при столкновении со злым дьяволом-марой рассеять лучи, исходившие из глаз дьявола

Мы остановились на том, как Великий Мудрец Сунь У-кун, поддерживая под руки Танского монаха, вместе с Чжу Ба-цзе и Ша-сэном вышел на большую дорогу, и они продолжали свой путь на Запад. И вот как-то раз, задолго до полудня они неожиданно заметили высокие строения и величественные дворцы.

Танский монах придержал коня.

– Брат! – воскликнул он, обращаясь к Сунь У-куну. – Взгляни, что это за место?

Сунь У-кун поднял голову и стал всматриваться. Вот что представилось его глазам:
Дома и хоромы горами окружены,
Их дивные стены ручьями отражены.
Дерев густолистых покров осеняет резные врата,
И радует взор благовонных цветов пестрота.
Сквозь хитросплетения ивовых тонких ветвей
Видны легкокрылые цапли, нефрита белей;
Их перья подернуты нежною сизою мглой –
Так сумерки стелят на снег свой туман голубой.
В рощах, где персики зреют рдяные, как огоньки,
Мелькают иволги желтые, как пламени языки.
Олени и кроткие лани здесь парами бродят чуть свет,
Топчут осоку зеленую и молодой златоцвет.
Птицы щебечут в кустах, сладкогласно поют на лету,
Славя земли этой щедрость, богатство и красоту.
Не менее благодатен этот сияющий край,
Чем Лю и Юаня пещера в горе, что зовется Тянтай,
Или отшельников благочестивых приют,
Сад несравненный, что все Ланьюанем зовут.

– Наставник! – доложил Сунь У-кун. – Не думаю, чтобы это были палаты царей и князей, да и на дворцы богачей не похоже; скорей всего это какой-нибудь монастырь. Как прибудем туда, так и узнаем, что там такое.

Услышав эти слова, Танский монах стал подстегивать коня. Прибыв к въездным воротам, наставник и его ученики начали рассматривать их и заметили, что над воротами вделана каменная плита, на которой высечены три иероглифа: «Хуанхуа гуань», что значит «Храм Желтого цветка».

Танский монах слез с коня.

– Храм желтого цветка, – прочел Чжу Ба-цзе. – Значит, это даосский монастырь, – обрадовался он, – давайте зайдем. Даосы хоть и носят другое одеяние и шапку, но в постижении различных добродетелей ничем не отличаются от нас, буддистов.

– Ты прав, – поддержал его Ша-сэн. – Давайте зайдем! Во-первых, мы узнаем, какое у них убранство и как выглядит их храм, а во-вторых, покормим нашего коня. Кроме того, если хозяева окажутся гостеприимными, они приготовят трапезу и угостят нашего наставника.

Танский монах согласился, и наши путники вчетвером вошли в монастырь. Подойдя ко вторым воротам, они увидели еще одну надпись, исполненную в виде двух параллельных стихов:
Золото и серебро – отшельники здесь живут.
Редкие травы, растенья – монахов-даосов приют.

Сунь У-кун рассмеялся:

– Да, здесь действительно живут даосские монахи, которые жгут пырей, варят зелье, возятся с тиглями и таскают с собой склянки…

– Тише! Будь осторожен в словах! – остановил его Танский монах, крепко ущипнув. – Мы ведь с ними не знакомы и не со – бираемся заводить дружбы. Какое нам дело до них, если мы зашли сюда лишь на короткое время?

Пока он говорил, вторые ворота остались позади, и перед путниками показался главный храм, вход в который был закрыт. У восточного придела под портиком сидел какой-то даос и катал пилюли. Хотите знать, как он выглядел? Так вот, слушайте:
На голове его шапка пунцовая,
Золотом шитая;
Черная ряса совсем еще новая,
Вся глянцевитая;
Носки башмаков его темно-зеленые
Круглы, как облако;
Светят, что звезды, глаза воспаленные,
Дивен весь облик его.
Словно бессмертный Люй-гун, подпоясан он
Бечевкой упругою.
Лицо у даоса подобно рясе его –
Черное, грубое…
Хоть горбонос, как уйгур, но при этом же
Схож и с татарином:
Губы, большие, упругие, свежие,
Пылают заревом.
Муж сей стремится к познанию Истины,
В сем подвизается,
А в глубине его сердца таинственной
Громы скрываются.
Он настоящий даос, победитель коварных драконов,
Диких зверей покоритель, блюститель великих законов.

Танский монах громко окликнул даоса:

– Почтенный последователь учения Дао, святой праведник! Я, бедный буддийский монах, приветствую тебя!

Даос быстро поднял голову и, взглянув на Сюан-цзана, так растерялся, что даже выронил пилюлю из рук. Затем он поправил головной убор, привел в порядок одежду, спустился по ступеням и направился к Танскому монаху.

– Почтенный наставник! – вежливо произнес он. – Прости, что не вышел встретить тебя. Заходи, пожалуйста, в храм отдохнуть.

Танский монах обрадовался любезному приему и направился в храм. Еще с порога он увидел изображение даосской троицы, перед которой стоял жертвенный столик с курильницей. Взяв курительную свечу, Танский монах поставил ее в курильницу и трижды совершил поклон по всем правилам, после чего стал раскланиваться с даосом. Вслед затем он направился к местам, предназначенным для гостей, и уселся со своими учениками. Даос велел служкам принести чай. В помещение вошли два отрока, которые принесли чайный поднос, быстро вымыли посуду и ложки, вытерли их досуха и занялись приготовлением легкой закуски. Их суетливость встревожила тех, которые считали себя опозоренными и обиженными…

Дело в том, что семь девиц, обитавших в Паутиновой пещере, принадлежали к той же секте и закончили ту же школу даосов, что и этот монах-даос, который сейчас принимал Танского монаха. Как вы помните из прошлой главы, девы облачились в старые одежды и убежали. Кликнув своих приемных сыновей встретить врагов, сами они направились прямо сюда, в даосский монастырь, и на заднем дворе стали кроить и шить себе новую одежду. Их внимание привлекла суета служек, занятых приготовлением чая, и девицы обратились к ним с вопросом:

– Кто пожаловал в гости, что вы так хлопочете?

– Только что в монастырь вошли четыре буддийских мона – ха, – отвечали служки, – и наш учитель велел подать им чаю.

– А есть ли среди этих монахов белолицый и полный? – спросила одна из дев-оборотней.

– Есть.

– А есть ли еще один, с длинным рылом и большими ушами?

– Есть.

– Ступайте скорей, несите им чай, – сказала дева, – а своему учителю сделайте знак, чтобы он пришел сюда. Мне надо сообщить ему что-то важное.

Отроки принесли пять чашек чаю. Даос подобрал одежды и обеими руками стал подносить гостям чай. Первую чашку он поднес Танскому монаху, следующую – Чжу Ба-цзе, потом – Ша-сэну, а последнюю – Сунь У-куну. После чая, когда со стола было убрано, один из отроков сделал знак даосу, и тот сразу поднялся с места.

