Он прибыл к вечеру, и его паланкин поставили в огромном внешнем дворе, и евнухи принесли ей известие об этом. Императрица ждала его в срединном дворе, который в эти летние месяцы был превращен в обширный салон под открытым небом: на бамбуковых рамах укладывали циновки, и получалась крыша. В мягкой прохладной тени стояли столы и стулья, а вдоль многочисленных веранд, которые опоясывали двор, были расставлены горшки с цветущими деревьями. Императрица уселась на резном стуле, поставленном между двумя ее любимыми кипарисовыми деревьями, которые императорские садовники коротко обрезали, так, что они походили на двух старых мудрецов. Это делалось по желанию императрицы: она хотела, чтобы у нее перед глазами всегда было напоминание о праведных Предках, отличавшихся степенной красотой и простым достоинством.

В тот день вернулось летнее тепло, и южный ветер приносил с озера благоухание поздних цветков лотоса, которые медленно закрывались на ночь. Этот аромат пропитывал воздух, и императрица, вдыхая его, чувствовала старую резкую боль контраста между спокойствием вечной красоты и суетой человеческих борений. Ах, если бы Жун Лу пришел к ней сейчас как любимый муж и если бы она могла ждать его как любящая жена! Они уже немолоды, их страсть истрачена, однако память о любви оставалась вечной. Действительно, ее созревшее сердце было сейчас более нежным к нему, чем когда-либо, и не существовало ничего, что бы она не могла простить ему. Сквозь сумерки, освещенные мерцанием огромных свечей, установленных в подставках из бронзы, она увидела, как он идет. Он шел один, а она сидела в неподвижности и смотрела. Когда он приблизился к ней, то изготовился упасть на одно колено, но она протянула руку.

— Вот твой стул, — сказала она, указав на пустой стул, стоявший справа от нее.

Тогда он поднялся и сел рядом с ней в нежных сумерках, и сквозь открытые ворота они смотрели, как на ночном озере пылают факелы.

— Я хочу, — сказал он наконец, чтобы ты прожила свою жизнь здесь в покое. Твой дворец прекрасен, и здесь твое место. Однако я должен сказать тебе правду. Заговор против вас, ваше величество, близится к своей кульминации.

Он сжал руки на коленях, обтянутых халатом, отделанным золотом, и ее глаза невольно остановились на его руках, больших и сильных. Это все еще были руки молодого человека. Неужели он никогда не постареет?

— Невозможно поверить, — прошептала она, — однако я знаю, что должна поверить, потому что это ты говоришь мне.

Он продолжал говорить:

— Юань Шикай тайно пришел ко мне четыре дня назад, и я спешно оставил свой пост, чтобы все рассказать вам. Двенадцать дней назад его вызвал император. Они встретились в полночь в маленьком зале справа от императорского Зала аудиенций.

— Кто еще был там? — спросила она.

— Императорский наставник, Вэн Тунхэ.

— Твой враг, — прошептала она, — а еще кто?

— Жемчужная наложница, фаворитка императора. Вы знаете, поскольку вы знаете любое дуновение слухов, что император не принимает ту супругу, какую вы выбрали. Она так и не стала женщиной. От обиды ее сердце наполнилось ненавистью. Она ваша союзница.

— Я знаю, — сказала она.

— Мы должны считаться со всяким союзником, — продолжил он, — ибо двор разделен. Даже люди на улицах знают, что это так. Одна партия называется Почтенная мать, а другая — Маленький мальчик.

— Позор, — пробормотала она. — Нам следует хранить свои семейные тайны.

— Мы не можем, — ответил он, — китайцы похожи на бродячих котов, они бесшумно заходят всюду. Страна в смятении, а китайские мятежники, которые ждут момента, чтобы разрушить нашу маньчжурскую династию, снова готовы захватить власть. Вы должны выступить.

— Я знаю, что мой племянник — глупец, — сказала она грустно.

— Но те, кто его окружает, не глупцы, — сказал он. — Посмотрите эдикты, которые он рассылает каждый день как голубей, сотня эдиктов меньше чем за сто дней — вы читали их?

— Я позволяю ему поступать, как он хочет, — сказала она.

— Когда он прибывает навестить вас раз в семь дней, вы ничего у него не спрашиваете?

— Ничего, — сказала она. — У меня есть шпионы.

