Почти сто лет идёт следствие по делу Царской Семьи...
В Следственном комитете РФ решили резко повысить статус "царского дела": отныне им занимается большая следственная бригада под началом исполняющего обязанности руководителя управления по расследованию особо важных дел СКР Игоря Краснова.

Почти сто лет идёт следствие по делу Царской Семьи, подобно анекдоту, когда пьяный человек стоит под фонарём и что-то ищёт, к нему обращаются прохожие:
Что потерял?
Он отвечает: кошелёк!
Прохожие: а где потерял?
Человек протягивает руку и говорит: вон там в кустах!
Прохожие недоумевают: а почему здесь ищешь?
На что человек с ухмылкой отвечает: а здесь светлее…

В Следственном комитете РФ решили резко повысить статус "царского дела": отныне им занимается большая следственная бригада под началом исполняющего обязанности руководителя управления по расследованию особо важных дел СКР Игоря Краснова.
С момента возбуждения дела №18/123666-93 (19 августа 1993 года) и до последнего времени следствие вел Владимир Соловьев - старший следователь-криминалист Главного управления криминалистики СКР.
Первыми следователями по делу «Царской Семьи» были Малиновский, Намёткин, Сергеев, Кирста, а копировали документы различных следователей - кто мог и хотел.

В числе первых снимали копии и составляли дубликаты профессор Томского университета Э. В. Диль;
бывший учитель французского языка у детей Царя П. П. Жильяр;
корреспондент Лондонской «Таймс» Р. Вильтон,
поручик граф Капнист Б. М.
Соколов свои протоколы составлял в двух экземплярах, с документов предшественников снимал двойное количество копий.

Вначале расследование формально делилось на два уголовных дела: о расстреле Царской Семьи и об убийстве Великих Князей в г. Алапаевске. Позднее Соколов разделил материалы на 4 дела присвоив им номера 20, 21, 22 и 23!

Дело по настольному реестру №20 — 1919 г., значится начатым 7.02.1919 г., и называется об «убийстве Царской Семьи и их слуг», в России находятся 1 и 9 тома.
Они охватывают следственную работу с 30.07.1918 г., по 20.01.1919г., и с 20.07. по 24.10.1920 г; а дело №20 должно было состоять из 14 томов!

Некоторым утешением служит то, что в архиве Соколова, выставленном в 1990г., на аукционе «Сотбис», находилось 12 томов, недоставало 2, скорее всего 1 и 9, возвращенных в СССР из Германии в 1945 г!
Дело №21 названо Соколовым: «об убийстве в ночь на 18.07.1918 г., в Алапаевске Великой Княгини Елизаветы Федоровны, Великого Князя Сергея Михайловича, князей Иоанна Константиновича, Константина Константиновича, Игоря Константиновича, князя Владимира Павловича Палея, состоявших при Августейших особах Федора Семеновича Ремеза и Варвары Яковлевой».
Документы в деле подлинные и представлены первыми экземплярами.
Они составили один том и находятся с 1945 г., в России.
Основная работа выполнена И. А. Сергеевым и разными чинами.
На долю Н. А. Соколова досталось несколько допросов и осмотр документов!
Один том составили материалы дела №23 «об убийстве в ночь на 13.06.1918 г., в г. Перми В. К. Михаила Александровича и его секретаря Николая Николаевича Джонсона».
Производство считается начатым 22.12.1919 г., после выделения материалов из дела №20 в самостоятельное производство.

Но 8.10.1919 г., Соколов вынес постановление о необходимости расследовать исчезновение Михаила Романова в рамках самостоятельного уголовного дела!

Это дело тоже с 1945 г., есть в России!

Зато в России нет дела №22 «по факту исчезновения Царской Семьи»!

25 июля Екатеринбург 1918 г., заняли белочехи и казаки.
Сильное волнение расло среди офицерства, когда стало известно, в каком состоянии находится дом Ипатьева, где жила Царская Семья.

Начальник гарнизона генерал-майор Голицин назначил особую комиссию из состава офицеров, преимущественно курсантов Академии Генерального штаба, под председательством полковника Шереховского.

Первый комендант Екатеринбурга, полковник Шереховский, назначил Малиновского начальником команды офицеров, которой поручено было разобраться с находками в районе Ганиной Ямы.
Капитан лейбгвардии, 2 артиллерийской бригады, Дмитрий Аполлонович Малиновский, родился в Петербурге, участник Первой мировой войны, в мае 1918 г., прибыл в Екатеринбург и поступил на старший курс эвакуированной сюда Академии Генштаба.

Из её слушателей сколотил группу готовых помочь ему офицеров и стал собирать сведения о содержании узников в доме Ипатьева.

