— Я бы не сделал этого ни для кого другого, кроме тебя, — сказал Стив Планк после того, как он и Бак поблагодарили Мардж и разделились, чтобы сесть в разные такси. — Я не знаю, долго ли я смогу морочить им голову и притворяться, что я кто-то другой, так что ты не задерживайся.

— Не беспокойся.

Стив с аккредационными документами Бака на имя Джорджа Орешковича взял такси первым. Он отправился прямо в отель «Плаза», где заявит, что у него назначена встреча с Карпатиу. Бак надеялся, что Стива тут же арестуют как Камерона Уильямса, и это откроет ему, Баку, дорогу. Если охрана потребует у Бака удостоверение, он покажет им удостоверение Стива Планка. Оба они понимали, что их план не слишком надежен, но Бак хотел сделать все возможное, чтобы власти его не выдали, а Скотланд-Ярд не сфабриковал обвинение в убийстве Алана Томпкинса, а может быть, заодно еще и Дирка Бертона.

Бак попросил своего таксиста постоять еще минуту после того как Стив отправился к отелю. Он подъехал к отелю, окруженному полицейскими мигалками, «воронками», машинами без опознавательных знаков. Когда он проходил через толпу зевак, полиция, заломив Стиву руки за спину, уже тащила его вниз по ступенькам.

— Я же вам говорю, — кричав Стив, — что мое имя Орешкович!

— Мы знаем, кто вы такой, Уильямс! Пожалейте свою глотку.

— Но это не Кем Уильямс, идиоты, это — Стив Планк! — крикнул один из репортеров.

— Да, это я! — согласился Планк. — Я — босс Уильямса!

— Да-да, это вы, — сказал некто в штатском, заталкивая его в машину без опознавательного знака.

Баку удалось миновать того репортера, который опознал Планка, но когда он вошел внутрь и подошел к внутреннему телефону, чтобы позвонить Розенцвейгу, другой журналист, Эрик Миллер, завертелся около него и стал шепотом спрашивать:

— Уильямс, в чем дело? Копы только что выволокли твоего босса отсюда, утверждая, что он — это ты!

— Сделай одолжение, — сказал Бак, — посиди здесь полчасика, я буду тебе очень обязан.

— Я тебе ничего не должен, Уильямс, — сказал Миллер, — но видно, что ты здорово струхнул. Дай мне слово, что ты мне первому расскажешь, что здесь происходит.

— Идет. Ты будешь первым журналистом, которому я все расскажу. Только не обещаю, что не расскажу больше никому другому.

— Так в чем дело?

— Красивое дельце.

— Если ты хочешь переговорить с Карпатиу, Камерон, об этом даже не думай. Мы тут торчим уже целый вечер. Сегодня он больше не дает интервью.

— Но он вернулся?

— Вернуться-то вернулся, но он недоступен для общения. На звонок Бака ответил Розенцвейг.

— Могу ли я войти?

Эрик Миллер придвинулся ближе.

— Камерон, — сказал Розенцвейг, — я никак не могу понять, в чем дело.

— Камерон, — сказал Розенцвейг, — я никак не могу понять, в чем дело. Сначала тебя убивают, потом ты оживаешь. Только что нам позвонили, сказав, что тебя арестовали в вестибюле и будут допрашивать по поводу убийства в Лондоне.

Баку совсем не хотелось, чтобы Миллер мог хоть что-нибудь уловить.

— Хаим, мне нужно действовать быстро. Я воспользуюсь именем Планка. Хорошо?

— Я договорюсь с Николае и приведу его к себе. Приходи.

Он сказал Баку номер.

Бак приложил палец к губам, чтобы Миллер ни о чем не спрашивал, но это его не остановило. Бак вскочил в лифт, но Эрик шагнул вслед за ним. Еще пара журналистов попыталась присоединиться.

— Извините, ребята, но больше двух машина не потянет.

Эта пара отстала, но Миллер остался. Бак не хотел, чтобы тот видел, на какой этаж он едет, поэтому он дождался, когда двери лифта закрылись и остановил его. Он схватил Миллера за шею и прижал к стене.

