Картинка кликабельная, безопасная!

А как тут жизнь в вине не утопить,
Коль мир такой порочный и бездушный?
Гитара в розах, ты сгорел "в огне",
Что будет с нами, стадом равнодушных?

Не уходи! Не покидай мой город!
Он без тебя тобой не будет полон,
Без струн твоей гитары и без песен
Он будет неудобен, будет пресен.

И страшно мне в театр войти,
На полутемной сцене
Мне больше не найти тебя и твоей тени.
Не слышать голос твой, надорванный страданьем
И той, что рядом нет, и долог путь к свиданью.

Ума не приложу, как свыкнусь с этой мыслью.
Незаменимы все, кто дорог нам и близок.

Марина Влади

Все картинки кликабельные и безопасные. Приятного просмотра!

Все картинки кликабельные и безопасные. Приятного просмотра!

Все картинки кликабельные и безопасные. Приятного просмотра!

Вышел рыцарь в старых латах,
На площадку для боёв.
Долго рыцарь был в солдатах,
Полна чаша до краёв.

Поприветствовал героя,
Герцога в стальной броне.
И сказал: «Готов я к бою.
Пешим или на коне?»

Герцог злобно усмехнулся:
«Мне ли биться со слепым?
Ты старик совсем рехнулся,
Не пускай словесный дым!»

Рыцарь вскинул меч двуручный,
И вскричал: « Я не шучу!
Бой тебе принять сподручней,
Чем явиться к палачу»

Герцог сильно удивился:
«Не пугай меня старик.
Пока с жизнью не простился,
Я к угрозам не привык.»

«Я угроз не сочиняю»,
Горько рыцарь отвечал -.
«Про тебя я герцог знаю,
Ты принцессу предавал.»

Что!- вскричал взбешённый герцог-
Хорошо! Иду на бой.
Пусть твоё больное сердце,
У меча найдёт покой.

Бог рассудит - молвил рыцарь -
И пусть тьма в моих глазах,
Мне помогут божьи птицы,
Интуиция и страх.

Долго рыцари сражались,
Тяжко бились меж собой.
В схватке победить старались,
Герцога сразил слепой.

Ранил буйную надменность,
И склонился над лицом.
«Жить ты будешь непременно,
Но не станешь подлецом.»

И взвалив на плечи тело,
Ослабевшего бойца.
Пошатнувшись, рыцарь смелый,
Потащил с собой глупца.

Он принёс его в землянку,
На полати уложил.
Травами намазал раны,
И простить его молил.

Герцог выжил, изумился,
Что его противник спас.
С тех пор сильно изменился,
Дух бесчестья в нём угас.

После реконкисты (отвоевания) Испании у сарацин в Испании под властью испанских королей Фердинанда и Изабеллы оказалось значительное арабское и еврейское население. Мусульманам и иудеям было предложено принять католичество или покинуть страну. Но при этом не разрешалось брать с собой металлы и животных (то есть монеты и лошадей). Многие остались и вынужденно крестились. Но те из марранов, как называли по-испански этих "новообращённых католиков", кто продолжал тайно исповедовать прежнюю религию и исполнять мусульманские или иудейские обряды, объявлялись святой инквизицией еретиками и подвергались мучительной казни на костре. В некоторых испанских ресторанах до сих пор сохранился обычай предлагать посетителям кусок жаренной свинины или крольчатины за счёт заведения, пока готовится основной заказ. Сейчас это просто реклама ресторана, но в средневековье так проверяли, кто перед тобой христианин или нет. Мусульманам и иудеям запрещено употребление в пищу свинины и крольчатины.


