Рейфорд повернулся в кресле и посмотрел в лицо своему старшему пилоту.

— Я кое-что слышал об этом, — сказал он. — Едва ли в Америке найдется человек, который не слышал бы об этом самолете. Я был бы не прочь посмотреть на него, если о нем столько говорят.

— Безусловно, это самолет экстра класса, — ответил Эрл. — Абсолютно новый по технологии, по системе средств связи, надежности и маневренности.

— Ты второй, кто напоминает мне об этом самолете сегодня. Так в чем же дело?

— Дело в том, что Белый дом обратился к нашему руководству. Похоже на то, что их нынешнему пилоту пришло время уходить на пенсию. Они хотят, чтобы мы рекомендовали им нового человека. Руководство в Далласе составило список, в который вошло полдюжины наших лучших пилотов. Я был ознакомлен с этим списком, потому что в нем стоит и твое имя.

— Меня это совершенно не волнует.

— Не торопись! Как ты можешь говорить такое? Кому не хотелось бы летать на самом лучшем самолете мира, который оборудован так великолепно, чтобы соответствовать положению самого могущественного человека на земле? Впрочем, сегодня, когда в ООН появился этот Карпатиу, пожалуй, надо говорить «второго по могуществу».

— Все очень просто. Я не хочу переезжать в Вашингтон.

— А что тебя здесь держит? Хлоя снова поступила в колледж?

— Нет.

— Тогда и для нее переезд — не проблема. Или она нашла здесь работу?

— Да, она уже тут подыскивает.

— Пусть найдет себе в Вашингтоне. Там ты будешь получать вдвое больше, чем получаешь здесь, а ты уже и так вошел в первую пятерку «Панкон».

— Деньги не имеют для меня большого значения.

— Это ты брось! — резко прервал Рейфорда Эрл. — Кто первым обращается ко мне, когда речь идет о хороших деньгах?

— Теперь это уже не так, Эрл. И ты знаешь, почему.

— Ладно, только не начинай свои проповеди. Рэй, у тебя будут финансовые возможности поселиться в просторном уютном доме, вращаться в различных кругах…

— Как раз круг моих друзей, с которыми я общаюсь, и удерживает меня в Чикаго — это моя церковь.

— Рэй, но зарплата…

— Меня не интересуют деньги. Ты забыл, что мы с Хлоей остались только вдвоем.

— Прости.

— Если уж на то пошло, нам нужно сокращаться. Наш дом для нас слишком велик, а денег я получаю больше, чем могу потратить.

— Тогда стоит сделать это хотя бы для того, чтобы испытать себя в более сложной задаче! Никаких постоянных маршрутов, в твоем подчинении будет целый штат первых пилотов и штурманов. Ты будешь летать по всему миру, каждый раз в новое место. Это большое достижение, Рэй.

— Ты сказал, что там еще пять имен.

— Да. И это неплохие ребята. Но если я буду выдвигать тебя, ты получишь это место. Я не могу поддерживать тебя только из-за этой бумаги Ника Эдвардса.

— Но ты сказал, что она осталась в ящике твоего стола.

— Это так, но из-за сегодняшнего недоразумения, я не рискну ее скрывать. Что если я направлю тебя в Белый дом, а твой экзаменатор поднимет шум. Как только это выяснится, узнает Эдварде и все подтвердит. Ты не получишь никакого назначения, а я буду выглядеть как последний идиот, который не дал ходу жалобе и проталкивал тебя. Так и кончится вся эта история.

— История этим заканчивается в любом случае. Я не уеду из Чикаго. Эрл встал.

— Рейфорд, — заговорил он, подчеркивая каждое слово, — успокойся и послушай меня. Хоть немножко напряги свои мозги. Дай мне, во-первых, сказать все, что я знаю, и дай мне шанс переубедить тебя, во-вторых.

Рейфорд запротестовал. Но Эрл резко остановил его.

— Пожалуйста, я не могу принимать решения за тебя. И не буду. Но позволь мне закончить. Хоть я и не согласен с тобой насчет того, как ты объясняешь исчезновения, я рад, что ты нашел хоть какое-то утешение в религии.

— Это не…

— Я все понимаю, Рей. Я внимательно слушал тебя. Я понял. Для тебя это не религия, это Иисус Христос. Правильно я тебя понял? Я восхищаюсь тем, как ты принял эту идею. Ты человек искренний, я не сомневаюсь. Но не отказывайся от назначения, за которое тысяча других пилотов готовы были бы отдать жизнь. Вообще-то говоря, я даже не уверен, нужно ли будет тебе переезжать. Так ли уж часто президент Соединенных Штатов совершает перелеты по воскресеньям? Я уверен, что не чаще, чем ты летаешь по воскресеньям сейчас.

