Вернемся теперь в дом квакеров.

Близится вечер, и в доме заметно некоторое волнение. Рахиль Холлидей переходит от одного шкафа к другому, отбирая от своих съестных припасов все, что может пригодиться путникам в дороге. Сгущаются сумерки. Багровое солнце задумчиво остановилось на горизонте, посылая свои прощальные лучи в маленькую комнатку, где сидят друг подле друга Элиза и ее муж. Джордж держит на коленях ребенка и свободной рукой сжимает руку жены. Оба они серьезны и грустны. На лицах заметны следы слез.

— Да, Элиза, я признаю: все, что ты говоришь, — правда. Ты во много раз лучше меня! Я постараюсь исполнить твое желание, постараюсь поступать так, как подобает свободному человеку. Ты и сама знаешь, что я всегда, несмотря на все трудности, старался вести себя как должно… даже тогда, когда все, казалось, было против меня. Сейчас я постараюсь отбросить всю горечь и боль, постараюсь быть таким добрым, как ты.

— Там, в Канаде, я буду помогать тебе, — проговорила Элиза. — Я умею шить платья, гладить и стирать тонкое белье. Вдвоем мы заработаем достаточно на жизнь.

— Да, Элиза… Если мы будем чувствовать поддержку друг друга, если с нами будет наш мальчик… Если бы эти люди могли себе представить, какое счастье для человека знать, что его жена и ребенок принадлежат ему! Я часто удивлялся, что люди, имеющие право сказать «моя жена», «мой ребенок», могут желать еще чего-нибудь другого. У нас нет ничего, кроме наших рук, а между тем я кажусь себе сильным и богатым. Мне нечего больше желать. До двадцати пяти лет я трудился и день и ночь, и у меня нет ни цента. У меня нет даже соломенной крыши над головой, нет ни дюйма земли, которую я мог бы назвать своей. Но пусть только они оставят меня в покое, и я буду счастлив. Я буду трудиться и вышлю мистеру Шельби деньги за тебя и за мальчика. Но моему бывшему хозяину я ничего не должен: он заработал на мне достаточно.

— Опасность для нас еще не миновала, — сказала Элиза. — Мы еще не в Канаде.

— Ты права. Но мне кажется, что я уже дышу воздухом свободы, и это придает мне силы!

Снаружи послышались голоса. В дверь постучали. Элиза отперла дверь.

Вошел Симеон Холлидей в сопровождении своего соседа Финеаса Флетчера, которого он представил Элизе и ее мужу. Флетчер был высокий и тонкий, как жердь, мужчина с рыжей шевелюрой. Лицо его выражало проницательность и лукавство. В нем чувствовались уверенность в себе и знание жизни. При первом же взгляде видно было, что этот человек твердо знает, чего хочет, и гордится своим благоразумием и проницательностью.

— Наш друг Финеас, — сказал Симеон, — узнал кое-что интересное для тебя и твоих близких. Тебе полезно будет выслушать его.

— Это верно, — сказал Финеас, — и это лишний раз доказывает, как полезно, находясь в некоторых местах, не спать слишком крепко. Прошлой ночью я остановился на ночлег в маленькой, мало посещаемой таверне у дороги. Помнишь, Симеон, то место, где мы в прошлом году продали яблоки толстухе в длинных серьгах? Я устал с дороги и в ожидании, пока мне приготовят постель, улегся в углу на груде мешков, прикрывшись шкурой бизона. И затем… затем я уснул.

— Навострив все же одно ухо? — спокойно спросил Симеон.

— Нет, часа два я спал как убитый. Я был очень утомлен. Когда я немного пришел в себя, в таверне уже находились какие-то люди. Они сидели за столом, пили и беседовали. Услышав, что кто-то упомянул о квакерах, я насторожился. «Можешь не сомневаться, — говорил один из них, — что они находятся у квакеров». Тут я стал уже слушать обоими ушами. Речь шла о вас, это было ясно. И вот они выложили весь свой план. Джорджа предполагается вернуть бывшему его хозяину в Кентукки, чтобы наказание, которому он будет подвергнут, могло устрашить всех негров, мечтающих о побеге. Элизу они собираются отвезти на продажу в Новый Орлеан… рассчитывая заработать на ней тысячу шестьсот, а то и тысячу восемьсот долларов. Мальчика они должны будут отдать какому-то работорговцу, который купил его. Джима и его мать собирались также отправить обратно в Кентукки к их прежнему хозяину. Они говорили, что в соседнем городке находятся два констебля, которых они привезли с собой, чтобы с их помощью захватить беглецов. Молодую женщину доставят в суд, и один из ловцов — маленький такой, со слащавым голосом — присягнет, что она принадлежит ему. Им был известен путь, по которому мы предполагали двинуться отсюда, и они собирались часов в семь или восемь нагнать нас. Что же мы предпримем?

