14 июня исполняется 125 лет со дня рождения Александра Мелентьевича Волкова, писателя и переводчика, педагога и сказочника. Он открыл для русскоязычной детворы магический мир Изумрудного города и прочих земель-государств Волшебной страны.
Летающие башмаки, ожившие куклы (не те, что у немецких романтиков — пустоглазые, инфернальные, — но обаятельные, добрые, чудаковатые), великолепные города из стекла, притворяющегося драгоценным камнем, говорящие животные... Даже злая и коварная колдунья нисколько не травмирует хрупкую детскую психику: ну, висят связки дохлых летучих мышей по углам, эка невидаль. А ворчит она, право же, забавно: «Куда это подевались змеиные головы? Не все же я съела за завтраком!.. А, вот они, в зеленом горшке! Ну, теперь зелье выйдет на славу!.. Достанется же этим проклятым людям! Ненавижу я их... Расселились по свету! Осушили болота! Вырубили чащи!.. Всех лягушек вывели!.. Змей уничтожают! Ничего вкусного на земле не осталось!..»
Книга, впервые увидевшая свет в 1939-м, а двадцать лет спустя переизданная с иллюстрациями «придворного художника Изумрудного города» Леонида Владимирского, давно обрела свое законное место в сокровищницах бесчисленных детских комнат. Уж очень лакомой она выглядит — словно монпансье в красивой жестяной банке. Хотя, казалось бы, изложены в ней, особенно в начале, совсем «недетские», чуть ли не апокалиптические обстоятельства — ураган, переправа через зловещую реку, страшный потоп... Однако многим поколениям верилось: именно такие приключения — самые настоящие. Только так и получится найти друзей, совершить подвиг, поверить в себя раз и навсегда. А еще научиться не злиться, не обижаться, когда кто-то кладет тебя на обе лопатки в бескомпромиссном споре.
«Почему ты хочешь вернуться в свой сухой и пыльный Канзас?» — спросил у Элли Страшила. — «Ты потому не понимаешь, что у тебя нет мозгов, — горячо ответила девочка. — Дома всегда лучше!» <...> «Солома, которой я набит, выросла на поле, кафтан сделал портной, сапоги сшил сапожник. Где же мой дом? На поле, у портного или у сапожника?» Элли растерялась и не знала что ответить»..
Именно с этого сакраментального вопроса — убога или желанна голая степь с бедными фермерскими вагончиками, раскиданными на три мили друг от друга («из обстановки — железная печка, шкаф, кровать»), — и начались расхождения с первоисточником, «Удивительным волшебником из Страны Оз» Лаймена Фрэнка Баума.
Переводить классика американской литературы Волков начал «для себя», чтобы попрактиковаться в английском. За который засел, будучи сорокалетним отцом семейства и вообще уважаемым человеком: учительствовал в школах Ярославля и Усть-Каменогорска, был членом совета депутатов, а на момент начала всей этой истории уже перебрался в Москву — заведовать учебной частью Рабфака. Тогда же поступил на физмат МГУ. Одолел пятилетний курс за семь месяцев и следующие двадцать лет преподавал высшую математику в Институте цветных металлов.
«Волшебника» обкатывал на собственных детях. Так пес Тотошка заговорил (не молчать же в критической ситуации старому другу), девочку стали звать Элли вместо неблагозвучной для русского уха Дороти, мудрец из Страны Оз обрел фамилию и титул — Великий и Ужасный Гудвин. Рукопись завершилась поучительным, в лучших традициях советской педагогики, послесловием.
«Мои юные читатели!!! <...> Вы, наверное, очень удивились, узнав, что Великий и Ужасный Гудвин оказался не волшебником. Сказка учит тому, что всякая ложь, всякий обман в конце концов раскрываются. Зачем же понадобилось... притворяться чудодеем, обманывать людей и прятаться от них в течение многих лет?» Все потому, выводит автор, что добродушный и слабохарактерный Гудвин очень боялся настоящих волшебниц. Вот и нашел хитрый способ утвердиться в их мире, а когда маленькая девочка и ее экстравагантные компаньоны победили ведьму и разоблачили властителя Изумрудного города, он очень обрадовался. В финале сказки Элли встречает Джеймса Гудвина на ярмарке в Канзасе, они бросаются друг к другу в объятия как родные.