— Так как я капитан, я почти не летаю по воскресеньям.

— И там ты сможешь назначать кого-то другого летать по воскресеньям. Ты же будешь там капитаном, главным. Теперь у тебя не может быть никаких возражений.

— У меня есть возражения! — ответил Рейфорд, смеясь. — Я шучу.

— Конечно, было бы разумнее, если бы ты жил в Вашингтоне. Но держу пари, если ты выдвинешь условие, что остаешься жить в Чикаго, они на это пойдут.

— Нет, я не согласен ни в коем случае.

— Но почему?

— Потому что я хожу в церковь не только по воскресеньям. Мы встречаемся там часто. Я сблизился с пастором. Мы встречаемся почти каждый день.

— И ты не можешь без этого жить?

— Не могу.

— Рей, а если это только временно? Если в конце концов твой пыл угаснет? Я не хочу сказать, что ты лицемеришь или что ты разочаруешься в своем открытии. Просто все новое со временем ветшает. И ты сможешь работать где-то в другом месте, если будешь возвращаться в Чикаго по воскресеньям.

— Почему это так важно для тебя, Эрл?

— А ты не знаешь?

— Не знаю.

— Потому что об этом я мечтал всю свою жизнь, — ответил Эрл. — Когда я был в твоем положении, я ежегодно проходил сертификацию и стремился получить работу пилота при каждом новом президенте.

— Я этого не знал.

— Конечно, ты не знал. Кто станет разглагольствовать, что он из кожи лезет каждые четыре года и видит, как эту работу получают другие. Я буду рад, если хотя бы ты получишь эту работу.

— Уже только по этой причине я бы хотел иметь возможность отказаться от нее.

Эрл даже сел.

— Спасибо и на этом.

— Я вовсе не то имел в виду. Я серьезно.

— Я понимаю, что ты серьезно. Но, по правде говоря, в этом списке есть пара мужиков, которым я не доверил бы даже свою машину.

— Мне показалось, ты сказал, что все они хорошие ребята.

— Просто я хотел сказать, что если не ты, то кто-то другой получит ее.

— Эрл, я действительно думаю, что я не…

Эрл поднял руку.

— Рей, сделай мне одолжение! Не принимай сейчас окончательного решения! Я понимаю, что фактически ты уже все решил, но отложи официальный ответ до завтра, когда ты решишь все на свежую голову.

— Я помолюсь.

— Я понимаю, что тебе это необходимо.

— Так ты категорически запрещаешь мне позвонить экзаменатору?

— Ни в коем случае. Если хочешь подать жалобу, сделай это письменно, по инстанциям, в установленном порядке.

— А все-таки, ты уверен, что хочешь рекомендовать человека, которому не доверяешь?

— Если ты пообещаешь мне не давить на того человека, я тебе поверю.

— А ведь я еще не начал обсуждать эту тему.

— Ну, это просто сумасшедший дом, — покачал головой Эрл.

— Кто получил жалобу?

— Мой секретарь.

— От кого?

— Думаю, что от его секретаря.

— Могу я увидеть ее?

— Нет.

— Дай мне посмотреть жалобу, Эрл. Неужели ты думаешь, что я разорву ее? Эрл вызвал секретаря.

— Франсина, принесите мне запись жалобы из Далласа, поступившую сегодня утром.

Она принесла ему листок с отпечатанным на машинке текстом. Эрл прочел его и перебросил через стол Рейфорду. Там было написано:

«В 11.37 раздался звонок женщины, которая представилась как Джин Гарфилд, секретарь экзаменатора квалификационной комиссии компании «Пзнкон» Джима Лонга из Далласа. Спросила, как передать жалобу на религиозные домогательства Рейфорда Стила, который оказывал давление на мистера Лонга во время квалификационного полета сегодня утром. Я сказала ей, что перезвоню позже, однако она не дала своего номера телефона, только сказала, что сама позвонит позднее».

Рейфорд положил бумагу на стол.

— Эрл, тебе следовало бы получше сыграть роль детектива.

— Что ты имеешь в виду?

— Тут очень дурно пахнет.

— Ты думаешь, это фальшивка?