Во время всего этого рассказа слушатели застыли в позах, достойных быть запечатленными на картине. Рахиль Холлидей, оторвавшаяся от своих пирогов, чтобы послушать новости, стояла, подняв к небу испачканные в муке́ руки. Лицо ее выражало тревогу. Симеон погрузился в раздумье. Обняв обеими руками Джорджа, Элиза не в силах была отвести от него взгляда. Джордж сжимал кулаки. Вся его поза и выражение лица были такие… как у всякого другого мужчины, который бы узнал, что у него собираются отнять сына и продать с аукциона жену.

— Джордж, что нам делать? — спросила Элиза угасшим голосом.

— Я знаю, что́ я буду делать! — сказал Джордж, направляясь в спальню, где находились его пистолеты.

— Так, так, — произнес Финеас, обращаясь к Симеону. — Ты видишь, какие предстоят дела.

— Вижу, — сказал Симеон. — Хотелось бы, чтобы до этого не дошло.

— Я никого не хочу втягивать в это дело, — сказал Джордж. — Одолжите мне только вашу повозку и укажите путь. Я сам буду править лошадьми. Джим силен, как гигант, он храбр и мужественен, а я также не из трусливых.

— Великолепно, друг, — одобрительно молвил Финеас. — Но при этом тебе необходимо еще кое-что, тебе нужен проводник. Дерись — это твое дело, согласен. Но ведь путь тебе неизвестен.

— Я никого не хочу впутывать! — воскликнул Джордж.

— Впутывать? — повторил Финеас, и лицо его выразило лукавство. — Как это ты мог бы меня впутать, хотел бы я знать?

— Финеас умен и ловок, — сказал Симеон. — Ты можешь на него положиться и довериться ему. — И, положив руку на плечо Джорджа и глядя на пистолеты, он добавил: — Не торопись прибегать к этому средству. Молодая кровь подчас горяча.

— Я первый не нападу на них, — ответил Джордж. — Единственное, чего я требую от этой страны, это чтобы меня оставили в покое. Я хочу уйти отсюда спокойно. Но…

Он умолк. Лицо его омрачилось, и во взгляде блеснула угроза.

— Одну из моих сестер продали на новоорлеанском невольничьем рынке. Я знаю, для чего… И я должен оставаться спокойным, зная, что мерзавцы хотят отнять у меня жену и продать ее… когда природа дала мне крепкие руки, чтобы защищать ее! Нет, упаси меня бог от этого! Я буду драться до последнего издыхания, но не позволю им отнять у меня жену и сына. Неужели вы осудите меня за это?

— Ни один человек не посмеет осудить тебя!

— Не поступили бы вы на моем месте точно так же, сэр?

— Да минует меня искушение! Человек слаб! — произнес Симеон.

— А я думаю, что у меня хватит сил… если подобные вещи будут угрожать тебе, — с горячностью воскликнул Финеас, размахивая своими длинными руками, похожими на мельничные крылья, — избавить тебя хоть от одного из этих людей!

Сказать по правде, Финеас еще не так давно был мужественным лесным бродягой, неутомимым охотником и метким стрелком. Красота прекрасной молодой квакерши покорила его сердце и заставила его вступить в ее общину. Он стал достойным членом этой общины, но особо благочестивые собратья укоряли его в том, что старая закваска дает себя подчас чувствовать.

— Друг Финеас всегда действует по-своему, — с улыбкой произнесла Рахиль. — Но мы знаем, что сердце у него доброе.

— Не следует ли нам поторопиться? — спросил Джордж.

