https://plus.google.com/116601678918515051768/posts/2wcZXrA6763 (предлагаю вниманию уваж. читателей ряд материалов -- в том числе из своего блога в "Гугле плюс", -- комментирующий размещённую по нижеследующей ссылке недавнюю публикацию радио "Свобода" под названием "Это не больница, это колония"):
авг. 06, 2016
http://www.svoboda.org/content/article/27902425.html
Доброе утро!
В качестве комментария прилагаю опубликованный несколько месяцев назад материал (с дополнениями) о своём подобном опыте --
http://krrramola.livejournal.com/5863.html :
"ДМ. ВОРОБЬЕВСКИЙ: "ПСИХБОЛЬНИЦА В РОССИИ — ИДЕАЛ ФАШИСТСКОГО ГОСУДАРСТВА"
May. 28th, 2016 at 4:32 PM
Оригинал взят у victor_korb в Дм. Воробьевский: "Психбольница в России — идеал фашистского государства"...
Известный воронежский диссидент, член ДС, правозащитник, редактор газеты "Крамола" рассказывает об обстоятельствах его незаконного похищения и водворения в психушку на шесть дней.
Текстовая расшифровка интервью с Дмитрием Воробьевским в коридоре "суда":
- Скажите, пожалуйста, как вы себя чувствуете?
- Ну, сейчас более-менее нормально. Хотя голодовку я проводил пять дней. Из них 2,5 дня сухую. Ну а вообще, конечно, мое состояние сильно зависит от того, велика ли вероятность того, что меня сегодня освободят. В чем я, честно говоря, очень сомневаюсь.
Если рассказать обо всем, что было... Шестого числа стали звонить под видом газопроводчиков. Причем, сначала позвонил еще какой-то странный человек, который искал какого-то Михаила Ивановича и ушел. Я еще тогда подумал, что может быть, это специально проверяют, открываю ли я дверь незнакомым людям. Ну, оно так и оказалось. Потом, вскоре после этого, коротенький звонок. Я еще даже поостерегся и на всякий случай надел цепочку на дверь. Когда открыл, смотрю, вроде бы, не ломятся сразу. Если бы сразу ломились... Тогда я цепочку снял, а тогда они уже зашли и стали ломиться все. И сразу стало ясно, какие они "газопроводчики" и что им надо. Стали хватать меня за руки, говорить "вы должны проехать с нами". Я им говорю: "Где ваши документы? Какое основание? Представьтесь, пожалуйста". Они говорят: "Ничего мы вам не обязаны представляться — вы должны с нами поехать". Это, — говорят, — по закону так, не должны мы вам никаких документов предоставлять. Вы должны с нами поехать". И в законе, якобы, так и написано, что никаких документов. Да, так и было.
Ну, я стал так пассивно сопротивляться. Лег на пол в прихожей. И они меня долго-долго пытались утащить. Избивали при этом. Душить пытались. Какой-то веревкой, локтями душили... Все это длилось довольно долго, по крайней мере больше получаса.
Еще сестра милицию вызвала, полицию. Потом они и сестру толкнули. Потом приехала полиция, но как я и полагал, она оказалась на их стороне. И, в общем, пока дверь широко очень открыли. Я по-прежнему, конечно, не хотел никуда ехать, но как-то расслабился, думал, полиция будет хотя бы разбираться какое-то время, будет что-то выяснять. А они по приезду полиции еще более усиленно стали меня тащить и в какой-то момент оторвали мне руку от двери и вытащили из квартиры. Там стали крутить на лестничной клетке, связывать руки, давить локтями на лицо, лицом — об плитку... В общем, силой связали. Все это длилось, не знаю, может даже целый час все это вместе.
Потом опустили вниз и занесли в машину "скорой помощи". Я бы не назвал ее скорой помощью — в кавычках "скорая помощь". Вот, в общем, и все. В машине еще несколько раз избивали. Ну, не то чтобы так сильно, а чтобы следов не оставалось: по голове, в области почек, под дых... И еще когда немного голову приподниму, чтобы в окно посмотреть, — по голове бьют, чтоб в окно не смотрел. И еще говорили что-то вроде "политическое": "либералы распустили... мы к власти придем — порядок наведем, чтоб наши дети спокойно ходили по улицам, чтоб таких, как ты, не было... а то [неразборчиво] дети боятся ходить". Я говорю: "А что, я ваших детей трогал или, вообще, каких-нибудь детей?" — А, кто тебя знает! Можешь что угодно сделать.
Ну и вот так периодически избивали вплоть до самого конца дороги.
А в больнице каждый день какие-то уколы. То какие-то капельницы ставят. И, главное, никто никому не говорит, что в них капает. У меня от этого бывает какое-то рассредоточение мысли, трудно сосредоточиться. Что там в этих каплях, непонятно. Да, и еще сначала привязали. Когда привезли, сначала еще привязали часа на три к кровати. Я спрашиваю: "За что меня привезли-то?" А мне говорят: "Тут у нас нет вопроса за что — тут зачем!" То есть, у них нет в принципе никаких прав. За что, даже вопроса такого нет. Зачем — это еще вопрос. По целесообразности, так сказать... А за что — таких и вопросов нет.
Думаю, эта больница, так называемая психиатрическая больница, в том виде как она есть, — это просто идеал фашистского государства стопроцентный. Там главврач — это фюрер, если по аналогии. И он решает все что угодно, никаких прав ни у кого нет вообще, в принципе. Права исключены как класс. Это просто идеал фашизма... Они, вроде бы, делают вид, что они все делают для пользы своих подопечных. На самом деле, они над ними просто издеваются и делают все что угодно, на них наживаются...
- Дим, а ты чувствуешь какую-то заторможенность? Ты же был всегда активный. А сейчас мы видим тебя как будто немножечко расслабленным... Тебя насильно кололи?
- Ну, да, конечно, насильно. Там делается все насильно. Там ничего ненасильно не делается. Конечно, некоторую заторможенность я чувствую. Думаю, что это, конечно, от этих лекарств, от капельниц. И они даже не говорят, когда люди — больные или не больные, которые просто там находятся, — спрашивают: "А что вы мне колете? Что вы мне в капельницу вливаете?" Никогда никто не отвечает. "Это к доктору, я медсестра, доктор знает". Но доктора никогда не дождешься. И доктор тоже не отвечает. То есть, это все тоже от больных держится втайне почему-то. Иногда скажут: "Да, там витаминки какие-нибудь". А обычно ничего не отвечают, что им колят, что в капельницу льют".
- Митя, вы держитесь! Мы очень надеемся, что сегодня суд примет справедливое решение. Но мы в любом случае будем бороться за ваше освобождение. И знайте, не только в Воронеже, но и по всей России и даже по всму миру огромное количество людей [волнуются], звонят в этот диспансер, в полицию. Все вам пытаются помочь. Поэтому держитесь! Сегодня суд. А так мы очень надеемся, что вас отпустят.
- Спасибо. Я тоже, конечно, очень надеюсь, но честно говоря, я очень сомневаюсь.
12 мая судья Советского райсуда Воронежа Светлана Милютина отклонила иск областного психдиспансера о принудительной госпитализации Дмитрия Воробьевского в психиатрический стационар.