— Одна из причин его ненависти к вам, — сказал он прямо, — состоит в том, что ваш евнух держит его на коленях в ожидании за вашими дверьми. А вы велели императору вставать на колени?

— Он встает на колени, — сказала она безразлично. — Это его долг по отношению к старшему.

Но она знала, что Ли Ляньинь в своей наглой самоуверенности действительно заставлял императора вставать на колени. Она была виновата, так как притворилась, что не знает об этом. Ее величие было пронизано червоточиной мелочности, и она знала об этом, но не могла себя изменить. Жун Лу продолжал:

— Я знаю также, что ваши евнухи заставляют Сына неба платить им взятки за встречу с вами, как будто он простой дворцовый чиновник. Так не подобает, и вы это хорошо понимаете.

— Да, — сказала она, улыбаясь, — но он такой кроткий, так боится меня, что соблазняет устроить ему испытание.

— Не настолько боится, как вы думаете, — возразил Жун Лу. — Сотня эдиктов — это работа не слабого человека. Помните, что он ваш племянник, его кровь — от вашей клановой крови.

Его строгий взгляд, его торжественный голос заставили ее вспомнить о своем высоком «я». Она отвернулась, не хотела смотреть на него. Это был мужчина, которого она боялась. Ее сердце затрепетало от мысли о потерянной юности. Во рту пересохло, веки горели. Прошла ли жизнь мимо нее? Теперь даже для воспоминаний о любви она была слишком старой. То, что она не успела сделать, было утеряно безвозвратно.

— Заговор, — прошептала она, — ты сказал заговор…

— Он состоит в том, чтобы окружить этот дворец, — сказал он, — и вынудить вас обещать никогда больше не издавать указов, убрать ваших шпионов, уступить великую императорскую печать и заниматься впредь цветами, певчими птицами в клетках и вашими любимыми собаками…

— Но почему? — возмутилась она. Ее веер опустился, а руки беспомощно упали на колени.

— Вы — препятствие, — сказал он. — Если бы не вы, то они могли бы создать новую страну, страну по образу и подобию Запада.

— Железные дороги, я полагаю… — закричала она, — пушки, корабли, войны, армии, нападения на другие народы, захват земель…

Она вскочила со своего резного стула, взметнув вверх руки и сорвав с себя головной убор.

— Нет, нет… Я не потерплю, чтобы разрушали империю. Это наследие славы наших Предков. Я люблю народ, которым управляю. Они мои подданные, и я им не чужая. Двести лет трон Дракона был нашим, а теперь он мой. Мой племянник предал меня и в моем лице всех наших Предков.

Жун Лу встал рядом с ней.

— Приказывайте мне, ваше величество…

Его слова возвратили ей силы.

— Хорошо, слушай. Призови ко мне сейчас же Верховный совет. Все должно быть тайно. Пусть придут также старейшины нашего императорского клана. Они будут умолять меня сместить моего племянника, они будут заклинать меня вернуться на трон Дракона. Они будут говорить, что мой племянник предал страну нашим врагам. На этот раз я выслушаю их и приготовлюсь сделать то, что они просят. Твои войска должны сменить императорских гвардейцев у ворот Запретного города. Когда император войдет завтра на рассвете в храм для осенних жертвоприношений богам, вы должны его схватить, доставить сюда и поместить на остров посредине озера. Там, в заточении он будет ждать моего прихода.

Перед ним стояла прежняя императрица, ее энергичный ум работал, живое воображение рисовало ход дальнейших событий, как будто в театре ставилась пьеса. Жун Лу заговорил, прикрывшись рукой, и его глаза блестели, глядя в ее глаза.

— Вы — чудо, — прошептал он. — Вы — императрица Вселенной! Не каждый мужчина способен заглянуть так далеко в завтра. Замысел ваш совершенен.

Они посмотрели друг другу в лицо, он тянул минуту расставания, а затем оставил ее. Через два часа прибыли Верховные советники, носильщики паланкинов бегом бежали сквозь ночную тьму, чтобы доставить их к императрице. Она сидела на троне, облаченная в императорские одежды, — атласы, расшитые золотыми фениксами, украшенный драгоценностями головной убор, водруженный словно корона ей на голову. Два высоких факела пылали рядом с ней, их огонь сиял на золотых нитях ее одежд и сверкал на ее драгоценностях и в ее глазах. Принцы стояли, окруженные верными людьми, при знаке евнуха все упали на колени перед повелительницей. Она обратилась к ним:

— Великие принцы, родичи, министры и советники, — сказала она. — В Императорском городе против меня плетется заговор. Мой племянник, которого я сделала императором, задумал поместить меня в тюрьму и убить. Когда я умру, он задумал прогнать вас всех и поставить новых людей, которые будут подчиняться его воле. Наши древние обычаи прервутся, наша мудрость будет попрана, наши школы будут уничтожены. Новые школы, новые обычаи, новые мысли займут их место. Наши враги, иностранцы, будут нашими поводырями. Разве это не предательство?