— Во-первых, на карточке у моего экзаменатора значилось имя подлиннее (Джеймс, а не Джим), к тому же вспомни, был ли когда-нибудь у экзаменатора секретарь?

Эрл нахмурился.

— Ничего себе звонок!

— Раз мы заговорили о звонке, мне хотелось бы узнать, откуда он поступил. Это очень трудно выяснить?

— Совсем не трудно. Франсина! Пожалуйста, соедините меня со службой безопасности.

— Не мог бы ты попросить ее выяснить для меня еще кое-что, — обратился к Эрлу Рейфорд. — Пусть она позвонит в отдел кадров и выяснит, работают ли в «Панкон» Джим Лонг и Джин Гарфилд.

* * *

— Если вы не возражаете, — сказал Карпатиу, — мне бы хотелось, чтобы к нам присоединились наши друзья.

«Как, уже? — подумал Бак. — Наступил момент объявить о каких-то новостях? В чем же они будут состоять?»

— Это ваше шоу, — сказал Бак, удивившись появившимуся на лице Карпатиу выражению обиды. — Я хотел сказать, ваше совещание. Конечно, приглашайте их.

Бак не знал, было ли это игрой его воображения, но ему показалось, что когда Стив Планк и Хаим Розенцвейг, сопровождаемые Хетти, входили в кабинет, у них были ошеломленные, недоумевающие лица. Хетти поставила стулья по другую сторону от Бака, мужчины сели, а она исчезла.

— У мистера Уильямса есть предварительное условие, — объявил Карпатиу, прервав перешептывания Планка и Розенцвейга. — Его штаб-квартира будет в Чикаго.

— Но это сузит его возможности, — сказал доктор Розенцвейг, разве не так?

— Конечно, это так, — ответил Карпатиу. Бак посмотрел на Планка, который кивнул ему в ответ.

Генеральный секретарь снова повернулся к Камерону:

— Итак, я предлагаю вам стать президентом и издателем «Чикаго трибюн» —, которую я приобрету у семьи Ригли в ближайшие два месяца и переименую в «Мидуэст трибюн». Редакция по-прежнему будет располагаться в чикагском небоскребе «Зрмбюн». В соответствии с вашей должностью вам будут предоставлены лимузин с водителем и личный камердинер, которых вы подберете сами; а также дом на Северном побережье с домашней прислугой и вилла на Женевском озере в Южном Висконсине. После того как я организую издательскую компанию я совершенно не буду вмешиваться в ваши решения. Вам будет предоставлена полная свобода публиковать любые статьи по вашему выбору.

В его голосе появился оттенок сарказма.

— Разумеется, устои истины и справедливости будут служить там основой для публикации каждого слова.

У Бака было сильное желание рассмеяться вслух. Его не удивило, что Карпатиу может позволить себе подобную покупку, но такой видный человек не мог грубо нарушить правила журналистской этики, становясь владельцем крупнейшего средства массовой информации и оставаясь в то же самое время на посту генерального секретаря ООН, и скрыться при этом за именем издательской компании.

— Вы никогда не сможете отделить себя от этого, — сказал Бак, умолчав при этом о самом главном: Карпатиу никогда и никому не предоставит полной свободы, пока не будет уверен, что обладает полным контролем над этим человеком.

— Это моя проблема, — ответил Карпатиу.

— Но предоставляя мне полную свободу, — продолжил Бак, — вы превращаете меня в свою проблему. Я привержен девизу, что публика имеет право знать все. В таком случае, первый же аналитический материал, который я поручу подготовить или подготовлю сам, будет касаться того, кто является владельцем издания.

— Я приветствую гласность, — ответил Карпатиу. — Нет ничего плохого в том, что ООН будет владеть изданием, посвященным новостям мирового сообщества.

— Но этим изданием будете владеть вы лично?

— Это всего лишь слова. Если для декорума будет удобнее, чтобы им владела ООН, я пожертвую Объединенным Нациям деньги или куплю компанию и подарю ее

— Но тогда «Трибюн» станет органом, который будет представлять интересы ООН.

— Это обеспечит ее юридический статус.

— Но тогда она перестанет быть независимым источником новостей.

— А уж это будет зависеть от вас.

— Вы говорите это серьезно? Вы позволите критиковать вас вашему собственному изданию? Не соглашаться с позицией ООН?

— Я приветствую полную гласность. Мои мотивы чисты, моей целью является мир, а аудиторией — вся планета.