FACEBOOK60 TWITTER VK2
_________________________________________
__________________________________
_____________________________
В качестве дополнения прилагаю один свой весьма старый документальный материал о том же самом "медицинском" заведении, расположенном в пригородном воронежском посёлке Тенистый, -- "Репортаж из советского дурдома" --
https://www.proza.ru/2015/10/18/1272 ,
http://abvgdoprst.livejournal.com/30084.html :
Здравствуйте!
На днях нашёл я среди своих бумаг одну очень старую тетрадь и набрал кое-какие отрывки из своего рукописного текста оттуда. Конечно, я далеко не уверен, что эти прилагаемые отрывки могут быть интересны сегодня, так сказать, более-менее широкой публике... Однако, не уверен я и в обратном, тем более -- с учётом того, что многие советские порядки (точнее, наиболее отвратительные из них) постепенно возвращаются в нынешнюю российскую реальность...
Всем читателям -- всего самого хорошего!
Дм.В., ред. самизд. газ. "Крамола" (её сайт:
http://krrramola.narod.ru/ ), г.Воронеж.
-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------
ОКТЯБРЬ 1982-го. ПАЛАТА №6
(отрывки из "мемуаров" 30-летней давности)
...-- Подъём!! Подъём, б.... безмозглые!!! А тебя, шо, не касается, п....нутое создание?! А ну встать, х... шизоидный!! Быстро, .......................!!!
Вначале казалось, что это -- какое-то дикое продолжение сна. Но, вдруг, в одно мгновение вспомнилось сразу всё: четверо дюжих санитаров, машина, петляющая по ночному городу, крикливый парень, требующий, чтобы его расстреляли побыстрее, толстая тётка, слёзно просящая, чтобы её отпустили Христа ради, и жутко разрыдавшаяся, завидя, по-видимому хорошо знакомую ей, цель нашего путешествия.
Первую половину дня пришлось, почти не вставая (кроме как на очень малоприятную процедуру высасывания из вены крови на анализ) просидеть на своих, свёрнутых на полу, постельных причиндалах: кровати были далеко не у всех. На выходе из палаты сидел надёжный страж, и большинство из направлявшихся по надобности заискивающе просило: "Дядь Жор, можно в туалет сходить?"... На окнах -- железные решётки, хотя за окнами находился прогулочный дворик, отгороженный пятиметровой стеной от остальной больничной территории, в свою очередь, разумеется, тоже неплохо огороженной.
В середине дня вызвали на беседу с врачом. Им оказалась молодая девица, звавшаяся Ириной Борисовной. Представилась она, как мой лечащий врач. От чего лечащий -- я не понял, так как не имел никакого диагноза и находился в описываемом заведении лишь на обследовании (на предмет нахождения причины моего отношения к "почётной обязанности"). В конце несколькоминутной "беседы" (вертевшейся, в основном, вокруг вопросов: "Считаете ли вы себя больным?" и "Есть ли у вас голоса?") Ирина Борисовна решила, возможно, поднять мне настроение и бодро сообщила:
-- Сперва вам предстоит пробыть здесь месяц. Но... Но это -- только на обследование...
На обед двинулись почти что строем, под охраной нескольких санитаров, хотя всё путешествие до столовой заняло никак не больше двадцати шагов. Как и следовало ожидать, блюда, мягко говоря, не отличались изысканностью: капустная бурда с хорошо очищенной костью, полусырая рыба с серовато-зеленоватым (и, как выяснилось, практически несъедобным) картофельным пюре и "чай", заваренный то ли на картофельных очистках, то ли ещё на каком-то мусоре. БОльшую часть всего этого добра пришлось оставить, хотя с предыдущего дня я ничего не ел (не считая какую-то таблетку, которой меня накормили тотчас же, как привезли).
Справедливости ради можно добавить, что окна в столовой и, как я потом увидел, во всех, кроме нашей, палатах (всего в шестом отделении, где я оказался, -- шесть палат) были без решёток, если не считать зарешёченных форточек. Страж на выходе -- также достопримечательность только нашей палаты -- палаты номер один, именуемой "наблюдательной". В неё помещают всех новоприбывших и буйных, хотя по-настоящему буйного я вначале не видел ни одного. Обитателей "наблюдательной" наряжали, для отличия от остальных, во всё белое; им запрещалось ходить без разрешения за пределами своей палаты, и нередко раздавалось примерно такое:
-- Беленький, ты куда?! А ну назад!! А ну в палату, б..., быстро!! Пшёл в палату!!! Гэть пошёл!! У-у-у, падлюка е...., ......................., прибить тебя мало!!!
...Вечером время тянулось особенно долго. Пришедший, наконец, ужин оказался на том же уровне, что и обед: та же картошка с рыбой и, вместо обеденного "чая", какао на свёрнутом молоке. На обратном пути в палату я увидел работающий в конце коридора телевизор. Подходить к нему жителям "наблюдаловки", разумеется, не позволялось, и до меня донеслись только обрывки нескольких фраз -- что-то о преимуществах советского образа жизни.
Спать здесь положено только при зажжённом свете. Через несколько бессонных часов после отбоя у меня, впервые за многие месяцы, сильно разболелась голова. И лишь перед утром какие-то кошмарные сновидения постепенно сменили нестерпимо режущую электрическим светом жутковатую действительность. Но я не заметил этой перемены...
-- Подъём! Подъё-ом!! Подъём, суки е.......!!! А к тебе, шо, особое обращение нужно, п...рас недоё.....?! А ну встать, б..., х...ло е...нутое!! А ну быстрей, ......................!!!
Через несколько минут всё снова растворилось, как в густом тумане.
-- ...вать, заправлять постели! Вста-а-вать, заправлять постели! А вы, что, не слышите? Я к вам обращаюсь, больной! Сейчас Виктор Романович обход будет делать! Поднимайтесь! Вы поняли, что я сказала, больной?! Виктор Романович...
Окончательно меня разбудили за одну-две минуты до прихода зав-отделением, т.е. того самого Виктора Романовича. Следом за ним в палату вошла свита, состоящая из уже известной мне Ирины Борисовны и двух санитарок (или медсестёр, хрен их знает).
-- Так... Здравствуйте. Как спалось? Голоса не мучили?... Ну, пойдёмте дальше.
-- Виктор Романович, я к вам давно хотел обратиться! Послушайте!...
-- Виктор Романович, вы же обещали со мной поговорить!
-- Виктор Романович, смените мне лекарства! У меня уже руки дрожат, и голова начала дёргаться. Слышите?!!
-- Виктор Романович, когда же, наконец, меня отсюда выпишут?!! Я больше не могу-у-у!!!
-- Виктор Романович...
-- Успокойтесь. Зачем волноваться? Мы поглядим, посмотрим... Посмотрим, посмотрим. ...Ну, пойдёмте дальше.
Дальше, судя по доносившимся голосам, было почти в точности то же самое. Минут через пять-шесть закончивший "обход" Виктор Романович, в сопровождении свиты и толпы безнадёжно о чём-то просящих пациентов, направился к выходу, периодически повторяя: "Посмотрим, посмотрим". Сразу же, как за ним и Ириной Борисовной заперли двери, с одним из просивших случилось что-то довольно жуткое: то ли истерика, то ли какой-то болезненный припадок. Затем оттуда раздался чей-то отборный заборный мат...