– Дорогие гости, – произнес он, – вы пока посидите тут! – И затем обратился к другому служке: – Оставь поднос, потом уберешь, а сейчас развлекай гостей. Я скоро вернусь.

Танский монах и его ученики остались со служкой. Но о том, как они отправились с ним осматривать монастырь, мы здесь рассказывать не будем.

Тем временем даос прошел во внутреннее помещение, где семеро дев-оборотней опустились перед ним на колени.

– Брат-наставник! – возмолились они. – Выслушай нас, твоих сестриц!

Даос стал поднимать их.

– Вы сегодня ранним утром явились сюда, желая мне что-то сказать, но я занялся изготовлением пилюль, которые не допускают сближения с женским полом, и не имел времени выслушать вас. Сейчас у меня гости. Скажете мне о вашем деле попозже.

– Дорогой брат-наставник! Осмелимся доложить, что как раз из-за твоих гостей мы и пришли сюда, чтобы пожаловаться тебе на них; а когда они уйдут, то и говорить будет не о чем.

– Что вы, – засмеялся даос, – как могло случиться, что вы исключительно из-за гостей пожаловали сюда! Уж не с ума ли вы сошли? Даже если бы я не принадлежал к тем, кто пребывает в духовной чистоте и совершенствуется в том, чтобы стать бессмертным, а был бы простым мирянином, имеющим жен и детей и занятым домашними делами, и то я не смог бы заняться разговором, пока гости не уйдут. Отчего же вы хотите поступить так неразумно, да и меня поставить в неудобное положение?! Нет уж, отпустите меня.

Но девицы-оборотни вцепились в него и не отпускали.

– Брат-наставник, ты только не гневайся на нас! Скажи, пожалуйста, откуда прибыли твои гости?

Даос плюнул и ничего не ответил им.

– Только что служки готовили здесь чай, и мы слышали, как они говорили, что пришло четверо монахов.

– Ну и что из того, что четверо монахов! – сердито переспросил даос.

– Среди этих четверых есть один полный, с белым лицом. У другого длинное рыло и огромные уши. Брат-наставник! Неужели ты не спросил их, откуда они прибыли?

– Среди них действительно есть такие, о которых вы го – ворите, – удивленно произнес даос. – А откуда вы знаете? – заинтересовался он. – Уж не видались ли с ними где-нибудь?

– Брат-наставник! Вот видишь, ты, оказывается, и не знаешь, какую обиду они причинили нам! Тот – белолицый-монах из Танского государства. Он послан на Запад к Будде за священными книгами. Сегодня утром он явился к нам в пещеру за подаянием. Мы узнали его, а затем схватили.

– А зачем вы это сделали? – спросил даос.

– Мы давно слышали о том, что у этого монаха, прошедшего в течение десяти перерождений в веках очищение от всех грехов, совершенно чистое тело и если съесть хотя бы один только кусочек его мяса, можно обрести вечную и безмятежную жизнь. Вот почему мы и схватили его. А потом появился еще один монах, с длинным рылом и длиннющими ушами, который задержал нас в купальне у источника Омовения от грязи. Сперва он похитил у нас одежду, а потом, прибегнув к волшебным превращениям, стал купаться с нами вместе, и мы ничего не могли сделать. Он прыгнул к нам в воду, превратился в сома, юлил у нас между ног, явно глумясь и пытаясь совершить насилие над нами. Он вел себя неподобающим образом! Затем он выскочил из воды и принял свой первоначальный облик. Видя, что мы не поддаемся на его обольщения, он пустил в ход свои грабли с девятью зубьями и хотел прикончить нас всех. Если бы не наша сметливость, то так бы оно и случилось, и пали бы мы от его злодейской руки. Дрожа от страха, мы пустились бежать и спаслись от него. Затем мы велели твоим маленьким племянникам, нашим приемным сыновьям, сразиться с ним. Не знаем, сколько из них погибло в этой борьбе. И вот сейчас мы пришли к тебе, брат-наставник, искать защиты. Надеемся, что ты вспомнишь то время, когда мы вместе совершенствовались, пожалеешь нас и отомстишь нашим обидчикам!

Даос сразу же вскипел гневом, выслушав этот рассказ.

Изменившись в лице, он сказал:

– Так вот, оказывается, какие наглецы эти смиренные буддийские монахи! Ну и наглость! Будьте покойны! Я с ними расправлюсь!

– Брат-наставник! – обрадовались девицы-оборотни, преисполнясь чувством благодарности к своему заступнику, – мы поможем тебе бить их.

– Не надо бить! Не надо! – остановил их даос. – Есть пословица: «Кто раз ударит, тот на треть унизит свое достоинство!» Идите за мною.

Девицы столпились вокруг даоса, и они все вместе ушли во внутреннее помещение. Там даос достал лестницу, поставил се за постелью, полез вверх и достал с балки маленький кожаный сундучок. Он был вышиною в восемь цуней, в длину один чи, а в ширину четыре цуня; сверху он был закрыт маленьким медным замком. Затем даос поспешно достал из рукава носовой платок из тонкого блестящего шелка с привязанным в одном из его уголков маленьким ключиком. Этим ключиком он открыл сундук и вынул оттуда пакетик с зельем. Вот какое оно было:
Помет всех горных птиц собрали
В количестве тысячи цзиней;
Его как следует размешали
И в медный котел положили.
Топливо под котлом горело
Медленным, ровным огнем,
Тихо пузырилось и кипело
Снадобье это на нем.
Влага излишняя испарялась,
Гуща томилась и прела,
То немногое, что осталось,
Еще не годилось в дело
Снова тушили гущу и парили
В ковшике небольшом,
Когда же взвесили это варево,
Оказалось три фэня в нем.
Вес невелик, но до веса меньшего
Снадобье довели,
И снова, тщательно перемешивая,
Калили, коптили, жгли.
И получилось зелье бесценное:
Тот, кто его попробует,
К царю Ян-вану, в царство подземное,
Пойдет кратчайшей дорогою!

– Сестрицы! – сказал даос, обращаясь к девицам-оборотням. – Это мой самый драгоценный талисман. Если дать простому смертному всего лишь одну крупицу весом в один ли, он сразу же помрет, как только проглотит, а праведнику достаточно три ли, чтобы наступила смерть. Боюсь, что эти буддийские монахи имеют кое-какие заслуги и причисляются к праведникам, а потому им надо будет дать по три ли. Живей несите сюда аптекарские весы!

Одна из девиц быстро достала весы и предложила:

– Ты взвесь один фэнь и два ли, а затем раздели на четыре части!

