Слава юношей — сила их, а украшение стариков — седина. Притч. 20:29
Я никогда не намеревался стать писателем — просто так вышло. Когда я был еще Возлюбленным сыном, я, как и большинство мальчишек, не особенно задумывался над тем, кем, когда вырасту, стану, а если и задумывался, то мечтал стать Бэтменом, потом — ковбоем, как мой дед, а потом — гонщиком. Когда я стал христианином (лет в девятнадцать), я считал, что должен поступить в семинарию и стать пастором, так как к тому времени осознал, что хочу посвятить свою жизнь Богу, что хочу изменить мир (как юный Воин), и пасторство было единственно доступным мне христианским служением (многие, многие молодые люди ощущают то же самое и переживают внутренний конфликт из-за того, что их таланты и стремления относятся к другим областям). И слишком много лет я не имел представления о том, что мне следует делать в жизни.
Писательство однажды пришло ко мне само, в кафе за чашечкой кофе, когда мы разговаривали с Брентом о цикле лекций, которые позже легли в основу нашей общей книги «Священный роман». Он сказал: «Думаю, нам нужно написать обо всем этом книгу — по-моему, найдется еще немало людей, которым интересно будет узнать, о чем мы рассказываем». «О, небо! — вздохнул я. — Брент, у меня нет на это времени». Я работал сорок с лишним часов в неделю, да еще учился в аспирантуре, отдавая все, что от меня оставалось (зачастую совсем немногое), Стейси и детям. Наступила долгая пауза, а потом Брент сказал: «Ладно. Я думаю, что мы должны это сделать, но если ты не хочешь... Почему бы тебе об этом не подумать?» Я встал и вышел из кафе. Забавно, как в такие простые мгновенья меняется наша судьба. Ко времени, когда я завел свой старенький внедорожник 1971 года выпуска, я уже был готов сесть за книгу.
В последующие девять лет у меня не было формального наставника в писательском мастерстве, не было земного отца, который руководил бы мной в этом прекрасном, ужасном, одиноком деле, преисполненном всяческих опасностей. Но множеством известных и неизвестных мне способов меня наставлял Небесный Отец, и в самый подходящий момент Он послал мне одного-двух Мудрецов. А для этой книги таким Мудрецом стал Норман Маклин.
Чтобы было понятнее, каким образом к нам могут приходить Мудрецы — каким образом пришел ко мне Норман Маклин, — позвольте сначала рассказать вам, как я пишу. Мое утро начинается с сосредоточенной молитвы — не в силу какого-то великого благочестия, а сугубо по необходимости (без этого я ни на что не способен, брожу как в тумане). Потом завтрак, после которого я занимаюсь самыми неотложными, абсолютно обязательными делами, сопротивляясь искушению откликнуться на каждое сообщение по электронной почте и записанный телефонный звонок. Полчаса, не более. Затем начинается мой писательский день. Моим излюбленным местом для литературных занятий стал сеновал на конюшне нашего ранчо — такое созвучное теме этой книги место и такое подходящее для писательства вообще, ведь, как сказала Энни Диллард, это занятие похоже на объездку дикой лошади: «Каждое утро нужно идти и снова ее ловить».
Но, увы, я не всегда могу там находиться, даже не могу проводить там большую часть своего времени, поэтому многие страницы этой книги написаны в моем домашнем кабинете. В любом из этих мест я, прежде чем начать писать, делаю две вещи. Во-первых, я просматриваю те слова и фразы, которые Бог послал мне до того, как я приступил к делу, или уже в самом процессе, слова и фразы, занесенные мной на карточки размером 3 на 5 дюймов. В других книгах я уже говорил, насколько считаю это важным, так как один из первых шагов в любом серьезном деле — это попросить у Бога совета. «Предваряющие слова» — так я стал их называть, а причина просить их у Бога состоит в том, что очень часто, когда дело уже пошло, вы не можете за деревьями увидеть леса. Достичь какой-то ясности в разгар процесса писания обычно гораздо труднее, чем до того, как поднимется целое облако пыли. Как сказал Эйзенхауэр, планирование перед битвой — это все, но как только она начнется, военные действия превращаются в хаос. Вы знаете, что это правда.
Одним из таких сказанных Богом «предваряющих слов» было слово «вместе» — в том смысле, что мы сделаем это вместе. «...Отец, пребывающий во Мне, Он творит дела» (Ин. 14:10). О чем, конечно, и написана вся эта книга. На одной из карточек есть цитата из Писания, которую Бог напомнил мне примерно за год до начала работы: "Поставь себе путевые знаки, поставь себе столбы, обрати сердце твое на дорогу, на путь, по которому ты шла... » (Иер. 31:21). В то время я думал, что мне нужно обратить внимание на« сам этот стих, но не находил в нем какого-то особого смысла, пока не начал писать эту книгу о пути возмужания. Тогда я расслышал эти слова Святого Духа, словно звон туго натянутой тетивы. Бог также послал мне очень добрые слова: «Евангелие — не справочник, дающий исчерпывающую информацию». Это было Его реакцией на мой страх, что я не все смогу разъяснить, на каждой странице упуская какие-то критически важные моменты. Я подумал: «Верно, Евангелие не похоже на учебник систематического богословия», и на сердце у меня полегчало. Есть на моих белых карточках и другие «предваряющие слова», которые я очень ценю, но не хочу вам наскучить, приводя их все. Я пытаюсь раскрыть мою тему, тему Мудреца.