...Из соседней шестой палаты раздались чьи-то невообразимо жуткие душераздирающие крики. Я не уловил в них безумия, чувствовалась только страшная, нечеловеческая боль. Кто-то сказал: "Опять Генку корёжит. Угробят и его..." А кто-то другой -- "Чего орёшь, псих?! Заткнись, х... моржовый!!" Через некоторое время, злобно матерясь и грозя каким-то "фиксированием", в шестую вошли санитары. Спустя несколько минут они вышли, а мученические крики и стоны продолжались, то затихая, то усиливаясь, ещё несколько часов.
После обеда "фиксирование" демонстрировали и в нашей палате. Ещё раньше я догадывался, чтО здесь означает это слово, и теперь видел наглядное подтверждение своей догадке. Вся наглядность заключалась в том, что, после того, как один мой сосед замахнулся на санитара и послал его на х... (по другим направлениям здесь, видимо, почти не посылают), его с профессиональной сноровкой прикрутили скрученными простынями к кровати. Прочно "зафиксировав" руки и ноги, принялись "надевать хомут", т.е. привязывать и голову. Закончив "фиксацию", кто-то из санитаров изрёк:
-- А коль будешь воевать, кольнём трефтозинчика.
Привязанный, начавший было дёргаться и что-то хрипеть, затих моментально...
После ужина из коридора долго раздавалась чья-то "поэзия". С особым вдохновением выкрикивалось такое: "Батерфляй на водной глади нам показывают б...!"
Опять примерно до середины ночи не удавалось заснуть. И только вдоволь намучившись электрическим светом я, наконец, вырвался из этой кошмароподобной яви.
Снилась какая-то собачина. Вроде, я бегу по длинному-длинному коридору, вот, наконец, где-то вдалеке показывается выход, но, вдруг, передо мной загораживает дорогу откуда-то появившаяся фигура Виктора Романовича. Я собираюсь проскочить мимо неё, но чуть дальше сплошной стеной возникают шеренги каких-то неестественных, одинаково одетых людей. Затем они превращаются в обыкновенную стену, и я оказываюсь вроде как в каком-то кабинете. А Виктор Романович -- почему-то уже и не Виктор Романович вовсе, а старооскольский военком Сухленко. И орёт он на меня устрашающим прокурорским голосом: "Ты заруби себе на носу! Заруби раз и навсегда: когда имеются государственные интересы -- твои интересы никого не интересуют! И ты будешь делать то, что тебе прикажут! Всё -- что только прикажут!! Или ты думаешь, государство с тобой сюсюкаться должно?! У нас не сюсюкаются! У нас либо сделают исполнительного солдата, либо... Понял?!! У нас -- армия!!! Сми-и-рно!! Сми-и-рррно!!!"... Дальше, военком несёт вообще уж какой-то бессвязный бред; затем, как-то незаметно, вся эта кошмарина начисто исчезает...
...Где-то в середине дня в палату зашвырнули парня лет 18-ти, Толю, пытавшегося сбежать во время свидания. Когда он поднялся и начал что-то говорить санитару, его швырнули по-основательнее.
Часа в три меня, вместе с некоторыми другими, переселили из "наблюдаловки". Я оказался в палате номер шесть. Это считалось вроде как "повышением": теперь можно было свободно ходить по отделению -- то есть, по прямому коридору метров 30-ти длиной. К тому же, здесь не было решёток на окнах (кроме как на форточках) и были тумбочки (одна -- на двоих-троих).
...У самого выхода стояла инвалидная коляска. Рядом с ней лежал скелетообразный скрюченный старик. Вскоре я услышал кое-что о нём, в первую очередь -- от него самого. Эта история звучит довольно жутко, но, судя по многому, она вовсе не является чем-то слишком уж исключительным.
Начну с того, что Саша (так его звали) не был стариком. Как я слышал, ему было 39 лет. Несколько месяцев назад он, вполне здоровый, случайно чем-то отравился и попал в областную больницу. Когда кризис прошёл, и уже пора было возвращаться домой, кому-то из врачей пришло в голову поинтересоваться, не слышит ли он голоса. Не поняв, о каких голосах идёт речь, он не дал сразу вразумительного отрицательного ответа. Решив, видимо, что голоса он слышит, его посадили в машину и привезли сюда -- в описываемое заведение. Переступая его порог, вряд ли подозревал он, что уже никогда не переступит его обратно. По крайней мере -- своими ногами... Ну, а здесь, за порогом, от него самого уже почти ничего не зависело. Как нетрудно понять из всего предыдущего, доказывать тут что-либо врачам -- дело практически совершенно бесполезное. В лучшем случае -- не обращают внимания, а в худшем -- рассматривают, как буйного, со всеми последствиями ("фиксирование", "наблюдаловка", сульфазинчик и прочее)... Короче, прописали ему какие-то лекарства (к сожалению, не помню, какие именно). Вначале он пробовал отказываться. Тогда приходилось иметь дело с дюжими санитарами. В общем, довольно скоро стали дрожать руки и голова. Потом это усилилось, и начались судорожные подёргивания. Затем и они усилились. И вот, однажды, где-то в коридоре он опустился на пол: начисто отнялись ноги.
Теперь ему на вид -- лет 70-75 (без преувеличения). Помимо полностью парализованных ног, у него -- перекорёженные, скрюченные, почти не двигающиеся руки и запрокинутая набок, постоянно подёргивающаяся голова.
Возможно, единственное, что у него осталось в целости, -- это его рассудок. (Хотя у других и он от подобного "лечения" нередко основательно затуманивается.) Врачи уже не могли не соглашаться, что их пациент "долечен" до полной инвалидности, однако отказались дать ему документ, подтверждающий эту инвалидность (нужный для пенсии), на том основании, что паралич ног и прочие его недуги -- не по психиатрической части. Пусть, мол, добивается пенсии по другим больницам... Отказались так же предоставить ему больничную машину для доставки домой, а о том, чтобы как-нибудь оставить за ним комнатную инвалидную коляску, не могло быть и речи... Вряд ли способна помочь ему и жена, на мизерную инвалидную пенсию которой трудно даже взять такси, чтобы привезти его домой…
В крайнем от выхода углу, через одну кровать от меня, лежал Аркадий -- средних лет мужик спортивного вида с явно еврейским лицом. Главная его странность заключалась в чрезмерной разговорчивости, нередко граничащей с чем-то вроде бреда. Очень часто он, показывая на своё больничное обмундирование, обращался к кому-нибудь с такой, примерно, речью:
-- А мне новый костюм дали. Теперь у меня куртка хорошая, совсем непорватая. И с карманами. И брюки хорошие, совсем по размеру. И я теперь лежу в новом костюме на своей кроватке. И мне совсем не интересно, когда меня выпишут. Я знаю, что нескоро, но мне это совсем неинтересно. Я лежу в новом костюмчике поверх чистой постели. И мне совсем хорошо.