— Я поднялся в четыре часа, — сказал Финеас, — и мчался сюда во весь опор. Если они выедут, как собирались, то я, во всяком случае, опередил их часа на два, на три… Да, кроме того, неосторожно выехать до наступления темноты. В соседних поселках есть два или три человека, враждебно настроенных к нам. Увидев нашу повозку, они могут попытаться задержать нас. Но часа через два, я думаю, мы можем уже рискнуть. Я схожу к Майклу Кроссу и уговорюсь с ним, чтобы он верхом следовал за нами. Он нам даст знать, если преследователи станут нас настигать. Лошадка Кросса по быстроте не имеет себе равных. Я позабочусь о лошадях и предупрежу Джима и его мать, чтобы они были готовы к отъезду. Мы можем надеяться добраться до наших друзей раньше, чем преследователи успеют напасть на нас. Мужайся, друг Джордж! Не впервые мне приходится вызволять людей, оказавшихся в таком положении, как ты и твоя семья.

Финеас вышел, закрыв за собою дверь.

— Финеас ничего не боится, — сказал Симеон, — и сделает для тебя все.

— Если б меня не мучила мысль, что вы из-за нас можете подвергнуться опасности…

— Будь добр, Джордж, не повторяй таких слов. Мы делаем то, к чему нас обязывает наша совесть. А теперь, мать, — добавил Симеон, обращаясь к Рахили, — поторопись со своими приготовлениями. Мы не можем отпустить наших друзей голодными.

Пока Рахиль и ее дети заканчивали изготовление маисовых лепешек, варили курицу и окорок, Джордж и его жена сидели в соседней комнате, держась за руки и с ужасом думая о том, что, быть может, через несколько часов они будут разлучены навсегда.

— Элиза, — говорил Джордж, — люди, у которых есть близкие, друзья, земли, дома и деньги, не могут любить друг друга так, как любим мы, у которых нет ничего, кроме этой любви. До встречи с тобой, Элиза, никто не любил меня, кроме матери и сестры. Я вспоминаю мою дорогую Эмилию такой, какой она была утром того дня, когда торговец увез ее. Она пробралась ко мне в уголок, где я спал… «Бедный Джордж, — шептала она, — ты лишаешься последнего друга. Что будет с тобой, несчастный мой мальчик!» Я вскочил, обнял ее… рыдал… Она тоже плакала. Это были последние ласковые слова, которые мне пришлось слышать. Прошло десять лет, и сердце мое, казалось, иссохло, как песок. Так было, пока я не встретил тебя. Твоя любовь воскресила меня. Я стал новым человеком. И хотя бы мне пришлось пролить всю кровь до последней капли, они не оторвут тебя от меня, Элиза! Чтобы захватить тебя, им придется перешагнуть через мой труп.

— Да сжалится над нами Бог! — прошептала Элиза. — Только бы он дал нам возможность вырваться из этой страны… Это единственное, о чем мы просим.

— Бог? Но ведь он на их стороне! — с горечью проговорил Джордж.

— Дети мои, — позвала из другой комнаты Рахиль, — ужин уже ждет вас!

В это время в дверь постучали. Вошла Руфь.

— Я спешила принести мальчику три пары теплых, чистых, мягких шерстяных чулок, — сказала она. — В Канаде ведь очень холодно. Будь мужественна, дорогая, — проговорила Руфь, опускаясь на стул подле Элизы. Она ласково пожала руку молодой женщины и тут же сунула Гарри пирожок.

— Я принесла для него несколько штук, — сказала она, роясь в карманах. — Ребята ведь постоянно хотят есть…

— Какая вы добрая! — сказала Элиза.

— Садись за стол, Руфь, и поужинай с нами, — приветливо предложила молодой женщине Рахиль.

— Не могу, Рахиль! Я оставила Джона с малышом, а лепешки в печке… Если я задержусь на лишнюю минуту, Джон даст пирогам сгореть и скормит малышу весь сахар, какой только найдется в сахарнице. Такой уж у него характер! — воскликнула, смеясь, Руфь. — Прощай, Элиза! Прощай, Джордж!

Несколько минут спустя у крыльца остановилась крытая повозка. Ночь была ясная, звездная. Финеас поспешно соскочил с козел, чтобы усадить путешественников.

Джордж вышел на крыльцо с ребенком на руках. Свободной рукой он поддерживал жену. За ним следовали Рахиль и Симеон.

— Сойдите-ка на минутку, — сказал Финеас, обращаясь к людям, уже сидевшим в повозке. — Я устрою поудобнее сиденье для женщин и ребенка.

— Вот две буйволовые шкуры, — сказала Рахиль. — Уложи их на сиденье.

