В своем предисловии к «Берену и Лутиэн»[1] я отмечал, что «подготовленная мною на девяносто третьем году жизни, это (предположительно) последняя книга в долгой серии публикаций трудов моего отца». Я употребил слово «предположительно», поскольку на тот момент гипотетически задумывался о том, чтобы издать третье из «Великих Преданий» моего отца, «Падение Гондолина», в том же формате, что и «Берена и Лутиэн». Но мне в это почти не верилось, поэтому я «предположил», что «Берен и Лутиэн» станет последней из моих книг. Однако предположение оказалось ошибочным, и теперь я должен сказать, что «подготовленная мною на девяносто четвертом году жизни книга “Падение Гондолина” (несомненно) станет последней».

В этой книге на материале сложного, многопланового повествования, сотканного из множества сюжетных нитей в разных текстах, видно, как Средиземье продвигалось к концу Первой Эпохи и как представление моего отца о задуманной им истории мира развивалось на протяжении долгих лет, пока, наконец, не застопорилось на том варианте, который должен был стать наиболее законченным и проработанным.

Повествование о Средиземье в Древние Дни всегда представляло собою подвижную, изменчивую систему. Моя длинная, запутанная «Историография» этой эпохи и длиной, и запутанностью обязана этому бесконечному «разбуханию»: постоянно добавлялись то новый образ, то новый мотив, то новое имя и, главное, новые взаимосвязи. Мой отец в роли Создателя задумывает крупномасштабную историю мира и по мере того, как пишет, осознает, что в сюжет добавился очередной новый элемент. Приведу в качестве иллюстрации короткий, но весьма примечательный пример – один из многих. Ключевая составляющая сюжета о Падении Гондолина – это путешествие, предпринятое человеком по имени Туор вместе со своим спутником Воронвэ, с целью отыскать сокрытый эльфийский град Гондолин. Мой отец вкратце поведал об этом путешествии в исходном «Сказании», без каких-либо вставных событий, примечательных или нет; но в последней версии, где о походе рассказано гораздо более пространно, однажды утром путники услышали в лесной глуши крик. Мы даже вправе сказать, не «они», а «он», то есть автор, услышал в лесах крик, внезапный и нежданный[2]. Появился высокий человек в черном, с длинным черным мечом в руках, и направился в сторону Туора и Воронвэ, выкликая некое имя, как будто кого-то искал. Но, не сказав ни слова, он прошел мимо.

Туор и Воронвэ не знали, как объяснить появление странного незнакомца, но Создатель истории мира отлично знает, кто это был: не кто иной, как прославленный Турин Турамбар, приходившийся Туору двоюродным братом; он – неведомо для Туора и Воронвэ – бежал из разоренного города Нарготронда. То – отголосок одной из великих легенд Средиземья. О бегстве Турина из Нарготронда рассказывается в «Детях Хурина» (мое издание, стр. 183–184), но об этой встрече там не упоминается, ведь родичи не узнали друг друга – и никогда более не встречались снова.

Дабы проиллюстрировать преобразования, происходящие с ходом времени, сошлемся на ярчайший из примеров – на описание божества Улмо: согласно изначальным представлениям, он восседает в тростниках на реке Сирион и слагает музыку в сумерках; но много лет спустя повелитель всех вод мира является с моря в разгар шторма в Виньямаре. Улмо стоит в самом центре грандиозного мифа. При том, что Валинор по большей части ему противостоит, этот могущественный бог тем не менее загадочным образом добивается своего.

* * *

Оглядываясь назад, на результаты трудов своих, ныне завершенных спустя почти сорок лет, я полагаю, что моей основополагающей целью было, по крайней мере отчасти, показать, что представляет из себя «Сильмариллион» и сколь он важен по отношению к «Властелину Колец» – как Первая Эпоха описанного отцом мира Средиземья и Валинора.

Да, существует «Сильмариллион», опубликованный мною в 1977 году, но он был составлен, можно даже сказать «домыслен», так, чтобы получилось связное повествование – много лет спустя после «Властелина Колец». Это грандиозное произведение в возвышенном стиле, как предполагается, восходящее к далекому прошлому и не обладающее ни впечатляющей мощью, ни непосредственной актуальностью «Властелина Колец», может показаться в некотором роде «обособленным». Конечно же, это было неизбежно – в том формате, в каком я предпринял этот труд, ведь повествование о Первой Эпохе обладало радикально иной литературной и художественной природой. Тем не менее я знал, что давным-давно, когда «Властелин Колец» был уже закончен, но задолго до его публикации, мой отец выражал убежденность в том, что Первая Эпоха и Третья Эпоха (мир «Властелина Колец») должны восприниматься и издаваться как элементы или составные части одного и того же произведения, – и настоятельно того желал.