Почти сразу же после моего переселения в шестую палату я услышал от Аркаши, что ему 47 лет, что зовут его Рогозиным Аркадием Михайловичем, что он работал тренером по волейболу в Технологическом институте, и что привезли его сюда почти год назад, остановив по дороге на работу у самых дверей института и посадив в машину. Затем Аркаша сказал, что он -- мастер спорта и заслуженный тренер СССР (или РСФСР, точно не помню). Потом заявил, что раньше жил в Москве и работал главным тренером всероссийской сборной по волейболу. Дальше стал перечислять множество городов, где он был на всяких соревнованиях. Правда, ни одного иностранного: за границу, говорит, его почему-то не выпускали. В конце своей речи Аркаша изрёк что-то в том роде, что вся нынешняя сборная СССР по волейболу, включая её тренеров, почти сплошь состоит из его бывших воспитанников.
Выслушав всё это, я решил, что у Аркадия Михайловича -- чересчур богатая фантазия и, по-видимому, весьма далеко зашедшая мания величия.
А через несколько дней после этого по телевизору (кажется, в программе "Время") показывали эту самую сборную СССР по волейболу, приехавшую в Бразилию на какие-то соревнования. Когда крупным планом показали какого-то мужика, сидевший рядом со мной Аркаша вдруг заорал:
-- Володя! Володя Паткин, мой воспитанник!!
И тут же -- голос диктора: "Перед вами -- второй тренер сборной СССР по волейболу Владимир Паткин"...
Самым молодым (возможно, не считая меня) в шестой палате был Генка -- худой и длинный девятнадцатилетний парень. Я не заметил в нём чего-либо явно ненормального. Сам он сказал, что попал сюда по воле родителей из-за того, что однажды ему вроде бы что-то где-то примерещилось (не помню, что именно). Он так сильно хотел отсюда вырваться, что этим не замедлили воспользоваться санитарки. Каждый день (а нередко будили и поздно ночью) по несколько раз ему всучивали веник и тряпку и велели подметать и мыть либо какие-нибудь палаты, либо сразу всё отделение. Иногда заставляли делать и другую свою работу. Если же он пытался отказываться, то говорили, что скажут об этом Виктору Романовичу, и он отдалит на много месяцев его выписку из больницы, как не прошедшего курс трудотерапии.
Но самое страшное для Генки заключалось в другом -- в тех лекарствах, которыми его "лечили". Может быть, ему прописали аминазин, может быть -- этаперазин или ещё что-нибудь, я не знаю. Только, припадки, которые стали с ним случаться после начала "лечения", -- это самое жуткое из всего, виденного мною за свою жизнь. Вначале мне трудно было поверить, что эти припадки -- от лекарств, но несколько позже я убедился в этом с абсолютной достоверностью.
...Сперва страшные душераздирающие крики раздались в коридоре. Через некоторое время Генка появился в палате. Шёл он, судорожно цепляясь за стенку и за грядушки кроватей, с запрокинутой назад головой, с вывернутыми перекорёживающимися руками и выпученными от нечеловеческих страданий опустевшими глазами. Голова его так сильно запрокидывалась назад, что шея перетягивалась до крайности, и он начинал задыхаться, а вместо крика вырывалось жуткое удушливое хрипение. Дойдя до своей кровати, он сначала упал на неё, но тут же, цепляясь за грядушку, снова поднялся: видимо, лежать было ещё мучительнее. Дальше, Генка, ещё сильнее перекорёживаясь, с широко открытым ртом и до предела выкатившимися глазами, стал судорожно метаться между кроватями, конвульсивно хватаясь за них выброшенными вперёд неестественно перекрученными руками.
Кто-то пошёл за медсестрой, хотя она и так, разумеется, всё прекрасно слышала. Вскоре пришли двое санитаров.
-- Чево, б..., вопишь?!! Опять решил побуянить?! Не надоело ещё?! Ну, щас мы тебе окажем помощь, а ну к кровати, б..., е.... мать!!!
Не взирая на сопротивление Генки, его быстро повалили на кровать, туго прикрутили к ней скрученными простынями, выматерились напоследок и удалились, пригрозив ещё что-то насчёт кляпа…
Одним из очень немногих, приехавших сюда добровольно, был дядя Саша (так его тут звали). Примерно четыре года назад он, решив избавиться от появившейся бессонницы, обратился, естественно, к врачам. А они почему-то не нашли ничего более лучшего, чем послать его в психбольницу. И вот, за эти годы всё "лечение", даже, по словам врачей, самыми лучшими лекарствами, привело лишь к тому, что сон пропал практически полностью, стали дёргаться руки и ноги, а рассудок начал затуманиваться... Дядя Саша решил покинуть это заведение, но на все его обращения к Виктору Романовичу тот чаще всего отмахивался своим привычным "Посмотрим, посмотрим". А лекарства, которые привели к упомянутым последствиям, продолжали ему вводить, не обращая внимания на все его протесты...
На семнадцатый день заточения, часов в двенадцать, я, наконец, услышал:
-- Воробьевский! Воробьевский, пойдём, родители пришли.
Оформления моей выписки ждали несколько часов: то не было Ирины Борисовны, то -- Виктора Романовича или ещё чего-то. В начале этого ожидания мимо нас пронесли на носилках какого-то пацана со сломанной ногой. Сказали, что он прыгнул со второго этажа -- видимо, пытался бежать. Какая-то бабка, из родственников, приехавших на свидания, сердобольно изрекла: "Ох-ох, до чего людей болезнь доводит! Из окон прыгают!"
Чуть позже перед нами прошла ещё одна надолго запоминающаяся картина.
Полуживой старик лет восьмидесяти с гаком, почти слепой, глухой и еле передвигающийся, приехал добиваться выписки своего, сравнительно молодого ещё, сына. Сын этот, один из немногих с явно выраженной болезнью, без конца ревел, думая, видимо, что его тут оставят, и молил своего отца: "Папочка!! Папочка миленький!!! Забери меня отсюда пожалуйста, папочка!!! Я не могу тут жить больше, не могу-у-у-у!!! Не уходи без меня, папочка!! Не оставляй меня тут, папочка!!! Папочка миленький..."
Дмитрий Воробьевский, г.Воронеж (написано в начале 1983 года).
Tags:
"психиатрия", путинщина, фашизм
1 comment Leave a comment ShareLink
...
COMMENTS
( 1 comment — Leave a comment )
krrramola
Jun. 3rd, 2016 02:16 pm (UTC)
"ПЫТКИ ПСИХУШКОЙ" (дополнение к данному материалу)
Здравствуйте!
В качестве дополнения к вышеприведённому материалу прилагаю своё письмо из одного дальневосточного издания ("Арсеньевские вести") --
http://www.arsvest.ru/rubr/14/33789 (
http://www.arsvest.ru/rubr/14/33788):
"ПЫТКИ ПСИХУШКОЙ
01.06.2016
Дм.Воробьевский
Здравствуйте, уваж. редакция!
Большое спасибо вашему интернет-СМИ за не очень давние публикации в мою
поддержку! В частности -- за вашу статью под названием: "Суд отпустил из
психбольницы активиста Дмитрия Воробьевского" (
http://www.arsvest.ru/rubr/2/33481)!