Дон Родриго де Кардона, возлюбленный и жених Сюзанны де Шошан, прозванной «Прекрасная Дама», был сожжен как вероотступник и еретик 6 февраля 1481 года, через месяц после казни Диего де Шошана. Донья Изабелла-Сюзанна де Шошан поселилась в монастыре, но через год бежала оттуда и, как повествуют хроники, «ударилась в распутство». Часть отцовского наследства, оставленная инквизиторами, быстро иссякла, и столь же быстро увяла ее легендарная красота. Умерла Прекрасная Дама в нищете. Перед смертью она завещала пригвоздить над дверью дома, в котором жила последние годы, свой череп — «в назидание распутным девицам и в память об ужасном грехе, ею совершенном». Ее последняя воля была выполнена. Дом получил название «Дом Прекрасной Дамы», а улица — улица Мертвеца, Калье Де Ла Муэртэ. О каком страшном грехе говорила она перед смертью — о том ли, который совершила она, открыв сердце любовнику, выдавшему отца, или о вероломстве собственной мести, неизвестно. В тридцатых годах XIX столетия по многочисленным просьбам горожан дом был снесен, а череп захоронен на кладбище. Рассказывают, что долгое время он не давал покоя обитателям Калье Де Ла Муэртэ, издавая по ночам странные и страшные звуки, в которых можно было услышать стоны, плач и проклятья.

Владимир Набоков.

Мне чудится в Рождественское утро
мой легкий, мой воздушный Петербург...
Я странствую по набережной... Солнце
взошло туманной розой. Пухлым слоем
снег тянется по выпуклым перилам.
И рысаки под сетками цветными
проносятся, как сказочные птицы;
а вдалеке, за ширью снежной, тают
в лазури сизой розовые струи
над кровлями; как призрак золотистый,
мерцает крепость (в полдень бухнет пушка:
сперва дымок, потом раскат звенящий);
и на снегу зеленой бирюзою
горят квадраты вырезанных льдин.

Приземистый вагончик темно-синий,
пером скользя по проволоке тонкой,
через Неву пушистую по рельсам
игрушечным бежит себе; а рядом
расчищенная искрится дорожка
меж елочек, повоткнутых в сугробы:
бывало, сядешь в кресло на сосновых
полозьях -- парень в желтых рукавицах
за спинку хвать, -- и вот по голубому
гудящему ледку толкает, крепко
отбрасывая ноги, косо ставя
ножи коньков, веревкой кое-как
прикрученные к валенкам, тупые,
такие же, как в пушкинские зимы...

Я странствую по городу родному,
по улицам таинственно-широким,
гляжу с мостов на белые каналы,
на пристани и рыбные садки.
Катки, катки -- на Мойке, на Фонтанке,
в Юсуповском серебряном раю:
кто учится, смешно раскинув руки,
кто плавные описывает дуги,
и бегуны в рейтузах шерстяных
гоняются по кругу, перегнувшись,
сжав за спиной футляр от этих длинных
коньков своих, сверкающих, как бритвы,
по звучному лоснящемуся льду.

А в городском саду -- моем любимом, --
между Невой и дымчатым собором,
сияющие, легкие виденья
сквозных ветвей склоняются над снегом,
над будками, над каменным верблюдом
Пржевальского, над скованным бассейном, --
и дети с гор катаются, гремят,
ложась ничком на бархатные санки.

Я помню все: Сенат охряный, тумбы
и цепи их чугунные вокруг
седой скалы, откуда рвется в небо
крутой восторг зеленоватой бронзы.
А там, вдали, над сетью серебристой,
над кружевами дивными деревьев --
там величаво плавает в лазури
морозом очарованный Исакий:
воздушный луч -- на куполе туманном,
по дернутые инеем колонны...

Мой девственный, мой призрачный!.. Навеки
в душе моей, как чудо, сохранится
твой легкий лик, твой воздух несравненный,
твои сады, и дали, и каналы,
твоя зима, высокая, как сон
о стройности нездешней...
Ты растаял,
ты отлетел, а я влачу виденья
в иных краях -- на площадях зеркальных,
на палубах скользящих... Трудно мне...
Но иногда во сне я слышу звуки
далекие, я слышу, как в раю
о Петербурге Пушкин ясноглазый
беседует с другим поэтом, поздно
пришедшим в мир и скорбно отошедшим,
любившим город свой непостижимый
рыдающей и реющей любовью...