— Послушай, Эрик, я обещал рассказать тебе первому о том, что здесь происходит, но если ты будешь сам соваться в это дело или таскаться за мной, я сотру тебя в порошок.

Миллер освободился и поправил одежду.

— Ладно, Уильямс. Выходим.

— Но если мы выйдем, ты все равно будешь шпионить за мной.

— Такая у меня работа, парень. Не забывай этого.

— Эрик, у меня та же работа, но я никому не перехожу дорогу. Я всегда иду своей собственной.

— Скажи, ты собираешься интервьюировать Карпатиу? Скажи мне!

— Нет, я рискую своей жизнью, чтобы увидеть, в самом ли деле кинозвезда находится в этом доме.

— Так это Карпатиу!

— Я этого не говорил.

— Слушай, возьми меня с собой, я дам тебе все, что угодно!

— Ты же сам сказал, что Карпатиу не дает сегодня интервью, — ответил Бак.

— Он не дает интервью никому, кроме национальных сетей, так что я никогда не попаду к нему.

— Это твоя проблема.

— Уильямс!

Бак снова схватил Миллера за глотку.

— Я ухожу! — воскликнул Эрик.

Однако когда Бак поднялся на этаж особо важных персон, он был удивлен, увидев, что Миллер каким-то образом опередил его и скороговоркой представился охраннику в униформе как Стив Планк.

— Мистер Розенцвейг ждет вас, сэр, — сказал охранник

— Минуту! — воскликнул Бак, показывая аккредитационную карточку Стива. Это я — Планк! Гоните этого самозванца!

Охранник преградил им дорогу.

— Вы оба подождете здесь, пока я не вызову детектива. Бак сказал:

— Позвоните Розенцвейгу и попросите его выйти сюда. Охранник пожал плечами и нажал кнопку вызова на портативном телефоне. Миллер наклонился, подсмотрел номер и опрометью пустился по коридору. Бак побежал вслед за ним. Невооруженный охранник закричал и начал вызывать кого-то по телефону.

Бак, будучи моложе и в лучшей форме, догнал Миллера в коридоре и схватил его. Шум привел к тому, что некоторые стали открывать двери в коридор.

— Сводите свои счеты где-нибудь в другом месте! — прокричала какая-то женщина.

Бак сбил Миллера с ног и сдавил его шею.

— Ты дерьмо, Миллер! Неужели ты думаешь, что Розенцвейг пустит к себе незнакомца?

— Я могу пролезть куда угодно, Бак. И ты ведь делаешь то же самое.

— Вопрос в том, что я уже сделал это, а теперь попытайся ты.

Охранник подбежал к ним.

— Доктор Розенцвейг будет здесь через минуту.

— У меня к нему один вопрос! — воскликнул Миллер.

— У тебя их нет, — сказал Бак. Потом повернулся к охраннику:

— У него нет вопросов.

— Пусть старик сам решает, — сказал охранник. Вдруг он неожиданно резко отступил в сторону, увлекая за собой Бака и Миллера. По коридору шли четыре человека в темных костюмах, окружавшие самого Николае Карпатиу.

— Извините меня, джентльмены, — сказал Карпатиу, — прошу прощения.

— О-о-о! Мистер Карпатиу, сэр. Я хочу сказать, президент Карпатиу! воскликнул Миллер.

— Сэр? — сказал Карпатиу, оглянувшись на него, и охранники нахмурились.

— Хелло, мистер Уильямс, — сказал Карпатиу, обращаясь к Баку, — или я должен называть вас «мистер Орешкович»? А может мне следует сказать «мистер Планк»?

Наглец сделал шаг вперед.

— Эрик Миллер из «Сиборд мансли».

— Мне это прекрасно известно, мистер Миллер, — сказал Карпатиу, — но для приема уже слишком поздно. Если вы позвоните мне завтра, я поговорю с вами по телефону. Этого достаточно?

Миллер выглядел подавленным. Он кивнул и попятился.

— А я-то думал, что вас зовут Планк! — воскликнул охранник, вызвав смех у всех, кроме Миллера.