Могу на всякий случай коротко изложить здесь некоторые подробности,
связанные с абсолютно произвольным и сугубо бандитским (это моя
субъективная оценка) похищением меня 6-го мая "медиками" и
"правоохранителями", а также почти недельным насильственным удержанием
меня в пыточных и совершенно бесправных условиях так называемого
"медицинского" (т.е. "психиатрического") учреждения.
Возможно, мои слова про пыточные условия кому-то покажутся
преувеличением. Однако, если этого "кого-то", например, не дай Бог,
когда-нибудь привяжут на долгие часы (бывает, что и на всю ночь) за
руки и за ноги к кровати, да ещё и будут периодически колоть при этом
невесть какими препаратами, от которых становится только хуже во всех
отношениях (иногда столь плохо, что и описать почти невозможно), -- то
даже этот "кто-то", скорее всего, перестанет сомневаться в том, что
такое обращение с людьми является 100-процентными пытками... Кстати,
меня привязывали таким образом лишь один раз и лишь часа на три, но
мне жутко даже представить себе ощущения людей -- в том числе совсем
молодых, почти детей, -- которым гораздо меньше "посчастливилось" в
этом отношении...
Ещё хотелось бы упомянуть, что, по нынешним временам и сегодняшним
российским, так сказать, реалиям, освобождение меня районным судом
12-го мая от дальнейших подобных мучений (против которых я мог
протестовать лишь многодневной голодовкой) -- это почти невероятное
чудо. Оно было вызвано, с одной стороны, абсолютно неожиданной для
меня массовой поддержкой воронежской и даже не только воронежской
общественности (включая совершенно бесплатно защищавших меня
адвокатов), а с другой стороны -- безумно халтурной и полностью
очевиднейшей инспирированностью всего этого "дела" насчёт моей, якобы
"необходимой", мол, ради моего же здоровья, принудительной
"госпитализации".
Кстати, у меня не было вообще ни малейшего инцидента, даже
какого-нибудь сфабрикованного, -- ни с соседями, ни с кем-либо ещё, --
который мог бы хоть в какой-то степени свидетельствовать о том, что
моя так называемая "болезнь" (т.е. "вялотекущая шизофрения",
приписанная мне ещё в 1982 г. за мой категорический отказ идти на 2
года в рабство, т.е. в советскую армию) якобы стала, мол,
"обостряться" и "прогрессировать"...
В качестве завершающего штриха, довольно красноречиво
характеризующего, так сказать, "моральный облик" многих (подозреваю,
что абсолютного большинства) нынешних российских "врачей-психиатров",
-- не говоря уж про санитаров, -- добавлю, что когда 6-го мая после
примерно получасовых стараний меня, наконец, запихнули в "скорую
помощь" и повезли, то всю дорогу эти, прости Господи, "медицинские
работники", включая даже "врача" (дававшего когда-то "клятву
Гиппократа" выполнять главную врачебную заповедь: "Не навреди!"),
профессионально меня избивали -- по почкам и, особенно, по голове.
Били с огромной силой и просто так, и -- дополнительно -- каждый раз,
когда я, полусидя-полулёжа на полу машины со связанными сзади руками,
пытался приподняться и посмотреть в окно. Распределение "ролей" было
такое -- санитар чуть ли не со всей силы бил по почкам, а "врач" -- по
голове... При этом ещё многократно повторяли, что, мол, всех вас,
либералов, вместе с "вашим Горбачёвым" надо, мол, то ли повесить, то
ли сжить со свету ещё каким-то подобным образом...
С уважением, Дм.Воробьевский, редактор самиздатской газеты "Крамола"
(её блог:
http://krrramola.livejournal.com/ ), г.Воронеж.""
_______________________________________________________
______________________________________
____________________________
______________________
__________________
P.S. К вышеприведённым материалам из своих блогов (в частности, из блога в "Гугле плюс") прилагаю текст одного из довольно многочисленных забракованных -- т.е. так и не опубликованных по каким-то причинам -- интервью со мной. Это интервью во второй половине мая нынешнего года у меня брал по электронной почте (а отчасти и по телефону) главный редактор известного и весьма уважаемого русскоязычного журнала "Кругозор", выходящего в американском городе Бостоне, -- Александр Болясный (сайт данного журнала --
http://www.krugozormagazine.com/ ):
Aleksandr Bolyasnyy, 18 мая 2016 г., 18:59: "...Дмитрий, вот перечень вопросов.
1. Расскажите немного о себе (автобиографическая справка). И чем Вы сейчас занимаетесь (профессионально)
2. Как Вы формулировали в военкомате свой отказ служить в армии? Понимали ли, что Вы нарушаете Закон и можете нести уголовную ответственность за это?
3. Чем Вы «насолили» властям? Угрожали ли они Вам? Были ли раньше факты преследования Вас властями и какие эти факты? В частности, расскажите о том, как Вас задержали с плакатом и как суд освободил Вас с решением возвратить Вам плакат?
4. Опишите всю последнюю историю, начиная с «предупреждений Горгаза»...
5. Какие аргументы Вашей невиновности приводили адвокаты на суде? Точная формулирвка решения суда..."
Дмитрий Воробьевский, 19 мая 2016 г., 7:55: "Здравствуйте, уваж. Александр!
Отвечаю на Ваши вопросы.
1. Родился 27 августа 1963г. в г.Острогожске Воронежской области,
почти всю жизнь живу в Воронеже. После 8-ми классов воронежской школы
№4 пару лет учился в г.Старом Осколе (в 1978 - 1980 г.г.) -- в местном
Геолого-Разведочном техникуме. Формально я ушёл оттуда из-за некоторых
осложнений после длительного простудного заболевания, однако
фактически -- из-за того, что после техникума -- в отличие от ВУЗов --
надо было идти в армию, а я к тому времени осознал, что столь
немыслимо унизительное рабство -- т.е. необходимость "беспрекословного
выполнения любых приказов командиров и начальников" (в том числе и
приказав о стрельбе по людям, которых советское начальство по каким-то
причинам или прихотям объявило врагами СССР) -- это для меня абсолютно
неприемлемо. После сдачи экстерном экзаменов о Среднем образовании (в
селе Шубном Острогожского района) я поступил на геологический
факультет ВГУ -- Воронежского Государственного Университета (набрав
при этом на экзаменах чуть ли не больше всех баллов -- кажется, на 3 с
половиной балла больше, чем было необходимо для поступления). Однако,
в университете история с техникумом почти повторилась. Сначала нам
объявили, что ВГУ включён в число то ли 80-ти, то ли 180-ти советских
ВУЗов, из которых могут забирать в армию, причём -- с любого курса.
Кроме того, поскольку я был на всём курсе единственным некомсомольцем
(кажется, был ещё один, но его отчислили ещё раньше меня), мне стали
намекать, что до получения диплома я ни в коем случае там не доучусь.