Далее, я сажусь за стол и припадаю к моему источнику — книгам писателей, которые писали лучше, чем я, — чтобы вспомнить, что такое хорошая литература, дать ей в меня впитаться, укрепить меня, как много лет назад я смотрел на упражнения своего наставника с самурайским мечом, прежде чем сам взял в руки меч. При написании мной этой книги Бог вложил мне в руки (довольно счастливым образом) замечательное произведение Нормана Маклина, автора книги «Там, где течет река». В конце жизни — собственно, вплоть до самой смерти — Маклин писал еще одну книгу, «Юноши и огонь», своего рода детектив о лесном пожаре 1949 года в районе города Манн-Галч (штат Монтана), унесшем жизнь тринадцати молодых пожарных. Во многих отношениях эта книга превосходна (в «New York Times» ее назвали «величественной драмой»), и мне так много дали ее стиль, ее ритм, ее фактографичность. Воздействие на меня слов Нормана Маклина, его жизненной позиции и жизненного опыта, отраженных на страницах этой книги, я даже не берусь описать.
Итак, при создании этой книги Норман Маклин был моим Мудрецом. Я сижу у его ног (важное напоминание о том, что наставники и отцы не обязательно должны физически присутствовать, их даже может не быть в живых).
Маклину исполнилось семьдесят четыре года, когда он начал работу над «Юношами и огнем». С учетом его философии, которую он называл «антимарионеточной» в смысле сопротивления отстранению от дел в связи с преклонным возрастом, это было для него чрезвычайно важно. Преодолев еще одно из множества препятствий, Маклин рассказывает:
Я сидел в своем кабинете, объясняя самому себе, может быть даже жестами, свою доморощенную «антимарионеточную» философию, суть которой сводилась к тому, что, когда мои годы уже превосходят библейский возраст смерти34, мне все равно следует что-то делать. Мне хотелось, чтобы несмотря на мое долголетие моя жизнь, как всегда, была трудна, но содержала и что-то новое, что-то, чего я не делал раньше, например не писал таких книг. Конечно, это будет трудно — писать нечто новое. У меня должен появиться новый взгляд на вещи, которые я знал почти всю свою жизнь, такие как образование и леса.
Маклину было за восемьдесят, когда он написал эти слова, — сбор материалов для книги потребовал многолетних изысканий, — и тем не менее он хотел сделать свою жизнь еще труднее? Писать новое? Я был этим поражен. К этому возрасту большинство мужчин уходят на пенсию, проводят свои дни за игрой в бинго или просмотром познавательных телепередач. Маклин берется за очень трудную книгу, отчасти надеясь, что это спасет его «от кормления гусей». Таково сердце Мудреца — в последние годы жизни он стремится внести наибольший вклад в общее дело.
Поскольку этот пожар отнял больше жизней пожарных, чем любой предшествующий, его незамедлительно накрыла дымовая завеса противоречивых суждений, и ко времени, когда он был окончательно потушен, многие важные факты оказались «утеряны» правительством США, которое, как иронически пишет Маклин, «иногда, конечно, прячет факты, чтобы не подставлять своей шеи, а иногда, кажется, просто на них плюет». Поиски истины оказались трудным делом. Маклин, уроженец Монтаны, предпринял несколько поездок в гористую местность, где находится Манн-Галч, причем последнюю в свои семьдесят семь лет. В городе Хелене в тот день была зарегистрирована температура воздуха тридцать четыре градуса, а в районе Манн-Галча, по оценкам специалистов лесной службы, приближалась к пятидесяти градусам. «На пути назад я перестал тревожиться по поводу смерти от сердечного приступа. Еще до того, как я перевалил через гребень, более естественной стала выглядеть смерть от обезвоживания... »
Своей «антимарионеточной» философией Маклин внес большой вклад как в литературное творчество, так и в дело изучения (а значит, и предотвращения) особо опасных лесных пожаров, чтобы никто больше не разделил участи тех, чьи жизни исковеркал этот пожар. Его целеустремленность, я надеюсь, может послужить для нас источником вдохновения на стадии Мудреца. В заметках, которые он составлял для предисловия к «Юношам и огню» (книга была издана посмертно — Маклин отдавал себя работе над ней до последнего вздоха), престарелый Мудрец пишет так:
Проблема самоидентификации — это не просто проблема юности. Эта проблема возникает все время. Она должна терзать вас и в старости, а если это не так, это должно подсказать вам, что вы умерли.