Через доктора Деревенко заполучил план дома, узнал, кто где содержится, получил информацию о смене караулов у Царской Семьи.

Малиновский предлагал либо захватить ДОН при подходе войск Колчака; либо дерзким нападением выкрасть Государя.

29 июля капитан Малиновский получил приказ обследовать район Ганиной Ямы.

30 июля, захватив с собой Шереметьевского, следователя по важнейшим делам Екатеринбургского Окружного Суда А. П. Наметкина, нескольких офицеров, врача Наследника — В. Н. Деревенко и слугу Государя — Т. И. Чемодурова, он выехал туда.Так началось следствие по делу об исчезновении Государя Николая-II, Императрицы, Цесаревича и Великих Княжон.
Комиссия Малиновского просуществовала около недели.
Но именно она определила район всех последующих следственных действий в Екатеринбурге и его окрестностях.
Именно она нашла свидетелей оцепления Коптяковской дороги вокруг Ганиной Ямы красноармейцами.
После того как всем составом офицеры съездили в Коптяки, Шереховский разделил команду на две части.

Одна, которую возглавил Малиновский, обследовала дом Ипатьева, другая, руководить которой назначен поручик Шереметьевский, занялась осмотром Ганиной Ямы.

При осмотре дома Ипатьева, офицерам группы Малиновского за неделю удалось установить почти все факты, на которые опиралось следствие.

Через год после расследования, Малиновский, в июне 1919г., показал на допросе следователю Соколову:
«В результате моей работы по этому делу у меня сложилось убеждение, что Августейшая семья жива.

Мне казалось, что большевики расстреляли в комнате кого-нибудь, чтобы симулировать убийство Августейшей семьи, вывезли ее ночью по дороге на Коптяки, также с целью симуляции убийства, здесь переодели ее в крестьянское платье и затем увезли отсюда куда-либо, а одежду ее сожгли».

28 июля в штаб чешского генерала Гайды был приглашен А. П. Наметкин, и ему со стороны военных властей, так как гражданская ещё не сформировалась, было предложено заняться расследованием дела о Царской Семье.

Приступив к осмотру Ипатьевского дома, для участия в опознании вещей пригласили доктора Деревенко и старика Чемодурова; в качестве эксперта принимал участие профессор Академии Генштаба генерал-лейтенант Медведев.
После осмотра дома Ипатьева 28.07.1918 г., комиссия пошла в дом Попова, где помещалась охранная команда.
Но осмотр дома Попова даже не попал в протокол.

Поручик А. Шереметьевский заявил, что скрывался на даче в деревне Коптяки, и от жителей слышал о маневрах красноармейцев 16–17 июля в районе урочища «четырех братьев», а крестьянин Алферов нашел там Мальтийский крест.
Крест был такой, каким он видел его на одной из Великих Княжон.
Для проверки командующий чешскими частями генерал Гайда направил комиссию из офицеров академии Генштаба и судебного чиновника Наметкина.
Их сопровождали придворный врач и камердинер — В. Деревенко и Т. Чемадуров.
Наметкин подписал протокол осмотра от 30 июля еще в качестве и. д. следователя по важнейшим делам Екатеринбургского суда, но уже располагал в тот день формальным предписанием прокурора о «начатии следствия».
30 июля Алексей Павлович Намёткин участвовал в осмотре шахты и костров возле Ганиной Ямы.
После которого, Коптяковский крестьянин передал капитану Политковскому огромный бриллиант, признанный Чемодуровым драгоценностью Царицы Александры Фёдоровны.
31 июля Намёткин получил протокол допроса /И. Д. Прокурора Екатеринбургского суда/ Кутузовым крестьянина Фёдора Никитича Горшкова о гибели членов Царской семьи.
При чем Горшков сам не был очевидцем трагедии, а передал Намёткину содержание своей беседы со следователем Михаилом Владимировичем Томашевским, который тоже ссылался на некое «информированное» лицо.
Намёткин, осматривая дом Ипатьва со 2 по 8 августа, располагал публикациями постановлений Уралсовета и президиума ВЦИК, сообщавшими о расстреле Николая-II.
Осмотр здания подтвердил известный факт — неожиданного исчезновения его обитателей.
7.08.1918 г., состоялось заседание отделений Екатеринбургского Окружного суда, где неожиданно для прокурора Кутузова, вопреки соглашениям с председателем суда Глассоном, Екатеринбургский Окружной суд, большинством голосов, решил передать «дело об убийстве бывшего Государя Императора Николая-II», члену суда Ивану Александровичу Сергееву.
А. П. Наметкин выполняя решение председателя Екатеринбургского Окружного Суда В. Казем-Бека за №45 от 8 августа;
требования прокурора Суда Кутузова №195 от 10 августа;
повторного требования председателя Екатеринбургского Суда В. Казем-Бека №56 от 12 августа о передаче дела Государя Николая-II;
13 августа, А. П. Намёткин передал на 26 пронумерованных листах «царское дело» члену суда И. А. Сергееву, для дальнейшего производства.
Будучи опытнейшим следователем, Наметкин, после осмотра места происшествия заявил, что в Ипатьевском доме произошла имитация казни и что, ни один из членов Царской Семьи там расстрелян не был.
Свои данные он повторил официально в Омске, где на эту тему дал интервью иностранным корреспондентам.