Бак с досадой повернулся к Стиву Планку, хорошо сознавая, что Стив уже доказал свою податливость давлению Карпатиу.

— Стив, ты — его советник по печати! Объясни ему, что у этой авантюры не будет никакого кредита доверия. Никто не станет воспринимать это всерьез.

— Возможно, что первоначально газета действительно не будет восприниматься всерьез, — признал Стив. — Но это будет продолжаться только до тех пор, пока Издательство мирового сообщества не приобретет в свою собственность и все остальные средства массовой информации.

— Таким образом, монополизировав издательское дело, вы ликвидируете конкуренцию, и публика лишится разнообразия источников информации.

Карпатиу кивнул.

— Да, можно сказать и так. Если бы я не стремился к всеобщей гармонии, тут несомненно возникли бы проблемы. Но что плохого в глобальном контроле над информацией, если мы будем двигаться к миру гармонии и единства?

— А где же право на свободу мысли? — спросил Бак. — Где форум для высказывания различных идей? Что произойдет с судом общественного мнения?

— Суд общественного мнения, — ответил Стив, — призывает еще к большим реформам, чем то, что предлагает генеральный секретарь.

Бак потерпел полное поражение и понимал это. Конечно, от Хаима Розенцвейга он не мог ожидать понимания журналистской этики, но на что оставалось еще надеяться, если такой ветеран журналистики, как Стив Планк, мог поддерживать рекламный листок диктатора, хотя бы тот и руководствовался благими намерениями?

— Не представляю, как я мог бы участвовать в подобной авантюре, сказал Бак.

— Я люблю этого человека! — воскликнул Карпатиу, а Планк и Розенцвейг улыбнулись и закивали. — Подумайте над этим. Тщательно обдумайте все. Так или иначе я добьюсь такого оформления с точки зрения закона, чтобы это стало приемлемо даже для вас, и тогда я не соглашусь с вашим отказом. Мне необходима газета, и я получу ее. Я хочу, чтобы ею руководили вы, и я получу вас. Свобода, Бак Уильяме, полная свобода! Как только вы почувствуете, что я вмешиваюсь в ваши дела, вы сможете уйти с этого поста, но сохранить при этом полное жалованье.

* * *

Поблагодарив Эрла Холлидея за доверие и пообещав не принимать пока окончательного решения — хотя Рейфорд совсем не собирался давать согласие на эту работу, — он встал в очередь к платному телефону внутри терминала. Франсина, секретарь Эрла, подтвердила, что в компании нет никакой Джин Гарфилд. Хотя в «Панкон» нашлось шесть человек по имени Джеймс Лонг, четверо из них оказались носильщиками, а два остальных чиновниками среднего уровня. Ни один из них не работал в Далласе, не был экзаменатором, к тому же не имел секретаря.

— Кто же это хочет насолить тебе? — спросил Эрл.

— Совершенно не представляю. Франсина сказала, что утренний звонок был из Нью-Йорка.

— Можно будет узнать номер телефона, только на это потребуется несколько часов, — сказала она.

Но Рейфорд уже догадался, кто это был. Правда, он не понимал, зачем она это сделала, но только Хетти Дерхем могла устроить подобное. Только у нее были связи с людьми, которые могли знать, где он и чем занят в то утро. И как это связано с флагманом Военно-воздушных сил?

По справочному Рейфорд узнал телефон ООН. Позвонив через коммутатор в административный отдел, с четвертой попытки он наконец дозвонился до Хетти, которая подняла трубку.

— Говорит Рейфорд Стил, — сказал он резким тоном.

— О, приветствую вас, капитан Стил! Наигранная приветливость ее голоса вызвала у него чувство отвращения.

— Я сдаюсь, — произнес Рейфорд. — За что бы ты ни принималась, ты всегда одерживаешь верх.

— Я не понимаю.

— Ладно, Хетти, нечего строить из себя дурочку.

— А-а, ты про мою записку! Это получилось неожиданно. Накануне я разговаривала со своим приятелем из диспетчерской службы «Панкон», и он упомянул, что мой старый друг будет сдавать завтра в Далласе квалификационные экзамены на семьсот пятьдесят седьмой. По-моему, должно было получиться забавно: ты приезжаешь, а там тебя уже ждет почта. Просто замечательно.

— Да, уморительная затея. А какой в этом смысл?

— А, в записке… Да никакого. Ты и сам это, конечно, знаешь. Все знают, что новым флагманом Военно-воздушных сил будет семьсот пятьдесят седьмой.