Даос тем временем взял двенадцать красных фиников, надломил их и стал закладывать по одному ли зелья в каждый финик, а потом разложил их по четырем чайным чашкам. Затем он взял еще два черных финика и положил в другую чайную чашку. Расставив все чашки на подносе, даос стал уговариваться с девицами:

– Вы обождите, пока я пойду разузнаю у монахов, откуда они. Если не из Танского государства, то и говорить не о чем, а если оттуда, то я велю служкам сменить чай на горячий, а вы прикажите им подать эти чашки. Монахи как только выпьют, сразу же помрут, вот вы и будете отомщены за обиду, которую негодяи монахи нанесли вам, и гнев ваш развеется!

Все семь девиц-оборотней преисполнились чувством бесконечной признательности и не уставали выражать ее.

Даос сменил одежды и со всей скромностью и смирением вышел к гостям, проявляя к ним подчеркнутое уважение и почтение. Он предложил Танскому монаху и его ученикам опять занять почетные места, отведенные для гостей, и сказал:

– Почтенный отец-наставник! Не посетуй на меня, что я на время отлучился. Я выходил распорядиться, чтобы мои ученики приготовили из разной зелени и овощей легкую трапезу для тебя…

– Я, бедный монах, пришел сюда с пустыми руками. Разве осмелюсь принять от тебя незаслуженное угощение? – возразил Танский монах.

Даос рассмеялся:

– Ты и я – люди, отрешившиеся от мирской суеты, зачем говорить о пустых руках? Раз зашел в монастырь, то уж наверняка найдется для тебя три шэна провианта. Позволь спросить тебя, уважаемый наставник, на какой святой горе ты спасаешься от мирских треволнений? По каким делам соизволил прибыть сюда?

– Я бедный монах из восточных земель великого Танского государства, – отвечал Сюань-цзан, – меня послали на Запад в храм Раскатов грома за священными книгами. По пути нам встретился этот монастырь, и мы решили зайти поклониться святым.

У даоса от этих слов на лице заиграла самая радушная улыбка, приятная, как весенний день.

– Прости меня, почтенный наставник мой! Я не знал, что ты благочестивый последователь отца великой добродетели – самого Будды, а то бы мне следовало выйти как можно раньше, чтобы достойно встретить тебя! Извини за такое упущение! Прости мне мою вину!

Обернувшись к задним дверям, он громко позвал:

– Эй! Отроки! Живей подайте свежего чаю, этот уже остыл, да быстрее готовьте трапезу.

Когда служки пришли за чаем, девицы-оборотни подозвали их и сказали:

– Здесь уже приготовлен свежий чай. Подайте его!

Служки схватили поднос с пятью чашками чаю и понесли. Даос поспешно обеими руками взял чашку с красными финиками и поднес Танскому монаху. Заметив, что Чжу Ба-цзе велик ростом, он счел его за старшего ученика, Ша-сэна – за второго, а Сунь У-куна, который ростом был меньше всех, за младшего, поэтому ему досталась только четвертая чашка.

Сунь У-кун всегда отличался удивительной зоркостью. Поэтому он успел заметить, что на подносе осталась чашка с двумя черными финиками.

– Учитель! – сказал он, обращаясь с даосу. – Давай поменяемся с тобой чашками!

Даос улыбнулся.

– Не стану таиться от тебя, – проговорил он, обращаясь к Танскому монаху, – я, бедный даосский монах, живу в горах очень скудно, и у меля не нашлось фруктов к чаю. Только что на заднем дворе я сам сорвал с деревьев эти плоды, но красных фиников оказалось только двенадцать и я их разложил на четыре чашки, чтобы почтить вас. Но вы ведь знаете, что хозяин должен составлять компанию гостям, вот я и положил себе в чашку два финика похуже, другого цвета, только ради того, чтобы поддержать компанию. Поверьте, я хотел этим выразить особое свое почтение и уважение в вам.

– Что ты, что ты! – засмеялся Сунь У-кун. – Зачем ты все это говоришь? У древних было замечательное изречение: «Кто у себя дома, тот не беден, от бедности можно погибнуть лишь в дороге». Ты – хозяин у себя дома, зачем же говорить о бедности?! А вот мы, странствующие монахи, действительно бедны. Я хочу с тобой поменяться чашками, обязательно хочу поменяться!

Танский монах слышал все и решил вмешаться.

– Сунь У-кун! – сказал он. – Сей почтенный настоятель в самом деле хочет выказать нам свои добрые чувства гостеприимства, так что ты выпей и съешь что тебе предложено. Зачем меняться чашками?

Сунь У-куну ничего не оставалось как замолчать. Он принял чашку левой рукой, а правой накрыл ее и стал наблюдать за остальными.

Обратимся теперь к Чжу Ба-цзе. Он был очень голоден, страдал от жажды и, кроме того, отличался обжорством. Увидев, что в чашке красуется три аппетитных финика, он положил их в рот и разом проглотил. Наставник и Ша-сэн тоже съели финики. Прошло какое-то мгновение, и цвет лица у Чжу Ба-цзе резко изменился; из глаз Ша-сэна потекли слезы, а у Танского монаха на губах показалась пена, затем они все трое повалились на пол. Великий мудрец Сунь У-кун сразу сообразил, что его спутники отравлены. Он изо всей силы швырнул чашку в лицо даосу, но тот успел прикрыться рукавом, чашка со звоном упала на пол и разбилась вдребезги.

– Ты настоящий мужлан, а не монах! – гневно закричал даос на Сунь У-куна. – Зачем разбил мою чашку?

– Скотина! – процедил сквозь зубы Сунь У-кун. – Смотри, что сделал с моими братьями! Разве мы причинили тебе какой-нибудь вред? За что ты опоил нас отравленным чаем?

– Сам ты скотина, грубиян, беду на себя навлек, – ответил даос. – Неужто не понимаешь?

– Чем же я навлек на себя беду? – возмутился Сунь У-кун. – Мы пришли к тебе совсем недавно, ты усадил нас на почетные места, разговор зашел о том, откуда мы, никаких резких речей не было. В чем же дело?

– А не ты ходил за подаянием в Паутиновую пещеру? Не ты купался в источнике Омовения от грязи?

– В этом источнике купались семь девиц-оборотней, – вскричал Сунь У-кун. – Раз ты об этом заговорил, значит наверняка находишься в связи с ними, а стало быть, ты сам тоже злой оборотень! Стой! Не беги! Отведай-ка мой посох!

С этими словами Сунь У-кун вытащил посох, спрятанный за ухом, помахал им, отчего он сразу стал толщиною с плошку, и направил удар прямо в лицо даосу, но тот поспешно увернулся и, выхватив меч, ринулся навстречу.

Шум встревожил девиц-оборотней, которые находились в заднем помещении. Они разом выскочили и закричали:

– Брат-наставник! Не трать напрасно свои силы. Мы сейчас схватим его!