В настоящей книге, в главе «Эволюция легенды», я привожу фрагменты пространного и очень показательного письма, написанного отцом своему издателю, сэру Стэнли Анвину, в феврале 1950 года, вскорости после того, как был дописал «Властелин Колец», – в котором автор высказал все, что наболело у него на душе. В тот момент он, посмеиваясь над самим собою, уверял, что сам ужасается, окидывая взглядом «этого нереализуемого монстра объемом под 600 000 слов», – тем более когда издатели ожидали того, чего требовали: продолжения к «Хоббиту», в то время как эта новая книга (утверждал мой отец) – «на самом деле продолжение к “Сильмариллиону”».

И мнения своего он так и не изменил. Он даже описывал «Сильмариллион» и «Властелина Колец» как «одну длинную Сагу о Самоцветах и Кольцах». Именно поэтому он выступал против отдельной публикации любого из этих двух произведений. Но в конце концов мой отец потерпел поражение, как станет ясно из главы «Эволюция легенды»: он вынужден был признать, что надежды на исполнение его пожелания нет, и согласился на издание «Властелина Колец» отдельной книгой.

После публикации «Сильмариллиона» я принялся разбирать весь корпус оставленных мне отцом рукописей – на что потребовались долгие годы. В «Истории Средиземья» я ограничил себя общим принципом – «скакать стремя в стремя», то есть рассматривать не одно предание за другим по отдельности, в развитии, на протяжении многих лет, но скорее эволюцию повествования в целом. Как я отмечал в предисловии к первому тому «Истории Средиземья»:

…Авторское видение своей собственной концепции исподволь непрестанно менялось, пересматривалось и разрасталось; лишь в «Хоббите» и во «Властелине Колец» оно отчасти проявилось и было зафиксировано в печати при жизни создателя. Поэтому изучать Средиземье и Валинор настолько сложно; ведь объект исследования не был стабилен, а существовал, так сказать, «в вертикальной проекции» во времени (при жизни автора), а не только «в горизонтальной проекции» во времени, как изданная книга, которая более не претерпевает существенных изменений.

Вот почему в силу самой природы этого произведения в «Истории» зачастую разобраться непросто. Когда я решил, что настало время закончить наконец эту долгую серию публикаций, мне пришло в голову попробовать по возможности другой формат: проследить, опираясь на уже опубликованные тексты, одно отдельно взятое предание от самого раннего существующего варианта и вплоть до позднейших перераработок, – именно так построена книга «Берен и Лутиэн». В моем издании «Детей Хурина» (2007) я описал в приложении ключевые сюжетные изменения, вносимые в последовательность версий; но в «Берене и Лутиэн» я приводил ранние тексты полностью, начиная с самого первого, исходного варианта «Утраченных сказаний». Теперь, когда не приходится сомневаться, что настоящая книга – последняя, тот же своеобразный формат я использовал и в «Падении Гондолина».

При таком подходе выявляются фрагменты или даже целостные концепции, впоследствии отвергнутые; таково в «Берене и Лутиэн» впечатляющее появление Тевильдо, Князя Котов (пусть и ненадолго). В этом отношении книга «Падение Гондолина» уникальна. В исходной версии сказания сокрушительный штурм Гондолина с помощью немыслимого нового оружия представлен так отчетливо и так подробно, что приводятся даже названия конкретных мест в городе, где огонь пожирает здания или где гибнут прославленные воины. В более поздних версиях описания битвы и разрушения города сведены к одному абзацу.

Тот факт, что эпохи в Средиземье перетекают одна в другую, можно наиболее непосредственно прочувствовать благодаря повторному появлению – вживе, а не в воспоминаниях – персонажей Древних Дней во «Властелине Колец». Бесконечно стар энт по имени Древобрад; энты – древнейший народ, доживший до Третьей Эпохи. Неся Мериадока и Перегрина через Фангорнский лес, он нараспев им рассказывал:

В ивовых лугах Тасаринана бродил я весной.
А! Краса и благоухание весны в Нан-тасарионе!