Значительно превзойдя библейский срок жизни в семь десятков лет, я все сильнее ощущаю, что выразить свою благодарность за мое продолжающееся пребывание на поверхности земли я могу, только не коснея в том, что я до сих пор знал и любил. Пока вокруг меня есть атмосфера, есть и все новые и новые возможности любить, особенно если к любви причислить сочувствие.

Последняя стадия на пути возмужания

Вы видите, что стадии Мудреца я посвятил только одну главу. Смирение требует, чтобы здесь я был краток, так как сам я на этой стадии еще не был и за свою жизнь встретил очень мало тех, кто на ней побывал. Поэтому мои замечания основаны скорее на наблюдениях, чем на личном опыте. А в таких случаях мы должны испытывать нерешительность. Мне вспоминаются строки, прочитанные мной у оксфордского епископа Ричарда Харриса:
Одним из самых примечательных религиозных изданий этого столетия была книга проповедей Гарри Уильямса, озаглавленная «Подлинный простор». Она обращена к миллионам людей, поскольку, как заявляет автор, в своей жизни он подошел к такому моменту, когда не хочет проповедовать что-то, что не было подтверждено его личным опытом.
В этом секрет по-настоящему сильного проповедника, который способен воздействовать на людей, который способен стать могущественным орудием Бога. Можете себе представить, что будет, если каждый пастор будет руководствоваться этим же принципом? Слишком много людей со слишком большой готовностью предлагают вам свои мысли о том, в чем у них нет настоящего, то есть личного, опыта — особенно опыта общения с Богом, так что их «мудрость» не основана на реальности. В лучшем случае это теория, а скорее всего — схоластика, непроверенная и неподтвержденная. В худшем случае доходит и до кражи чужих идей. Этот мусор занимает полки большинства книжных магазинов. С другой стороны, Мудрец знает, о чем говорит, потому что говорит он это на основе собственного опыта, черпает из изобильного источника самопознания. Так говорят об Иисусе: «И дивились Его учению, ибо Он учил их, как власть имеющий...» (Мк. 1:22).
Итак, что касается стадии Мудреца, я буду краток.
Я бы отнес начало стадии Мудреца к закатным годам Царя, к возрасту лет в шестьдесят-семьдесят. Приходит время, когда Царь должен уступить свой престол. Это не подразумевает его поражения. Это подразумевает, что пришло время самому стать Мудрецом, а место Царя уступить другому человеку. Слишком много Царей слишком долго цеплялись за свои троны. Эти Цари становились буквально никем после того, как расставались со своими престолами (что указывает на то, сколь многое в самоидентификации они связывали со своим положением). Очевидно, что на стадии Мудреца «владения» мужчины могут уменьшиться — он уходит со своего поста, возможно, переезжает в дом или квартиру поменьше, живет на небольшую пенсию. Но влияние его фактически должно возрасти. Это не время отправляться на курорт в Форт-Лодердейл, чтобы, как говорит Билли Кристал, «расхаживая по аллеям, выискивать максимально обезжиренный йогурт и бормотать про себя: „Отчего это дети не звонят, отчего это дети не звонят?"», ведь теперь этот мужчина становится наставником для тех мужчин, которые творят историю.
Лучший библейский прообраз на этот случай, конечно, Соломон, но лично мне часто вспоминается Павел, пишущий свои послания из узилища. Рембрандт оставил нам замечательную картину, где старый Мудрец, опершись локтем о стол и подперев ладонью щеку, составляет свое послание при свете догорающей свечи. Кому? Ефесянам? Филиппийцам? Колоссянам? Особенно мне нравятся послания Павла к Тимофею, написанные в тоне обращения любящего отца к сыну, Мудреца — к Воину и Царю.
Самым сильным прообразом Мудреца в кельтской мифологии и рыцарских романах, безусловно, будет Мерлин, без которого Артур никогда не смог бы стать Царем (Царю нужен Мудрец, и хорошая проверка смиренности Царя — это ответ на вопрос, есть ли у него Мудрец и прислушивается ли он к его советам). К. С. Льюис воскрешает образ Мерлина в одном из лучших своих романов «Мерзейшая мощь», в котором старый кельт становится советником для горстки христиан, отчаянно выступающих против злой силы, стремящейся поработить мир. Льюис также дал нам образы доктора Корнелиуса, невысоконького наставника принца Каспиана, и Профессора, в чьем доме дети нашли платяной шкаф и благодаря чьей мудрости они избавлены от бесплодной рассудочности и перенесены в удивительный мир Нарнии.