Сунь У-кун при виде девиц-оборотней еще больше обозлился, начал вращать посох обеими руками и ринулся на них, нанося удары куда попало. Но он все же успел заметить, что девицы стали расстегиваться, обнажили свои белые животы и после какого-то заклинания у них из пупков с шумом стали выходить толстые шелковые шнуры, которые придавили Сунь У-куна.

Чувствуя, что дело дрянь, Сунь У-кун быстро перевернулся, прочел заклинание, совершил прыжок через голову, пробил сеть, накрывающую его, и умчался. Он застыл высоко в воздухе и, сдерживаясь от ярости, наблюдал, что происходит. Блестящие шелковые шнуры, испускаемые оборотнями, переплетаясь рядами крест-накрест, словно их плел ткацкий челнок, окутали в очень короткий срок весь даосский монастырь со всеми его башнями и строениями, так что и тени от него не осталось.

– Ну и здорово! Вот здорово! – восклицал Сунь У-кун, пораженный этим зрелищем. – Хорошо, что я не попался им в лапы! Нет ничего удивительного в том, что бедняга Чжу Ба-цзе столько раз падал и разбивался! Как же мне справиться с ними? А тут еще наставник и оба мои брата наглотались яду. Видно, все эти оборотни-бесы действуют заодно. Интересно бы узнать, откуда они взялись. Постой! Дай-ка я снова обращусь к этому старику, духу местности, пусть он мне все расскажет!

И Сунь У-кун, прижав к земле край облака, щелкнул пальцами, прочел заклинание, начинающееся словом «Ом», и опять вызвал к себе духа местности.

Трясясь от страха, старец опустился на колени у обочины дороги и стал отбивать земные поклоны.

– Великий Мудрец! Ты же отправился спасать своего наставника, почему же вернулся обратно? – спросил он Сунь У-куна.

– Я давно уже спас его, – ответил Великий Мудрец, – мы пошли дальше и вскоре увидели даосский монастырь. Я с наставником и двумя другими учениками решили посетить этот монастырь. Нас приветливо встретил сам настоятель и хозяин монастыря. Мы пустились с ним в разные разговоры о том о сем, а он тем временем опоил отравленным чаем моего наставника и обоих моих братьев. Я, к счастью, не пил чая, схватил свой посох и принялся бить даоса, тогда он рассказал мне всю правду, как наставник ходил за подаянием в Паутиновую пещеру и как произошло купанье в источнике Омовения от грязи. Тут я сразу же смекнул, что этот даос тоже оборотень. Только было я начал драться с ним, как вдруг вбежали семь девиц-оборотней и при помощи волшебства выпустили из себя несметное количество шелковых шнуров. Хорошо, что я кое в чем сведущ и благодаря этому удрал от них. Думаю, что ты, живя здесь, знаешь, откуда взялись эти оборотни. Расскажи, что они собою представляют, тогда я пощажу тебя и не стану бить.

Дух еще раз совершил земной поклон и сказал:

– Эти оборотни поселились здесь лет десять назад. Мне же удалось видеть их в изначальном облике только три года назад, вскоре после проверки всех духов. Они оказались оборотнями пауков, а шнуры, которые они выпускают из своих животов, не что иное как паутина.

Эти слова очень обрадовали Сунь У-куна.

– Судя по твоим словам, они никакой опасности не представляют, – сказал он. – Ну, вот что, иди-ка к себе, а я с помощью своего волшебства покорю их!

Дух еще раз совершил земной поклон и удалился.

Тем временем Сунь У-кун подошел к даосскому монастырю и, находясь еще за его пределами, вырвал у себя из хвоста семьдесят волосков, дунул на них своим волшебным дыханием и приказал: «Изменяйтесь!» Волоски сразу же превратились в семьдесят двойников Сунь У-куна, только совсем маленьких. затем Сунь У-кун дунул на свой посох с золотыми обручами и снова произнес: «Изменись!» И посох сразу же превратился в семьдесят рогатин с двумя остриями каждая. Сунь У-кун раздал своим крохотным двойникам по одной рогатине, себе тоже взял одну и стал в сторонке. Двойники начали дружно наматывать шнуры на рогатины и вскоре изорвали их на клочки, причем на каждую рогатину намоталось более десяти цзиней, затем из середины они вытащили семь огромных пауков, величиною с целую мерку для риса. Пауки отчаянно шевелили своими лапами, вытягивали головы и вопили: «Пощадите! Помилуйте!». Но семьдесят двойников Сунь У-куна крепко прижали к земле семерых пауков и не отпускали их, несмотря ни на какие мольбы.

– Пока что не бейте их! Пусть освободят моего наставника и его учеников! – приказал Сунь У-кун.

– Брат-наставник! – стали кричать пауки. – Отпусти Танского монаха! Этим ты спасешь нам жизнь!

Даос выбежал на крик из внутреннего помещения.

– Сестрицы! – вскричал он. – Я уже собрался есть Танского монаха, так что мне не до того, чтобы спасать вас.

– Если ты сейчас же не вернешь мне моего наставника, то смотри, что я сделаю с твоими сестрицами!

Молодец Сунь У-кун! Он помахал своей рогатиной, и она вновь превратилась в железный посох. Подняв его обеими руками, он стал бить пауков без всякой жалости и превратил их в бесформенную массу. Затем он вильнул раза два хвостом и вобрал в него все выдранные волоски. После этого Сунь У-кун кинулся на даоса, размахивая своим тяжелым посохом.

Даос видел, как Сунь У-кун убил его сестер в монашестве, и страшно ожесточился. В ярости он выхватил меч и бросился на Сунь У-куна. Тут между ними, обуреваемыми злостью и ненавистью, разразился небывалый поединок, в котором каждый изощрялся во всех своих чародействах. Вот что написано об этом в стихах:
Колесом вращается меч даоса,
Храбро оборотень сражается.
Сунь У-кун высоко свой посох заносит, –
Сразить даоса старается.
Враг врагу удары ужасные
Наносит с ожесточением,
Семь девиц в борьбе за монаха Танского
Пали на поле сражения.
Теперь же, озлобясь, вступили в сражение
Оба противника главные.
Бьются они не страшась поражения.
В мощи и мужестве равные.
Оба могущественны и решительны,
В тайных науках сведущи.
Кто же за теми семью девицами
Окажется жертвою следующей
Сунь У-кун, чей дух колебаний не знает,
Или отшельник озлобленный?
Тела их в жестокой борьбе сверкают,
Словно узоры огненные.
Звон оружия грозного слышится,
Сталь с железом сшибаются.
Тела врагов с напряженными мышцами,
Как тучи над степью, свиваются.
Брань, словно клекот обеспокоенных
Орлов, далеко разносится.
Движения ловкие бьющихся воинов
На картину художника просятся,
Шум битвы великой ветер рождает,
Зверя и птицу пугающий,
Пыль к небу туманный покров свой вздымает,
Созвездье ковша застилающий.