Заявив, что у него имеются доказательства того, что Царская Семья не было убита в ночь с 16 на 17 июля и собирался эти документы обнародовать в скором времени.
За это, его заставили передать следствие, а после передачи дела, дом, где он снимал помещение сожгли, что привело к гибели следовательского архива Намёткина.

По взятия Екатеринбурга большевиками, Намёткин был расстрелян /по сообщению Дитерихса/.
Сергеев нашёл новые улики противоречащие слухам об убийстве Царя.

Несколько свидетелей видели, как Николая-II усаживали в вагон, а другой свидетель повторял слова охранника Дома Особого Назначения — Варакушева, мол: «сука Голощекин все врет, а на самом деле Царская Семья отправлена поездом в Пермь». Нашлись свидетели, видевшие Императрицу и её детей в Перми.
В связи с захватом Белыми войсками Перми, Сергеев через генерала Пепеляева просил задержать:
председателя Верх-Исетского Исполкома С. П. Малышкина, военкома П. З. Ермакова /1884+1952/,
большевиков Н. С. Партина, В. И. Леватных, А. Костоусова, П. С. Медведева, Я. Х. Юровского, имея сведения, что некоторые из них заключены в Пермскую тюрьму и сохранить в настоящее время их жизнь.
Когда по заданию Сергеева, новый начальник угрозыска Екатеринбурга Плешков, направил запрос начальнику тюрьмы от 24.09.1918 г. за № 2077 о доставке на допрос охранника ДОНа А. Н. Комендантова, то получил деликатный ответ об отправке его «в расположение военных властей» — означающее в подобных справках расстрел!
Допросом Медведева Сергеев установил: комендант Юровский, его помощник Никулин, 2 члена следственной комиссии и 7 так называемых «Латышей» получили револьверы системы «Наган».
Двенадцатый такой же револьвер Медведев оставил у себя, хотя у него был еще один револьвер, но системы «Маузер».

Пистолетов у участников расстрела не было. А между тем, по оценке специалистов, 22 выстрела оставлены револьверными пулями, и ещё 5 из «Браунинга» и «Кольта».
Заключение подкрепляли 4 извлеченные пистолетные пули.
Сергеев обследовал дом Ипатьева с 12 по 14 августа, а 18 и 20 августа организовал изъятие участков пола и обшивки стены из комнаты со следами пуль для экспертизы.
Сергеев категорически отрицал причастность Советской власти к убийству Царской Семьи и говорил: «даже смешно так думать».
В заявлении Герману Бернштейну, репортеру «Нью-Йорк Трибюн», передав папку с документами, Сергеев подтвердил: «…По моему убеждению, в доме Ипатьева не были казнены Императрица, Царевич и Великие Княжны..».
Причина смены Сергеева, была в том, что он был сыном крещёного еврея, и его хотел убрать Дитерихс.
Сергеев погиб вскоре после интервью с Нью-Йорк Трибюн.
Надворный советник Александр Фёдорович Кирста, подключился к делу Государя одновременно со следователем Намёткиным.
А. Ф. Кирста был назначен начальником уголовного розыска после того, как белые войска заняли Екатеринбург.
Среди прочих дел Кирста должен был обеспечить розыскные мероприятия по поиску доказательств убийства в Ипатьевском доме.
Кирста был опытным юристом и обстоятельства, вскрывшиеся в ходе расследования, очень его насторожили.
Тщательный осмотр Ганиной Ямы показал, что здесь произошло только сжигание одежды узников ДОНа.
Следов уничтожения или захоронения тел не обнаружено.
Кирста сравнивал находки с нарочито напоказ созданной атмосферой чего-то сверх важного, происходящего здесь /двухдневное оцепление, неизвестно для чего взрываемые в шахтах гранаты, демонстративные поездки в тот район первых лиц Советской власти.
И у него возникла мысль, что была устроена демонстрация-симуляция, которая прикрывала что-то действительно происходящее, но не здесь.
Когда войска генерала Пепеляева в декабре 1918 г., заняли Пермь, туда для создания в городе аппарата контрразведки откомандировали чиновников из Екатеринбурга.
В их числе оказался и Кирста, назначенный на должность помощника начальника военного контроля 1 Средне-Сибирского корпуса и личное указание генерала Гайды проверить слухи о том, что Царскую Семью вывезли в Пермь.
Свои действия Кирста, согласно приказу Гайды, не должен был координировать с Сергеевым, который вёл следствие в Екатеринбурге.
Мать и жена Рафаила Малышева, охранявшего Царскую Семью, допрошенные Кирстой 30 марта, показали, что Малышев охранял Государыню и Великих Княжон, а когда красные войска оставили Пермь, их тоже вывезли.
Достижением военной контрразведки в «Царском деле» явился арест сестры председателя Уральской ЧК Федора Лукоянова, Веры Николаевны Лукояновой-Карнауховой.
Она дала очень важные сведения:
«…семья Государя вместе с бывшей Государыней были из Екатеринбурга вывезены тем поездом, с которым шел состав с драгоценностями. Среди вагонов с драгоценностями был классный вагон, в котором и находилась царская семья. Этот поезд стоял на Перми 2 и охранялся усиленным караулом. Лично я этот поезд не видела и говорю со слов брата. Брат никогда не говорил мне неправды — то я ему в этом поверила. Из Екатеринбурга мой брат приехал в Пермь после занятия Екатеринбурга Сибирскими войсками. Куда дальше была отправлена царская семья, я не знаю…».
Вскоре приказом сверху, Военному контролю запретили заниматься расследованием судьбы Царской Семьи и велено все материалы передать Соколову.
Кирста настаивал, чтобы ему было разрешено участвовать в дальнейшем расследовании, и его активно поддержал товарищ прокурора Пермского Окружного суда Д. Тихомиров, но адмирал А. Ф. Колчак сделал ставку на М. К. Дитерихса.