— Заходите, Бак, — сказал Карпатиу, — жестом приглашая Бака следовать за ним. Бак промолчал.

— Вас ведь так зовут, не правда ли?

— Да, сэр, — ответил Бак, отдавая себе отчет, что об этом не было известно даже Розенцвейгу.

После разговора с Хетти Рейфорд чувствовал себя скверно. Все сложилось хуже некуда: ну почему он не допускал ее на свои рейсы? Она вела бы себя более спокойно, и это облегчило бы ему возможность назвать подлинные причины ее приглашения на обед.

Как теперь подойти к Хлое? На самом деле, собираясь поговорить с Хетти, он больше думал о возможности общения с Хлоей. Но разве мало она увидела? Не должно ли его приободрить то, что она захотела приобрести новый видеомагнитофон вместо украденного? Он спросил ее, не хочет ли она полететь с ним в Нью-Йорк ночным рейсом, но она ответила, что предпочитает остаться дома и подготовиться к занятиям. Он хотел настоять на своем, но не посмел.

После того как она отправилась спать, он позвонил Брюсу Барнсу и рассказал ему о своих неурядицах.

— Ты чересчур изводишь себя, Рейфорд, — сказал см» тот. — Мне тоже казалось, что говорить о нашей вере сейчас будет легче, чем когда-либо, но я постоянно наталкиваюсь на определенного рода сопротивление.

— Особенно тяжело, когда это твоя дочь.

— Я могу это понять, — откликнулся Брюс.

— Нет, не можешь, — сокрушенно сказал Рейфорд. — Но не будем об этом.

У Хаима Розенцвейга был прекрасный люкс из нескольких комнат. Телохранители заняли места у входа. Карпатиу пригласил Розенцвейга и Бака в небольшую гостиную, затем снял пальто и аккуратно положил

его на спинку дивана.

— Устраивайтесь поудобнее, господа, — сказал он.

— Я вам не помешаю, Николае? — шепотом спросил Розенцвейг.

— Что вы говорите, доктор! — сказал Карпатиу- Вы ведь не против, Бак?

— Конечно, нет.

— Вы не возражаете, если я буду называть вас Бак, хорошо?

— Нет, сэр, но обычно так меня называют коллеги…

— В вашем журнале, я знаю. Они называют вас так потому, что вы нарушаете общепринятые традиции и обычаи, правильно?

— Да, но как…

— Бак, сегодня самый невероятный день в моей жизни. Мне был оказан здесь такой великолепный прием. Люди отнеслись с большим вниманием к моим предложениям. Я потрясен тем, что вернусь в свою страну счастливым и удовлетворенным.

Мне предлагают побыть здесь еще. Вам это известно?

— Я слышал об этом.

— Меня поразило, что все эти разнообразные конференции в Нью-Йорке на протяжении ближайших нескольких недель будут посвящены проблемам международного сотрудничества, в чем я крайне заинтересован,

не так ли?

— Да, совершенно верно, — ответил Бак. — Мне поручено написать обзор этих конференций.

— Значит, мы лучше узнаем друг друга.

— Я буду надеяться на это, сэр. Я был искренне тронут вашей сегодняшней речью в ООН.

— Спасибо.

— Доктор Розенцвейг очень много рассказывал мне о вас.

— Так же как мне он рассказывал о вас. В дверь постучали. На лице. Карпатиу отразилось неудовольствие.

— Я надеялся, что нам никто не будет мешать. Розенцвейг медленно поднялся, прошел шаркающей походкой к двери и тихим голосом выяснил, в чем дело. Потом он повернулся к Баку и сказал:

— Мы должны оставить его одного на несколько минут, — шепотом сказал он, очень важный телефонный разговор.

— О нет, — откликнулся Карпатиу, — я позвоню позже. Эта встреча имеет для меня большое значение…

— Сэр, — прервал его Розенцвейг, — это президент.

— Президент?

— Президент Соединенных Штатов!

Бак быстро встал, чтобы вместе с Розенцвейгом выйти из комнаты, но Карпатиу настоял на том, чтобы они остались.