— Джим! Держи пистолеты наготове, — сказал Джордж. — Ты знаешь, что́ нам делать, если нас настигнут!

— Еще бы не знать! — произнес Джим, выпрямляя могучие плечи. — Не бойся! Я не позволю им снова отнять у меня мать.

Пока они разговаривали, Элиза успела проститься с Рахилью. Симеон усадил ее в повозку, где она устроилась вместе с ребенком на заднем сиденье. Старуха поместилась рядом с ней. Джордж и Джим примостились на скамеечке впереди них, а Финеас занял место на козлах.

— Доброго пути! — напутствовал их Симеон.

— Благодарим вас от всего сердца! — послышалось в ответ.

Повозка тронулась, стуча и громыхая. Разговаривать было невозможно.

Они ехали по дороге, извивавшейся сквозь густую чащу леса, подымались в гору, спускались вниз, ехали по унылой, безлюдной равнине. Проходили часы, и повозка все дальше и дальше удалялась от дома квакеров.

Ребенок скоро уснул, уронив головку на материнскую грудь. Старая негритянка забыла о своих страхах, а когда забрезжил рассвет, задремала даже Элиза. Финеас был веселее всех. Чтобы скоротать время, он насвистывал песенки, несколько легкомысленные для квакера.

Было около трех часов ночи, когда Джордж вдруг услыхал быстрый конский топот позади. Он подтолкнул локтем Финеаса, который осадил лошадей, чтобы лучше было слышно.

— Это Майкл, — сказал он. — Я узнаю топот его коня.

Поднявшись на ноги, он с некоторым беспокойством стал вглядываться в дорогу. Вскоре они различили вдали на холме силуэт всадника, мчавшегося к ним во весь опор.

— Это он! — сказал Финеас.

Джордж и Джим, еще не зная хорошенько, что́ они должны предпринять, соскочили на землю. Молча повернулись они в ту сторону, откуда мчался вестник, ожидаемый с такой тревогой.

Он быстро приближался. Вот он на мгновение скрылся за холмом, но топот копыт был явственно слышен. Вот конь вынес его на пригорок, достаточно близкий, чтобы слышен был голос.

— Да, это Майкл, — сказал Финеас. — Хелло! Майкл! Сюда, сюда!

— Это ты, Финеас?

— Да. Какие вести? Они уже близко?

— Они почти нагоняют нас! Человек восемь или десять! Пьяные, ругаются, разъяренные, как звери.

Не успел он договорить, как порыв ветра донес звуки голосов и топот копыт.

— Скорей, скорей все в повозку! — приказал Финеас. — Если вы собираетесь драться, подождите, пока я укажу вам подходящее место.

Они вскочили в повозку. Финеас погнал лошадей галопом. Майкл ехал рядом. Женщины все слышали. Они уже видели вдали группу людей, темные силуэты которых выступали на розовеющем фоне утреннего неба. Преследователи взлетели на ближайший холм и заметили повозку. Раздался вопль грубого торжества. Элиза, близкая к обмороку, прижимала к себе ребенка. Старуха молилась и охала. Джордж и Джим судорожно сжимали в руках пистолеты.

Расстояние между повозкой и преследователями все сокращалось. Но повозка, сделав резкий поворот, остановилась у подножия высокой, совершенно отвесной скалы, поднимавшейся из груды нагроможденных друг на друга скал, окруженных со всех сторон гладкой равниной. Эта каменная громада мрачно и одиноко возносилась к загоравшемуся солнцу и, казалось, сулила верное и неприступное убежище. Финеасу это место было отлично знакомо. Он часто бывал здесь на охоте. Сюда-то он и спешил, погоняя лошадей.

— Вот мы и доехали, — сказал он, соскакивая с козел. — Ну, скорей, скорей, вылезайте все и взбирайтесь за мной на скалу. Майкл! Припряги своего коня к повозке и поезжай к Амариа. Пусть он скачет сюда да прихватит с собой кое-кого из своих. Придется потолковать с этими негодяями.

Не прошло и минуты, как все уже выскочили из повозки.

— За мной! — крикнул Финеас, подхватывая на руки мальчика. — За мной! Поддержите женщин и, если вы когда-нибудь умели бегать, бегите!

Предупреждение было лишним. В одно мгновение они перескочили через тянувшуюся вдоль дороги живую изгородь и со всех ног бросились к скалам. Майкл в это время, соскочив с коня, привязал его к повозке и, погоняя лошадей, помчался вперед по дороге.

