«Странная вещь. Поэт Н. такие сердечные, такие взволнованные стихи пишет, да и сам по себе он такой душевный человек! А никому на хрен не нужен. Напротив, Бродский — такой холодный, дистанцированный, демонстративно одинокий и в жизни, и в стихах... А вот умер он — и такая боль, такое зияние в душе! На годы, на всю жизнь!»

Михаил Веллер

Неожиданные порой бывают у меня состояния, когда я буквально «заболеваю» поэтом, отдельным его стихотворением или даже строкой. Об этом в свое время писала еще злоязычная Надежда Яковлевна Мандельштам в отношении мужа во втором, как я называю «откровенном» томе Воспоминаний. Понятно по выше приведенному портрету, что речь идет об Иосифе Бродском, к чтению которого приобщила меня подруга, прислав сборник его рождественских стихов. Хотя у меня на полке давно стояли два его тома. Согласитесь, трудно проникнуться его поэзией. Вроде все написано правильно, логично и строка льнет к строке, а мягкости и напевности, т.е. лиричности – не ощущается.

И вот однажды наступило прозрение. Помню даже, что шел месяц февраль этого года. Случайно буквально наткнулась на одну строчку –«…И дверь он запер на цепочку лет». Именно запер, а не закрыл, не захлопнул, т. е. сразу возникает мысль о кончине. Проводя параллели можно сказать, что "цепочка лет" оказалась у них с Элиотом разной длины. У Бродского на 21 звено-год короче. Рано покинул он наш мир. Ходила под ее впечатлением более недели и постоянно повторяла то про себя, то вслух, как бы пробуя «на вкус».

Затем наступила очередь самого стихотворения. Оно довольно большое и состоит из трех самостоятельных по ритмике частей. Называется - «Стихи на смерть Т.С. Элиота» и было написано 12 января 1965 года. Хочу привести эту элегию полностью.

I

Он умер в январе, в начале года.
Под фонарем стоял мороз у входа.
Не успевала показать природа
ему своих красот кордебалет.
От снега стекла становились у'же.
Под фонарем стоял глашатай стужи.
На перекрестках замерзали лужи.
И дверь он запер на цепочку лет.

Наследство дней не упрекнет в банкротстве
семейство Муз. При всем своем сиротстве,
поэзия основана на сходстве
бегущих вдаль однообразных дней.
Плеснув в зрачке и растворившись в лимфе,
она сродни лишь эолийской нимфе,
как друг Нарцисс. Но в календарной рифме
она другим наверняка видней.

Без злых гримас, без помышленья злого,
из всех щедрот Большого Каталога
смерть выбирает не красоты слога,
а неизменно самого певца.
Ей не нужны поля и перелески,
моря во всем великолепном блеске;
она щедра, на небольшом отрезке
себе позволив накоплять сердца.

На пустырях уже пылали елки,
и выметались за порог осколки,
и водворялись ангелы на полке.
Католик, он дожил до Рождества.
Но, словно море в шумный час прилива,
за волнолом плеснувши, справедливо
назад вбирает волны, торопливо
от своего ушел он торжества.

Уже не Бог, а только Время, Время
зовет его. И молодое племя
огромных волн его движенья бремя
на самый край цветущей бахромы
легко возносит и, простившись, бьется
о край земли, в избытке сил смеется.
И январем его залив вдается
в ту сушу дней, где остаемся мы.

II

Читающие в лицах, маги, где вы?
Сюда! И поддержите ореол:
Две скорбные фигуры смотрят в пол.
Они поют. Как схожи их напевы!
Две девы -- и нельзя сказать, что девы.
Не страсть, а боль определяет пол.
Одна похожа на Адама впол-
оборота, но прическа -- Евы.

Склоняя лица сонные свои,
Америка, где он родился, и --
и Англия, где умер он, унылы,
стоят по сторонам его могилы.
И туч плывут по небу корабли.

Но каждая могила -- край земли.

III

Аполлон, сними венок,
положи его у ног
Элиота, как предел
для бессмертья в мире тел.

Шум шагов и лиры звук
будет помнить лес вокруг.
Будет памяти служить
только то, что будет жить.

Будет помнить лес и дол.
Будет помнить сам Эол.
Будет помнить каждый злак,
как хотел Гораций Флакк.

Томас Стерн, не бойся коз.
Безопасен сенокос.
Память, если не гранит,
одуванчик сохранит.

Так любовь уходит прочь,
навсегда, в чужую ночь,
прерывая крик, слова,
став незримой, хоть жива.

Ты ушел к другим, но мы
называем царством тьмы
этот край, который скрыт.
Это ревность так велит.

Будет помнить лес и луг.
Будет помнить всё вокруг.
Словно тело -- мир не пуст! --
помнит ласку рук и уст.

Наиболее значимые моменты выделила жирным шрифтом, чтобы показать, какие именно темы затронуты поэтом в этом стихотворении, вернее, звучат лично для меня.



После прочтения и осмысления первых семи строк испытала нечто наподобие мистического ужаса. Почему? Ведь Бродский как бы описывает свой уход в мир иной, поскольку тоже скончался в январе. «На перекрестках замерзали лужи», - пишет он, но любой перекресток есть своеобразный «узел судьбы», который человек не в состоянии преодолеть, поскольку его дальнейший путь уже предрешен свыше. Возможно до конца не осознавая этого момента, Бродский уже провидчески описал свой конец. Что это? Дарованная вместе с талантом посвященность в итог судьбы? Отчасти подтверждением сказанному служит следующий фрагмент:

Без злых гримас, без помышленья злого,
из всех щедрот Большого Каталога
смерть выбирает не красоты слога,
а неизменно самого певца.

