К.П.Брюллов. Автопортрет. 1836 год.
Один из учеников Брюллова Мокрицкий настолько понравился художнику, что он поселил его у себя на квартире при Академии художеств и постоянно держал при себе, как подмастерья, щедро делясь с ним своими знаниями об искусстве и мастерством, и тот, хотя и не оставил картин, сколько-нибудь приметных в истории русской живописи, тем не менее свершил нечто немаловажное: он, живя рядом с великим художником, писал дневник и по нему впоследствии написал "Воспоминания", что уже новость в истории русского искусства.


А.Н.Мокрицкий. Автопортрет. 1835-1836 гг.
Ученик близко наблюдал своего учителя, полный восхищения: "Небольшой рост его заключал в себе атлетические формы: эта широкая и высокая грудь, эти мощные плечи и при них маленькие оконечности прекрасной формы, - не говорю уж о его прекрасной голове... - невольно обращали на себя внимание всякого... Взгляните на его чело: не узнаете ли в нем форм величавого чела Юпитера Олимпийского? Его глаза с сильно развитыми зрачками, с дугообразными над ними веками, склоненными к наружному углу; подбородок и задняя часть головы в профиль, самое даже расположение кудрявых волос напоминают голову Аполлона Бельведерского. А какая красота рта! Эти превосходно нарисованные губы, которые, когда он говорил, рисовались изящными линиями. Я не знал мужского лица прекраснее его; для меня он был красавец; но красота его была мужественная, с выражением ума, проницательности, гениальности".



К.П.Брюллов. Автопортрет. 1836 год.
Прекрасная внешность соответствовала личности художника, которая обладала свободой, какой не знали русские художники и поэты, может быть, благодаря длительному пребыванию в Италии. Или Брюллов ощущал себя художником эпохи Возрождения? Ничья воля - ни друзей, ни монарха - не могла воздействовать на него, он не мог ни дышать, ни творить, помимо своей воли и вдохновения.

Вот запись, отнесенная к 25 января 1837 года. "Сегодня в нашей мастерской было много посетителей - это у нас не редкость: но между прочими были Пушкин и Жуковский. Сошлись они вместе, и Карл Павлович угощал их своей портфелью и альбомами. Весело было смотреть, как они любовались и восхищались его дивными акварельными рисунками, но когда он показал им недавно оконченный рисунок: "Съезд на бал к австрийскому посланнику в Смирне", то восторг их выразился криком и смехом... Пушкин не мог расстаться с этим рисунком, хохотал до слез и просил Брюллова подарить ему это сокровище: но рисунок принадлежал уже княгине Салтыковой, и Карл Павлович, уверяя его, что не может отдать, обещал нарисовать ему другой. Пушкин был безутешен: он с рисунком в руках стал перед Брюлловым на колени и начал умолять его: "Отдай, голубчик! Ведь другого ты не нарисуешь для меня; отдай мне этот". Не отдал Брюллов рисунка, а обещал нарисовать другой... Это было ровно за четыре для до смерти Пушкина..."



И.Е.Репин. «А.С.Пушкин у Карла Брюллова». 1912 год.
Это было в тот же день, когда Пушкин разговаривал с Николаем I в последний раз, и Жуковский, верно, чувствуя состояние поэта, не расстался с ним, а забрел с ним к Брюллову, - в ночь Пушкин переписал письмо к Геккерну и утром 26 января отправил его.
После смерти Пушкина теперь Брюллов был безутешен, он буквально разболелся, ничего не мог делать. Он "велел мне, - пишет Мокрицкий, - читать стихи Пушкина, и восхищался каждой строкой, каждой мыслью и жалел душевно о ранней кончине великого поэта. Он упрекал себя в том, что не отдал ему рисунка, о котором тот так просил его, вспоминал о том, как Пушкин восхищался его картиной "Распятие" и эскизом "Гензерих грабит Рим".


К.П.Брюллов. «Распятие Христа». Бумага, итальянский карандаш. 1835 год


К.П.Брюллов. «Распятие Христа». 1838 год


К.П.Брюллов. «Нашествие Гензериха на Рим». 1833-1836 гг.
При этом он обнаруживал грусть свою по Италии; жалел, что петербургский климат не благоприятствует его здоровью и с горьким чувством сказал: "Нет, здесь я ничего не напишу: я охладел, я застыл в этом климате; здесь не в силах я написать этой картины!"

------------------------------
Петр Киле