— За мной! — скомандовал Финеас, когда в предрассветных сумерках ясно обозначилась тропинка, круто поднимавшаяся вверх по скале. — Здесь одно из моих старых охотничьих убежищ. Карабкайтесь вверх!

Финеас, держа на руках ребенка, с ловкостью дикой козы взбирался по скале. За ним следовал Джим, неся на руках дрожащую старуху мать. Джордж и Элиза замыкали шествие.

Всадники между тем, доскакав до подножия скалы, громко крича и ругаясь, попытались следовать за Финеасом и его спутниками.

Но беглецы уже достигли вершины скалы, где тропинка сворачивала в узкое ущелье. Здесь можно было продвигаться только по одному. Пройдя несколько шагов, они внезапно очутились перед расщелиной фута в три шириной. По ту сторону высилась огромная, высотой в тридцать футов, каменная глыба с неприступными отвесными склонами, напоминавшими стены горного замка. Финеас легко перепрыгнул через расщелину и, оказавшись на противоположной стороне, опустил ребенка на ровную, покрытую мягким мхом площадку.

— Скорей! Скорей! Прыгайте, если вам дорога жизнь! — крикнул он.

И все перепрыгнули вслед за ним.

Обломки камней образовывали какое-то подобие бруствера, скрывавшего их расположение от глаз преследователей, находившихся внизу.

— Хорошо! Все мы в сборе! — сказал Финеас, следя за движениями противника.

Преследователи уже карабкались вверх по скале.

— Пусть-ка поймают нас теперь! — сказал Финеас. — Чтобы добраться сюда, им придется идти по одному сквозь расщелину под дулами наших пистолетов… Ясно, ребята?

— Ясно, — ответил Джордж. — Но теперь, так как это наше личное дело, то и опасность мы примем на себя и драться будем одни.

— Совершенно правильно, Джордж! — согласился Финеас, жуя листок дикого тутового дерева. — Защищайся, дерись, как тебе будет угодно. Но мне, надеюсь, будет разрешено полюбоваться этим зрелищем? Эти негодяи там внизу совещаются и поглядывают вверх, будто куры, собирающиеся взлететь на насест… Не скажешь ли ты им предварительно несколько слов, Джордж? Пусть они знают, что их пристрелят, как только они попытаются добраться сюда.

Сейчас можно было уже ясно разглядеть лица преследователей. Тут были наши старые знакомые: Том Локер и Мэркс. Их сопровождали два констебля, приглашенные ими для задержания негров, и несколько проходимцев, набранных в таверне и готовых за выпивку принять участие в охоте за беглыми рабами.

— Вот ловко, Том! — сказал один из них. — Ваши кролики сидят в ловушке!

— Да, вот они там, наверху. А вот и тропинка… Надо лезть туда… Не соскочат же они вниз с такой высоты! Им нет выхода.

— А вдруг, Том, они станут стрелять в нас из-за скал? Это будет довольно неприятно.

— Как вам не стыдно! — воскликнул Том Локер с насмешкой. — Вечно трясетесь за свою шкуру. Бояться нечего. Негры ведь трусы.

— Не знаю, почему бы мне и не дрожать за мою шкуру, — пробормотал Мэркс. — Запасной у меня нет… А что до негров, так они иной раз дерутся как черти…

В эту минуту на скале показался Джордж.

— Эй вы! — обратился он к стоящим внизу, и голос его звучал спокойно и ровно. — Кто вы такие и что вам надобно?

— Нам нужны беглые негры, — крикнул Локер. — Джордж, Элиза Гаррис и их сын, Джим Сельден и его старуха. С нами два констебля, и у нас есть варрент^[18] на право захватить их. И мы их захватим! Слышите? Не вы ли Джордж Гаррис, собственность мистера Гарриса из округа Шельби в Кентукки?

— Да, я Джордж Гаррис. Некий мистер Гаррис из Кентукки утверждает, что я принадлежу ему. Но я теперь свободный человек и стою на свободной земле. Джим и его мать тоже здесь… У нас есть оружие для защиты нашей жизни, и мы будем защищаться. Можете подняться сюда, если вам угодно. Но первый, кто окажется на расстоянии выстрела, будет убит, и следующий тоже, и третий — и так все до одного.