Даос раз пятьдесят, а то и больше, схватывался с Великим Мудрецом Сунь У-куном и почувствовал, что руки у него слабеют. Он воспользовался моментом, быстро ослабил мускулы, расстегнул одежды, развязал пояс – раздался резкий звук, и черная ряса-халат упала к ногам. Сунь У-кун рассмеялся:

– Сынок! Что? Так не можешь одолеть, думаешь, раздевшись, возьмешь верх? Нет, не поможет!

Но, оказывается, даос не зря раздался. Он поднял обе руки, и у него в том месте, где находятся ребра, показалась целая тысяча глаз, излучающих золотистый блеск, до того страшных, что простыми словами о них не расскажешь:
Желтый густой туман повис;
Его пронизывают лучи
Цвета спелого абрикоса.
Желтый густой туман повис,
Вверх поднимаясь и падая вниз.
Он исходит из ребер даоса.
Пронзают туман золотые лучи:
Это тысяча глаз, словно звезды в ночи!
Их взоры, как огненные мечи,
Исходят из ребер даоса.
Словно ты в бочке сидишь золотой,
Иль медный колокол над тобой,
Или еще в западне какой
Находишься, – ты, что стремился в бой!
Силу свою проявил чародей,
Врага своего ослепил злодей
Так, что солнце из глаз его скрылось,
И день стал в очах его ночи темней,
И небо мглой застелилось.
Дыханьем своим раскаленным даос
Противника охватил,
Ожег ему губы, глотку, нос
И грудь ему опалил.
Сунь У-куну нечем больше дышать –
Воздух горит огнем!
Сунь У-куну некуда больше бежать –
Желтый туман кругом!

Сунь У-кун растерялся, не зная, что предпринять. Он кружился на одном месте, ослепленный золотистыми лучами, и не мог двинуться ни вперед, ни назад. Ему казалось, что он попал в какую-то бадью. Но ужаснее всего было то, что лучи жгли насквозь, и он больше не мог выносить их. Он совсем обезумел; сделав отчаянный прыжок вверх, он хотел пробить слой золотистых лучей, но, ударившись о них, свалился на землю головой вниз и, как говорится, «закопал носом репку». От удара у него сильно разболелась голова. Он стал поспешно ощупывать ее руками и с ужасом убедился в том, что вся макушка у него разбита.

– Как не повезло! Вот неудача! – горестно восклицал Сунь У-кун! – Даже хваленая моя головушка на этот раз подвела! Было время, ее рубили и топорами и тесаками, но ничто не брало ее: она оставалась невредимой. Как же получилось, что от каких-то золотистых лучей она вдруг пострадала? Чего доброго, не заживет да еще начнет гноиться! А если и заживет, все равно останется след, и она утратит свою былую славу.

Между тем лучи продолжали нестерпимо жечь его, и он стал думать, как бы спастись:

– Вперед податься нельзя, назад – тоже нельзя; налево – невозможно, направо – тоже. Вверх никак не пробьешься – совсем голову себе проломаешь. Что же делать? Как быть?

А ну его, – выругался Сунь У-кун. – Пролезу под землей!

Ну, как не похвалить нашего Великого Мудреца! Прочитав заклинание, он встряхнулся и превратился в животное, похожее на ящера и способное прорывать подземные ходы даже через горы. В народе оно называется Линлинлинем. Вот послушайте, как оно выглядит:
Когти его железные обладают силой такою,
Что камни под ними дробятся сеяною мукою.
Тело его покрыто крепкою чешуею,
Словно непроницаемою кованою бронею.
Как две звезды в потемках очи его сияют,
Светом неугасимым путь его озаряют.
Его заостренное рыло крепче алмаза и стали,
Такое сверло чудесное в лавке найдешь едва ли!
Он им любой подземный путь себе прорывает,
Будто ножом отточенным луковицу разрезает.
Недаром сильнейшее снадобье носит ящера имя –
Сам же среди народа зовется он Линлинлинем.

Посмотрели бы вы, с каким проворством стал вгрызаться в землю Сунь У-кун, напрягая все мышцы головы! Прорыв подземный ход длиною более двадцати ли, он высунул голову на поверхность. Как оказалось, золотистые лучи действовали только на десять с лишним ли. Сунь У-кун благополучно вылез из земли и принял свой настоящий облик. От напряжения у него ныло и болело все тело, он чувствовал себя совсем разбитым, и слезы неудержимым потоком струились из его глаз. Упавшим голосом он начал причитать:
О мой отец, о мой наставник дорогой!
Изгладится ль из памяти то время,
Когда горы большой с меня свалили бремя,
И, к вере приобщась, пошел я за тобой?
В пути на Запад отдыха не знал…
Меня не изумляли, не страшили
Ни злобных демонов разнузданные силы,
Ни горных рек разлив, ни моря грозный вал,
А здесь на ровном месте оступился,
В открытую канаву провалился…
С тобой, наставник мой, и я в беду попал!

Предаваясь безутешной скорби, прекрасный Царь обезьян, Сунь У-кун, вдруг услышал, что за склоном горы кто-то горько плачет. Он быстро выпрямился, утер слезы и, оглянувшись, стал всматриваться. Он увидел женщину в глубоком трауре. Всхлипывая, она медленно приближалась к нему. В левой руке она несла плошку с жидкой пищей, а в правой держала жертвенные бумажные деньги, которые по обычаю сжигают на могиле.

«Верно говорится в пословице, – подумал Сунь У-кун со вздохом, кивнув головой: – «Кто слезы льет, – встречается с тем, кто так же, как он, плачет; кто надрывается в печали, тому такой же горемыка попадается на пути!» Интересно знать, отчего так убивается эта женщина? Дай-ка я ее расспрошу», – решил он.

Вскоре женщина подошла совсем близко. Он почтительно поклонился ей и спросил:

– О милостивая женщина! Скажи мне, о ком ты плачешь?

Глотая слезы, женщина отвечала:

– Мой муж покупал бамбуковые жерди в даосском монастыре – храм Желтого цветка и повздорил с настоятелем, который в отместку опоил мужа отравленным чаем. Я несу на его могилу эти жертвенные деньги в память о нашем супружестве.

Сунь У-кун заплакал. Женщина страшно обозлилась и гневно закричала на него:

– Какой же ты невежа! Я горюю и скорблю о моем муже, полна негодования на обидчика, а ты позволяешь себе издеваться надо мной и передразнивать меня!