8.09.1918г., дежурный при коменданте, прапорщик Алексеев, попросил Сергеева занять дом Ипатьева для командующего Уральским фронтом чешского генерала Гайды и его штаба.
Сергеев известил Председателя Окружного Суда В. Казим-Бека, прокурора суда В. Иорданского и с ними прибыл в дом Ипатьева.

Комендант города, чешский капитан Блага веско разъяснил, что здесь распоряжается военная власть и судебным чинам пришлось перевезти вещдоки и оформить протокол об этом инциденте!

Уместно напомнить маршрут перевоза Императорской четы, из Тобольска со слов Николая Яковлевича Седова, штабс-ротмистра Крымского полка, на допросе его Сергеевым 22.11.1918 г:
«Поезд состоял из трёх троек с пулеметами и пулеметчиками, на следующей тройке ехал Государь с комиссаром Яковлевым, за ними следовала тройка с Государыней и В. К. Марией Николаевной, далее тройка с Боткиным и Князем Долгоруковым; в конце поезда были тройки со служителями и затем с красноармейцами.

Поезд с Государём я встретил в д. Дубровно /верстах в 50–60 от Тобольска/.
Царица узнала меня и осенила меня крестным знамением!

По прибытии в Тобольск я пошел к о. Алексею /Васильеву/ и имел разговор с его старшим сыном Дмитрием, по поводу данного мне Б. Н. Соловьевым поручения выдать мне для передачи Соловьеву 10.000 рублей из той суммы денег, которую Васильев должен был привезти из Петрограда. Но денег я никаких не получил и уехал в Тюмень и, по прибытии туда, передал Соловьеву результаты поездки. Соловьев также стал дурно отзываться как об о. Алексее и его сыновьях, называя их «спекулянтами», и утверждая, что у него имеются доказательства их дурных поступков.

Второй раз я прибыл в Тобольск в конце сентября и остановился в квартире у детей профессора Боткина. Из достоверных источников получил сведения о том, что о. Алексей /Васильев/ своим знакомым хвастался о том, что у него имеются письма и документы, относящиеся к Государю и имеющие важное значение; были у него, по его словам, и собственноручные письма Государя, переданные мне для отсылки по принадлежности.

И что в числе документов у о. Алексея находится акт об отречении Государя от престола, а также 3 браунинга, из коих один с вензелем Государя, с этим браунингом, по словам о. Алексея, уехал в уезд его сын Александр; маленький браунинг показывал мне сам о. Алексей, он же сам говорил мне, что у него есть винтовка Государя. О. Алексей служит настоятелем Благовещенской церкви; в левом приделе он хранил палаш Цесаревича. Палаш этот о. Алексей мне показывал и вынес именно из левого придела церкви.*
-
*У Цесаревича Алексея было еще ружье изготовленное Тульским Императорским заводом, в единственном экземпляре, о чём было написано золотом буквами на инкрустированном прикладе.
В 2000 г., из-за этого ружья был убит коллекционер в Нижнем Новгороде бывшим участковым, после приезда милиции пропало не только ружьё, но и футляр с бриллиантами! У этого коллекционера, в бытность Управляющим делами Президента, был Павел Павлович Бородин и предлагал, за большую сумму, выкупить это ружьё или передать в музей, но получил отказ.