— Будет вам, молодой человек! — сказал какой-то низкорослый толстяк, выступив вперед и усиленно сморкаясь. — Все эти речи в ваших устах звучат необдуманно. Вы отлично видите, что мы представители власти. Закон на нашей стороне, и власть, и все! Лучший исход для вас — это спокойно сдаться… Все равно, рано или поздно вам придется сделать это.

— Мне отлично известно, что закон и власть на вашей стороне, — с горечью ответил Джордж. — Вы желаете захватить мою жену, чтобы продать ее на новоорлеанском невольничьем рынке, запереть моего сына, как теленка, в загоне работорговца, хотите старуху, мать Джима, вернуть зверю-хозяину, который избивал и мучил ее только потому, что он не мог бить и мучить Джима. Джима и меня вы хотите подвергнуть истязаниям и мукам… Вы хотите, чтобы нас раздавили под своей пятой те, кого вы называете нашими хозяевами… И ваши законы поддерживают вас. Позор вам, и позор вашим законам! Но мы еще не в ваших руках! Мы не признаем ваших законов, мы не признаем вашей страны! Мы здесь под вольным небом такие же свободные люди, как вы. И клянусь вам, мы будем биться за нашу свободу до последнего вздоха!

Лучи восходящего солнца падали на смуглое лицо Джорджа. Страстное возмущение и отчаяние зажгли огонь в его глазах, и он поднимал к небу руку, словно призывая его в свидетели.

О, если б Джордж был юным венгерцем, прикрывающим в родных горах отступление изгнанников, покидающих Австрию в надежде найти убежище в Америке, его поведение назвали бы героизмом. Но так как Джордж был всего-навсего африканцем, защищающим беглецов, покидающих Соединенные Штаты и стремящихся найти убежище в Канаде, — мы чересчур «благовоспитанны» и слишком «горячие патриоты», чтобы видеть в этом какое бы то ни было геройство.

Если венгерские повстанцы спасаются от законных властей своей страны, американское правительство и газеты приветствуют их звуками фанфар. Но когда то же самое совершают беглые негры, то это… Да что же это в самом деле?

Пусть так… Во всяком случае, осанка, взгляд, голос говорившего, весь он, стоящий перед врагами на скале, заставили шайку Локера притихнуть. В бесстрашии и мужестве есть нечто, способное на мгновение воздействовать даже на самые огрубелые души. Один только Мэркс остался безучастным. Он спокойно зарядил пистолет и в то самое мгновение, когда после речи Джорджа наступила тишина, прицелился и выстрелил в него.

— Вы ведь знаете, — сказал он, — что за мертвого или живого будет заплачено одинаково.

Джордж отскочил назад. Элиза громко вскрикнула. Пуля, скользнув по волосам Джорджа, впилась в дерево.

— Пустяки, Элиза, — поспешно сказал Джордж.

— Какие подлецы! — воскликнул Финеас.

— Приготовься, Джим! — проговорил Джордж. — Проверь пистолеты. Стереги проход. Первого, кто покажется, пристрелю я. Ты выстрелишь во второго… Нельзя тратить два заряда на одного.

— Но если ты промахнешься?

— Я не промахнусь! — спокойно ответил Джордж.

— Из этого парня выйдет толк, — пробормотал Финеас сквозь зубы.

Между тем осаждающие после выстрела Мэркса пришли в замешательство.

— Вы попали в одного из них, — сказал кто-то, обращаясь к Мэрксу. — Я слышал крик.

— Я прикончу второго, — заявил Том. — Никогда я не боялся негров, не побоюсь и теперь. Кто за мной? — И он полез на скалу.

Джордж слышал каждое произнесенное внизу слово. Он наставил дуло пистолета на выход из ущелья, откуда должен был появиться первый из нападавших.

Наиболее храбрые спутники Тома последовали за ним. Они карабкались вверх один за другим, и последние подталкивали первых, хотя тем было не так уже к спеху. Враги приближались. Вскоре массивная фигура Тома появилась на краю расщелины.

Джордж спустил курок. Пуля впилась Тому в бок, но, взревев, как раненый бык, он одним прыжком перелетел через расщелину и оказался на краю площадки, где находились беглецы.

— Друг, — неожиданно произнес Финеас, становясь впереди своего маленького отряда и отталкивая Локера своими длинными руками. — Ты нам здесь вовсе не нужен!