Отвешивая почтительные поклоны, Сунь У-кун стал оправдываться:

– О милостивая женщина! Смири свой напрасный гнев! Выслушай меня! Я ведь старший ученик и последователь Танского монаха Сюань-цзана, который идет на Запад из восточных земель великого Танского государства, и зовут меня Сунь У-кун. В пути нам попался даосский монастырь – храм Желтого цветка, и мы зашли в него, чтобы дать коню передохнуть. Даосский монах, оказавшийся там, не знаю, что он за оборотень, водил дружбу с семью паучихами, принявшими образ дев. А эти паучихи, еще когда мы проходили мимо Паутиновой пещеры, вознамерились погубить моего наставника, но мне и двоим другим ученикам и последователям наставника, Чжу Ба-цзе и Ша-сэну, удалось спасти его от гибели. Паучихи прибежали сюда, в даосский монастырь, и наговорили про нас этому даосу всяких небылиц о том, что мы, мол, хотели обмануть и обидеть их. Тогда даос опоил отравленным чаем моего наставника и обоих моих братьев, и они, все трое, да еще конь, остались в монастыре. А я не стал пить чай и разбил чашку вдребезги. Тогда даос полез в драку со мной. Пока мы с ним ругались, вбежали семь оборотней-паучих и начали опутывать меня паутиной, которую выпускали из своих животов. Я попал в их сети, но избавился благодаря своему волшебству. От духа местности я все узнал про них; при помощи волшебства создал семьдесят подобных мне существ, которые порвали паутину, вытащил из нее паучих и размозжил их своим посохом. Даос сразу же принялся мстить мне за это и вступил со мной в бой, вооружившись волшебным мечом. Мы с ним сходились раз шестьдесят, и он потерпел поражение. Скинув с себя одеяние, он обнажил свои ребра, откуда на меня обратились тысячи глаз, испускавших десятки тысяч золотистых лучей. Они накрыли меня, словно колпаком, и я не мог податься ни вперед, ни назад. Тогда я решил превратиться в ящера, проделал подземный ход и вот только что вылез из земли. Пока я предавался глубокой скорби и печали, вдруг раздался твой плач. Я удивился и решил спросить, что случилось. Когда ты сказала, что собираешься жечь на могиле эти бумажные деньги, я подумал о своем погибшем наставнике, которому ничего не могу принести в жертву, – вот почему мне стало горько и обидно и я заплакал. Неужели я посмел бы издеваться над тобой?!

Женщина положила наземь плошку с едой и жертвенные деньги, затем совершила еще более почтительный поклон перед Сунь У-куном и обратилась к нему с таким словами:

– Не сердись на меня! Не сердись! Я ведь не знала, что ты тоже пострадал. Видно, ты не знаешь, кто он такой, этот даос. По настоящему его зовут Стоглазым марой, а попросту – Многоглазым чудищем. Ты, безусловно, владеешь великими чарами, раз тебе удалось так долго сражаться с ним и избежать гибели от его золотистых лучей. Но все же тебе нельзя приближаться к этому негодяю. Я научу тебя: надо обратиться к очень мудрому и прозорливому человеку, который сможет рассеять эти золотистые лучи и покорить даоса!

Сунь У-кун, услышав эти слова, издал набожный возглас благодарности и добавил:

– О милостивая женщина! Укажи, к кому надо обратиться. Если тот мудрец и прозорливец, которого я попрошу пожа – ловать, в самом деле спасет моего наставника, то я сразу же отомщу за смерть твоего мужа!

– Сейчас же, как скажу тебе, отправляйся за этим человеком, и, когда он покорит даоса, я буду считать себя отомщенной. Боюсь только, что твоего наставника нельзя будет спасти…

– Почему ты так думаешь? – спросил Сунь У-кун.

– Потому что действие яда очень сильное, – ответила женщина. – В течение трех дней яд разлагает все кости в человеческом теле. А тебе на дорогу туда и обратно потребуется гораздо больше времени, вот почему я и говорю, что нельзя будет его спасти.

– Я могу преодолеть любое расстояние, каким бы далеким оно ни было, всего за полдня, – уверенно произнес Сунь У-кун.

– Ну, если ты такой ходок, – отвечала женщина, – то слушай меня внимательно: отсюда до того места, где живет этот мудрый и прозорливый человек, целая тысяча ли. Там находится гора, которая называется горой Пурпурных облаков. В этой горе есть пещера Тысячи цветов, в ней как раз и живет этот человек. Зовут его Пиланьпо. Только он один и сможет покорить даоса-оборотня!

– В какой же стороне находится эта гора? – живо спросил Сунь У-кун, – куда мне направиться?

Женщина указала рукой и сказала:

– Туда! Прямо на юг, там она и находится.

Сунь У-кун оглянулся, но женщины уже и след простыл. Тогда он пришел в смятение и, отбивая поклоны, стал приговаривать:

– Не иначе как это была бодисатва. А я, видно, настолько обалдел от того, что рыл землю, что не распознал ее. Умоляю, услышь меня! Скажи свое имя, чтобы я всегда мог благодарить тебя!

– Великий Мудрец! – послышался звонкий голос с неба, – это я!

Сунь У-кун поднял голову и посмотрел. Оказывается, это была наставница Лишань. Он быстро поднялся в воздух, выразил благодарность, а затем спросил:

– Наставница! Откуда ты прибыла?

– Я возвращалась с проповеди под древом лунхуа, – отвечала она, – и увидела, что твой наставник попал в беду. Преобразившись в простую женщину, я явилась к тебе под видом вдовы, оплакивающей мужа, чтобы спасти твоего наставника от смерти. Поспеши пригласить того человека, только не говори ему, что это я научила тебя, так как этот мудрый и прозорливый человек отличается весьма странным характером.

Сунь У-кун еще раз поблагодарил. Распростившись с наставницей, он, словно ветер, помчался на своем облаке и вскоре прибыл к горе Пурпурных облаков. Остановив облако, Сунь У-кун сразу же отыскал глазами пещеру Тысячи цветов. За пределами этой пещеры открывался замечательный вид, о котором лучше рассказать в стихах:
Тень свою легкую сосны на дивную землю бросают,
Зеленой стеной кипарисы обитель святых окружают.
Вдоль горной дороги растут густолистые ивы рядами,
А горных ручьев берега ярко пестреют цветами.
У каменных зданий стоят орхидеи оградой пахучей,
Душистые травы ковром устилают обрывы и кручи.
Воды журчат и бегут, бирюзовым сливаясь потоком,
Тучка в пути отдыхает на дубе дуплистом, высоком,
Птиц многочисленных слышится щебет и пенье,
По тропкам незримым пугливые ходят олени.
Каждая ветка высоких бамбуков нежна и красива,
Соком полны и побеги и ветви пурпуровой сливы.
Вороны приютились на темных вершинах деревьев,
Нежно щебечут весенние пташки на ясенях древних.
Богатый суля урожай, колосятся хлеба золотые,
Солнечным светом и влагой земной налитые.
Здесь никогда ты не встретишь листвы пожелтевшей,
Зиму и лето цветы здесь по-летнему свежи.
Здесь зародившись, туман в голубые просторы стремится,
Чтоб, в облака превратившись, дождем благодатным пролиться.