— Да, но зачем ты напомнила мне об этом?

— Но это была просто шутка, Рейфорд. Я посмеялась над тем, что ты проходишь квалификационные экзамены, как будто собираешься стать новым пилотом президента. Так ты получил мою записку?

Как это было возможно? Могла ли она быть такой наивной и невинной? Могла ли эта плоская шутка случайно произвести такой взрыв? Он хотел спросить, знала ли она, что именно это ему и предложили, но если Хетти не знала, он не хотел сообщать ей об этом.

— Да, я получил твою записку. Очень забавно. А что ты можешь сказать насчет мнимой жалобы?

— Какой мнимой жалобы?

— Давай не будем тратить время, Хетти. Ты — единственный человек, которому было известно, где я нахожусь и чем занят. И когда я возвращаюсь, меня ожидает фальшивое обвинение насчет религиозных домогательств.

— Ах, это! — рассмеялась она. — Но это была моя смелая догадка. У тебя ведь был экзаменатор, не правда ли?

— Да, но я не…

— Ты не выдал ему на полную катушку?

— Нет.

— Послушай, Рейфорд, ты навязывал это мне, своей дочери, Камерону Уильямсу, Эрлу Холидею, да почти всем, с кем тебе приходилось работать, не так ли? Неужели ты не читал никаких проповедей экзаменатору?

— Даю слово, что нет.

— Ну ладно, значит, я ошиблась. Но все равно получилось забавно, правда? Один-ноль в мою пользу. А что было бы, если бы ты поспорил и не придал бы этому особого значения, а тут поступает жалоба? Ты бы стал извиняться перед ним, а он сказал бы, что это не важно. Я люблю так подшутить. Ну так что, остаемся друзьями?

— Хетти, если ты хочешь отплатить мне за то, как я поступил с тобой, я понимаю, что заслужил это.

— Нет, Рейфорд, совсем нет. Поверь, я выше этого. Если бы наши отношения зашли слишком далеко, я бы не оказалась там, где нахожусь сейчас. Можешь мне поверить: о большем я и не мечтала. Это вовсе не было местью. Просто я думала, что получится забавный розыгрыш. Если тебя он не позабавил, прости.

— Из-за него у меня вышли неприятности.

— Ах, ты все об этом… И как долго ты еще намерен обсуждать эту историю?

— Ждут ли меня еще какие-то сюрпризы?

— Не думаю, но на всякий случай будь настороже.

Рейфорд не поверил ни одному ее слову. Безусловно, Карпатиу должен был знать о предложении Белого дома. Записка Хетти и этот звонок, который почти сорвал дело, — все это было больше, чем простое совпадение, и тем более не неуклюжая попытка пошутить. В мрачном настроении Рейфорд вернулся в гараж. Он только надеялся, что хоть Хлоя не слишком расстроена, а если расстроена и она, то на собрание вечером они оба отправятся в довольно мрачном настроении.

Хаим Розенцвейг положил свою морщинистую руку на колено Бака

— Я советую вам согласиться занять этот пост. Если вы откажетесь, его займет кто-то другой, и в результате уровень газеты не будет таким высоким.

Баку не хотелось спорить с Хаимом.

— Спасибо вам, — ответил он, — у меня еще есть время подумать.

Но он вовсе не собирался ни обдумывать, ни принимать это предложение. Ему остро хотелось поскорее рассказать обо всем сначала Хлое, а потом Брюсу и Рейфорду.

Как раз в тот момент, когда Стив начал что-то шепотом объяснять Баку, Хетти Дерхем, извинившись, подошла к столу Карпатиу и заговорила с ним спокойным, ровным тоном. Бак был одарен полезной способностью, находясь в кругу разговаривающих друг с другом людей, отделять то, что имело смысл слушать, от того, на что можно и не обращать внимания. Сейчас он решил, что будет полезнее прислушаться к тому, о чем говорят Николае с Хетти, чем обращать внимание на Стива. Он слегка наклонился к Стиву, делая вид, что слушает его.

Бак догадывался, что Стив сейчас уговаривает его занять эту должность, не забывая при этом упомянуть, что именно он выдвигал и поддерживал его кандидатуру и признавая, что с точки зрения журналистской этики это бред и галиматья, но сейчас наступили новые времена и тому подобное, и все такое прочее. Бак изредка кивал Стиву и смотрел ему прямо в глаза, чтобы создавать видимость контакта, а сам в это время слушал разговор Хетти с Карпатиу.