Учитывая, как трудно найти своего Мудреца, вы можете временно черпать силу и вдохновение у тех Мудрецов, которых мы встречаем в книгах и фильмах. Йода — классический Мудрец: «Страх порождает ярость, ярость порождает ненависть, ненависть порождает страдание». Есть еще замечательный старый священник в «Графе Монте-Кристо»: «И вот тебе последний урок: не совершай преступление, за которое сейчас отбываешь наказание. Бог сказал: „...Мне отмщение, Я воздам..."». «Я не верю в Бога», — отвечает Дантес. «Это не имеет значения. Он верит в тебя». Есть Мудрец, спасающий Фаворита, — лошадник Том Смит, советник Чарлза Хауарда, старого Царя, и Реда, юного Воина. «Не могу избавиться от чувства, что его настолько довели, заставляя бегать по кругу, что он подзабыл, для чего рожден. Ему просто нужно заново научиться быть призовым скакуном».
Бальян потерял своего отца, прежде чем достиг Иерусалима, но он не остался одинок. В тот момент появился рыцарь и одновременно монах, благодаря советам которого Бальян успешно продвигается в опасных политических и религиозных водах Иерусалима эпохи крестовых походов. Бальян не слышит голоса Бога и жалуется: «Бог не говорит со мной. Даже на том холме, где умер Христос. Я живу без Божьей благодати», на что монах сочувственно отвечает: «Я этих слов не слышал». — «Все равно я, похоже, прощаюсь со своей религией». — «Для меня религия ничего не стоит. В качестве религии я слышал безумства фанатиков всех вероисповеданий, и они называли это Божьей волей. Праведность состоит в правильных поступках. И в мужестве защищать тех, кто не может постоять за себя сам. И в доброте. То, что нужно Богу, у тебя здесь, — отвечает он, указывая на голову Бальяна, — и здесь, — он указывает на сердце. — И благодаря твоим ежедневным решениям, как поступить, ты будешь хорошим человеком. Или не будешь им».
И, наконец, есть Гэндальф, герой из героев во «Властелине колец». На него смотрят все — юные Ковбои, Воины и Цари. Я считаю, что в нем заключается секрет успеха трилогии, так как в нем находит свой мифологический отклик стремление, сокрытое в глубинах сердца каждого из нас, — чтобы по нашему пути рядом с нами шел истинный Мудрец. Безусловно, он, как это показано Толкиеном, прошел все стадии возмужания. Он первым избран Элрондом в Братство кольца: «Это будет его величайшее задание и, может быть, конец всей его работы»36. И когда Средиземье было избавлено от опасностей, Арагорн хочет, чтобы его короновал Гэндальф. «В знак этого прошу я Хранителя Кольца вручить мне корону, а Митрандира [Гэндальфа] надеть мне ее на голову, ибо он был главным организатором всех нас, и это его победа».
В Книге Притчей сказано: «Слава юношей — сила их, а украшение стариков — седина» (Притч. 20:29). Насколько необходимо иметь седые волосы (и вообще оставшиеся волосы, с надеждой может спросить кто-нибудь)? У всех Мудрецов, которых я сейчас упомянул, волосы были седыми. За исключением, может быть, Йоды, три волоска которого кажутся мне зелеными, к тому же растущими из ушей (что тоже может стать утешением для людей в возрасте). Может ли быть Мудрецом человек, не достигший старости? Разумеется, в некоторой степени да. Соломон был Царем, когда писал Книгу Притчей. Но, опять же дар своей необыкновенной мудрости он получил от Бога. Мудрецом, безусловно, был Иисус, ведь нет учения, по глубине и милосердию хотя бы приближающегося к Его учению. А Иисусу было едва за тридцать. Итак, да, еще нестарый человек способен поделиться своей мудростью, опытом, предложить свои советы, объяснения, что я сам, кстати, пытаюсь сделать в этой книге.
И все же... есть такие вещи, которые мы просто не можем узнать или понять, пока не проживем те годы жизни, окончание которых знаменуется появлением седины. Скажем, вы направляетесь воевать на Ближний Восток. Предпочтете ли вы провести час с молодым офицером из Уэст-Пойнта, лучшим в своем выпуске и защитившим диплом по ближневосточным конфликтам, или проведете это время с Норманом Шварцкопфом?38 Я все сказал. Точно так же, как вы не захотите, чтобы молодой человек слишком рано стал Царем, вы не захотите, чтобы он слишком рано стал Мудрецом, какие бы у него ни были к этому задатки.
И что же такого нам предлагает Мудрец?
Мы живем в век специалистов, и это до такой степени стало для нас привычным, что мы порой об этом даже не задумываемся. Самые изощренные достижения науки и техники теперь доступны любому, у кого есть выход в Интернет. Если у нашего врача плохие новости для нас, мы, естественно, бросимся проверять диагноз у второго и третьего специалиста. Бизнесмены постоянно пользуются услугами консультантов, чтобы обогнать конкурентов, да и церкви уже всерьез занялись пиаром. Такое стремление «обратиться к специалисту» стало для нас одной из аксиом, и я задумываюсь о том, не объясняет ли это хотя бы отчасти то, почему мы не в состоянии понять, даже распознать настоящего Мудреца.