Документы, частью хранятся в стене его дома, частью на чердаке дома и в одном из церковных алтарей. По словам о. Алексея часть вещей хранится у бывшего Царского служителя Кирпичникова и у полковника Кобылинского; должен сказать, что о. Алексей /Васильев/ находится в явно враждебных отношениях с полковником Кобылинским!

О Кобылинском известно, что он распродавал из дворца некоторые Царские вещи после отъезда Царской Семьи из Тобольска и одновременно у него появились большие деньги.
Из разговора с Васильевым я вынес впечатление, что хранимые им документы он намерен использовать в личных целях. Как офицер полка, шефом коего была Императрица, я по соглашению с некоторыми другими офицерами, преданными Царской Семье, задался целью оказывать заключенному Императору возможную помощь.
Почти всю минувшую зиму я прожил в г. Тюмени, где познакомился с Борисом Николаевичем Соловьевым, женатым на дочери Распутина — Матрене.

Соловьев узнавший как-то о моем появлении в Тюмени, сообщил мне, что он состоит во главе организации, поставившей целью своей деятельности охранение интересов заключенной в Тобольске Царской Семьи. Все сочувствующие задачам и целям указанной организации, должны были явиться к нему, прежде чем приступить к оказанию в той или иной форме помощи Царской Семье»!
Современникам событий был хорошо известен член Госдумы Николай Евгеньевич Марков, с крайне монархическими убеждениями.
Штабс-ротмистр Н. Я. Седов был доверенным агентом Н. Е. Маркова.
Б. Соловьев вначале проявил показную активность в февральской революции, некоторое время был даже адьютантом председателя Военной Комиссии Комитета Государственной Думы.
Однако уже осенью 1917 г., по просьбе Императрицы он женился на дочери Св. Григория Распутина, Матрене.
Соловьев в конце 1918 г., приехал в Тобольск как представитель А. А. Вырубовой. Он доставил крупную денежную сумму и секретное письмо, чем завоевал доверие Царицы. Сергей Марков был давним знакомым Соловьева и в Тюмени они пытались помочь Царской Семье. Матрена Соловьева называла его в дневнике «Серёжей»!
Узнав, что Вырубова направляет в Тобольск С. В. Маркова, Н. Е. Марков поручил ему розыскать Седова и известить организацию о проделанной работе.
С. Марков 10 марта был в Тобольске и описал свой приезд:
«…При свечке, после пути я впервые развязал свой узел. Все вещи были в полной исправности. Особенно обрадовало меня, что гиацинт, полученный мною от А. А. Вырубовой и уложенный мною в коробку с папиросами, совсем почти не завял.
Я сделал небольшой пакет и решил его совместно с цветком и портретом покойного А. С. Танеева, а также с письмами, которые я извлек из-под стельки моих ботинок, передать о. Васильеву в первую очередь.

О. Алексей только что вернулся из церкви и сразу же принял меня. После условной фразы, которая мне была сообщена А. А. Вырубовой, о. Алексей понял, что я действительно приехал от нее и что ему меня бояться нечего. Но все же он был как-то обезпокоен моим появлением и я из дальнейшего разговора понял, в чем дело.

Положение Царской Семьи ухудшается с каждым днем ввиду того, что большевики из центра все более начинают обращать внимание на Тобольск. С начала этого месяца на каждого члена Императорской Семьи отпускается по 800 р. в месяц, что, конечно, совершенно недостаточно для мало-мальски приличного Ее содержания.

Пробел в питании пополняется добровольной помощью населения и окрестных жителей. Отношение жителей Тобольска к Их Величествам в огромном большинстве прекрасное, окрестных крестьян тоже. Отношение охраны изменилось к худшему ввиду того, что большая часть ее после начавшейся демобилизации уехала домой и была пополнена новыми солдатами, приехавшими из Петербурга и из Царского Села.
Все же среди охраны есть большое количество солдат, безусловно преданных Их Величествам, благодаря длительной совместной жизни, и на которых, в случае чего, можно положиться. В городе большевицкой власти до сих пор официально не существует. Совет рабочих депутатов особых затруднений Царской Семье не делает.

О Седове у о. Васильева никаких сведений не было. По его мнению, он в Тобольск не приезжал, в противном случае он знал бы об этом от Их Величеств, так как имел свободный доступ в их дом. Об организации Маркова 2-го также не было ничего известно, и он не имеет с ней никакой связи. Б. Н. Соловьев был неделю тому назад в Тобольске, привез белье и теплые вещи для Их Величеств, после чего он уехал в Покровское.