Том, соскользнув с края площадки, покатился вниз по поросшему кустами и деревьями крутому склону, пока, разбитый и стонущий, он не очутился на дне обрыва. Падение было бы смертельным, если бы оно не было несколько смягчено ветвями деревьев, за которые цеплялось его платье. Все же Том ударился о землю много крепче, чем ему было желательно.

— Господи, помилуй, да ведь это настоящие дьяволы! — пробормотал Мэркс, поспешно спускаясь и проявляя при этом значительно бо́льшую энергию, чем при подъеме. Остальные ринулись за ним, толкая и обгоняя друг друга. Толстый констебль задыхался от бега.

— Джентльмены, — предложил Мэркс, — обойдите скалу и спуститесь за Томом. Я тем временем сяду на лошадь и съезжу за подмогой.

Не обращая внимания на насмешки и брань, Мэркс, не теряя даром времени, исполнил свое намерение и пустился наутек.

— Что за гадина! — проговорил один из участников экспедиции. — Притащил нас сюда по своему делу, а сам улепетывает!

— Ничего не поделаешь, — сказал другой. — Придется спуститься за тем, другим. По правде сказать, мне наплевать, живой он еще или мертвый!

Цепляясь за деревья и кусты, они спустились на дно расселины, где, с одинаковым неистовством охая и ругаясь, лежал злополучный герой.

— Вы здорово вопите, Том. Сильно разбились, что ли?

— Сам не знаю. Приподымите меня! Можете? Будь проклят этот квакер! Если б не он, я парочку-другую из них сбросил бы вниз… чтоб посмотреть, как им это понравится.

Ему помогли встать и, поддерживая под руки, отвели туда, где стояли лошади.

— Если б только вы могли довезти меня за милю отсюда, до той таверны… Дайте мне носовой платок, какую-нибудь тряпку… чтоб прикрыть рану и остановить кровь!

Заглянув вниз, Джордж увидел, что преследователи стараются посадить Локера на коня. Но после нескольких тщетных попыток Том тяжело грохнулся наземь.

— Только бы он не умер! — проговорила Элиза, которая, как и все ее друзья, сверху наблюдала за происходившим.

— Почему бы и нет! — ответил Финеас. — Он получил бы по заслугам! Но клянусь честью, — воскликнул он вдруг, — они, кажется, собираются его покинуть!

Он не ошибся. Пораздумав немного и посовещавшись, вся компания вскочила на коней и помчалась по дороге.

Когда они скрылись из глаз, Финеас тоже стал готовиться в путь.

— Поскорее, друзья! Мы должны спуститься вниз и немедленно двинуться дальше, хотя бы пешком. Я просил Майкла поехать на ферму, вызвать на подмогу людей и вернуться с повозкой. Я думаю, однако, что нам лучше будет пойти им навстречу. Дай-то бог, чтобы он скорее вернулся. Сейчас еще рано, и мы по дороге не встретим много людей. Да и от цели нас отделяют каких-нибудь две мили. Не будь дорога сегодня ночью так плоха, они бы нас не догнали.

Спустившись вниз, Финеас увидел возвращавшуюся повозку. Ее сопровождали друзья.

— Какое счастье! — воскликнул он. — Вот едет Майкл, а с ним Стефенс и Амариа. Теперь мы в безопасности!

— Тогда задержимся еще на минутку, — сказала Элиза. — Поможем этому несчастному, который так громко стонет.

— Это наш долг, — поддержал ее Джордж. — Возьмем его с собой.

— И оставим его на попечение квакеров, — согласился Финеас. — Это доброе дело. Я не возражаю против него. Пойдем же, посмотрим, что с ним.

И Финеас, за время своей бродячей охотничьей жизни успевший приобрести кое-какие, хотя и примитивные, познания по хирургии, опустился на колени около Тома и принялся внимательно осматривать его рану.

— Мэркс… — слабым голосом проговорил Том. — Это вы, Мэркс?

— Нет, друг, это не Мэркс, — ответил Финеас. — Твой Мэркс больше беспокоится о своей шкуре, чем о тебе… Он давно уже удрал.

— Мне кажется, я умираю, — проговорил Том. — Проклятый пес! Оставил меня умирать без помощи! Моя покойная старуха мать всегда твердила мне, что я так кончу…

— Ай-ай-ай! — воскликнула добродушная старая негритянка. — Он зовет свою мать… Какой бы он ни был… мне все-таки жаль его…

— Потише, потише, — проговорил Финеас, — веди себя спокойно. Ты погиб, если мне не удастся остановить кровь.