Великий Мудрец, обрадованный и веселый, сошел с облака и отправился к пещере, очарованный безграничными просторами удивительных по своей красоте пейзажей. Он углубился в горы и очутился в замечательно красивом месте, где вокруг все было тихо и безмолвно, не слышно было ни человеческих голосов, ни лая собак, ни кукареканья петухов. Вдруг его охватило тревожное чувство: «А что, если мудреца не окажется дома?» Он прошел еще несколько ли и, внимательно оглядываясь по сторонам, вдруг заметил монахиню, которая сидела на легкой тахте.

Если хотите знать, как она выглядела, послушайте:
На голове ее шапочка пятицветная,
Вышитая узорами яркими и приметными.
Халат златотканый ее стоит богатства несметного.
На ней башмачки с головками фениксов дивными,
Пояс ее – крученый, с радужными переливами.
Лик у нее увядший, словно цветы осенние,
Заморозками тронутые в их запоздалом цветении,
А голосок подобен ласточки щебету нежному,
Когда весною у пагоды гнездо свое лепит, прилежная.
Три основных учения давно этой женщине ведомы,
Четыре великих истины ею поняты и исследованы,
В них она совершенствуется, правде единой предана.
Пустота беспредельная сущего мудрой женою постигнута,
Жизнь вечная и блаженная в горных краях достигнута.
Там обитает она, бодисатва, всем людям известная,
Имя ее – Пиланьпо – снискало любовь повсеместную.

Сунь У-кун приблизился к бодисатве, поклонился и воскликнул: – О бодисатва Пиланьпо! Приветствую тебя!

Бодисатва сразу же сошла с тахты, сложила руки ладонями вместе и, возвращая поклон, произнесла:

– Великий Мудрец! Прости, что не вышла встречать тебя! Ты откуда прибыл?

– Как же ты узнала, что меня зовут Великий Мудрец? – удивился Сунь У-кун.

– Когда ты учинил великое буйство в небесных чертогах, – отвечала бодисатва, – везде и всюду сообщили описание твоей наружности. Кто же теперь не опознает тебя?

– Вот уж верно говорят: «Добрая слава дома лежит, а худая – по свету бежит!» О том, что я стал правоверным последователем Будды, тебе, оказывается, даже неизвестно!

– Когда же это ты успел стать правоверным? – удивилась бодисатва Пиланьпо. – Что ж, если это так, то от всего сердца поздравляю тебя!

– Недавно я даже удостоился получить повеление, – произнес Сунь У-кун. – Мне поручено охранять моего наставника Танского монаха в путешествии на Запад за священными книгами. Но вот по дороге наставник повстречался в даосском монастыре – храм Желтого цветка с даосским монахом, который отравил его чаем. Я вступил было в борьбу с этим даосом-оборотнем, но он стал излучать бесчисленные золотистые лучи, которые накрыли меня, словно колпаком, и я едва избавился от них благодаря своему волшебству. Мне известно, что ты, бодисатва, можешь уничтожить его золотистые лучи, а потому и явился к тебе. Умоляю, не откажи мне в моей просьбе.

– Кто же мог рассказать тебе об этом? – удивилась бодисатва. – Вот уже более трехсот лет прошло с того времени, как я была на празднике Милосердия, и за все это время ни разу никуда не выходила. Я даже скрыла свое имя, и никто не знает обо мне. Каким же образом ты узнал?

– Ты ведь знаешь, что я земной дух и могу появляться всюду, где мне только вздумается.

– Ладно! Ладно! Молчи! – перебила его бодисатва Пиланьпо. – Мне, собственно, не следовало бы выполнять твою просьбу. Но раз ты сам, Великий Мудрец, удостоил меня своим посещением, я не могу отказать тебе и отправлюсь с тобою. Нельзя допустить, чтобы твой наставник не выполнил своего священного долга.

Сунь У-кун принялся благодарить бодисатву.

– Прости мне мою невежливость, но позволь все же поторопить тебя; и потом скажи, какое возьмешь с собой оружие?

– У меня есть вышивальная игла, – отвечала бодисатва. – Она способна пронзить насмерть негодяя даоса.

Сунь У-кун не сдержался и проговорил:

– Видно, обманула наставница меня. Если б я раньше знал, что можно справиться вышивальной иглой, то не утруждал бы тебя, поскольку таких иголок я смог бы раздобыть целый дань.

– Твои иглы – это обычные иглы, сделанные из стали, а вот моя игла – это волшебный талисман: он не стальной, не железный и не золотой, а закаленный в луче солнца моим сыном.

– А кто же твой сын? – спросил Сунь У-кун.

– Правитель созвездия Мао.

Изумлению Сунь У-куна не было границ.

Двинувшись в путь, он давно уже заметил ярко блестевшие золотистые лучи.

– Вон там! – воскликнул он, обращаясь к бодисатве. – Видишь золотистые лучи? Там – даосский монастырь – храм Желтого цветка.

Пиланьпо тотчас же вынула из воротника вышивальную иглу, тоненькую, как бровинка, длиною не более пяти или шести фэней. Она подбросила ее несколько раз на ладони, а затем кинула в воздух. Вскоре раздался оглушительный треск, и золотистые лучи угасли, словно кто-то разбил их.

– Прекрасно! Замечательно! – восторженно воскликнул Сунь У-кун. – Но надо найти иглу! Непременно найти ее!

Тогда Пиланьпо протянула Сунь У-куну руку и спросила:

– Разве это не она?

После этого Сунь У-кун вместе с бодисатвой спустились на облаке и направились в монастырь. Там они увидели монаха даоса с закрытыми глазами, который не мог ступить и шага.

– Ах ты, мерзавец! – набросился на него Сунь У-кун с ругательствами. – Вздумал еще притворяться слепым? – Он вытащил из уха свой посох, намереваясь ударить даоса, но бодисатва остановила его:

– Не бей его, Великий Мудрец! Лучше сходи и посмотри, что с твоим наставником.

Сунь У-кун быстро направился в заднее помещение и стал искать наставника на местах, отведенных для гостей. Он увидел всех троих, лежащих на земле. Изо рта у них текла пена. Сунь У-кун стал горько плакать.

– Что же теперь делать? Как быть? – восклицал он. К нему подошла бодисатва Пиланьпо.

– Не горюй, Великий Мудрец, – утешала она его. – Поскольку я сегодня вышла из дома, то позволь мне совершить еще одно доброе дело. К счастью, у меня при себе пилюли противоядия, и я дам тебе три штуки.

Сунь У-кун повернулся к ней и, низко кланяясь, протянул руки. Бодисатва достала из рукава рваный бумажный сверток, в котором оказались три красные пилюли, вручила их Сунь У-куну и научила его, что надо делать.

Сунь У-кун разжал зубы пострадавших и засунул каждому в рот по одной пилюле.