— Предательство, предательство! — закричали все в один голос. Императрица протянула вперед руки, и на очаровательном лице ее появилось выражение мольбы.

— Встаньте, прошу вас, — сказала она. — Располагайтесь, как если бы вы были моими братьями, и давайте подумаем вместе, как нам сорвать этот отвратительный заговор. Я не боюсь своей смерти, я боюсь смерти нашей страны, порабощения нашего народа. Кто защитит его, когда меня не станет?

Заговорил Жун Лу:

— Ваше высочество, ваш генерал Юань Шикай здесь. Я решил его вызвать и теперь умоляю разрешить ему самому рассказать о заговоре.

Императрица наклонила голову, чтобы показать свое позволение, и Юань Шикай вышел вперед, одетый в воинские одежды, с широким мечом у пояса, и почтительно опустился на колени.

— Утром пятого дня этого лунного месяца, — начал генерал громким ровным голосом, — я был в последний раз призван к Сыну неба. Я прежде призывался трижды, чтобы выслушать план заговора, но это была последняя аудиенция перед тем, как деяние должно было совершиться. Час был ранний. Император сидел на троне Дракона почти в полной тьме, ибо свет утра еще не достиг Тронного зала. Он знаком показал мне подойти ближе и выслушать его приказания, и я так и сделал. Он велел мне поспешить как можно быстрее в Тяньцзинь. Там я должен был умертвить наместника Жун Лу. Затем я должен был поспешить обратно в Пекин, взяв с собой всех своих солдат, чтобы схватить вас, Священная мать, и запереть в вашем дворце. Печать, говорил император, должна была принадлежать ему, раз он взошел на Трон, и он не мог простить вам, ваше высочество, что вы храните ее у себя, принуждая его рассылать указы, подтвержденные одной лишь его личной печатью, и таким образом показывая народу, что вы не доверяете ему. Как знак того, что его приказ был безусловным, он дал мне маленькую золотую стрелу для подтверждения моих полномочий.

И Юань Шикай вытащил из-за пояса золотую стрелу и поднял ее, чтобы все видели.

— А какую награду он обещал? — спросила императрица, ее голос был спокоен, а глаза ярко горели.

— Я должен был стать наместником этой провинции, ваше высочество, — ответил Юань.

— Это небольшая награда за такую великую услугу, — сказала она. — Будьте уверены, что моя будет намного больше.

Пока генерал говорил, Верховные советники стонали, возмущенные таким коварством. Когда он закончил, они упали на колени и стали умолять императрицу взять обратно трон Дракона и спасти страну от варваров западных морей.

— Клянусь, что выполню вашу просьбу, — милостиво сказала она.

В полночь все было уже согласовано. Советники вернулись в город, а Жун Лу незамедлительно отправился приводить план в действие. Императрица сошла с трона и, опираясь на руку своего евнуха, прошла в спальный покой. Словно это была обычная ночь, она позволила искупать себя, надушить, расчесать и заплести волосы и в благоухающих шелковых ночных одеждах отошла ко сну. Наступал рассветный час, когда должны были схватить императора, но она закрыла глаза и уснула безмятежным сном.

Когда она проснулась, во дворце царило безмолвие. Солнце стояло уже высоко, воздух был сладостен и прохладен. Несмотря на страхи и предупреждения придворных врачей, которые объявили, что ветры ночи были недобрыми, императрица всегда спала с открытыми окнами и даже не задергивала занавески на кровати. Две фрейлины сидели рядом, наблюдая за ней, а за ее дверьми на страже стояли десятка два евнухов — не больше и не меньше, чем всегда. Императрица встала и, как обычно, позволила своей служанке заняться ее туалетом, задержавшись немного дольше над выбором драгоценностей. Наконец она выбрала аметисты, темную сумрачную гемму, которую надевала нечасто. Ее одежды также были темны, густосерый парчовый атлас, а когда служанки принесли орхидеи для головного убора, она от них отказалась, так как в этот день должна была быть величественной. Однако она съела свой обычный обильный завтрак, поиграла с собаками и подразнила птицу. Тем временем Ли Ляньинь ждал во внешнем зале, пока, наконец, она не вызвала его.