Финеас с ловкостью настоящего лекаря занялся перевязкой. Его друзья старались ему помочь кто и как умел.

— Это вы столкнули меня вниз? — слабым голосом проговорил Том Локер.

— Но ведь иначе ты сбросил бы вниз нас всех, — сказал Финеас, накладывая повязку. — Не вертись! Дай хорошенько перевязать. Мы ведь народ не злой, желаем тебе добра. Сейчас мы отвезем тебя в один дом, где за тобой будут ухаживать, как за родным сыном.

Том, застонав, закрыл глаза. У такого рода людей мужество — чисто внешнего характера: оно иссякает по мере того, как льется кровь…

Подъехал Майкл с повозкой. Они раздвинули скамейки, сложили буйволовые шкуры на одну сторону, и четверо мужчин с трудом уложили на них Тома. Он окончательно лишился чувств. Растроганная старая негритянка уселась в глубине. Элиза, Джордж и Джим устроились как пришлось, и лошади тронулись.

— Какого вы мнения о нем? — спросил Джордж, обращаясь к Финеасу, рядом с которым он сидел на козлах.

— Все благополучно, — ответил Финеас. — Рана не очень глубока, но ударился он, падая, очень сильно. Он потерял много крови, и это лишило его сил. Когда он очухается, может быть, это послужит ему уроком…

— Куда же мы денем этого беднягу? — спросил Джордж.

— Мы отвезем его к Амариа. Бабушка Стефенса — ее зовут Доркас — считается лучшей сиделкой во всей округе… Не пройдет и двух недель, как она поставит его на ноги.

Час спустя наши путники остановились у дверей фермы, где их уже ожидал сытный завтрак. Тома Локера уложили в постель, гораздо более опрятную и мягкую, чем те, которые он обычно занимал. Рану его промыли и перевязали, и он остался лежать на спине, словно утомленный ребенок. Он то закрывал, то открывал глаза, обводя полусонным взглядом комнату с белыми занавесками и останавливая их на фигурах людей, бесшумно скользивших вокруг него.

Мы временно покинем его в этом положении и вернемся к дяде Тому.

Серия сообщений "ГАРРИЕТ БРИЧЕР-СТОУ: ХИЖИНА ДЯДИ ТОМА+Х/Ф":
Часть 1 - АННОТАЦИЯ; ОГЛАВЛЕНИЕ; ГЛАВА 1: В КОТОРОЙ ЧИТАТЕЛЬ ЗНАКОМИТСЯ С "ГУМАННЫМ" ЧЕЛОВЕКОМ
Часть 2 - ГЛАВА II: МАТЬ; ГЛАВА III: МУЖ И ОТЕЦ
...
Часть 13 - ГЛАВА XV: О НОВОМ ХОЗЯИНЕ ТОМА И ЕЩЁ КОЕ О ЧЁМ
Часть 14 - ГЛАВА XVI: ХОЗЯЙКА ТОМА И ЕЁ ВЗГЛЯДЫ
Часть 15 - ГЛАВА XVII: КАК ЗАЩИЩАЕТСЯ СВОБОДНЫЙ ЧЕЛОВЕК
Часть 16 - ГЛАВА XVIII: ЖИЗНЕННЫЙ ОПЫТ И ВЗГЛЯДЫ МИСС ОФЕЛИИ
Часть 17 - ГЛАВА XIX: ТЯЖКИЕ ИСПЫТАНИЯ МИСС ОФЕЛИИ ПРОДОЛЖАЮТСЯ
...
Часть 33 - ГЛАВА XL: ЖЕРТВА; ГЛАВА XLI: МОЛОДОЙ ХОЗЯИН
Часть 34 - ГЛАВА XLII: ИСТОРИЯ ОДНОГО ПРИВЕДЕНИЯ; ГЛАВА XLIII: МЕСЯЦ СПУСТЯ
Часть 35 - ГЛАВА XLIV: ОСВОБОДИТЕЛЬ; ГЛАВА XLV: В ЗАКЛЮЧЕНИЕ - ЕЩЁ НЕСКОЛЬКО СЛОВ; ПРИМЕЧАНИЕ