В бизнес-кругах специалистов иногда даже так и называют — Мудрецами.
Но между теми и другими — глубокая пропасть.
Мудрец отличается от специалиста настолько, насколько Любящий отличается от инженера. Прежде всего, профессиональная компетентность часто не имеет никакого отношения к жизни с Богом, фактически может даже уводить нас от Бога. Ведь компетентность специалиста дает нам привычную уверенность в том, что он держит ситуацию под контролем и что то же самое доступно и нам, стоит нам только ему довериться. За это мы его и любим. «Численность паствы вашей церкви не возрастает по той простой причине, что вы должным образом не рекламируете себя своим потенциальным прихожанам». С человеческой точки зрения такой подход может казаться правильным, может приносить какие-то результаты. Но разве не лучше спросить у Бога, почему ваша церковь не возрастает? Психология «компетентности» невероятно близка к психологии строителей Вавилонской башни. «Мы покорили природу. Благодаря нашей профессиональной компетентности мы властны над своей судьбой». А ведь мы знаем, как относится к этому Бог.
Нет, конечно же, ничего плохого в профессиональной компетентности нет. Я бы первый бросился искать лучшего в стране кардиохирурга, если бы моему сыну вдруг потребовалась операция на сердце. И все-таки почему получается так, что мы видим вокруг себя настолько мало Мудрецов, что большинство из нас встречается с ними только в вымышленных историях, подобных упомянутым выше? В том ли дело, что они не существуют, или, может быть, из-за нашего преклонения перед специалистами, чуть ли не их обожествления, Мудрецы отодвигаются на задний план? И как нам быть с библейским наставлением, которое учит: «...все, что не по вере, — грех» (Рим. 14:23). Где бы и когда бы мы ни обращали наши упования на что-то, что не от Бога, — это грех. Помня о необъяснимом нежелании рода человеческого во всем полагаться на Бога и о его практически безудержном стремлении полагаться на что-либо другое, не согласитесь ли вы, что наш культ специалистов фактически провоцирует безбожие, несмотря на все наше внутреннее сопротивление этому факту?
С другой стороны, Мудрец общается с Богом, и это жизнь, совершенно отличная от бытия специалиста и, безусловно, его превосходящая. Что бы он вам ни советовал, он ведет вас к Богу. О, да, у вашего Мудреца есть мудрость, накопленная за многие годы жизни, и эта мудрость является одним из величайших его достоинств. Но он научился не полагаться на свою мудрость, зная, что Бог зачастую призывает нас к тому, что противоречит нашей интуиции, и потому его мудрость (и профессиональная компетентность) полностью покорна Богу. Одним из главных отличий Мудреца от специалиста можно было бы назвать смирение, ибо сам Мудрец себя к таковым не относит. «Видал ли ты человека, мудрого в глазах его? На глупого больше надежды, нежели на него» (Притч. 26:12). Таким образом, мы можем не знать, что сидим за одним столом с Мудрецом, потому что он хранит молчание, пока талдычат без умолку специалисты.
Специалисты производят сильное впечатление. Мудрец приближает нас к Богу. Он может предложить нам свое присутствие, богатство души, которая долго жила с Богом.
Много лет назад несколько моих коллег — все мы были тогда юными Воинами — начали составлять что-то вроде заговора по свержению плохого Царя, под чьим началом проходило наше служение. Мы собрались на ужин в расположенном в подвале немецком ресторанчике, чтобы с глазу на глаз поговорить с одним Мудрецом, который согласился с нами встретиться. Каменные стены, винный погребок, разговоры о революции — атмосфера была как на сходке французского Сопротивления, а может быть, как на встрече Лютера с собратьями в канун Реформации. Мудрецу, как я теперь понимаю, ясно была видна вся наша наивность и все наши недостатки, но он был с нами добр, бесконечно терпелив и не торопился указывать нам на наши многочисленные ошибки. Вместо этого, как мне вспоминается, он дал нам надежду. «Возможно, Бог устроил все это просто для того, чтобы собрать вас вместе». Мудрые слова! Они увели нас от революции, зато вселили чувство собственного достоинства и надежду.
В вашем непосредственном окружении может и не быть Мудрецов, но у вас есть возможность их поискать.
Когда начатое нами в 2000 году служение с организационной стороны стало напоминать дикого мустанга, я понял, что отчаянно нуждаюсь в совете. Я разыскал знаменитого пастора, имя которого из уважения к его скромности называть не буду. Мы сидели в кафе, и я озадачивал его вопросами о том, как набирает силу его собственное служение и как он с ним управляется. «Конечно, мне нравится этим заниматься. Но Бог призывает меня делать кое-какие вещи, делать которые я не хочу, но все же их делаю, потому что это требуется для моего царства». Это и был порог, который я готовился переступить, — став Царем, возложить на себя нежеланное бремя, потому что чувствовал, что к этому меня призывает Бог. И хотя это откровение старого праведника оказалось для меня чрезвычайно полезным, за те два часа беседы я получил еще нечто очень важное, что мне до сих пор трудно выразить словами. Сидеть рядом с человеком, который свыше семидесяти лет жил с Богом, — словно побыть с отцом, словно встретить взгляд мудрого и доброго собеседника, чье сердце с готовностью откликается, чтобы подтвердить вашу правоту и дать вам совет — вот та духовная пища, которая необходима душе. С этим так резко контрастировали все годы моего одиночества и безотцовщины. Я готов был заплакать.