— Все ли хорошо? — спросила она, когда он появился.

— Ваше величество, ваше приказание выполнено, — сказал он.

— Находится ли наш гость на острове? — осведомилась она. Ее красные губы затрепетали словно от тайного смеха.

— Ваше высочество, два гостя, — сказал он. — Жемчужная наложница побежала за нами и, ухватившись за пояс своего повелителя, так крепко сцепила руки, что мы не осмелились оторвать ее силой, как не могли мы взять на себя вольность уб›ить ее без вашего приказа.

— Позор тебе, — сказала она, — когда я вообще приказывала… ах, ладно, если он здесь, то она ничего не значит. Я отправлюсь к нему и представлю доказательства его предательства. Ты будешь сопровождать меня. Стражи мне не нужно — он беспомощен.

Она щелкнула пальцами своей любимой собаке, и могучий пес, белый, словно северный медведь, вприпрыжку побежал за ней. За ними следовал Ли Ляньинь. Молча они прошли к озеру и перешли по мраморному мосту. По пути она смотрела на созданную ею самой красоту, на пламенеющие кленовые деревья на склонах гор, на поздние розоватые лотосовые лилии на воде, на золотые крыши и возносящиеся вверх стройные пагоды, на парки, поднимающиеся террасами, и сосновые боры. Все, все это было ее, было создано ее умом и сердцем. Однако все это теряло смысл, случись ей остаться здесь пленницей. Да, даже красота не спасет ее, случись ей потерять свою власть и свободу. Увы, она жалела, что приходится держать еще одного пленника, однако она должна была это делать, и не ради одной себя, но ради ее народа. Ее мудрость, как она искренне верила, должна была спасти страну от безрассудства ее племянника.

Утвердившись в своей воле, она достигла острова, а рядом с ней бежал огромный пес, а следом шел высокий сумрачный евнух, и она вошла в павильон. Император встал, чтобы приветствовать ее. Узкое его лицо было бледно, большие глаза грустны, а мягкие губы, напоминающие своей утонченностью женские, дрожали.

— На колени, — сказала она, а сама села на центральное место. В любом зале, павильоне, спальне или комнате отдыха место в центре было ее. Император упал перед ней на колени и уткнул голову в пол. Огромный пес тщательно его обнюхал с головы до ног, а затем лег подле ног хозяйки, чтобы охранять ее.

— Ты! — сказала императрица крайне ожесточенно, пристально глядя на мужчину, стоявшего на коленях. — Ты, которого следует задушить, разрезать на полоски и бросить диким зверям!

Он не отвечал и не двигался.

— Кто посадил тебя на трон Дракона? — спросила она. Она не повышала голоса, но этого и не требовалось, ее голос холодной сталью пронзал его уши. — Кто пришел ночью и взял тебя из кровати, скулящего ребенка, и сделал тебя императором?

Он пробормотал какие-то слова, которых она не расслышала. Она толкнула его ногой.

— Что ты там говоришь? Подними голову, если ты осмеливаешься дать мне тебя услышать.

Он поднял голову:

— Я сказал… По мне, лучше бы вы не брали того ребенка из его кроватки.

— Ты тщедушный человек, — возразила она, — которому я дала высочайшее место в мире! Как бы радовался сильный человек, как бы он был мне благодарен, своей приемной матери, как бы был он достоин моей гордости. Но ты, с твоими иностранными игрушками, с твоими забавами, развращенный евнухами, боящийся супруги, выбирающий мелких наложниц в ущерб ей, твоей императрице! Говорю тебе, нет такого маньчжурского принца или простолюдина, который бы не молился, чтобы я забрала обратно трон Дракона. Днем и ночью меня заклинают об этом. А кто поддерживает тебя? Глупец, кто, кроме китайских мятежников? Таков их заговор — уговаривать тебя, льстить и убеждать слушать их, и когда ты окажешься в их власти, они сместят тебя и покончат с нашей династией. Ты предал не только меня, но и наших священных Предков. Наших могучих Предков ты готов принести в жертву! Реформы! Плюю я на реформы! Мятежники должны быть убиты — а ты, а ты…

Ей внезапно стало тяжело дышать. Она приложила руку к сердцу и почувствовала, что оно бьется так, будто вот-вот разорвется. Пес посмотрел вверх и зарычал, она попыталась улыбнуться.

