам, по старым дорогам

отправляется память

иногда словно так, невпопад.

Как из песни не выкинуть слова,

так из сердца погибших ребят.

А годы уходят, уходят,

вернуться назад не хотят...

Твои плечи с бедою знакомы,

твои белые руки

кровь и пепел смывали с полей.

И земля никогда не забудет

боль и слезы твоих дочерей.

Хоть годы уходят, уходят,

хоть время торопит — скорей...

Может, время всех ран не излечит,

но черемухи белой

невозможные гроздья горят,

потому что любовь и надежда,

что ни делай, бессмертны сто крат!

А годы уходят, уходят,

вернуться назад не хотят...

1972 

Художник: И.И. Левитан Черёмуха. Начало 1880-х

БУЛАТ ОКУДЖАВА

ПЕСНИ К СПЕКТАКЛЮ

«ВКУС ЧЕРЕШНИ»

ВОЛЬНЫЙ ПЕРЕВОД

ИЗ АГНЕШКИ ОСЕЦКОЙ

Гаснут, гаснут костры. Спит картошка в золе.

Будет долгая ночь на холодной земле.

И холодное утро займется,

и сюда уж никто не вернется.

Без листвы и тепла как природа жалка!

Поредела толпа у пивного ларька.

Продавщица глядит сиротливо.

И не допито черное пиво.

Ах, пане, Панове, ах, пане, Панове,

ах, пане, Панове, тепла нет ни на грош.

Что было, то сплыло. Что было, то сплыло.

Что было, то сплыло. Того уж не вернешь.

Как теряют деревья остатки одежд!

Словно нет у деревьев на лето надежд.

Только я пока очень любима,

и любовь не прошла еще мимо...

Но маячит уже карнавала конец,

лист осенний летит, как разлуки гонец,

и в природе все как-то тревожно,

и мой милый глядит осторожно.

Ах, пане, Панове...

«До свиданья, мой милый,— скажу я ему,

вот и лету конец. Все одно к одному.

Я тебя слишком сильно любила,

потому про разлуку забыла».

Горьких слов от него услыхать не боюсь:

он воспитан на самый изысканный вкус.

Он щеки моей нежно коснется,

но, конечно, уже не вернется.

Ах, пане, Панове... 

Булат Окуджава

***

Настольные лампы

Обожаю настольные лампы,

угловатые, прошлых времен.

Как они свои круглые лапы

умещают средь книг и тетрадей,

под ажурною сенью знамен,

возвышают не почестей ради,

как гусары на райском параде

от рождения до похорон! 

Иосиф Бродский

***

Три главы

Глава 1

Когда-нибудь, болтливый умник,

среди знакомств пройдёт зима,

когда в Москве от узких улиц

сойду когда-нибудь с ума,