И даже стали разными методами фактически действовать в данном
направлении (например, как бы случайно, как бы по ошибке давали мне
такие домашние задания, которые затем -- после моих многодневных
трудов по их выполнению -- объявлялись не вполне соответствующими
выбранной мной специальности, т.е. все эти мои труды оказывались
напрасными, не годящимися для "зачёта"). И когда я в очередной раз
более-менее серьёзно заболел, то уже не увидел большого смысла
предпринимать какие-то титанические усилия по сохранению своего
статуса студента, -- т.к., скорее всего, мне всё равно не дали бы
доучиться в ВГУ, да и в армию меня могли попытаться "призвать" в любой
момент, что, естественно, привело бы к моему категорическому отказу и
к моментальному отчислению... Формально я числился в ВГУ до лета
1982г., а осенью того года мне стали приходить призывные
военкоматовские повестки, которые я, естественно, определял в самое
подходящее для них место -- т.е. накалывал их на гвоздик в туалете...
2. В военкомате я никак не формулировал свой отказ служить в армии,
я просто с некоторого времени стал полностью игнорировать
военкоматовские повестки и перестал посещать военкоматы. Насчёт
"Закона" у меня с детства сформировалось твёрдое убеждение, что
огромная часть "Законов" -- во всяком случае, в СССР -- это просто
выдуманные правящими бандитами правила, необходимые им для содержания
народа в рабстве или в близком к рабству состоянии, а себя любимых --
в главенствующем и весьма привилегированном положении. А насчёт
"уголовной ответственности" за отказ служить в армии я примерно лет с
15-ти, хотя и понимал такую возможную перспективу, однако вообще никак
не беспокоился, т.к. вопроса о том, идти ли мне в случае "призыва" в
армию или не идти, передо мной абсолютно не стояло. Возможно, Вам это
покажется каким-то "актёрством", т.е. неискренностью, однако на самом
деле и в том почти детском возрасте, и в нынешнем, я считал и считаю
для себя службу в любой принудительно комплектуемой армии даже не
просто рабством, а вообще высшей степенью позора, по отношению к
которому даже самая мучительная смерть мне представлялась и
представляется значительно более предпочтительной. Добавлю, что
воинскую повинность я считаю преступлением против человечества, не
имеющим срока давности... Правда, я хотел бы уточнить, что из
вышесказанного вовсе не следует, что я с каким-то пренебрежением
отношусь ко всем тем, кто служит или отслужил в призывной (т.е.
недобровольной) армии. Я отрицательно отношусь только к тем из них,
кто совершал -- не важно, по приказу или нет, -- какие-то преступления
или злодеяния.
3. Думаю, что я "насолил" властям очень многим -- и тем, что
категорически отказывался во времена СССР вступать в "Комсомол", и
вышеописанным отказом служить в армии, и своим регулярным участием в
уличных протестных акциях -- в основном, с плакатом "Путина и его
гэбистскую бригаду - долой!", -- и своими консультациями -- вполне
законными, кстати -- сотням призывников насчёт наиболее приемлемых
способов "откоса" от принудительной армейской службы (иногда в нашей
прихожей одновременно собирались по 3 или 4 призывника или их близких
родственника, некоторые из них -- лишь кто сам изъявлял такое желание
-- платили мне по 10 или 20 рублей за консультации, и жалоб на их
неэффективность я никогда не получал; однако затем на наш подъезд,
увы, установили железную дверь и стали без конца менять на ней кодовые
замки, так что призывники почти перестали приходить), и своим,
начавшимся ещё с советских времён, изданием и распространением разного
самиздата (общий тираж -- примерно 50 или 60 тысяч экз.), и своими
"крамольными" стихами, и прочими своими многочисленными публикациями в
Интернете -- в том числе, например, про тотальные фальсификации на
разных российских "выборах" и "референдумах", про геноцид и вообще
российские государственные зверства в Чечне и на Украине, а также про
регулярные кровавейшие теракты, организованные (и по-прежнему нередко
организуемые) в разнообразных целях российскими так называемыми
"спецслужбами"...
Конечно, "факты преследования меня властями" были и раньше --
начиная с вышеописанного (т.е. с "диагноза" за отказ служить в армии и
пр.). Например, ещё летом 1993 г. у нас в квартире был обыск (слава
богу, практически безрезультатный) -- в связи с начавшейся ещё тогда
моей работой по консультированию призывников насчёт наиболее
приемлемых способов "откоса" от подневольной армейской службы. Были, в
частности, и неоднократные угрозы жившей в Острогожске моей матери --
например, насчёт того, что на её огороде кого-нибудь, мол, изнасилуют,
а затем обвинят в этом преступлении меня...
Были (да и до сих пор иногда продолжаются) и гораздо более
существенные факты преследования меня (и моих близких родственников)
российскими властями. Однако, если я упомяну о них здесь лишь
вскользь, -- то у Вас почти наверняка возникнет мысль о том, что, мол,
не зря меня возят по "психушкам"...
Чтобы было понятнее, о чём речь, прилагаю в качестве примера
небольшой отрывок из своей довольно подробной статьи (она есть и в
самиздатской "Крамоле", и кое-где в Интернете) под названием
"Корпорация убийц":
"...Вспоминая эти фальсификации, в частности - на всероссийском
"референдуме по Конституции" в декабре 1993 г., могу упомянуть и о
своём личном опыте, имеющем отношение к основной теме данной статьи.
Сразу же после того откровенно сфальсифицированного "референдума" я
написал и стал предлагать для публикации разным изданиям статью
"Бойкот, который не заметили", основной смысл которой заключался в
том, что в этом "референдуме" по принятию этой якобы демократической
конституции участвовали не провозглашённые официально "53%
избирателей", а лишь около 40%. В январе-феврале 1994 года эта статья
была опубликована в средних по тиражам (10-20 тысяч экземпляров)
провинциальных газетах, в частности - в городах Орёл и Саранск.
(Кстати, в дальнейшем правдивость её выводов была подтверждена и в
газете "Известия", в большом материале знаменитого журналиста Валерия
Выжутовича, опубликованном 4 мая 1994 г.). Но ещё до этих публикаций,
когда я ещё лишь рассылал ту свою статью по редакциям, обнаружилось,
что власти обеспокоены её распространением даже больше, чем я сперва
предполагал. 30 декабря 1993 г. в нашей квартире целый день никого из
нас (меня и моих родственников) не было, а начиная с утра 2 января
1994 г. я стал замечать явное и резкое ухудшение своего здоровья.
Несколько дней подряд моё самочувствие всё больше и больше ухудшалось
именно к утру, а к вечеру немного улучшалось. Помимо головной боли и
очень сильной усталости, начали кровоточить дёсны, болеть спина и
появляться точечные кровоподтёки на коже, вскоре превращавшиеся в
большие пятна. 5-го или 6-го января я, наконец, догадался перейти
спать со своей кровати на другое место, и лишь за пару дней моё
здоровье почти полностью восстановилось, а совсем полностью - ещё
через несколько дней, когда я заменил бельё, в котором спал на той
кровати. В последующий месяц или даже полтора я три раза
экспериментировал, ненадолго (не больше, чем на 2 ночи подряд)
возвращаясь на свою кровать, и каждый раз вышеназванные симптомы, не
исключая и пятен на коже, вновь явно проявлялись. Затем я прекратил
эти небезопасные эксперименты, но на протяжении ещё нескольких месяцев
они иногда осуществлялись случайно, когда я, например, почувствовав
характерную боль в спине, обнаруживал, что надел по ошибке ту майку, в
которой спал в начале января на своей кровати, и боль эта проходила
буквально через несколько минут после снятия этой майки. Разумеется, я
до сих пор не знаю, каким именно порошком или раствором обработали
тогда (30 декабря 1993 г.) мою постель исполнители той, так сказать,
"спецоперации"..."