— Пес верен, а человек — нет, — сказала она, — однако я не хочу твоей казни, племянник. Ты даже сохранишь звание императора. Но ты будешь жалким пленником под стражей. Ты станешь умолять меня сесть на твое место и править страной. А я уступлю тебе и сделаю это искренне, ведь, раз ты слаб и не годен править, я вынуждена занять твое место. И с этого часа, пока ты не умрешь…

В этот миг занавеси в дверном проеме раздвинулись, и вбежала Жемчужная наложница и бросилась на пол рядом с императором, громко рыдая. Она принялась умолять императрицу больше его не порицать.

— Уверяю вас, Священная мать, — рыдала она. — Он сожалеет, что потревожил ваш ум. Он желает только хорошего, уверяю вас, ибо не было еще человека более доброго и мягкого. Он не обидит и мыши. Да, уверяю вас, Священная мать, на днях моя кошка поймала мышь, а он своими руками разжал ей рот и вынул мышь, пытаясь оживить ее.

— Замолчи, глупая девка, — сказала императрица. Но Жемчужная наложница не хотела умолкать. Она подняла голову и села на пятки; слезы катились по ее лицу, а она кричала на надменную женщину, которая была императрицей.

— Я не умолкну, а вы можете убить меня, если хотите! Вы не имеете права лишать его трона. Он император волею Небес, а вы всего лишь орудие судьбы.

— Хватит, — сказала императрица, ее красивое лицо было суровым, словно лицо мужчины. — Ты перешла все границы. Отныне ты больше никогда не увидишь своего повелителя.

Император вскочил на ноги.

— О, Священная мать, — закричал он. — Вы не убьете эту невинную, единственное существо, которое меня любит, в котором нет лести и притворства, в котором нет коварства…

Наложница поднялась на ноги и прильнула к его руке.

— Кто будет готовить тебе ужин, как ты любишь, — рыдала она, — и кто будет согревать тебя в холодной постели…

— Его супруга прибудет сюда жить, — сказала императрица. — В тебе нет необходимости.

Она властно повернулась к Ли Ляньиню, и тот приблизился за приказанием.

- Уведи Жемчужную наложницу.

— Отправь ее в самую дальнюю часть дворца. Во Дворце забытых наложниц есть две маленькие комнаты. Они будут ее тюрьмой, пока она не умрет. Пусть ей не дают одежды, пока та, что она носит, не упадет с нее лохмотьями. Пусть ее пищей будет грубый рис и капуста, как у нищих. Ее имя не должно упоминаться в моем присутствии. Когда она умрет, не сообщайте мне.

— Да, ваше высочество, — сказал евнух, но своим бледным лицом и приглушенным голосом показал, что даже он не мог одобрить жестокость этого приказа. Он взял наложницу за талию и увел ее прочь. Император рухнул без чувств у ног своей повелительницы. Над ним встал и зарычал огромный пес, а императрица сидела недвижимо в молчании, пристально глядя в сад сквозь открытые двери.

Серия сообщений "❖ ПЕРЛ БАК: ИМПЕРАТРИЦА":
Часть 1 - ОПИСАНИЕ; ОГЛАВЛЕНИЕ; ЧАСТЬ 1: ЁХОНАЛА (ЧАСТЬ 1)
Часть 2 - ЧАСТЬ 1: ЁХОНАЛА (ЧАСТЬ 2)
...
Часть 15 - ЧАСТЬ 3: ИМПЕРАТРИЦА (ЧАСТЬ 2)
Часть 16 - ЧАСТЬ 3: ИМПЕРАТРИЦА (ЧАСТЬ 3)
Часть 17 - ЧАСТЬ 3: ИМПЕРАТРИЦА (ЧАСТЬ 4)
Часть 18 - ЧАСТЬ 4. СТАРЫЙ БУДДА (ЧАСТЬ 1)
Часть 19 - ЧАСТЬ 4. СТАРЫЙ БУДДА (ЧАСТЬ 2)
Часть 20 - ЧАСТЬ 4. СТАРЫЙ БУДДА (ЧАСТЬ 3)
Часть 21 - ОТ АВТОРА; ПРИМЕЧАНИЯ