— Не такое уж я сановное лицо, чтобы не разделить эту честь с моими друзьями — старым и новым. Сидите!

Они уселись, и он нажал кнопку громкоговорящего телефона.

— Николае Карпатиу слушает!

— Мистер Карпатиу, это Фитц, Джеральд Фитцхью.

— Мистер президент, для меня высокая честь говорить с вами.

— Замечательно, что вы посетили нашу страну,

— Благодарю вас за поздравление по случаю моего вступления в должность президента и немедленное признание моей администрации.

— Вы прекрасно там справились. Сначала я не вполне был уверен в успехе, да и вы, наверное, тоже.

— Совершенно верно. Я понемногу привыкаю.

— Берите пример с человека, который уже шесть лет сидит в седле. К этому вы никогда не привыкнете. Просто в нужных местах у вас появятся мозоли, если вы понимаете, что я имею в виду.

— Да, сэр.

— Я звоню вам вот по какому поводу. Мне стало известно, что вы пробудете здесь дольше, чем предполагали первоначально. Я хочу, чтобы вы провели день-другой в гостях у меня и Вильмы. Вы сможете?

— В Вашингтоне?

— У нас в Белом доме.

— Это будет для меня большой честью.

— Хорошо, тогда я попрошу, чтобы с вашими помощниками согласовали точную дату, но не следует это откладывать, поскольку скоро начнется сессия конгресса, и мне хотелось бы, чтобы вы выступили перед ними.

Карпатиу кивнул головой, и Бак подумал, что тот испытывает сильный прилив эмоций.

— Это будет очень большой честью для меня.

— Что касается общих проблем, ваша сегодняшняя речь и пресс-конференция это просто замечательно. Жду нашей встречи.

— Мои чувства взаимны.

На Бака все это не произвело такого впечатления, как на Карпатиу и Розенцвейга. Он давно потерял пиетет перед президентами США, особенно перед этим, который настаивал на том, чтобы его звали Фитц. Бак делал материал о Фитцхью как о Человеке года — Баку принадлежала первая часть, Фитцу — вторая. С другой стороны, не каждый же день случается, что ты сидишь в комнате и вдруг! — звонок президента Соединенных Штатов.

Казалось, что некоторое время Карпатиу находился под впечатлением звонка президента, но почти сразу он переменил тему.

Казалось, что некоторое время Карпатиу находился под впечатлением звонка президента, но почти сразу он переменил тему.

— Бак, я готов ответить на все ваши вопросы и дать вам то, в чем вы нуждаетесь. У вас прекрасные отношения с Хаимом. Я поделюсь с вами одним секретом — вы убедитесь, что это сенсация. Но, прежде всего, давайте разберемся с вашими неприятностями, мой друг. Я хотел бы помочь вам.

Бак никак не мог сообразить, каким образом Карпатиу узнал о его неприятностях. Значит, он освобожден от того, чтобы самому подводить разговор к этой теме и просить о помощи. Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Теперь вопрос заключался в том, что именно знает Карпатиу и что еще ему следует узнать?

Карпатиу выпрямился в кресле и посмотрел Баку прямо в глаза. Бак вдруг сразу успокоился и почувствовал, что он находится в безопасности. Охваченный этими чувствами он легко рассказал Карпатиу все. Все. Даже то, что его друг Дирк предупреждал его, что со Стонагалом и Тодд Котраном встречался какой-то европеец, и Бак предположил, что это был Карпатиу.

— Да, это был я, — сказал Карпатиу, — Но поверьте мне, тут не было никакого заговора. Ни о чем подобном я и слыхом не слыхивал. Мистер Стонагал был того мнения, что мне будет полезно встретиться с некоторыми его коллегами, которые имеют определенное влияние в международных кругах. У меня не сложилось никакого определенного мнения относительно них, и я не взял на себя никаких определенных обязательств в отношении кого-либо из них. Вот что я вам скажу, мистер Уильямс. Я верю тому, что вы рассказали. Я знаю вас только по вашей деятельности, и я доверзю той репутации, которую вы приобрели у людей, которых я высоко ценю, в частности — у доктора Розенцвейга. Ваш рассказ прозвучал вполне правдоподобно. Однако мне сказали, что Лондон требует вашей выдачи по обвинению в убийстве агента Скотланд-Ярда, что есть свидетели, готовые под присягой подтвердить, будто вы отвлекли внимание Томпкинса, установили бомбу и привели ее в действие при помощи дистанционного устройства, не выходя из паба.