Воистину, когда Древобрад пел хоббитам в Фангорне, уже немало времени прошло с тех пор, как Улмо, Владыка Вод, явился в Средиземье говорить с Туором. Или вот еще пример: в финале истории мы читаем об Эльронде и Эльросе, сыновьях Эаренделя, – в эпоху более позднюю один станет властителем Ривенделла, а другой – первым королем Нуменора; а пока они еще совсем юны, и один из сыновей Феанора берет их под свое покровительство.

Но здесь в качестве символа Эпох я представлю персонажа по имени Кирдан Корабел. Он был хранителем Нарьи, Кольца Огня, одного из Трех Эльфийских Колец, до тех пор, пока не отдал его Гандальву; о Кирдане говорилось, что он «видел дальше и глубже, нежели кто угодно другой в Средиземье». В Первую Эпоху он правил гаванями Бритомбара и Эглареста на побережье Белерианда; когда же гавани были уничтожены Морготом после Битвы Бессчетных Слез, Кирдан с немногими уцелевшими из своего народа бежал на остров Балар. Там и в устьях Сириона он вновь принялся возводить корабли и по просьбе короля Тургона Гондолинского построил их семь. Эти корабли отплыли на Запад, но ни об одном из них так ничего и не узнали, кроме последнего. На нем был Воронвэ, отправленный из Гондолина; Воронвэ выжил в кораблекрушении и стал проводником и спутником Туора в их великом походе к Сокрытому Граду.

Много времени спустя, вручая Гандальву Кольцо Огня, Кирдан объявил: «Но что до меня, сердце мое принадлежит Морю, и стану жить я на сумрачном побережье, храня Гавани, до тех пор, пока не отплывет последний корабль». Так что в последний раз Кирдан появляется в последний день Третьей Эпохи. Когда Эльронд и Галадриэль вместе с Бильбо и Фродо подъехали к вратам Серых Гаваней, где дожидался их Гандальв,

Навстречу им вышел Кирдан Корабел. Был он высок и статен, и сед, и стар, и длинна была его борода, но глаза сияли пронзительно-ярко, как звезды; он поклонился прибывшим и промолвил: «Все готово». И ввел их Кирдан в Гавани, и стоял там у причала белоснежный корабль…

Отзвучали слова прощания, и уплывающие взошли на борт:

И вот подняли паруса, и подул ветер, и корабль медленно заскользил прочь по длинному серому заливу, и свет фиала Галадриэли в руках Фродо замерцал и исчез. А корабль вышел в открытое море и уплыл на Запад…

тем самым следуя путем Туора и Идрили, которые в конце Первой Эпохи «отплыли на Запад, держа курс на заходящее солнце, и более не говорится о них ни слова ни в преданиях, ни в песнях».

* * *

Сказание «Падение Гондолина» в ходе своей эволюции вбирает в себя множество отсылок к иным легендам, и местам, и векам: к событиям прошлого, что обуславливают действия и представления в настоящем (в контексте данного сказания). В таких случаях очень хочется добавить пояснения или, по крайней мере, какие-то дополнительные сведения; но, памятуя о цели книги, я не стал усеивать текст дополнительными мелкими циферками примечаний. Я ставил своей целью предоставить такого рода подспорья в формате, который можно при желании с легкостью проигнорировать.

Во-первых, в Прологе я привожу цитату из отцовского «Очерка мифологии» 1926 года, чтобы его же собственными словами изложить историю Мира от самого начала вплоть до событий, в итоге приводящих к основанию Гондолина. Во-вторых, я во многих случаях использовал «Список имен и названий» для того, чтобы представить комментарии куда более развернутые, нежели отдельные названия предполагают; кроме того, после «Списка» я добавил несколько отдельных примечаний на самые разные темы, от сотворения Мира до значения имени «Эарендель» и Пророчества Мандоса.

Как обходиться с изменениями в именах и с разнообразием их форм – вопрос крайне сложный. Тем более сложный, что отдельная конкретная форма совсем необязательно указывает на приблизительную дату создания текста, в котором встречается. Мой отец мог внести одно и то же изменение в текст на совершенно разных этапах, как только замечал в этом необходимость. Я не стремился к единообразию на протяжении всей книги; то есть не держался одной и той же формы от начала и до конца, и не всегда воспроизводил ту, что представлена в рукописи, но допускал вариации – те, что казались мне наилучшим решением. Так, я сохраняю форму Ильмир там, где она встречается вместо Улмо, поскольку ее регулярная повторяемость имеет лингвистическую природу; но всегда исправляю вариант Торндор на Торондор, «Король Орлов», поскольку мой отец со всей очевидностью собирался произвести эту замену повсеместно.

