Джон Джордж Хейг или как его прозвали полицейские "лондонский вампир" совершил жестокие убийства более 10 граждан, хотя он признал только 9. Запомнился миру он тем, что пил кровь своих жертв. В этой статье я хочу предоставить вам его исповедь.
"Я родился 24 июля 1909 года в Стамфорде, в Линкольншире. Мои родители в то время жили в нищете. Отцу было тридцать восемь лет, матери - сорок. Отец был старшим мастером-электриком, но оказался без работы. Родителям не на что было купить даже пелёнки для будущего ребёнка. Моя мать убеждена, что месяцы страданий и забот, предшествовавших моему рождению, стали причиной моего, как она это называет, психического заболевания. "Это моя вина, - сказала она. - Почему меня не судили вместе с сыном? Я так же виновата, как и он".
Положение родителей улучшилось лишь несколько месяцев спустя. Они оба были очень религиозны. Отец стал главой религиозной общины Братьев. Они воспитывали меня в бесчеловечной атмосфере, хуже, чем в монастыре. Я не знал ни одной из детских радостей. У моего отца на лбу синеватый шрам, по форме напоминающий крест. Он объяснял мне, что это печать Сатаны. Он грешил, и Дьявол наказал его. "Если ты согрешишь, - говорил он мне, - Сатана отметит и тебя так же".

На протяжении нескольких лет я искал на лицах людей эту синюю отметину. Поскольку ни у кого её не было, я думал, что один мой отец согрешил, а весь остальной мир невинен. Каждый вечер я вспоминал, какие дурные поступки совершил за день. Если мне было в чём себя упрекнуть, я инстинктивно подходил к зеркалу, чтобы проверить, не появилась ли на лбу отметина. Я ходил в школу до семнадцати лет и пел в хоре кафедрального собора. В воскресенье я вставал в пять часов, чтобы успеть к заутрене. Весь день я проводил в церкви. После вечерни, когда я возвращался домой, мои родители молились, и я присоединялся к ним.
В 1927 году, в восемнадцать лет, я почувствовал невыразимую потребность выплеснуть религиозный мистицизм, переполнявший меня. Я отправил в журнал статью "Об упадке человека", и её опубликовали. Я верил в то, что послан к людям с великой целью. Я стал проповедовать Братьям. Когда я заговорил впервые, обнаружилась чудесная вещь - у меня есть дар слова. Толпа верующих слушала меня с трепетом, по лицам текли слезы. Мои родители были очень горды мной. И вот я, юный проповедник чистоты, всего через несколько лет оказался в тюрьме Лидса за подлог. Что произошло? Прежде всего виноваты мои руки, белые руки художника. Всю свою жизнь я их лелеял с каким-то мне самому непонятным фетишизмом. В тюрьме не хватает мыла и горячей воды, чтобы мыть руки несколько раз в день. Именно они не дали мне зарабатывать на жизнь честным и тяжёлым трудом, который бы их изуродовал. Даже за мрачными манипуляциями, помешивая трупы, тающие в кислоте, я не забывал надеть резиновые перчатки. За рулем машины я надевал перчатки из кожи. У меня их множество пар, в тон цвету костюма и галстука. Год я проработал на фабрике моторов, год - в конторе, год - в компании "Шелл". После совершеннолетия я решил начать собственное дело. Мы с компаньоном открыли страховую и рекламную контору, затем в 1933 году - фирму, торгующую световой рекламой. Все это принесло мне много хлопот и мало дохода. Я уже понимал, что быть честным не выгодно. В 1934 году я сделал решающий шаг. Люди так глупы. Я заметил, что система проката и продажи автомобилей очень плохо организована и позволяет легко мошенничать каждому, кто хоть немного соображает. И вот я поступил на службу в компанию, занимавшуюся прокатом и продажей автомобилей.

В том же году, в июле, я женился на красивой девушке двадцати одного года, Беатрис Хэмер.
Я женился на ней, чтобы уйти от родителей.
Я не мог жить с ними, с их религиозными принципами, после того как выбрал нечестную жизнь. Но моё семейное счастье длилось недолго. В ноябре меня посадили в тюрьму. Я торговал несуществующими автомобилями. Моя жена решила, что больше мы не увидимся. Пока я был в тюрьме, она родила девочку. Этого ребенка удочерили неизвестные мне люди. Живет сейчас девушка четырнадцати лет и не знает, что ее настоящий отец - я, Джон Хейг, которого называют Лондонским Вампиром. Я вышел из тюрьмы и вернулся к родителям, простившим меня.