Их Величества и Их Высочества находятся в добром здравии и с истинно христианским смирением переносят все тяготы заточения. Лично он, о. Васильев, был одно время арестован за то, что провозгласил многолетие Их Величествам, но вскоре выпущен и с того времени находится под подозрением и наблюдением.

После этого сообщения я понял причину волнения о. Алексея при моем появлении…
В заключении он сказал, что долго в таком положении Их Величества оставаться не могут. Необходимо приступить к решительным действиям, о чем он уже сообщил А. Вырубовой. Необходимо, чтобы в Тобольск приехало небольшое количество верных людей, но главная остановка за материальными средствами, которых вовсе не было, а не имея денежных средств, все предприятие становилось рискованным.
Я заверил о. Васильева, что остановки за верными людьми не будет, что за мной по одиночке и группами в самом непродолжительном времени прибудет в Тобольск и окрестности более, чем нужное количество офицеров…
Я просил о. Васильева передать принесенный пакет Их Величествам вместе с моими верноподданническими чувствами горячей любви и преданности, а также непременном желании, во что бы то ни стало, остаться вблизи Их Величеств…».
«В конце нашего разговора в комнату вошел сын о. Васильева, с которым он меня и познакомил. Он произвел на меня очень симпатичное впечатление. Я вышел на улицу, пройдя несколько боковых улиц, очутился неподалеку от губернаторского дома…
В одном из крайних левых окон второго этажа я заметил Великую Княжну Ольгу и Марию Николаевну. Они разговаривали между собой. Я на несколько секунд остановился, но больше никого увидеть не пришлось, и я отправился домой.
Весь остаток дня и весь вечер я провел в писании длиннейшего письма Ее Величеству, в котором описывал происходившее в России, гибель нашего полка в Крыму с перечислением убитых однополчан, о жизни с Ю. А. Ден в Белецковке, последние известия о А. Вырубовой, а также о своем свидании с графом Келлером. Кроме того я умолял Ее Величество мужаться и не безпокоиться, Их не забыли и не забывают, «тант Ивет», под каким наименованием знала Ее Величество о Маркове-2-м как о главе организации, еще с лета 1917 г., лихорадочно работает, все налаживается, и скоро Их Величества увидят в Тобольске не только меня.
Вечером я не выдержал и отправился еще раз к о. Васильеву и передал его сыну письмо, написанное мной Ее Величеству. Когда я вернулся домой, часы потянулись томительно долго. Ночь была невыносима, и только когда настало утро, я почувствовал себя окрепшим. С трудом я дождался конца длинной великопостной службы.

Когда почти вся публика вышла из церкви, я увидел о. Васильева, знаком приглашавшего меня войти в алтарь. Когда я вошел и мы поздоровались, он дрогнувшим голосом в самых теплых и сердечных выражениях передал мне глубокую благодарность Их Величеств за мой приезд и при этом передал мне от имени Ее Величества благословение в виде иконки св. Иоанна Тобольского с одной стороны, а с другой — с изображением Абалацкой Божией Матери, молитвенник с собственноручной надписью Ее Величества:
Маленькому М. благословение от Ш., и в подарок от Их Величеств большой мундштук мамонтовой кости. Пердавая его мне, о. Алексей прибавил:
«Ее Величество не знала, что вам подарить, но потом, достав мундштук, сказала: Он наверное, курит, я ему вот его и подарю… Когда будет курить, будет чаще меня вспоминать…»
Кроме того, о. Васильев передал мне еще один маленький мундштук мамонтовой кости и открытку собственной Ее Величества работы: наверху ангел, исполненный акварелью, а в середине церковнославянскими буквами надпись:
«Господи, пошли благодать Твою в помощь мне, да прославлю Имя Твое Святое», — с просьбой передать эти вещи А. Вырубовой.
Совместно с вещами он передал мне также письмо Ее Величества ко мне. Я был до того безумно счастлив, что не мог и слова благодарности сказать.
О. Васильев дал мне успокоиться и продолжал:
— Ее Величество считает, что вам не безопасно оставаться в Тобольске, потому что вас легко могут опознать, как полковник Кобылинский, так и его знакомая, Битнер. Ведь они вас знают по Царскому Селу еще. Неправда ли?
Я ответил утвердительно.
— И потому Ее Величество вас просит как можно скорее уехать из Тобольска в Покровское к Борису Николаевичу Соловьеву и временно остаться у него…
В этот момент в церковь пришел камердинер Их Величеств Волков /это был служитель Кирпичников, как я впоследствии узнал/, который вошел в алтарь и еще раз со слезами на глазах передал мне благодарность Их Величеств и Их Высочеств за приезд и за привезенные подарки. Он же передал мне, что Государыня заплакала, когда узнала о несчастии, случившемся с Ее полком. Затем он передал мне, что Их Величества обязательно желают меня видеть, хотя бы из окон, что он за этим и послан в церковь, чтобы идти впереди меня, так как Их Величества могут меня не узнать в штатском.
Попрощавшись и получив благословение от о. Алексея и передав Кирпичникову пакет, в который были завернуты оставшиеся еще у меня книги, я за ним вышел из церкви».
«Еще издали я увидел Их Величеств и Их Высочеств в находившихся рядом с балконом окнах второго этажа. Государь стоял рядом с балконной дверью, рядом в окне на подоконнике сидел Наследник. За ним, обняв Его за талию стояла Ее Величество. Рядом с Наследником сидела Великая Княжна Анастасия Николаевна.