И наконец, я скомпоновал содержание книги иначе, нежели в «Берене и Лутиэн». Сперва идут тексты «Сказания», последовательно, один за другим, с краткими комментариями или вовсе без них. Затем приводится рассказ об эволюции сюжета, где, в частности, речь заходит и о том, как мой отец, к превеликому сожалению, оборвал последнюю версию «Сказания» на том моменте, когда Туор прошел сквозь Последние Врата Гондолина.

* * *

В заключение я повторю то, что написал почти сорок лет назад:

Таким образом, следует отметить, что единственным полным вариантом истории о пребывании Туора в Гондолине, о его браке с Идрилью Келебриндал, о рождении Эарендиля, предательстве Маэглина, разорении города и спасении беглецов – центрального сюжета Первой Эпохи, с точки зрения отца, – так и осталось повествование, написанное им еще в юности[3].

И Гондолин, и Нарготронд были созданы лишь единожды и уже не воссоздавались заново. Они остались исполненными силы источниками и образами – возможно, тем более сильными именно потому, что никогда не были воссозданы, и никогда не были воссозданы, вероятно, потому, что обладают такой силой.

И хотя мой отец взялся преобразовать Гондолин, до города он так и не добрался вновь: поднявшись по бесконечному ущелью Орфалх Эхор и пройдя через длинную череду геральдических врат, автор замер вместе с Туором при виде Гондолина посреди равнины и так и не пересек Тумладен.

* * *

Публикация третьего и последнего из Великих Преданий «в виде самодостаточной истории» для меня стала поводом написать несколько слов в честь труда Алана Ли, который проиллюстрировал каждое из Преданий по очереди. Он привнес в эту работу глубокое понимание внутренней сути декораций и событий, отобранных им из всего многообразия Древних Дней.

Так, в «Детях Хурина» он увидел и изобразил пленного Хурина, прикованного к каменному сиденью на Тангородриме и внимающего страшному проклятию Моргота. А в «Берене и Лутиэн» – последних оставшихся в живых сыновей Феанора, недвижно восседающих верхом на конях и взирающих на новую звезду в западном небе – на Сильмариль, ради которого было отнято столько жизней. А в «Падении Гондолина» художник стоял рядом с Туором и вместе с ним дивился великолепию Сокрытого Города, ради которого Туор проделал такой путь.

И в заключение мне хотелось бы выразить глубокую признательность Крису Смиту из издательства «Харпер-Коллинз» за неоценимую помощь, которую он оказал мне при подготовке этой публикации во всех ее нюансах, благодаря своей придирчивой дотошности, основанной на его знании как требований книгоиздательства, так и сущности данной книги. А еще – моей жене Бейли: без ее неизменной поддержки в ходе долгой работы над этой книгой она бы так и не была закончена. Кроме того, я благодарю всех тех, кто великодушно написал мне, когда казалось, что «Берену и Лутиэн» суждено стать моей последней книгой.

Серия сообщений "ПАДЕНИЕ ГОНДОЛИНА":
Часть 1 - ОПИСАНИЕ; ОГЛАВЛЕНИЕ
Часть 2 - ОТ ПЕРЕВОДЧИКА: О ПЕРЕДАЧЕ ИМЁН И НАЗВАНИЙ
Часть 3 - ПРЕДИСЛОВИЕ
Часть 4 - ИЛЛЮСТРАЦИИ; ПРОЛОГ: ЛЕБЕДИНАЯ ГАВАНЬ
Часть 5 - СКАЗАНИЕ О ПАДЕНИИ ГОНДОЛИНА: ТУОР СПУСКАЕТСЯ К СКРЫТОЙ РЕКЕ
...
Часть 20 - ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ ПРИМЕЧАНИЯ
Часть 21 - КРАТКИЙ ГЛОССАРИЙ УСТАРЕВШИХ, МАЛОУПОТРЕБИМЫХ И ВЫШЕДШИХ ИЗ УПОТРЕБЛЕНИЯ СЛОВ
Часть 22 - ПРИМЕЧАНИЯ