При очевидном сюжетном сходстве различия между книгами Волкова и Баума начинаются с первой же главы и плавно перетекают в заключительную. Семья Дороти перебирается в волшебную страну: там природа, море, замки, она явно комфортнее, чем пустынная степь Среднего Запада. Элли вместе с мамой, папой и псом остаются в пыльном Канзасе. Это их родина, и она вовсе не кажется им унылым захолустьем.
Другой знаковый момент: у персонажей русского сказочника развито чувство товарищества. Тогда как герои американца — каждый за себя. К примеру, после тяжелой переправы через реку Дороти возвращается к потерянной дороге вместе с Львом и Дровосеком. Беспомощно барахтающегося в воде Болвашу (так в некоторых переводах заокеанской версии зовут Страшилу) они обнаруживают случайно. Не увидели бы — да и бог с ним. «Наши», едва пристав к берегу на прохудившемся плоту, тотчас бросаются на помощь. В свой черед и Страшила не раздумывает, стоит ли беспокоить просьбами Королеву мышей, чтобы разбудить заснувшего на маковом поле Льва. В отличие от Болваши, принявшего такое решение после долгих колебаний (Дровосека и Дороти это вообще не заботит: спит, ну и нехай спит).
«Американский» Оз не исполняет заветных желаний, предлагая обманки-паллиативы — поит Трусливого Льва шипучим напитком, вкладывает в грудь Дровосека тряпичный мешочек, набивает голову Страшилы иголками. Он отнюдь не волшебник, а герои достигают вожделенных целей исключительно за счет саморазвития. Впрочем, «русский» Гудвин — такой же профан и тоже не в состоянии творить чудеса. Принципиальное отличие в том, что метаморфозы с персонажами Волкова происходят благодаря не столько вновь обретенной уверенности в собственных силах, сколько доброте, верности и крепкой дружбе.
Еще один примечательный эпизод из книги Баума, связанный с рассуждениями «волшебника», Волков у себя вычеркнул: «Разве обойдешься без обмана, если заведомо просят о невыполнимом... Несложно было сделать их счастливыми — они, поверив, что я всемогущ, дали волю собственному воображению». Подобные «рефлексии» советским людям были не близки, особенно в предвоенные годы, когда требовались не фантазии с аутотренингом, а самое настоящее общенациональное сплочение.
Коллективистские мотивы звучали и в последующих произведениях Александра Мелентьевича: волшебный мир буквально напичкан злодеями — туповатые дуболомы, воинственные марраны, завоеватели-инопланетяне; справиться с ними в одиночку совершенно невозможно. И уже в «Волшебнике» на помощь героям приходит народ, который в «Стране Оз» к ребятам, в общем-то, безучастен. Попав в плен к колдунье, Дороти и Лев строят планы побега и могли бы этим заниматься до бесконечности, если бы не вмешалась ее величество судьба: Дороти по неловкости облила ведьму водой. Элли действует куда энергичнее: «вербует» кухарку колдуньи, Фрегозу, и та организует против хозяйки всех слуг. «Восстание назревало, — пишет Волков, — но тут непредвиденный случай привел к быстрой и неожиданной развязке». Нет сомнений в том, что, не подвернись Элли под руку то самое ведро воды, Бастинде все равно бы не сносить головы. «Наша» девочка не оставит зло безнаказанным. И друга в беде не бросит.
«По моему убеждению, — рассуждает баумовский Болваша, — никто так не заслуживает внимания, как оригинальная личность, а тот, кто зауряден, живет и умирает незаметно, что лист на дереве». Эти философствования Волков тоже по понятным причинам отправил в корзину...
После первой публикации «Волшебника Изумрудного города» к писателю пошел поток детских писем с требованием продолжения. «Многие ребята просят меня, чтобы я писал еще сказки об Элли и ее друзьях. Я на это отвечу: сказок об Элли больше не будет...» — со всей учительской строгостью реагировал Александр Мелентьевич. Однако не удержался. Внял просьбам юных «фанатов». В «Урфине Джюсе...», «Огненном боге Марранов», «Семи подземных королях», «Желтом тумане», «Тайне заброшенного замка» действовали уже полюбившиеся читателям персонажи. Только еще более смелые, горячие и сплоченные.
77 лет назад советский читатель впервые совершил путешествие к Изумрудному городу. И дорога из желтого кирпича быстро стала народной тропой.
«Рукопись Вашу («Волшебник изумрудного острова») я получил и сейчас же прочел... По моему впечатлению — Вы можете быть полезны детской нашей литературе», — так начинался путь к читателю знаменитой сказки Волкова. Зеленый свет начинающему сказочнику дал Самуил Маршак. Тогда даже он, исковеркавший ненароком название, не мог предположить, какой успех выпадет на долю протеже. Вряд ли ожидал славы и математик, преподаватель Московского института цветных металлов и золота Александр Волков.
Родом из Томской губернии, из бедной крестьянской семьи, Волков рано повзрослел. Читать научился в три года — когда его отец, фельдфебель Мелентий Михайлович, знакомил жену с грамотой. «Вертелся рядом — вот и запомнил буквы», — вспоминал писатель. Одаренного мальчика сразу взяли во второй класс городского училища. А несколько лет спустя его отец получил назначение в другом городе. «Судьба обрекла меня на самостоятельное существование уже с одиннадцати лет (а по росту мне можно было дать не больше семи-восьми!), — рассказывал в мемуарах Волков. — И в таком возрасте я должен был жить за 200 верст от семьи, один. Некому было контролировать, как я готовлю уроки, следить за тем, что я ем, каково мое здоровье».
Юный Саша освоил переплетное дело. Дохода оно приносило немного, зато позволяло читать книги, которые семья Волковых не могла себе позволить. Гимназия, Томский учительский институт, Ярославский педагогический, Московский университет... Александр Волков проделал солидный путь из захолустного Усть-Каменогорска. В сорок он уже доцент. Знает несколько языков: латынь, французский, немецкий (скоро к ним добавится молдавский). Однажды, занимаясь в кружке английского для преподавателей, наткнулся на книгу американского сказочника Фрэнка Баума. Расставаться с «Удивительным волшебником из страны Оз» Волкову не хотелось: перечитывал, пересказывал сыновьям и, наконец, решился перевести, «основательно переработав». Что и проделал за каких-то две недели.
«Сказка Фр. Баума имеет объем в шесть печатных листов, — докладывал дебютант Маршаку. — Из оригинала сохранились (и притом в свободной переработке), я думаю, около трех. Две главы, замедляющие действие и прямо не связанные с сюжетом, я выбросил». Разговор о заимствованиях — сложный. Хоть Волков и вольно пересказал сюжет, местами текст повторяет оригинал почти дословно. Кстати, не очень-то уважительно он отзывался о продолжении Озианы Баума: «Высасывание из пальца неумных небылиц и придумывание пестрой толпы людей и чудовищ — деревянных, медных, тряпичных, пряничных, тыквоголовых и т.д. и т.п. Какая чепуха! Если не сдерживать себя, как Баум, определенными литературными рамками, я могу писать таких «сказок» по шести в год!» Оставим это на совести автора. Тем не менее сложно не признать, наша сказка получилась гораздо добрее.
В книге Баума творится, ей-богу, лютая жесть. В первой же главе читаем: «Когда тетя Эм только приехала в эти места, она была хорошенькой и жизнерадостной. Но палящее солнце и свирепые ураганы сделали свое дело: из ее глаз быстро исчезли задорные искорки, а со щек румянец. Лицо посерело и осунулось. Тетя Эм похудела и разучилась улыбаться. Когда осиротевшая Дороти впервые попала в этот дом, ее смех так пугал тетю Эм, что она всякий раз вздрагивала и хваталась за сердце. Да и теперь, стоило Дороти рассмеяться, тетя Эм удивленно смотрела на нее, словно не понимая, что может быть смешного в этой серой жизни». Когда Дороти приземляется в Волшебной стране, то обнаруживает, что из-под домика торчит труп ведьмы. И Тотошка снимает серебряные башмачки прямо с бездыханного тела (у Волкова песик нашел их в пещере). Жутковато, согласитесь?
Несколько первых изданий повести Волкова сыграли огромную роль в жизни советских ребятишек, помогая укрыться в сказочной стране от ужасов войны. Художник-иллюстратор Виктор Чижиков вспоминал: «Волшебник изумрудного города» — одна из любимейших книг моего детства. Перед глазами стоит такая картина. Мама стелет байковое одеяло прямо на шпалы в метро, ставит на одеяло миску с ягодами и рядом кладет книгу. Мы садимся на одеяло, мама читает вслух, а я ем клубнику! В метро прятались от бомбежек во время налетов немецких самолетов на Москву». А вот рассказ из журнала «Пионер» про эвакуацию. Волков его не без удовольствия цитировал в дневнике. «Всю ночь мы с бабушкой собирались... Я укладывала в портфель самое необходимое: карандаши, учебник арифметики, книгу «Волшебник изумрудного города» и коробку с фантиками».
Зато после войны повесть долго не издавалась. Началась борьба с космополитизмом. «Элли рвется на родину, восхваляет ее: идейная сущность пьесы — любовь к родине, а родина... США!» — ужасался собственному произведению Волков. Лишь в 1959-м появилось новенькое красивое издание со знаменитыми иллюстрациями Леонида Владимирского. Тогда текст был на четверть переписан, и еще сильнее отдалился от оригинала.
Волшебная страна поражает воображение. Многие пытались разгадать ее тайну. Некоторые углядели политическую сатиру. Якобы в персонажах Баума угадывались американские президенты, например в самом Озе — Мак-Кинли. Ведьмы — замаскированные монополисты-богачи (Рокфеллер и Хёрст).
Есть и другие трактовки. «Ураган из сказки поразительно похож на ветер кармы», — читаю у одного из «исследователей» в интернете. Согласно ему, путешествие Элли проходит по законам эннеаграммы — некой мистической психологической модели. В результате чего девочка из Канзаса теряет иллюзорное Эго.
Иным карта волшебной страны напоминает мандалу, а дорога из желтого кирпича — путь к самосовершенствованию. Причем про дорогу похоже на правду.
Трудно поспорить с тем, что «Волшебник изумрудного города» учит добру и дружбе.
Художник Леонид Викторович Владимирский(1920- 2015)
Этого художника знал каждый советский ребенок. Ведь именно им сделаны знаменитые рисунки к «Волшебнику Изумрудного города» Александра Волкова.
Из интервью с художником:
журналист: Как Вы познакомились с Волковым?
Владимирский: Мне нравится иллюстрировать. Так здорово: сам себе хозяин, только автор рядом, а больше никого. Пошел в библиотеку и попросил что-нибудь интересное. Мне дали маленькую книжку с черно-белыми иллюстрациями — «Волшебник Изумрудного города». Прочел — и стал искать Волкова. По чудесному стечению обстоятельств он оказался моим соседом. Я жил в Малом Гнездниковском переулке, а он рядом — в Большом. Побежал к нему. Вижу — симпатичный такой старикан. Волков мне тоже обрадовался. Сели в такси, поехали в новое издательство «Советская Россия». Нас приняли на ура. Пока я рисовал картинки, Волков дописал еще где-то треть текста. А потом пошли письма… Дети выстраивались в очереди в библиотеках. Одна девочка даже прислала Волкову переписанную от руки книжку. Мы, говорит, с подружками ее сделали, а я картинки перерисовала. У внучки Волкова, Калерии, наверняка она где-то хранится. Мы, конечно, обрадовались — приятно. И Волков предложил: «Слушайте, столько откликов! Давайте работать дальше». Я согласился. Вот так он написал — а я нарисовал продолжение.
журналист: Над какой из книг Волкова было интереснее работать?
Владимирский: Над «Волшебником», конечно. И еще над «Урфином Джюсом». Ведь там совсем новый герой, придуманный Александром Мелентьевичем. Я читал Фрэнка Баума. Надо отдать должное — он большой фантазер. Но Волков интереснее. У него все строится на взаимовыручке: Элли помогает героям, а они — ей. Книжка очень добрая, а это главное для детей.
Р.S.не рассказала об экранизациях этой сказки...ни одна мне не нравиться.Извините!
А вот песня из мультсериала "Волшебник Изумрудного города" - хороша!
"Мы в город Изумрудный
Идём дорогой трудной,
Идём дорогой трудной,
Дорогой не прямой."
Ylada, У нас вчера были такие ливни, что в Кишиневе упавшим деревом женщину убило, а в на юге некоторые деревни полностью затопило. Но +30 С, как в тропиках.
Татьяна_Бойко-Назарова, Вот и сестра рассказывает, как было холодно, холоднее, чем у нас, а теперь дожди. Вот судьба женщины, не дошла до дома...Обидно! Так жалко тех, кто остался без мамы, без дочери...такая ситуация...эх! Значит, погода не радует...