И есть Мудрецы, к которым я обращаюсь, потому что они продолжают говорить с нами в своих книгах. Два года назад меня пригласили принять участие в конференции на Северо-Западе, и хотя я редко откликаюсь на подобные приглашения, я почувствовал, что Бог хочет, чтобы я поехал. Мое нежелание отчасти объяснялось нехваткой времени, но в большей степени тем предчувствием, что я буду там как вытащенная из воды рыба, что у меня проявятся серьезные расхождения с организаторами конференции. Выходя из дома, чтобы ехать в аэропорт, я ощутил, что Дух побуждает меня взять с собой «Непрочитанные проповеди» Джорджа Макдональда (которые я уже несколько раз цитировал в этой книге). Описываемая им на этих страницах праведность... прекрасна. Лучшее из всего, что мне удалось найти.
Как я и опасался, участие в конференции для меня оказалось чрезвычайно трудным — хотя, возможно, только в отношении моей внутренней, духовной жизни, — почти постоянно вынуждая принимать ответственные решения, чтобы не сделать что-то нечестное и неправедное. В воздухе клубился фимиам религиозного успеха (самого опасного рода), и я, хотя и чувствовал, что что-то не так, затруднялся выразить это словами. Я возвращался в свой номер и доставал книгу Макдональда, открывал ее на первой попавшейся странице и находил якорь для души, несгибаемую честность, призыв к чему-то высшему. По-настоящему спасительным для меня стал такой отрывок: «Коль скоро служение совершается ради славы и почестей, а не ради самого служения, совершающий его... оказывается за пределами Царства». Сказано колко, но укол так хорош! — ведь он побудил меня проверить, какие мотивы движут мной во всем со мной происходящем.
Надеюсь, вам представится возможность побеседовать с истинным Мудрецом, и тогда вы почувствуете, что есть, есть нечто невыразимое, что проявляется в общении с много пожившим человеком. Это больше, чем просто мудрость, много больше, чем профессиональная компетентность. Это груз многих прожитых зим.
Я возвращаюсь к решению Нормана Маклина до самого конца жить полной жизнью. «...Есть и все новые и новые возможности любить, особенно если к любви причислить сочувствие». Сочувствие. Вот прекрасное слово! Размышляя о Мудрецах, которых я знаю и люблю, я понимаю: «Да, это оно — та основа, что просматривается за советами Мудреца. Это его сочувствие». Есть нечто, что человек, проживший большую жизнь, несет в себе, чему нельзя научиться у тех, кто младше, какими бы одаренными они ни были. Важная составляющая здесь — богатство жизненного опыта. Это существенная составляющая, но, думаю, вы заметите, что истинный Мудрец делится своей мудростью, приобретенной вместе с богатым жизненным опытом, с той смиренностью, чуткостью и добротой, которые, по-моему, лучше всего и назвать сочувствием.
Мудрецу не нужно, чтобы к нему прислушивались, как это может быть нужно Воину, ему не нужно властвовать, как Царю. В общении с ним находится место для вас — неважно, кто вы и какой вы. У вас возникает взаимопонимание. У него нет грандиозных планов, и ему уже нечего терять. То, что он вам предлагает, он предлагает с добротой, но и с разборчивостью, шестым чувством определяя, у кого есть уши, чтобы слышать, а у кого их нет. Так что его слова высказываются правильным тоном, в то время, в которое нужно, и тому человеку, которому нужно их высказать. Он не станет смущать вас вещами, которые вам знать необязательно, не станет обременять вас тем, что вы не в силах вынести, не станет стыдить вас за недостатки, которые вы пока не готовы преодолевать, хотя все это он ясно видит. Потому что он мудр и сочувствует вам.

Несостоявшиеся и раненые

Сердце Мудреца в мужчине остается недоразвитым, если он всю жизнь вел себя глупо, либо отказываясь идти по пути возмужания, либо отказываясь понимать, какие шаги он делает на этом пути. Такой человек видит своей целью не возмужание, а что-то другое — жизненный успех, обычно сводящийся к удовольствиям, или безопасность, подразумевающую путь наименьшего сопротивления. Это люди, которые свои золотые годы тратят на прогулки с собакой или на игру в гольф. Глупец мог прожить много зим, но, похоже, это не принесло ему ничего, кроме усталости или, может быть, цинизма. Писание считает глупым человека, который не подчиняет свою жизнь мудрости, который отказывается учиться всему тому, чему должна научить его жизнь. «Глупый пренебрегает наставлением отца своего...» (Притч. 15:5). К сожалению, есть множество престарелых глупцов — это известно всякому, кто бывает в конгрессе, в университетах или в недрах религиозной бюрократии. Седина еще не делает из человека Мудреца. Нет сомнений, что вы уже знаете это по собственному опыту.