Рядом с Государыней стояла Великая Княжна Мария Николаевна, а за Государыней и Великой Княжной Марией стояли, вероятно, на чем-то высоком Великие Княжны Ольга и Татьяна.
Не доходя шагов двадцать до угла дома, я остановился и для того, чтобы выждать время, сначала достал только что полученный мундштук, потом стал искать в карманах портсигар и спички. Их Величества и Их Высочества сразу узнали меня, и я заметил, что они с трудом сдерживались от смеха, до того я был комичен в своем долгополом штатском осеннем пальто и в своей шапке петербургского лабазника.
Когда я после долгих усилий, затягивая время, пристроил свою папиросу к мундштуку, а потом поднял голову и закурил, я увидел, как Ее Величество едва заметно кивнула мне головой, а Наследник с видимым любопытством оглядывал меня с головы до ног и что-то говорил Государыне.
Во мне все клокотало и нервные спазмы сжимали горло. Мне стоило огромных усилий, чтобы не показать своего волнения и сдержать готовые сорваться рыдания.
Постояв еще немного на углу, я медленно-медленно пошел вдоль фасада. Их Величества и Их Высочества стали переходить от окна к окну.
Дойдя до конца дома, я повернул обратно, все время не спуская глаз с окон.
Когда я дошел снова до угла, навстречу мне попался извозчик. Я остановил его, сел в санки и снова проехал мимо дома. Я приказал ему ехать в конец улицы, где находился колбасный магазин. Сделавши закупки в магазине, я демонстративно положил большой пакет себе на колени, приказал извозчику ехать прямо мимо дома к себе в гостиницу.

Их Величества, видимо, поняли мой маневр и, когда я проезжал, Они все еще были в окнах. Но это уже был один только миг. Я успел уловить еще легкий кивок головы Государыни, и губернаторский дом скрылся за поворотом из моих глаз.
Я был безумно счастлив, что увидел Их Величества, что заветное мое желание исполнилось, что я сдержал данную себе в ту достопамятную ночь, когда Их перевозили из Царского Села в эти края, клятву в том, что я доеду, во что бы то ни стало, до Их нового местопребывания, но в то же время я был до глубины души потрясен безпомощностью Их и своего положения… Этого дня я никогда не забуду.
Это был день когда я последний раз видел Их Величества, Людей, Которых я боготворил и боготворю, Которым верно служил и ради Которых когда угодно, не задумываясь, готов отдать свою жизнь!
Через два часа готовая тройка, исполняя волю Ее Величества, увозила меня в Покровское. 10-го марта в 11 часов 5 минут вечера приехал я в Тобольск, и в 4 часа дня 12 марта пришлось мне его покинуть.
Не думал я тогда, что более не суждено мне будет в него вернуться…
«Сердечно тронуты Вашим приездом и очень благодарны за подарки. Большой мундштук Вам, маленький Ю. А., открытка А. А. Еще раз спасибо, что Нас не забыли. Храни Господь! Искренний привет от Ш».
В сотый раз перечитывал я эти священные для меня строки, полученные от Государыни, сидя в санях, мчавших меня по знакомой дороге.
На этот раз я не обращал уже внимания на красоты природы, мелькавшие перед моими глазами. Я весь находился под впечатлением только что пережитого и только одна мысль упорно сверлила мозг: — А что же будет дальше?
Ответа ясного я не находил. Оставалось верить, что Соловьев, как более меня ориентированный в создавшейся обстановке, должен найти какой-либо выход…».
Соловьев обрисовал мне положение Царской Семьи в следующем виде. С октября месяца прошлого года, когда он впервые приехал в Тобольск и передал Их Величествам первые вещи, полученные от А. Вырубовой, положение Их сильно изменилось».
«После увольнения комиссара Макарова, человека, несмотря на революционный стаж, очень благожелательно настроенного к Царской Семье, а случилось это из-за опрометчивости и легкомыслия М. С. Хитрово, задержанной в Тобольске.