Вскоре противоядие проникло в желудок и у пострадавших началась сильная рвота. Они изрыгнули из себя яд и вновь обрели жизнь. Первым стал делать попытки встать на четвереньки Чжу Ба-цзе.

– Ну и душило меня! – произнес он.

Вслед за ним очнулись Танский монах и Ша-сэн.

– До чего же нам было дурно! – произнесли оба.

– Вы были отравлены чаем, – пояснил Сунь У-кун. – И обязаны своим спасением бодисатве Пиланьпо. Поторопитесь отблагодарить ее, пока она еще здесь!

Танский монах выпрямился, оправил свои одежды, а затем уже стал благодарить.

– Брат, а где сейчас даос? – спросил Чжу Ба-цзе, обращаясь к Сунь У-куну. – Я хочу спросить его, за что он так жестоко поступил с нами.

Тогда Сунь У-кун рассказал ему всю историю про паучих.

Чжу Ба-цзе пришел в ярость.

– Раз этот негодяй побратался с паучихами, значит, сам он тоже оборотень.

– Он стоит там, у входа в храм, – сказал Сунь У-кун, – и притворяется слепым.

Чжу Ба-цзе схватил свои грабли и собрался поколотить даоса, но бодисатва удержала его.

– Тянь-пэн! – обратилась она к Чжу Ба-цзе, – смири свой гнев. Великий Мудрец знает, что у меня некому стеречь мою пещеру. Я хочу взять оборотня с собой – пусть будет у меня сторожем.

– Раз ты проявила к нам столь великое милосердие, разве можем мы перечить тебе? Пусть только оборотень примет свой первоначальный вид. Мы хотим посмотреть, каков он на самом деле.

– Ну что ж! Это легко сделать! – сказала Пиланьпо.

Она выступила вперед и протянула руку, указывая на даоса, который тотчас же повалился на землю и превратился в огромную стоножку, длиною до семи чи. Пиланьпо поддела стонож – ку своим мизинчиком и, поднявшись на благодатное облако, направилась к своей пещере Тысячи цветов.

Чжу Ба-цзе, задрав голову, проводил ее взглядом, а затем сказал:

– Эта бодисатва обладает огромной силой! Иначе ей бы не удалось сразу покорить злое чудище!

– Когда я спросил ее, каким оружием она собирается рассеять золотистые лучи оборотня-даоса, – с улыбкой сказал Сунь У-кун, – она ответила мне, что у нее есть вышивальная иголка, которую закалил в лучах солнца ее сын. Когда же я спросил, кто ее сын, она сказала, что он правитель созвездия Мао. Правитель созвездия Мао – это петух, а сама она, безусловно, оборотень курицы. Известно, что курицы любят клевать стоножек, вот почему ей и удалось так легко привести в покорность этого оборотня!

Услышав обо всем этом, Танский монах беспрестанно отбивал земные поклоны, а затем обратился к своим ученикам:

– Братья! Давайте собираться в путь!

Ша-сэн нашел крупы, приготовил еду, и все наелись досыта.

Ведя коня и таща поклажу, ученики пошли за своим наставником, предложив ему первым выйти из ворот монастыря. Сунь У-кун вытащил из кухонного очага пылающую головешку и подпалил все строение, которое вскоре сгорело дотла, превратившись в большую груду пепла, а затем пустился в путь.

Вот уж поистине:
Монаха от гибели злой
Пиланьпо-бодисатва спасла,
Тысячеглазое чудище
Смерти она предала!

О том, что произошло с путниками в дальнейшем, вы узнаете из последующих глав.

Серия сообщений "ПУТЕШЕСТВИЕ НА ЗАПАД: ТОМ 3":
Часть 1 - ОПИСАНИЕ; ОГЛАВЛЕНИЕ
Часть 2 - ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ: В КОТОРОЙ РАССКАЗЫВАЕТСЯ О ТОМ, КАК СМЫШЛЁННАЯ ОБЕЗЬЯНА ПУСТИЛА В ХОД ВСЮ СВОЮ ИЗОБРЕТАТЕЛЬНОСТЬ, ...
...
Часть 23 - ГЛАВА СЕМЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ: КОТОРАЯ РАССКАЖЕТ ВАМ О ТОМ, КАК СУНЬ У-КУН СПОСОБОМ ВОЛШЕБНЫХ ПРЕВРАЩЕНИЙ ПОКОРИЛ ОБОРОТНЯ - ДИКОВЕННОЕ ЖИВОТНОЕ ХОУ, ...
Часть 24 - ГЛАВА СЕМЬДЕСЯТ ВТОРАЯ: КОТОРАЯ ПОВЕСТВУЕТ О ТОМ, КАК СЕМЬ КРАСОТОК, ОБИТАВШИХ В ПАУТИНОВОЙ ПЕЩЕРЕ, ПЫТАЛИСЬ СОБЛАЗНИТЬ ТАНСКОГО МОНАХА И КАК ...
Часть 25 - ГЛАВА СЕМЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ: В КОТОРОЙ ГОВОРИТСЯ О ТОМ, КАК ИЗ-ЗА СТАРОЙ ВРАЖДЫ ВОЗНИКЛА БЕДА И НЕСЧАСТЬЕ, И О ТОМ, КАК ПОСЧАСТЛИВИЛОСЬ ВЛАДЫКЕ СЕРДЕЦ ...
Часть 26 - ГЛАВА СЕМЬДЕСЯТ ЧЕТВЁРТАЯ: ИЗ КОТОРОЙ ЧИТАТЕЛЬ УЗНАЁТ О ТОМ, ЧТО РАССКАЗАЛ ДУХ ВЕЧЕРНЕЙ ЗВЕЗДЫ ОБ ОБОРОТНЯХ, А ТАКЖЕ О ТОМ, КАК СУНЬ У-КУН ПРОЯВИЛ ...
Часть 27 - ГЛАВА СЕМЬДЕСЯТ ПЯТАЯ: ПОВЕСТВУЮЩАЯ О ТОМ, КАК СМЫШЛЁННАЯ ОБЕЗЬЯНА ПРОБУРАВИЛА ВАЗУ, СОДЕРЖАЩУЮ ЖЕНСКОЕ И МУЖСКОЕ НАЧАЛА, (ЧАСТЬ 1) ...
Часть 28 - ГЛАВА СЕМЬДЕСЯТ ПЯТАЯ: ПОВЕСТВУЮЩАЯ О ТОМ, КАК СМЫШЛЁННАЯ ОБЕЗЬЯНА ПРОБУРАВИЛА ВАЗУ, СОДЕРЖАЩУЮ ЖЕНСКОЕ И МУЖСКОЕ НАЧАЛА, (ЧАСТЬ 2) ...
Часть 29 - КОММЕНТАРИИ К ТРЕТЬЕМУ ТОМУ; ПРИЧЕЧАНИЯ