В сердце Мудреца появляется рана, когда его отвергают, как «бывшего», как человека слишком старого, которому больше нечего сказать. Мне вспоминается выражение, услышанное много лет назад и относящееся к людям, которые возглавляли церковь в начале XX века: «люди вчерашнего дня». В то время мне это выражение нравилось. В тот момент я чувствовал зуд юного Воина, что-то во мне откликалось на эти слова: «Все правильно — этим ребятам пора уйти; теперь наша очередь». Задним числом я раскаиваюсь в своей заносчивости. Сейчас, на двадцать лет ниже по течению реки времени, мне это выражение ненавистно. Нам нужно, чтобы вокруг нас было больше людей, которые прожили навсегда ушедший день, видели его, и даже если неодинаково доблестно прошли все предложенные им испытания, зато усвоили их уроки. Юные Воины иногда не впускают пожилых людей в свою жизнь потому, что те больше не жаждут участвовать в битвах, или просто потому, что они «из другого поколения». Лозунг 1960-х: «Не верь никому, кому за тридцать».
Не имеющий уверенности в себе Царь зачастую изгоняет из своего окружения старых людей, принуждает их к ранней отставке, опасаясь, что старые люди знают больше него. Наша западная прогрессивная культура уже годами изгоняет старость, потому что мы поклоняемся молодости. Наши герои — юные красавчики. Это «победители». Мы поклоняемся молодости, потому что не хотим взрослеть, не хотим платить за свое взросление. Именно поэтому мы сейчас живем в мире не прошедших инициацию мужчин. Итак, в сердце Мудреца появляется рана, когда его отвергают или отправляют в «ссылку» в курортный Скоттсдейл, в чем большой разницы нет. Словно бы никому не нужно то, что он может сказать, и со временем он начинает думать, что и в самом деле сказать-то ему нечего.
Таковы, по крайней мере, мои наблюдения. У меня нет сомнений в том, что есть и другие ситуации, в которых у Мудрецов появляется рана, и я попрошу их об этом рассказать, когда разыщу их. Потому что мы еще должны разыскивать их, братья мои.

Становление Мудреца

Величайший дар, который вы можете преподнести Мудрецу, — это сидеть у его ног и задавать ему вопросы. Я помню, как озарялось лицо моего деда с материнской стороны, когда я спрашивал его мнение о чем бы то ни было или просто просил рассказать какую-нибудь историю из его жизни. Он и бабушка были ирландскими католиками, людьми вспыльчивыми и упрямыми, оба любили ирландский виски. Они жили в маленькой квартирке, много времени проводили наедине друг с другом, и после пятидесяти пяти лет брака достигли, так сказать, сердечной глухоты — бабушка больше не хотела слышать мнения дедушки о чем бы то ни было. Пророк без чести в собственном доме. Когда я приезжал летом, дед сиял, словно сбросив лет двадцать, ходил быстрее, разговаривал с энтузиазмом, сильно жестикулируя, потому что появлялся ученик, готовый учиться у него.
Важно, чтобы мы Мудрецов о чем-то просили, потому что зачастую в своем смирении они не будут ничего нам предлагать, пока мы к ним не обратимся. Просить их важно еще и потому, что нередко сам Мудрец не осознает всего, что он знает. Это наши вопросы воодушевляют его, пробуждают в нем воспоминания, подобно тому, как разгораются тлеющие угли, если их ворошить. Таким образом мы помогаем становлению Мудреца.
Далее, если вы молоды, не стоит особенно тревожиться об этой стадии, так как в должное время она придет сама собой. Пока вы молоды, посвятите себя тому, чтобы оставить как можно меньше «пропусков» в собственной жизни. Усвойте свои уроки. Обратите внимание на все, чему вас учит Бог. Идите туда, куда ведет вас путь. Изучайте Писание. Чаще уделяйте время мыслям мудрых людей, живых или умерших, потому что именно так мы и сами становимся Мудрецами.
Вы, отцы, воспитывающие сыновей, лучшее, что вы можете сделать для подготовки юношей к этой стадии, — это преподать им уроки мудрости. В мастерской и на природе, с помощью правильно подобранных слов и даже молитвы покажите им, что существует естественная логика вещей. Совершаемая вами инициация даст им понять, что путь глупца в жизни бесплоден.