Второе дно. Вспомните слова Михаила Веллера, вынесенные своего рода эпиграфом к данной статье и тогда станут понятны последующие, щемящие строки:

Будет памяти служить
только то, что будет жить.

При жизни Бродского много ругали и устно, и в печати, а вот человек умер, и сразу стало ясно, что мир потерял «глыбу», необыкновенной силы ума человека-мыслителя.
Следующий пласт. Жизнь нельзя представить без любви, ее постоянных трагических моментов – уходов и приходов внутрь себя и в разные стороны.

Так любовь уходит прочь,
навсегда, в чужую ночь,
прерывая крик, слова,
став незримой, хоть жива.

Кому предназначены эти пронзительные по звучанию слова? У меня только один ответ – первой и никогда незабываемой любви поэта – Марианне Басмановой.
Что же мы получаем в конечном итоге? Стихотворение, написанное на смерть духовно близкого человека, которое пропущено через себя, собственные переживания. Бродский как бы «примеривает» на смерти Элиота свой исход, то, что ему дорого и то, что останется после него.
***
Так кто же такой Т.С. Элиот? Стоит привести короткую биографическую справку в виде заметок на полях.

Элиот Томас Стернз / Thomas Stearns Eliot (1888 – 1965) – поэт и драматург, критик и редактор, издатель. Пять основных профессий в одном клубке, хотя и весьма близких по сути.



Родился в городе Сент-Луис (штат Миссури, США). Происходил из довольно богатой семьи. Следует остановиться на том факте, что его дед был священником, который к тому же основал в Сент-Луисе Вашингтонский университет. И об этом упомянул Бродский: «Католик, он дожил до Рождества».

Получил достойное образование и можно предположить, что вполне осознанно. Вначале изучал филологию и философию в Гарварде, впоследствии продолжил образование в Сорбонне, Марбургском и Оксфордском университетах. Прошел четыре крупнейших школы.

Т. С. Элиот в 1927 году совершил крещение в англиканской церкви, после чего ему было предоставлено британское подданство. Смена веры в любом случае – смелый шаг. Его раздумья о религии нашли отражение в поэме «Пепельная среда» (1930). С 1936 года и до конца жизни занимал пост директора издательства «Faber and Faber». Одновременно занимался литературной деятельностью. В 1948 году был удостоен Нобелевской премии «За выдающийся новаторский вклад в современную поэзию». Одновременно с ним номинировались еще 29 человек. Среди них русские эмигранты и наши соотечественники: Марк Алданов, Николай Бердяев, Борис Пастернак, Михаил Шолохов. Считают, что «поэзия его многопланова, насыщена историческими и мифологическими аллюзиями; она требует от читателя большой эрудиции и напряженной работы мысли. Подвижные меняющиеся ритмы и размеры его стихов объясняются желанием отразить стремительный и напряженный ритм современной жизни, а их интонации адекватны трагическому состоянию человека в 20 веке». Не правда ли, приведенная информация подходит и к Бродскому?

Сам Элиот так определял свою жизненную позицию, причем, весьма рано, уже в конце 20-х годов: «Классик в литературе, роялист в политике и англо-католик в религии».

Итогом его творческого, философского и просто человеческого становления можно считать поэтический цикл под названием «Четыре квартета», навеянный поздними квартетами Бетховена, где автор рассуждает о природе времени:

То, что зовется началом - скорее, конец.
И заканчивать - значит, начать.
Начинаем с конца.
……………………………………………………………………..
Мы не оставим исканий,
И поиски кончатся там,
Где начали их; оглянемся,
Как будто здесь мы впервые.
И ступив за ворота,
Поймем - нам осталось
Начать да и кончить…
(Перевод С. Степанова)

Но это уже отдельная тема. К тому же после получения премии Элиот прекращает писать стихи, или, по крайней мере, публиковать их.

Несомненно, достойный уважения человек, творчество которого требует глубокого осмысления. Интеллектуал. Элитарный литератор.



И еще. Начиная с 1993 года ежегодно, присуждается премия Т. С. Элиота за лучший сборник новых стихотворений, впервые изданный в Великобритании или Ирландии, а с 1997 — одноимённая премия для американских поэтов. А как же иначе? У него же было две родины: США и Англия. Бродский и об этом не забыл сказать:

Склоняя лица сонные свои,
Америка, где он родился, и --
и Англия, где умер он, унылы,
стоят по сторонам его могилы.
Скончавшийся в возрасте 76 лет Т. Элиот похоронен в Ист-Кокер, деревне в Сомерсетшире (Англия), поскольку именно из этого селения в середине XVII века его предок Эндрю Элиот отправился в Северную Америку. Нашел он последний приют на исторической Родине, рядом со своими далекими прародителями.

***
Если вдуматься, то можно увидеть наличие общих черт в характере, отношении к жизни и, главное, в творчестве этих двух одаренных личностей. Бродский четко уловил пульсирующие точки сходства и откликнулся на смерть Элиота умным и проникновенным стихотворением. И все же убеждена, что Бродский стоит на ступеньку выше. В отличие от прекрасно образованного Элиота он не получил высшего образования на Родине, а эмигрировав – не владел иностранными языками. Пришлось ему многое осваивать путем самообразования. И он добился многого. Доказательством служит получение Нобелевской премии.