— Это какой-то бред!

— Да, но при условии, что вы искренне скорбите о смерти вашего общего друга.

— Конечно, я очень переживаю, мистер Карпатиу, и мы попытаемся разобраться до конца.

Розенцвейга снова подозвали к двери. Вернувшись, он что-то прошептал на ухо Карпатиу.

— Бак, подойдем сюда, — сказал Карпатиу Он встал и повел Бака к окну. Ваш план проникнуть сюда, когда вас уже начали преследовать, был оригинален, но полиция уже установила личность вашего босса, и теперь им известно, что вы здесь. Они собираются арестовать вас и выдать Англии.

— Если это произойдет, а то, что рассказал Томпкинс, соответствует действительности, — мрачно констатировал Бак, — значит, можно считать меня покойником.

— Думаете, они убьют вас?

— Они убили Бертона и Томпкинса. Я для них еще более опасен, учитывая массу моих читателей.

— Если действительно существует заговор, о котором говорите вы и ваши друзья, тогда то, что вы разоблачите их, не послужит вам защитой.

— Я понимаю это. Может быть, я предприму какие-то другие шаги. Пока я не вижу выхода.

— Я найду для вас выход.

Мозг Бака заработал в бешеном темпе. Это как раз то, чего он так хотел, но вместе с тем он боялся, что Карпатиу не сможет предпринять что-либо настолько быстро, чтобы Бак не попал в лапы к Тодд Котрану и Салливену. А, может быть, Карпатиу связан с ними более тесными узами, чем он признал?

— Сэр, я, безусловно, нуждаюсь в вашей помощи! Но в первую очередь я журналист, меня нельзя купить. Я не пойду ни на какую сделку.

— Ну конечно же нет! Я не собираюсь делать вам предложения такого рода. Я скажу вам, что я могу сделать.

Я скажу вам, что я могу сделать. Я добьюсь того, что эти трагедии в Лондоне будут расследованы заново, и вы будете оправданы.

— Каким образом вы сумеете добиться этого?

— Это не имеет значения, раз это правда. Бак минуту подумал:

— Да, это правда.

— Конечно.

— Но как вы это сделаете? Вы должны подтвердить невиновность человека, которого не знаете, мистер Карпатиу! Как вы можете повлиять на то, что происходит в Лондоне?

Карпатиу вздохнул.

— Бак, я вам уже сказал, что ваш друг Дирк ошибался насчет существования заговора. Я не состою в одной компании с Тодд Котраном, Стонагалом или кем-то еще из международных финансистов, с которыми я имел честь встречаться. Однако есть целый ряд важных решений, затрагивающих их интересы, и тут кое-что от меня зависит.

Бак спросил Карпатиу, не возражает ли он против того, чтобы они снова сели. Карпатиу попросил Розенцвейга оставить их наедине на несколько минут.

— Видите ли, — сказал Бак, когда они уселись, — я — человек молодой, но уже многое повидал. Я чувствую, что довольно близко подошел — ну, не к заговору, а к какой-то затее — в которой вы активно участвуете. Я могу принять участие в игре и сохранить свою жизнь или отказаться и встретить свою судьбу в Лондоне.

Карпатиу поднял руку и покачал головой.

— Бак, повторяю, речь идет о политике и дипломатии, а не о преступлениях и грязных делах.

— Я слушаю.

— Во-первых, несколько слов о подоплеке, — сказал Карпатиу- Я убежден во власти денег. А вы?

— Нет!