— Мне только что позвонила мишень, — сказала она.

— Да? Ну и что?

— Он не потратил много времени на то, чтобы вычислить меня

— А что насчет флагмана?

— Мне кажется, он ни о чем не догадался.

— Прекрасная работа. А как насчет другого?

— Пока никакой реакции.

— Спасибо, дорогая.

«Мишень». Звучит весьма зловеще А остальное, как он предположил, относилось к полету Николае на президентском самолете.

Карпатиу вновь обратился к своему гостю:

— По крайней мере, Бак, посоветуйтесь с вашими друзьями. Если у вас есть какие-то особые пожелания, они будут удовлетворены при наличии необходимых средств. Помните, что сейчас все в ваших руках. Сейчас вы на рынке продавец. А я — покупатель, который хочет получить человека, который ему нравится.

— Вы заставляете меня отказываться хотя бы для того, чтобы показать, что меня нельзя купить.

— А я неоднократно повторял вам, что именно по этой причине вы подходите для этого дела. Не упускайте возможность, которая выпадает раз в жизни, чтобы не оказаться в конце концов ни с чем.

Бак чувствовал себя, как в западне. С одной стороны от него сидел человек, с которым он вместе проработал многие годы и которым восхищался, журналист, придерживающийся определенных принципов; с другой — человек, которого он любил как отца, блестящий ученый, который во многих отношениях был настолько наивным, чтобы оказался простым статистом, одной из пешек в драме конца мира. За дверями находилась женщина, с которой он познакомился в самолете в тот день, когда Бог так радикально вмешался в дела этого мира. Он представил ее Николае Карпатиу, чтобы порисоваться перед ней. И вот теперь они собрались здесь все вместе.

Прямо напротив него, улыбаясь своей обезоруживающей улыбкой, сидел сам Карпатиу. Изо всех этих четырех персонажей Бак лучше всех понимал Николае. Но он также понимал, что не имеет на него никакого влияния. Впрочем, может быть, уже поздно было воздействовать и на Стива, пытаться объяснять ему, куда тот попал? Наверное, слишком поздно было и спасать Хетти от последствий этого дурацкого знакомства. Возможно, и Хаим чересчур увлекся геополитическими перспективами, чтобы услышать голос разума и истины.

К тому же, если бы Бак попытался откровенно поговорить с каждым из них, ему едва ли удалось бы уже скрывать от Карпатиу, что он защищен от его влияния Богом.

Бак не мог дождаться, когда он, наконец, сможет вернуться в Чикаго. Конечно, его квартира была новой и еще необжитой. И друзья — недавно приобретенными. Но во всем мире он больше никому не мог доверять. Брюс выслушает, подумает, помолится, даст совет. И Рейфорд с его аналитическим и прагматическим умом выскажет несколько соображений, впрочем, ни к чему его не обязывающих.

Но больше всего ему не хватало Хлои. Было ли это чувство от Бога? Бог ли напомнил ему о ней в самый критический момент его отношений с Карпатиу? Бак плохо разбирался в женщинах Женщина? Она едва стала взрослой девушкой, но казалась… какой? зрелой? Нет, дело не в этом. В ней было что-то чрезвычайно притягательное, магнетическое. Слушая Бака, Хлоя, казалось, буквально впитывала в себя его слова. Она понимала, сопереживала. Она могла дать совет, не произнеся ни единого слова.

Вокруг нее царил такой покой! Дважды Камерон прикоснулся к ней. Однажды — чтобы стереть с ее губ след шоколада от пирожного, потом — в церкви, чтобы привлечь ее внимание. Сейчас же, в двух часах лета от нее, он чувствовал непреодолимую потребность обнять ее.

Конечно, он не мог этого сделать. Он слишком мало знал Хлою и не хотел ее обидеть. Но в своих мечтах он уже предвкушал день, когда они возьмутся за руки и прижмутся друг к другу. Он уже видел, как они сидят вместе, наслаждаясь обществом друг друга; ее голова — покоится на его плече, а его рука обнимает ее.

Сейчас же он ощущал только одиночество.

* * *

Рейфорд нашел Хлою в чрезвычайно скверном настроении. Он решил пока не рассказывать ей о своих злоключениях. Вся эта история была слишком запутанной, да и у нее явно был трудный день. Он обнял ее, и она разрыдалась. Рейфорд обратил внимание на большой букет цветов, торчавший из мусорного ведра.