Что касается вас, люди постарше, если в вас не сформировался Мудрец, потому что вы не прошли пути возмужания или не обратили внимания на его уроки, что ж, вам надо срочно браться за дело, потому что уходит время. В эту пору у вас уже нет нескольких лет, чтобы вернуться назад и набраться достаточно опыта во всем, в чем вы нуждаетесь. Вам лучше приблизиться к Богу, пусть это поможет вам сосредоточиться на том, чему Он сейчас хочет вас научить. Кому-то из вас просто нужно побыть Возлюбленным сыном. А может быть, Любящим. Самое мудрое — это искать общения с Богом, для которого вам теперь предоставляют столько возможностей ваш возраст и избыток свободного времени. Мальчик знает Бога как Отца, Ковбой знает Бога как Того, Кто совершает инициацию, Воин знает Бога как Царя, Которому служит, Любящий знает Бога как своего Возлюбленного, а Царь знает Бога как своего доверенного Друга. Мудрец же находится в тесном общении с Богом. Это человек, о котором Ларри Краб говорит, что он живет на небесном берегу. Те из вас, кто постарше и живет с раной в сердце, потому что отвергнут людьми, не поклялись ли вы больше никому не предлагать своего общества? Мне доводилось видеть, насколько это может быть мучительным. Вы ищете утешения и исцеления, которые стремится вам дать Христос. Пусть ваше сердце возродится, потому что вы нужны людям. Несмотря на ваши раны, я призываю вас предлагать им свою мудрость. Им нужно, чтобы вы делали это. Примите решение, как Норман Маклин, жить и работать. Такова же история Джорджа Макдональда, пророка, в свое время преимущественно не признанного, бывшего не в чести. Его церковь от него избавилась, потому что он многим досаждал своим сосредоточенным на жизни сердца богословием и подлинной праведностью. Его книги продавались не так уж хорошо. Здоровье его тоже страдало. Одна из лучших его книг (по моему мнению), «Дневник старой души», начинается словами:
Господь! каким я был от юности моей — Смиренно предан был я истине Твоей. Даруй мне снова Божий свет увидеть зорким глазом, Смиренность сердца, если уж не острый разум. Пусть в благости и истине Твоей дорогою страданий Душа, уж старая, вернется к юности своей,
Туда, где сердце юно, и глаза, и разум.
Не я один глубоко признателен ему за то, что он сделал. Многое из наследия, оставленного нам К. С. Льюисом, появилось благодаря этой позиции Макдональда, так как посредством своих произведений он в некотором роде был наставником для Льюиса. Для какого дела вы вслед за
Макдональдом и его молитвой попросили бы сейчас Бога придать вам новых сил? Что у вас на сердце? Вспомним: «Проблема самоидентификации — это не просто проблема юности». Относясь к себе как к Мудрецу, задайте себе вопрос: «Чему я больше всего хотел бы сейчас себя посвятить?» Что ни говори, власть и положение в обществе сильно переоцениваются. Пусть это бремя останется на плечах Царей. Ни власть, ни положение в обществе никак не определяют вашу сущность. Что нам нужно, так это ваше сердце и жизнь, которую вы прожили. Пожалуйста, не исчезайте.
Прочитайте «Вторники с Морри» Митча Элбома — историю юноши и Мудреца, а затем спросите себя: «Как я могу сделать нечто подобное?» Вокруг есть много страдающих от безотцовщины молодых людей — найдите способ привлечь их к себе. Ведите курсы. Проработайте с учениками эту книгу (при условии, что они уже прочитали «Необузданное сердце», — собственно, с него и начните). Сядьте вечером за покер и пригласите четырех человек составить вам компанию. Позовите приятелей выбраться на рыбалку или в горную хижину. Позвоните молодым людям из вашей семьи, живущим в другом штате, и предложите им дружеское общение. Будьте доступным — вопросы появятся со временем. Предложите свои услуги знакомому Царю — своему пастору, или молодежному пастору, или работающему за границей миссионеру, с которым вы можете переписываться, или молодому бизнесмену. Трудитесь в совете своей церкви или в совете местного органа образования. Возьмите перо и бумагу. Расскажите историю своей жизни. Сейчас не время кормить гусей.
Вспомните, как сказано о Гэндальфе: «Это будет его величайшее задание и, может быть, конец всей его работы».
Отец, Ты нужен мне сейчас, нужен до конца дней моей жизни. Я прошу Тебя взрастить во мне Мудреца. Помоги мне стать человеком, имеющим подлинную мудрость и сострадание. [Для вас, молодые люди] Укажи мне на Мудрецов, которых Ты выбрал для меня, как живущих в наши дни, так и оставивших нас. Помоги мне найти их и сесть у их ног. [Для вас, люди старшего возраста] Укажи мне на людей, которым нужны мои советы, и покажи мне, как привлечь их к себе. Говори со мной, Отец, разжигай в моем сердце пламя. Покажи мне, что я сейчас могу сделать, и отечески наставляй меня сделать это от всего сердца.

(продолжение следует)

www.literator.org