Завтра меня повесят. В первый и последний раз я войду в ту из дверей моей камеры, которая никогда при мне не открывалась. Через одну дверь заходят ко мне надзиратели. Но я знаю, что через другую дверь, которая всегда заперта, выводят на казнь. Это воистину порог мира иного. Я перешагну его без страха и угрызений совести. Люди осудили меня, потому что меня боялись. Я угрожал их жалкому обществу, их порядку. Но я выше их, я живу более возвышенной жизнью, и всё, что я сделал, всё, что называют преступлениями, я совершил, движимый божественной силой. Вот почему мне безразлично, что меня называют негодяем или сумасшедшим, безразлично и то, что глупые женщины рвутся посмотреть на меня. Надзиратель сказал мне, что в тюрьму на моё имя приходит много писем от этих легкомысленных созданий. Я спрашиваю себя, есть ли на земле кто-нибудь, способный меня понять. Мне и самому иногда это трудно и, записывая сегодня всё, что я испытал, я не надеюсь найти достойного читателя.
Во всяком случае, повторяю, что я умерщвлял не ради денег. Для этого мне было бы проще убрать моих родителей и получить наследство. На суде мне было очень скучно. Казалось, что я во второй раз смотрю один и тот же фильм. Но меня развлекли пикантные подробности, добавленные к моей истории некоторыми свидетелями.
Среди изобретений, работу над которыми я завершал, когда был арестован, есть способ воспрепятствовать утечкам газа в квартирах. Я мог бы спасти тысячи человеческих жизней. Этот труд на благо общества был прерван, чтобы спасти тех трёх-четырёх малоценных людей, которых я мог бы уничтожить! Я нисколько не горжусь моими приключениями. Рок слишком тяжко давит на меня. Я всё время думаю об этом стихе, кажется из Екклесиаста: "Свершилось то, что должно было свершиться".
Я знаю, что от двери моей камеры четырнадцать шагов до эшафота. Немногое отделяет меня от перехода в вечность. Сегодня идёт дождь. Я вижу, как дождь стучит по верхушкам вязов, возвышающихся над стеной тюрьмы, и меня охватывает желание, которое я чувствовал иногда под сенью великолепного леса, я, совсем один, должен достичь цели, может быть, недостижимой. Я думаю о строках, написанных великим человеком древности, уже не помню кем. Мне кажется уместным процитировать их сейчас. "Пока не остановятся станки и не перестанут сновать челноки, Бог не развернёт свиток и не откроет причину."
...из-за этого странного образа жизни мои сверстники не любили меня. Однако я был всегда готов помочь ближнему. Я обожал животных, отдавал свою еду бродячим собакам. Ещё я любил кроликов и диких птиц.
<...>
...в то время они жили в Фулхэме. Мы провели вместе много вечеров. Я играл им Брамса на пианино, они слушали часами. У них был пёс, великолепный ирландский сеттер рыжеватого окраса, по имени Пат, с которым мы подружились. Он напоминал мне щенка, которого в детстве подарил мне отец. Впрочем, я всегда любил собак и помню, как возмутил какого-то идиота, заявив, что, если мне за рулем машины придётся выбирать, кого задавить - собаку или человека, я в любом случае выберу человека. Когда Хендерсоны погибли, я взял Пата к себе, а когда он ослеп, поместил его в один из лучших собачьих пансионов.
Когда я вышел на свободу, Великобритания воевала. Я нашёл себе работу в Гражданской обороне. После кошмаров больших бомбардировок я отрёкся от веры в справедливого и любящего Бога. Как-то раз я был на дежурстве вместе с медсестрой из Красного Креста. Завыли сирены. Они ещё не замолчали, как уже падали бомбы. Мы с медсестрой вышли, чтобы занять свой пост. Вдруг я услышал ужасный свист и бросился в подворотню. Бомба взорвалась с апокалипсическим грохотом. Когда я поднялся, контуженный, к моим ногам подкатилась голова. Это была голова моей недавней спутницы, такой весёлой, милой. Как Бог допустил такую мерзость?
Теперь я верю не в Бога, а в высшую Силу, которая заставляет нас действовать и таинственно управляет нашей судьбой, не помышляя о добре и зле. Я рассказал, как она толкала меня на умерщвление людей, насылала ужасные сны, породившие жажду крови. Мне, тому, кто любит, обожает самых маленьких и слабых, приказано было убивать и пить человеческую кровь. Этого не может быть! Девять убийств, совершённых мной, должны найти объяснение где-то за пределами земного мира. Неужели они бессмысленны, неужели они - лишь сон безумца, полный шума и ярости, как сказал великий Шекспир? Значит, есть вечная жизнь? Скоро я это узнаю.
А пока - прощайте."
Немыслимые убийства невинных людей. Голос в голове от какой-то высшей силы. Интересно, каждый убийца ссылается на голос в голове? Белгородский стрелок утверждал то же самое.