Сразу же после ее приезда, на его место был прислан некто Панкратов, бывший политический ссыльный, человек мало энергичный, который сразу же стушевался перед «отрядным комитетом», который не преминул зажать всю власть над Царственными Узниками в свои лапы.
Его помощником стал Никольский, типичный прапорщик революционного времени, с ухватками митингового оратора, хам по манерам и по происхождению.
Касательства к жизни заключенных он не имел никакого, а проводил время среди солдат отряда, найдя в них достойное себе общество.

О Кобылинском Борис Николаевич был неопределенного мнения.
Трудно себе представить, чтобы кадровый гвардейский офицер мог занять, благодаря своим революционным убеждениям, должность подобную той, которую он занимал.
С другой же стороны, не было никаких данных, которые давали бы возможность думать, что он занял таковую по поручению одной из правых организаций.

По отношению Их Величеств Кобылинский держал себя корректно и весьма сдержанно. Отношение к нему Их Величеств было недоверчивым и тоже сдержанным.
Достаточной силы воли в нем не замечалось и никакого особого влияния на комитет, не говоря даже о власти над ним, он не имел. Битнер была принята Их Величествами, имела доступ в дом и давала даже уроки Великим Княжнам и Наследнику.
Держала она себя так же, как и Кобылинский, замкнуто и неопределенно.
Во всяком случае, убеждением Бориса Николаевича было то, что если наступит момент освобождения Царской Семьи, то Кобылинский препятствий к этому чинить не будет, но сам для этого ничего не сделает.
Отряд состоял из 150 человек при пулеметах и 8-ми офицерах, не считая Кобылинского. Солдаты были набраны из запасного батальона 1-го, 2-го и 4-го гв. Стрелковых полков; все это были старые солдаты, побывавшие на фронте, георгиевские кавалеры.
Среди них сразу же обнаружились солдаты, вполне лояльно относившиеся к Их Величествам, а глядя на них, и другие солдаты, вследствие долгой и близкой жизни при Их Величествах, переменили свою ухарски-революционную физиономию.

Из восьми офицеров надежными можно было считать двух. Словом, коньюнктура для создания побега Их Величеств до большевицкого переворота, если и не была блестящей, то, во всяком случае, более или менее благоприятной.

С момента же перехода власти в руки большевиков положение резко изменилось к худшему. В Тобольск стали проскакивать телеграммы из Петербурга, которыми советские власти стали корректировать жизнь Их Величеств, а «отряд» переизбрал председателя комитета, которого и послал в Петербург.
Избран был подпрапорщик Матвеев, полуграмотный субъект, вернувшийся из «красной столицы», исполненный большевицкой благодати и уже в чине прапорщика! По его заявлению он был произведен в офицеры самим Лениным. Лучше он от этого не сделался, а напротив, перевел всю свиту в губернаторский дом, где и без того Их Величества жили в страшной тесноте, и, что хуже всего, ограничил питание Их Величеств до крайности.

Вопрос питания вообще стал очень острым. Борис Николаевич до сего дня различными способами передал Их Величествам 50.000 руб., из коих часть была из личных его денег и денег его жены, а другая была передана ему А. Вырубовой. Кроме этого, некоторые тобольские купцы материально помогали Их Величествам. Население относилось к нужде Их Величеств крайне отзывчиво и помогало, как могло, продуктами.
(продолжение следует)

Сергей Жиленков
http://zazubr.org/2016/10/26/31102/

Серия сообщений "Царская семья":
Часть 1 - Сто лет назад российским и китайским капиталами создана ФРС США Пришла пора платить по долгам.
Часть 2 - Николай II и дочь обергруппенфюрера СС Маша Гогенцоллерн
...
Часть 11 - ПРАВДА О СПАСЕНИИ ЦАРСКОЙ СЕМЬИ
Часть 12 - Царская Семья: реальная жизнь после мнимого расстрела
Часть 13 - СЛЕДСТВИЕ ВЕКА. ЧАСТЬ 1
Часть 14 - СЛЕДСТВИЕ ВЕКА. ЧАСТЬ 2
Часть 15 - Икону с эсэсовцем и другом Гитлера святейший Патриарх и Председатель Правительства РФ подарили Ново-Иерусалимскому музею
...
Часть 28 - Куда исчез и кем стал Великий Князь Михаил, брат императора Николая-2 (заключение)
Часть 29 - МИРОВАЯ ЕВРЕЙСКАЯ ВЛАСТНАЯ МОНОПОЛИЯ ПОДХОДИТ К КОНЦУ
Часть 30 - ТАЙНА СПАСЕНИЯ ЦАРСКОЙ СЕМЬИ — СПАСЁТ РОССИЮ!