И слышу я, как Пушкин вспоминает
все мелочи крылатые, оттенки
и отзвуки: "Я помню, -- говорит, --
летучий снег, и Летний сад, и лепет
Олениной... Я помню, как, женатый,
я возвращался с медленных балов
в карете дребезжащей по Мильонной,
и радуги по стеклам проходили;
но, веришь ли, всего живее помню
тот легкий мост, где встретил я Данзаса
в январский день, пред самою дуэлью..."

Марина Цветаева
"Привет из башни"
***
Скоро вечер: от тьмы не укрыться,
Чья-то тень замелькает в окне…
Уезжай, уезжай же, мой рыцарь,
На своём золотистом коне!
В неизвестном, в сияющем свете
Помяни незнакомку добром!
Уж играет изменчивый ветер
Золотым и зелёным пером.
Здесь оконца узорные узки,
Здесь и утром портреты в тени…
На зелёном, на солнечном спуске
Незнакомку добром помяни!
Видит Бог, от судьбы не укрыться.
Чья-то тень замелькала в окне…
Уезжай, уезжай же, мой рыцарь,
На своём золотистом коне!

Дмитрий Веневитинов

Друзья! настал и новый год!
Забудьте старые печали,
И скорби дни, и дни забот,
И все, чем радость убивали;
Но не забудьте ясных дней,
Забав, веселий легкокрылых,
Златых часов, для сердца милых,

И старых, искренних друзей.
Живите новым в новый год,
Покиньте старые мечтанья
И все, что счастья не дает,
А лишь одни родит желанья!
По-прежнему в год новый сей
Любите шутки, игры, радость
И старых, искренних друзей.

Друзья! Встречайте новый год
В кругу родных, среди свободы:
Пусть он для вас, друзья, течет,
Как детства счастливые годы.
Но средь Петропольских затей
Не забывайте звуков лирных,
Занятий сладостных и мирных,
И старых, искренних друзей.

Федор Михайлович Достоевский
Крошку-ангела в сочельник Бог на землю посылал:
“Как пойдёшь ты через ельник, - он с улыбкою сказал, -
Ёлку срубишь, и малютке самой доброй на земле,
Самой ласковой и чуткой дай, как память обо Мне”.
И смутился ангел-крошка: “Но кому же мне отдать?
Как узнать, на ком из деток ,будет Божья благодать?”
“Сам увидишь”, - Бог ответил. И небесный гость пошёл.
Месяц встал уж, путь был светел и в огромный город вёл.
Всюду праздничные речи, всюду счастье деток ждёт…
Вскинув ёлочку на плечи, Ангел с радостью идёт…
Загляните в окна сами, - там большое торжество!
Ёлки светятся огнями, как бывает в Рождество.
И из дома в дом поспешно Ангел стал переходить,
Чтоб узнать, кому он должен ёлку Божью подарить.
И прекрасных и послушных много видел он детей. –
Все при виде божьей ёлки, всё забыв, тянулись к ней.
Кто кричит: “Я ёлки стою!” Кто корит за то его:
“Не сравнишься ты со мною, я добрее твоего!”
“Нет, я ёлочки достойна и достойнее других!”
Ангел слушает спокойно, озирая с грустью их.
Все кичатся друг пред другом, каждый хвалит сам себя,
На соперника с испугом или с завистью глядя.
И на улицу, понурясь, Ангел вышел… “Боже мой!
Научи, кому бы мог я дар отдать бесценный Твой!”
И на улице встречает Ангел крошку, - он стоит,
Ёлку Божью озирает, - и восторгом взор горит.
Ёлка! Ёлочка! – захлопал он в ладоши. – Жаль, что я
Этой ёлки не достоин м она не для меня…
Но снеси ее сестрёнке, что лежит у нас больна.
Сделай ей такую радость, - стоит ёлочки она!
Пусть не плачется напрасно!” мальчик ангелу шепнул.
И с улыбкой ангел ясный ёлку крошке протянул.
И тогда каким-то чудом с неба звёзды сорвались
И, сверкая изумрудом, в ветви ёлочки впились.
Ёлка искрится и блещет, - ей небесный символ дан;
И восторженно трепещет изумлённый мальчуган…
И, любовь узнав такую, Ангел, тронутый до слёз,
Богу весточку благую, как бесценный дар, принёс.

l