— Мне стало хуже, папа. Моя реакция показала, по крайней мере, мне самой, как я люблю Бака.

— Довольно аналитическое высказывание, — ответил Рейфорд и тотчас же пожалел об этом.

— Я не способна мыслить аналитически, потому что я женщина, не так ли?

— Прости, мне не следовало так говорить.

— Я сижу здесь целый день и реву, так что у меня совершенно эмоциональная реакция. У меня в зачетке оценки за пять семестров — вот это не эмоции, это логика. Помнишь, я была больше похожа на тебя, чем на маму.

— Как же мне не помнить. Из-за этого мы и остались здесь.

— Я рада, что мы открылись друг другу. По крайней мере, была рада до того момента, когда ты обвинил меня в том, что я типичная женщина.

— Я никогда этого не говорил.

— Но ты так думал.

— Теперь ты уже читаешь мысли?

— Я эмоционально ясновидящая.

— Сдаюсь, — объявил Рейфорд.

— Ох, папа, не надо сдаваться так скоро. Никто не любит тех, кто легко отказывается от борьбы.

* * *

В самолете у снова заботливо помещенного в первый класс Бака была только одна забота: подавлять рвущийся наружу смех. Издатель «Трибюн»! Поработать бы так лет двадцать, только если бы газета не принадлежала Карпатиу, да еще если бы и Христос вернулся на землю не раньше этого срока. Бак чувствовал себя так, будто он выиграл в лотерею в стране, которая обходится без денег.

После ужина он откинулся назад и посмотрел на заходящее солнце. Казалось, что прошло много-много лет с тех пор, как он сменил город из-за одного человека. Сумеет ли он вернуться так, чтобы повидать ее до начала собрания? Если не будет пробок на дорогах, у него будет достаточно времени, чтобы поговорить с ней, как ему хотелось.

Бак не хотел обижать Хлою чрезмерной прямолинейностью. Он считал, что нужно прежде всего извиниться за свои колебания. Но не хотел ничего форсировать. Кто знает, может быть, она не так уж увлечена им. Он только знал, что он принадлежит к тем людям, которые никогда не исключают никакой возможности. Возможно, он позвонит ей прямо из самолета.

* * *

— Брюс сегодня предложил мне работу, — сказала Хлоя.

— Шутки шутишь, — откликнулся Рейфорд. — Какую?

— Как раз по моему профилю. Исследования, подготовка материалов, преподавание.

— Где?

— В церкви. Он хочет «тиражировать свое служение».

— Оплачиваемая работа?

— Да, полный рабочий день. Я смогу работать дома и в церкви. Он будет давать мне поручения, поможет составить учебный план и все такое. Собственно, с преподаванием он советует не торопиться, поскольку у меня еще нет опыта Многие люди, которых я буду учить, закончили воскресные школы и часто посещали церковь.

— И что же ты будешь преподавать?

— То же самое, что он. Я буду также заниматься кое-какими исследованиями, помогая ему в подготовке уроков. Потом я начну преподавать в классах воскресной школы и в небольших группах. Он собирается обратиться с той же просьбой к тебе и к Баку. Хотя он еще ничего не знает про маленькую невесту Бака.

— А ты была настолько горда, чтобы не сказать ему об этом.

— Если Бак делает ошибку, — ответила Хлоя, — кто-то должен будет сказать ему об этом, а может быть, он и не ошибается.

— Ты уже подписала контракт о работе?

— Я подпишу, если не найдется кого-нибудь другого. Пока об этом знаю только я.

— Но ты сама еще не приняла окончательного решения, ты все еще колеблешься?

— Папа, я сама не догадывалась, как много в своем будущем я связывала с Баком, но теперь я не хочу иметь с ним дела, даже если он бросится к моим ногам.

Зазвонил телефон. Рейфорд подошел. Прикрывая трубку рукой, он обратился к дочери:

— У тебя как раз появился шанс доказать это. Бак звонит из самолета.

Хлоя замялась в нерешительности — не попросить ли отца сказать, что ее нет дома? Наконец она решилась: «Дай мне трубку».

— Ты не понял, что значит «цветы выброшены на помойку»?

Для Бака события прошлой пятницы были где-то далеко. Он не мог сообразить, что все это могло значить? Во всяком случае, этим следовало заняться.

— Давай начнем с цветов, — предложил он.

— Давай, — ответила она.

— О каких цветах идет речь?