А насчёт задержания меня с моим плакатом ("Путина и его гэбистскую
бригаду - долой!") могу пояснить, что оно имело место ещё 31-го января
2011г. -- на одной из воронежских уличных протестных акций так
называемой "Стратегии-31". Тогда нас (задержанных) было примерно 10
человек, ночь и почти весь день нас продержали в отделении милиции.
Меня судили -- кстати, безо всяких адвокатов, -- насколько я помню,
9-го февраля того года. Присудили мне штраф в 1 тысячу рублей (я его
не платил, но, вероятно, его изъяли из каких-то причитавшихся мне
сумм). А отдельным судебным решением указывалось, что отнятый у меня
"правоохранителями" антипутинский плакат мне должны вернуть. Правда,
его мне так и не вернули, и я был вынужден рисовать такой же новый.
Ещё могу добавить, что и в другие годы я неоднократно задерживался
"правоохранителями", либо были попытки моего задержания. Например, ещё
в июле 1990г. -- во время приезда в Воронеж лидера Дем.Союза Валерии
Новодворской -- я был задержан вместе с ней и ещё примерно 20-тью
участниками так называемой "несанкционированной демонстрации". Тогда я
ещё не состоял в Дем.Союзе, и мне присудили всего лишь так называемое
"общественной порицание"... А в мае 2007г. после моего задержания на
почему-то запрещённом в самый последний момент воронежском так
называемом "Марше Несогласных" (в нём участвовало человек 100 - 150)
меня фактически объявили его главным организатором, и единственного
изо всех многих десятков задержанных продержали ночь (точнее,
практически целые сутки) в отделении милиции (а затем тоже присудили
какой-то небольшой штраф). Между прочим, судя по ряду признаков, меня
ещё тогда хотели отправить в "психушку". Такое предположение у меня
возникло, в частности, после того, как меня неоднократно пытались
заставить подписать протокол, где было сказано, что, задержан, мол, я
был у "дома №11 по площади Ленина", хотя на самом деле номер того дома
был "2", а не "11". Вскоре после того "Марша Несогласных" я пошёл
проверить, что именно находится в том "доме №11", и выяснил, что там
-- воронежский областной "Дворец Бракосочетания". Хотя я не уверен в
этом на все 100 процентов, однако предполагаю, что если бы я подписал
тот вышеупомянутый протокол, то "правоохранители" изобразили бы дело
так, будто я, мол, совсем сошёл с ума и стоял с одним из своих
антипутинских плакатов перед входом в вышеозначенное
бракосочетательное заведение, в следствии чего меня, мол, надо срочно
лечить...
Заодно прилагаю размещённую кое-где в Интернете свою совсем
короткую заметку об одной из "неудачных" попыток моего задержания:
"КАРАУЛ! "КРАМОЛА"!!
(из "Бюллетеня Совета ДС" №10, "Крамолы"№8 и передачи радио "Свобода"
4-го января 2002 г.)
...7-го ноября 2001 года на митинге "Единства" я спокойно и без
каких-либо инцидентов распространял "Крамолу", когда ко мне подошли
несколько милиционеров (во главе, кажется, с подполковником) и, не
представившись, не предъявив никаких претензий (если не считать
претензиями фразу "Что за х&ню ты распространяешь?"), принялись
куда-то меня тащить. Затем метрах в двадцати от митинга они мне
"сообщили", что я, оказывается, ругался матом (именно я, а не они
сами, чья речь почти на треть состояла из матерщины), организовывал
массовые беспорядки и к тому же весьма похож на некоего разыскиваемого
преступника. Кроме того, один из этих милиционеров (в чине старшины)
выразил уверенность в том, что им удастся "найти" у меня наркотики.
Потом подъехала милицейская машина, и, несмотря на предъявленный мною
паспорт, меня впятером или вшестером минут 15 пытались в неё
запихнуть, нанеся несколько мелких травм, порвав одежду и угрожая в
матерной форме бог знает чем. Ещё до десятка милиционеров стояли рядом
и помогали коллегам советами насчёт того, каким боком меня лучше
пихать в машину. Кончилось всё это "мероприятие" тем, что подошёл
народ в количестве нескольких (не известных мне) человек и буквально
оттащил от меня ментов, а какой-то милицейский майор стал извиняться
за своих коллег...
Дм. Воробьевский."
[Дополнение от 26 мая 2016 г., 15:31:
"...Ещё могу добавить -- в качестве дополнения к своему ответу на Ваш
вопрос № 3, насчёт преследования меня российскими властями, --
прилагаемый отрывок из своей небольшой, написанной и кое-где
опубликованной (например, в воронежской демсоюзовской самиздатской
"Крамоле", на сайте московского демсоюзовского "Свободного Слова", а
также здесь -- https://iberiana2.wordpress.com/russia/vorobyovsky-3/ )
ещё в 2013 году статейке "Странное занятие "правоохранительных
органов"...":
"...4-го апреля ко мне приходил “оперуполномоченный уголовного розыска
по Воронежской области”, представившийся старшим лейтенантом Максимом
Богомазовым. По его словам, некий гражданин Венгервельд Герман
написал заявление в полицию (или, возможно, в прокуратуру) о том, что
я, мол, устроил у себя в квартире, так сказать, “педофильский
притон”. Кстати, в последние 2 – 3 года “правоохранители” уже
приходили ко мне, как минимум, 3 раза с подобным бредом — правда,
раньше речь шла о “наркоманском притоне” (однажды они даже
обзванивали соседей, которые лишь недоумённо пожимали плечами,
услышав про какой-то “притон”)…
Через пару дней после вышеописанного визита я решил поискать в
Интернете сведения об этом Германе Венгервельде (разумеется, ни в
малейшей степени со мной не знакомым). И довольно быстро выяснил через
“Гугл”, что этот Венгервельд вроде бы уже почти 3 года сидит в тюрьме
— в московской “Матросской Тишине”, а какое-то время был и в
питерских “Крестах”, — по обвинению в соучастии в нападениях нацистов
на иностранцев и бездомных. Причём — не только в нападениях, но даже
и в нескольких убийствах… В ряде публикаций сказано, что он написал
уже сотни подобных доносов (в том числе, например, на участников
группы “Пусси Райт” Надежду Толоконникову и Марию Алёхину — о том,
что они, мол, планируют поднять бунт в колониях, где находятся в
заключении). Прилагаю несколько ссылок на соответствующие публикации:
http://newsland.com/news/detail/id/1122797/ ,
http://pn14.info/?p=130097&cpage=1 ,
http://www.fontanka.ru/2013/04/05/107/ ,
http://stringer-news.com/publication.mhtml?Part=48&PubID=19655 ,
http://histori221755.livejournal.com/15095.html ,
http://www.kp.ru/online/news/1274372/ ,
http://politclub.livejournal.com/7459700.html ,
http://adolfych.livejournal.com/2527950.html ,
http://www.lenizdat.ru/a0/ru/pm1/c-1109834-0.html .