— Вы еще убедитесь в этом. Еще в средней школе я добился определенных успехов в бизнесе. Ночами я изучал иностранные языки — те, которые были необходимы для достижения успеха, — а днем проворачивал экспортно-импортные операции и немало заработал. Но то, что мне представлялось богатством, было сущей ерундой по сравнению с тем, чего можно было добиться. Я должен был научиться делать деньги. Это было очень нелегко. В Европейском банке q брал миллионы, а потом выяснялось, что мои главные конкуренты полностью в курсе моих дел. Я терпел поражения в своих начинаниях, терял деньги, но продолжал бороться. Потом тот же самый банк выручил меня из беды и разорил моего противника. Я лично не стремился нанести ущерб конкуренту. Банк сделал это, чтобы я стал их партнером.

— Владельцем этого банка был очень влиятельный американец, не так ли?

Карпатиу не стал отвечать на этот вопрос.

— Что я в конце концов понял — на это ушло почти десять лет — так это то, как деньги уходят туда.

— Куда?

— В мировые банки.

— Особенно в те, которыми владеет Джонатан Стонагал? — предположил Бак.

Карпатиу снова пренебрег вопросом.

— Этот капитал обладает реальной властью.

— Как раз против этого я выступал в своих статьях.

— Речь идет о спасении вашей жизни.

— Я слушаю вас.

— Владелец денег задумывается об их судьбе. Он готов пойти на определенные уступки. Он начинает понимать, что имеет смысл привлечь кого-то — молодого человека, энтузиаста с энергией и свежими идеями.

— Что и произошло в Румынии?

— Бак, не обижайте меня. Предыдущий президент сам просил меня, чтобы я занял его место. Этот шаг был единодушно поддержан правительством и большинством народа. Всем стало лучше.

— Но прежний президент отставлен от власти?

— Он живет в роскоши.

У Бака перехватило дыхание. К чему клонит Карпатиу? Бак смотрел на него, не в состоянии ни шевельнуться, ни заговорить. Карпатиу продолжал:

— Генеральный секретарь ООН Нгумо является президентом страны, население которой голодает.

Мир вполне готов принять мой план десяти постоянных членов Совета Безопасности. Эти вещи могут быть совмещены. Генеральный секретарь должен будет посвятить свое основное время проблемам Ботсваны. Если его надлежащим образом стимулировать, он так и поступит. Он станет счастливым и богатым человеком в своей счастливой процветающей стране. Но сначала он должен будет добиться того, чтобы был принят мой план реорганизации Совета Безопасности. Десять его членов составят любопытную смесь, которая будет включать и прежних послов, но по большей части это будут новые люди с огромными финансовыми средствами и прогрессивными взглядами.

— Вы хотите сказать, генеральным секретарем ООН станете вы?

— Я не намерен добиваться этого поста, но если мне будет оказана такая честь, почему я должен отказываться? Кто откажется от такой огромной ответственности?

— Какими полномочиями вы будете обладать по отношению к десяти постоянным членам Совета Безопасности?

— Моя руководящая роль будет состоять в обеспечении эффективной работы ООН. Вы понимаете эту идею? Один руководит диктаторскими методами, другой тем, что дает направление и обеспечивает организацию.

— Разрешите мне высказать дикую идею, — сказал Бак. — А Тодд Котран получит место в обновленном Совете Безопасности?

Карпатиу откинулся назад, как будто что-то обдумывая.

— А ведь это была бы неплохая идея? — сказал он. — Человек, не принадлежащий миру политики, обладающий блестящим умом финансиста, мудрый, благоразумный, позитивно настроенный, мыслящий достаточно глобально, чтобы понять необходимость введения в мире системы трех ваГют, готовый ради этого даже отказаться от собственной валюты — фунта стерлингов. Ничто не помешает ему сыграть эту роль. Я думаю, что уровень комфорта в мире повысится благодаря его деятельности, не так ли?

— Возможно, это так, — сказал Бак, в глазах которого почернело, как будто он терял сознание. — Но ведь Тодд Котран непосредственно участвовал в организации таинственного самоубийства и взрыва автомобиля.

Карпатиу изобразил на своем лице улыбку:

— Я думаю, что если человек займет такой высокий пост в международной организации, он будет стремиться к тому, чтобы все было чисто.

— И вы сможете повлиять на это?

— Бак, вы меня переоцениваете. Я только заверБю вас, что если вы правы, я могу попытаться воспрепятствовать противозаконным и безнравственным действиям против невинного человека — вас. Я не вижу, что в этом плохого.

Рейфорда не брал сон. По непонятным причинам скорбь и раскаяние в связи с исчезновением жены и сына снова переполнили его душу. Он опустился с кровати на пол и встал на колени с той стороны, где обычно спала жена, пряча свое заплаканное лицо в простыню. Он так устал, так изнервничался из-за Хлои, что на какое-то время это вытеснило из его души воспоминания о страшной утрате. Он был абсолютно уверен, что жена и сын находятся на небесах, что там они чувствуют себя лучше, чем когда-либо здесь, на земле.

Рейфорд знал, что он уже получил прощение за то, что подсмеивался над женой, не обращал на нее внимания, за то, что в течение многих лет он пренебрегал Божьим призывом. Он был рад, что ему дается новый шанс, что у него появились новые друзья и место, где можно изучать Библию. Но все это не могло заполнить образовавшейся в его сердце пустоты, страстного стремления обнять жену и сына, расцеловать их, сказать им, как он их любит. Он молился о том, чтобы его скорбь притупилась, но какая-то часть его души, напротив, желала, чтобы эта боль оставалась.

Он чувствовал, что его муки — заслуженные, хотя ему уже становилось легче. Он начал ощущать Божье прощение. Брюс говорил ему, что он должен по-прежнему испытывать чувство стыда за совершенные им грехи.

Когда Рейфорд, стоя на коленях, плакал и молился, им снова овладела тревога.

Когда Рейфорд, стоя на коленях, плакал и молился, им снова овладела тревога. Он снова вспомнил, как безнадежны все его усилия в отношении Хлои. Все его попытки проваливались одна за другой. Что еще может он сказать ей или сделать? Брюс советовал ему молиться, но это был не тот путь, на котором он мог добиться успеха. Конечно, он молился за нее, но это ничего не давало. Он был человеком дела.

Ему казалось, что каждый его шаг только еще больше отталкивает ее. У него даже появилось ощущение, что если он еще что-нибудь скажет или сделает, это может привести к тому, что она откажется от Христа раз и навсегда. Рейфорд еще никогда не чувствовал себя до такой степени бессильным и отчаявшимся.

Он молился молча, но мучительное чувство переполняло его душу. Вдруг он как будто услышал свой собственный сдавленный голос: «Хлоя! О, Хлоя! Хлоя!»

Он горько плакал в темноте, когда неожиданно раздался скрип половиц и шаги. Он резко обернулся. При слабом свете в дверях обрисовался ее силуэт в ночной рубашке. Он не знал, что она слышала его голос.

— Что с тобой, папа? — спросила она успокаивающе.

— Ничего.

— Кошмар?

— Нет. Прости, что побеспокоил тебя.

— Я ведь тоже потеряла их, — сказала она дрожащим голосом.

Рейфорд поднялся и протянул руки, чтобы обнять ее. Она подошла, села рядом и позволила обнять себя.

— Я верю, что когда-нибудь я снова увижу их, — сказал он.

— Ты их увидишь! — сказала она, и в ее голосе не было ее обычного раздражения. — Я знаю, ты увидишь их.

(продолжение следует)

Серия сообщений "ТИМ ЛА ХЕЙ, ДЖЕРРИ ДЖЕНКИНС: ОСТАВЛЕННЫЕ (ЧАСТЬ 1)":

Книга 4: Оставленные; Книга 5: Отряд скорби

Часть 1 - КНИГА 4: ОСТАВЛЕННЫЕ; ГЛАВА 1
Часть 2 - ГЛАВА 2
...
Часть 14 - ГЛАВА 14
Часть 15 - ГЛАВА 15
Часть 16 - ГЛАВА 16
Часть 17 - ГЛАВА 17
Часть 18 - ГЛАВА 18
...
Часть 42 - ГЛАВА 17
Часть 43 - ГЛАВА 18
Часть 44 - ГЛАВА 19