* * *

Бак не сомневался, что Рейфорд сказал дочери, кто звонит. Но она ответила очень сухо, даже не назвала его по имени, так что он почувствовал, что нужно назвать себя.

— Хлоя, это я, Бак. Как дела?

— Уже лучше.

— В чем дело? Ты больна?

— Нет, все нормально. Ты чего-нибудь хочешь?

— О, да. Как будто хочется видеть тебя.

— Как будто?

— Я имел в виду, что хочу видеть тебя. Это возможно?

— Мы увидимся на собрании в восемь, так ведь?

— Да, но не будет ли у тебя немножко времени до собрания?

— Я не знаю. Но чего ты хочешь?

— Поговорить с тобой.

— Я слушаю.

— Хлоя, что случилось? Я что-то сделал не так? Ты чем-то расстроена?

— Цветы выброшены на помойку. Намек понятен?

«Цветы выброшены на помойку» — повторил Бак про себя слова Хлои. Ему не приходилось раньше слышать этот оборот. Должно быть, он из молодежного сленга. Бак считался выдающимся журналистом, но такого выражения не знал.

— Прости?

— Слишком поздно извиняться, — был ответ.

— Я просил прощения за то, что не понял выражение.

— Ты меня хорошо слышишь?

— Я хорошо тебя слышу, но я не понял смысл этого выражения.

* * *

Рейфорд делал Хлое руками знаки, чтобы она успокоилась. Он боялся, что она может взорваться. На протяжении всего разговора она не уступила Баку ни на дюйм. Если в обвинениях Хлои даже и была какая-то истина, она просто не давала ему возможности объясниться. Возможно, Бак еще не оставил все привычки своей прошлой жизни. Может быть, по каким-то вопросам и стоит говорить откровенно, но разве это не было справедливо по отношению ко всем четырем членам Отряда скорби?

— Значит, увидимся вечером, — закончила Хлоя, — но только не до собрания. Я не знаю, будет ли у меня время после собрания, это зависит от того, когда оно закончится… Брюс говорит, что оно будет продолжаться с восьми до десяти. Но Бак, до тебя дошло, наконец, что я не хочу с тобой сейчас разговаривать? Не знаю, захочу ли я разговаривать потом… Да, увидимся там.

Она повесила трубку.

— Ох, какой это настырный человек! Я увидела в нем такое, чего раньше не замечала.

— Так ты все-таки хочешь, чтобы у вас получилось? — спросил Рейфорд. Она покачала головой:

— Что было, то прошло.

— Но все еще саднит?

— Конечно. Просто я не представляла, как я размечталась.

— Мне жаль тебя, дорогая.

Она села на диван и закрыла лицо руками.

— Папа, я понимаю, что у нас с ним нет никаких обязательств друг перед другом. Но как ты считаешь, мы общались достаточно много, чтобы я могла знать, что в его жизни кто-то есть?

— Да, пожалуй, что так.

— Неужели я совершенно ошиблась в нем? Выходит, он считает нормальным говорить мне о своем увлечении и не сообщать, что он уже связан обязательствами?

— Не представляю.

Рейфорд не знал, что ему еще сказать. Если верно то, что говорила ему Хлоя, он тоже начал терять уважение к Баку. Жаль, он производил впечатление хорошего парня. Рейфорд только надеялся, что сможет помочь им обоим.

* * *

Бак был обижен. Он по-прежнему хотел увидеться с Хлоей, но это уже не были те идеалистические мечты, которым он предавался недавно. Наверное, он сделал что-то не так или, напротив, чего-то не сделал. Теперь требовалось нечто большее, чем просто оправдание переменам в его отношении к ней.

«Цветы выброшены на помойку», — вспомнилось ему.

(продолжение следует)

Серия сообщений "ТИМ ЛА ХЕЙ, ДЖЕРРИ ДЖЕНКИНС: ОСТАВЛЕННЫЕ (ЧАСТЬ 1)":

Книга 4: Оставленные; Книга 5: Отряд скорби

Часть 1 - КНИГА 4: ОСТАВЛЕННЫЕ; ГЛАВА 1
Часть 2 - ГЛАВА 2
...
Часть 30 - ГЛАВА 5
Часть 31 - ГЛАВА 6
Часть 32 - ГЛАВА 7
Часть 33 - ГЛАВА 8
Часть 34 - ГЛАВА 9
...
Часть 42 - ГЛАВА 17
Часть 43 - ГЛАВА 18
Часть 44 - ГЛАВА 19