Кстати, в одной из данных публикаций сказано, что этот Венгервельд
вроде бы подвергается в тюрьме разнообразному насилию, — так что,
видимо, вовсе не добровольно он пишет (или лишь подписывает) эти
бредовые доносы. Тем более — учитывая то, какую “репутацию” и какой,
так сказать, “статус” обычно получают в местах заключения любые
доносчики… По-моему, довольно очевидно, что массовое написание этих
заведомо ложных, похожих на бред сумасшедшего, доносов могут
организовывать в тюрьмах и лагерях лишь сами власти. Правда, смысл
этого театра абсурда мне что-то не совсем ясен, — неужто всё это
делается лишь для того, чтобы устроить мелкие пакости (вроде
необходимости периодически тратить по полчаса на объяснения с
очередными визитёрами-“правоохранителями”) тем, кто по каким-то
причинам неугоден российским властям..?
Кстати, в июне прошлого года на некоторых из воронежских
правозащитников и оппозиционеров уже поступал один аналогичный донос,
сфабрикованный в местах заключения, — причём, тоже в московской
“Матросской Тишине” (правда, подписанный не Венгервельдом, а неким
А.Воеводиным). В частности — на довольно известного в Воронеже
журналиста-правозащитника Ивана Кондратенко. Прилагаю пару ссылок на
его статью об этом (кстати, с довольно многочисленными комментариями
читателей) под названием “Нежданный привет из “Матросской Тишины””:
http://grani.ru/blogs/free/entries/198717.html ,
http://kondratenk.livejournal.com/63627.html ...""]
4. 4-го мая сего года нам кто-то позвонил и сказал моей сестре, что
завтра, мол, к нам должны придти из "Горгаза" для проверки нашего
газового оборудования. Меня при том звонке не было дома, но звонивший
почему-то особенно интересовался мной, и сказал, что ещё, мол,
перезвонит, чтобы поговорить об этом с "Дмитрием Георгиевичем" (т.е.
со мной, хотя по имени-отчеству меня почти никто и никогда не
называет). Вскоре он действительно перезвонил, застал меня дома, и
повторил примерно то же, что говорил и сестре, при этом неоднократно
интересовался, буду ли я дома при визите "газопроводчика". Я сказал,
что, скорее всего, буду. Однако, 5-го мая почему-то никто из "Горгаза
" к нам не пришёл, а 6-го пришёл какой-то неизвестный в поисках
некоего, условно говоря, "Иван Иваныча" или "Иван Петровича" (я не
запомнил точно). Уже тогда я заподозрил, что это власти проверяют,
открываю ли я двери незнакомым людям... Примерно через час или два
часа после этого визита в нашу дверь позвонили вновь, я на всякий
случай поставил её на цепочку и лишь приоткрыл сначала. За дверью
стоял лишь один человек, представившийся работником "Горгаза" и
поначалу не проявлявший совсем никакой агрессивности, в результате
чего я открыл ему дверь. После этого в неё вломились сразу четверо и
тут же принялись хватать меня за руки и пытаться куда-то тащить. Я,
естественно, стал, по возможности, сопротивляться (разумеется, безо
всякого "мордобития") и пытаться выяснить у них, кто они такие, и чего
им от меня надо. Они долго вообще ничего не отвечали, повторяя лишь,
что я, мол, должен куда-то поехать с ними, а затем -- в ответ на моё
требование предъявить документы -- сказали, что они, мол, являются
"психиатрической бригадой" и ничего мне предъявлять, мол, по закону не
обязаны. Я лёг на пол в прихожей и около получаса более-менее успешно
сопротивлялся им (нередко даже начинавшим меня душить руками и
какими-то верёвками) в их попытках выволочь меня на лестничную клетку.
Сестра тоже вступилась за меня и стала (разумеется, безуспешно) звать
на помощь соседей. Затем она вызвала полицию, однако прибывшие вскоре
"правоохранители" оказались полностью на стороне тех
бандитов-психиатров-"газовиков"; и общими усилиями они всё-таки
выволокли меня из квартиры (да ещё и связали руки за спиной), а затем
и дотащили меня до машины "скорой помощи"... Когда меня, наконец,
запихнули туда и повезли, то всю дорогу эти, прости Господи,
"медицинские работники" профессионально меня избивали -- по почкам и,
особенно, по голове (били с огромной силой каждый раз, когда я, лёжа
на полу машины со связанными сзади руками, пытался приподняться и
посмотреть в окно)... При этом ещё многократно повторяли, что, мол,
всех вас, либералов, вместе "с вашим Горбачёвым" надо, мол, то ли
повесить, то ли сжить со свету ещё каким-то подобным образом...
5. На суде 12-го мая полностью открылась безумно халтурная и
совершенно очевиднейшая инспирированность всего этого "дела" насчёт
моей, якобы "необходимой" ради моего же здоровья, принудительной
"госпитализации". Кстати, у меня ни с кем не было вообще ни малейшего
инцидента -- даже какого-нибудь сфабрикованного -- ни с соседями, ни с
кем-либо ещё, который мог бы хоть в какой-то степени свидетельствовать
о том, что моя так называемая болезнь ("вялотекущая шизофрения",
приписанная мне в 1982 г. за мой категорический отказ идти в рабство к
генералам, т.е. в советскую армию) якобы стала "обостряться" и
"прогрессировать"...
Насчёт формулировки решения суда я пока нашёл в Интернете, в
частности, данный текст с официального сайта правозащитной организации
"Международная Амнистия":
"...Согласно российскому законодательству никого нельзя задерживать на
срок более сорока восьми часов без судебного решения. Задержание
Дмитрия Воробьёвского на срок свыше сорока восьми часов, помимо
прочего, противоречит международными стандартам.
Слушания по делу активиста состоялись двенадцатого мая во второй
половине дня и продолжались три часа. По итогам слушаний сторона
обвинения заявила, что не усматривает оснований для принудительной
госпитализации Дмитрия Воробьёвского и поддержала решение о его
освобождении..."..."
1.
2.
sudenko в 4 ноября -- 'праздник' укрепления крепостного права
«Солдатские матери Санкт-Петербурга» направили в Минобороны запрос в связи с принуждением солдат-срочников к подписанию контрактов для отправки на восток Украины, заявила в эфире «Эха Москвы» председатель правозащитной организаци Элла Полякова. Ответа по поводу обращений родителей в «Солдатских матерях Санкт-Петербурга» пока не получали.
На крыльце райисполкома Снежного толкутся посетители — очередь из пожилых женщин и мам с детьми. Кто-то читает прилепленные у входа объявления: какие документы нужно собрать на получение пенсий от ДНР, детских пособий — дальше список, и в конце приписка на новом листе: «Помощь от ДНР временно прекращена, так как нет поставок». Голова очереди — уже внутри здания. На импровизированной проходной (стол с табуреткой) сидит немолодой ополченец с георгиевской ленточкой. Вокруг него шумят пенсионерки:
